Когда время штормит (СИ)

Глава 7

Почувствовав тепло от нежного тела девушки, Геннадий Давыдов инстинктивно прижал ее к себе несколько сильнее, чем следовало бы для того, чтобы просто исключить падение Насти. И тут внезапно ее губы оказались прямо напротив его губ. Стюардесса часто задышала, то ли от стресса, то ли от возбуждения. Но, понять это до конца Давыдову пока не удалось, потому что в тот самый момент Дворжецкий заголосил пуще прежнего.

— Ааааа! Мать моя женщина! Как больно! Помогите кто-нибудь, чтоб вас всех! — орал Борис благим матом.

И Давыдов решительно отстранил от себя Анастасию, немедленно кинувшись к своему боссу.

Стюардесса же поднялась в верхний салон-бар по трапу, который находился прямо рядом с каютой Дворжецкого, позвав оттуда на помощь бармена Петю, а потом побежала звать судового врача Валентина Андреевича Квасницкого, который занимал самую маленькую из кают верхней пассажирской палубы, находящуюся ближе всего к корме. Квасницкий был не просто врачом, формально числящимся членом экипажа, а целым доктором наук и профессором, светилом кардиологии и другом самого Дворжецкого-старшего, которого этот доктор уже однажды спасал от инфаркта. И благодарный пациент определил его в качестве личного врача к себе на «Богиню», предоставив гостевую каюту.

Квасницкий с удовольствием согласился на такую должность, потому что уже все равно собирался уходить на пенсию со своей профессорской кафедры. А на комфортабельной яхте можно было отлично провести время, попутешествовав за чужой счет перед тем, как уйти на заслуженный отдых уже навсегда. И не только бесплатно можно было посмотреть просторы и курорты, а еще и с материальной пользой. Ведь на личный счет привилегированного судового врача, который делил палубу не с остальными членами экипажа, а с гостями владельца яхты, каждый месяц перечислялись неплохие суммы. Кардиолог предпенсионного возраста был одиноким вдовцом, готовым пожить на яхте не один год. Вот только, как выяснилось, в его помощи на судне нуждались довольно редко. Молодые люди из экипажа почти никогда не болели. А большинство сбоев, происходящих со здоровьем пассажиров, возникали на почве неумеренного употребления алкоголя или даже наркотиков.

Весь алкоголь в верхнем салоне-баре для тех, кто жил под ним в каютах жилой палубы, предназначенной для гостей хозяина яхты, был бесплатным. А вот у простых членов экипажа за выпивку не только высчитывали деньги из жалования, но и штрафовали каждый раз за появление выпившим на службе. Вот только к Квасницкому, как к другу владельца яхты, все это не относилось. Он мог пить и есть на борту сколько хотел, не отличаясь в этом плане от других привилегированных пассажиров. Потому, наверное, доктор и пристрастился к выпивке, не зная меры.

Настя отчаянно стучала в каюту Валентина Андреевича несколько раз и звала его. Только все без толку. Она уже хотела идти за запасным ключом от каюты, но, он не понадобился. Когда стюардесса совсем отчаялась достучаться, решив напоследок, на всякий случай, дернуть дверную ручку каюты вниз посильнее, дверь неожиданно открылась. Электронный замок был обесточен. И, если не закрывать защелку изнутри, как это сделал Борис Дворжецкий, или специально не запирать дверь снаружи дополнительно на ключ, то, при отсутствии электричества, замок сам собой открывался, что и позволило Анастасии попасть в одноместную каюту врача. Вот только судовой доктор находился в состоянии глубокого сна после тяжелого опьянения. А все попытки разбудить его приводили лишь к тому, что пожилой мужчина, не желая просыпаться, что-то бормотал во сне и переворачивался на другой бок, отмахиваясь от Насти, как от назойливой мухи.

Внезапно с трапа прямо перед гостями яхты спустилась фигуристая длинноногая девица в очень короткой юбке, казавшаяся растерянной и запыхавшейся. Отчего советские моряки сразу же оцепенели, застыв на месте и уставившись на красотку.

