Глава четырнадцатая

Следующие два месяца я проживала точно в аду. Короткие встречи в библиотеке бередили рану больше, чем дни, когда мы не виделись. Шандор старался держаться на расстоянии. Весь алкоголь вышел, его воздействие закончилось. Включилось правило номер один. День госэкзамена казался нереальным, словно эпизод из любовного романа. Герой сошел со страниц книги и снова вернулся в произведение.

Шандор помогал мне с анализом и выводами по моей дипломной работе, но иных тем мы не касались. Словно нас связывала только учеба. Говорить о любви не имело смысла, здесь в любом случае тупик. Я понимала – это конец, скоро он уедет и мне останутся только воспоминания. На сердце становилось тяжелее, словно приближался конец света.

Учиться жить без него. Никак не могла запустить это правило. Без помощи Шандора дипломную не написать, а завалить ее совсем уж глупо. В дни, когда не виделись, занималась самостоятельно. Перепечатывала материал на компьютере, формировала объем. Но все равно Шандор незримо присутствовал рядом. Порой казалось, что схожу с ума – как будто бы слышала его голос.

Родители волновались за меня. Я похудела и осунулась. Мало ела. Мало спала. Они боялись, что дипломная работа добьет меня, переживали, что начнутся головные боли и вернутся кошмары. Но болело только сердце.

В один из дней, после бессонной ночи, мою бледность заметил Шандор. Он встревожился и спросил, все ли у меня хорошо, не болит ли что-нибудь. Я сослалась на усталость и нервное перенапряжение. После этого он сказал, что будет отсутствовать в городе пару дней, просил, чтобы я его не теряла. У меня не было сил даже подумать, куда он собрался. Подсознательно я решила, что это как-то связано с его дипломной работой.

Мы часто встречались с Леной в стенах библиотеки. Шандор помогал и ей с написанием ее работы. Он практически сделал весь подбор материала за нее, указав нужные главы, которые она частично переписывала вручную, частично сканировала на ксероксе. Так как компьютера у нее не было, я