— Что случилось, Настя? — поинтересовался у нее Тимур.

И она ответила срывающимся голосом:

— С Дворжецким беда, нужен врач, а наш Андреич пьяный в своей каюте валяется и даже встать с кровати не может!

— Вот черт! Говорил же я всем, что пьянство Андреича в трудной ситуации боком выйдет. Так и получилось! И где теперь взять врача? — воскликнул помощник капитана яхты.

— Не волнуйтесь, я врач, — встрял Ефремов. И добавил:

— Покажите мне пациента. И я постараюсь ему помочь.

Красивая стройная девушка, которую звали Настей, скользнула взглядом своих выразительных глаз с длинными ресницами по долговязой фигуре молодого мужчины в темно-синей морской робе, держащего в руке старинный угловатый коричневый саквояж, подобный которому, наверное, принадлежал еще какому-нибудь доктору Ватсону, практикующему в конце девятнадцатого века. Остановив взгляд на этом чудном антикварном аксессуаре, она проговорила:

— Тогда поднимайтесь за мной.

И Ефремов двинулся следом за красавицей, наблюдая снизу трапа прямо перед собой ее длинные гладкие ноги без единой волосинки, отчего даже покраснел. Ведь он никогда в жизни до этого таких замечательных женских ног не наблюдал, да еще и прямо перед своими глазами.

Спустившись в машинное отделение яхты, расположенное под жилой палубой экипажа, советские моряки, первым делом, поразились чистоте. И им поначалу даже показалось, что их привели не в настоящее машинное отделение, а к какому-то выставочному стенду, сделанному капиталистами исключительно ради показухи. Настолько все оборудование имело аккуратные чистые кожухи и воздуховоды, а трубопроводы были сделаны из блестящей нержавейки. Даже при свете тусклых лампочек аварийного освещения было видно, что помещения с механизмами сверкали белизной, словно больничные палаты, потому что все в машинном отделении: и кожухи машин, и переборки, и палубы, было выкрашено в белый цвет. Все здесь казалось необычным. Даже пульт управления двигательной установкой отличался непонятными блоками маленьких разноцветных кнопочек и экранчиками неизвестного назначения при полном отсутствии привычных тумблеров, ручек переключателей и стрелочных индикаторов.

В котельном отделении Тимур Рашидов показал гостям яхты четыре котла с системами предварительной подготовки воды, в турбинном располагались два турбинно-зубчатых агрегата вместе с турбогенераторами, а запасные дизеля находились в отдельном отсеке ближе к корме. Один запасной дизельный генератор стоял перед румпельным отсеком рядом с рулевыми механизмами, а второй оказался в небольшом помещении прямо под палубой бака недалеко от электрической машины брашпиля. И нигде не было видно никаких потеков ни машинного масла, ни мазута, а под ногами всюду лежали рифленые металлические листы, вымытые до блеска. Да и доступ к механизмам был сделан продуманно и отличался удобством. Повсюду на оборудовании виднелись блестящие шильдики с японскими иероглифами, прочитать которые мог лишь знаток японского языка.

— Что здесь за техника такая? Все чисто, как в аптеке. Никогда ничего подобного не видел, — бормотал моторист-сверхсрочник Рубен Айвазян, которому довелось послужить в ремонтной базе флота и поработать с разными корабельными внутренностями до того, как он попал в экипаж «Вызывающего».

Машинная команда яхты занималась тем, что сняла кожухи не с самих механических агрегатов, а лишь с мест, где к этим агрегатам подходили жгуты проводов, проходя сквозь непонятные коробки с электронными платами. При этом, двое каких-то достаточно молодых парней ковырялись с этими блоками, проверяя их методом прозвона неизвестными хитроумными приборчиками, отдаленно похожими наличием клавиатуры с буквами и цифрами на пишущие машинки, оснащенные чем-то вроде телевизионных экранов, но совершенно плоскими. И немолодой электрик с эсминца Вадим Михалевич, который тоже имел большой опыт работы и на кораблях, и на берегу, сразу обратил внимание и на эти самые устройства для тестирования, и на сами электронные платы с невероятно мелким и плотным монтажом миниатюрных радиодеталей, проговорив:

— Ничего подобного никогда не видел.

— Неудивительно, что не видели. Эта яхта построена всего два года назад на японской верфи Хикири Боззо, она в своем роде уникальная, одна такая по этому проекту, — объяснил Тимур с какой-то непонятной гордостью в голосе, как будто это он сам строил корабль вместо японцев.

А лейтенант Виктор Смирнов про себя сразу отметил, что японцы, похоже, удивительным образом продвинулись после войны в технологиях электронных компонентов, да и вообще во всем, что касается судостроения. «Настолько у японцев все аккуратно обустроено в машинном хозяйстве, что даже плохо верится, что не специальная показуха это, не декорации какие-нибудь, а настоящее оборудование. Нам до такого уровня условий труда машинных команд дальше, чем до Луны. И когда они только успели до такой степени развить технологии? Но, чем черт не шутит? Кто их знает, этих япошек? Вон какие линкоры громадные они сумели построить в войну. Один „Ямато“ чего стоил! Мы вот всем Советским Союзом не сумели построить ни один подобный корабль. Так почему бы японцам теперь для богачей яхты, вроде этой, не выпускать? Вот только доложить об этом их техническом прогрессе обязательно нужно наверх. И хорошо бы отсюда прихватить с собой какую-нибудь японскую электронную плату в качестве доказательства», — рассуждал лейтенант про себя.

В это время старший моторист Рубен Айвазян, косясь на необычные приборы и оборудование, заспорил со специалистами, ковыряющимися в электронике:

— Вот вы говорите, что положение у яхты критическое, а сами мер никаких толком и не предпринимаете, чтобы хотя бы дизель-генераторы запустить, как я посмотрю.

Ему ответил Коля Ферзев:

— Так мы уже пробовали, но, ничего не выходит. Аккумуляторные батареи стартеров внезапно разрядились, думаем, что по причине мощного электромагнитного импульса, который накрыл нас. И мы решили, что проще будет, наверное, сразу запустить хотя бы один из ходовых дизелей. Сейчас вот все ограничения, выставленные электроникой, уберем, датчики все лишние открутим и вручную попробуем запустить прокруткой коленвала.

— И чем будете прокручивать? Сжатым воздухом? — поинтересовался Айвазян.

— Нет. У японцев запуск сжатым воздухом не предусмотрен. Все только на электрике и электронике построено, — объяснил Ферзев.

Айвазян протянул:

— Да уж, япошки те еще умники. Все у них прилизано с виду, а вот простой баллон со сжатым воздухом для аварийного запуска пожалели поставить. Схалтурили, черти. Ну, тогда и пытаться не стоит сейчас ваш двигатель дизельный запускать. Вручную вал не сумеете крутануть так, чтобы завелся. Слишком тяжелый он у такого большого дизеля. Измучаетесь только. Я бы все-таки на вашем месте с запасных дизель-генераторов восстановление начинал. И сперва с самого маленького, чтобы полегче запускать было.

К удивлению Айвазяна, яхтенные специалисты не стали возражать, а прислушались к его словам, согласившись с предложением начать реанимацию силовой установки яхты поэтапно с малого. Они вместе с советскими моряками прошли к носовому дизель-генератору и внимательно осмотрели его еще раз, проверив масло, систему охлаждения и наличие топлива. Вот только электронный клапан в обесточенном положении, как оказалось, блокировал топливную подачу. В этом и была причина, почему яхтенные не смогли запустить дизельный генератор сразу при самой серьезной качке. А теперь, когда качка уже значительно уменьшилась, и этот клапан сняли, соединив схему топливного питания напрямую, все получилось. Разомкнули автомат главной цепи, удалили из системы воздух, и, раскрутив вал небольшого дизеля вручную, с помощью кривой рукоятки, запустили все-таки самый маленький резервный дизель-генератор. Электричество на борту яхты появилось, а это уже давало надежду, что и дальнейшее восстановление работоспособности силовой установки «Богини» пройдет успешно.

Неожиданным пациентом Ефремова оказался лысоватый полный мужчина небольшого роста лет сорока. Когда Дмитрий следом за Настей пришел в каюту, этого человека как раз поднимали с пола двое здоровяков. Один из них выглядел старше сорока, другой, наверное, еще не дожил до тридцати. Тот, который постарше, похоже, являлся начальником, а другой — его подчиненным, потому что беспрекословно выполнял все команды. Вдвоем они подняли полного мужчину с пола, положив его поперек огромной кровати лицом вниз.

Все ноги несчастного оказались изрезаны. Причинами многочисленных порезов стали куски стекол, разбросанные по полу каюты. Положение усугублялось тем, что пациент оказался нетрезвым. А по пьяному делу он, наступив на острые осколки и поскользнувшись, еще и упал на эти стекла всем своим весом, порезав себе ягодицы, спину, локти и даже ладони, которыми пытался не то смягчить падение, не то опереться, чтобы подняться самостоятельно.

— Ничего, голубчик, держитесь. Сейчас я осторожно извлеку осколки стекол пинцетом, обработаю ваши раны зеленкой, где надо наложу швы, сделаю вам противостолбнячный укол, и все заживет, — приговаривал Ефремов, доставая пинцетом кусочки стекол из ран при свете яркого электрического фонарика, которым подсвечивал врачу главный из здоровяков, представившийся Геннадием.

Если специалисты-электрики, мотористы, механик и даже доктор сразу нашли себе полезное применение в спасательной операции, то матросы Павел Лагутенко, Лев Глебов и Петр Миронов, которых записали в аварийную партию в качестве резерва и обладателей физической силы на случай, если придется тянуть концы при проведении буксировки, маялись бездельем. Быстро поняв, что в машинном отделении им делать нечего и воспользовавшись тем, что все остальные участники аварийной партии оказались заняты, они втроем вернулись на главную палубу «Богини», где Миронов, проходя мимо в сторону машинного, присмотрел какие-то напитки в прозрачных упаковках, стоящие возле красивой загородки прямо на палубе.

А загородка эта оказалась самой настоящей барной стойкой, сделанной из красного дерева. Да еще и была она отделана гнутыми позолоченными трубами по контуру, а в качестве украшения напротив нее, повыше полок из толстого стекла, где, по всей видимости, должны находиться бутылки, висел настоящий корабельный штурвал. Бар был закрыт, но вдоль стойки стояли шесть высоких табуретов с бежевыми мягкими круглыми сидениями на золоченых ножках и с удобными подставками для ног. И все эти табуреты были прочно прикручены к палубе. Так, что можно было и в шторм не опасаться сверзиться с них. И вот к этим высоким табуретам Петя Миронов и привел товарищей.

— Да ты, брат, глазастый. А я вот только сейчас заметил, что тут и выпивка есть у буржуев! — радостно воскликнул Лагутенко, доставая и поднимая наверх ту самую упаковку в прозрачной пленке, которая привлекла внимание Миронова.

— О, да ты погляди, тут написано по-английски: «Ром»! — воскликнул Глебов.

— Так давайте, что ли, обмоем это дело, раз мы благополучно добрались до буржуйской яхты? — предложил Миронов.

— Да, есть, что отмечать. Запросто могли бы и потонуть. Вы видели, какие были волны? Я в такие на катере никогда в жизни не ходил. Так что предложение поддерживаю, — сказал Глебов.

— А у меня поджилки аж тряслись, когда спускали нас вместе с этим катером на воду вдоль борта эсминца. Так страшно было, — признался Лагутенко.

— Ну, тогда все, распечатываем тару, раз нас хозяева сами угостить не догадываются, — проговорил Миронов, пытаясь разорвать необычную полупрозрачную упаковку, под которой красовались бутылки с золотистым ромом.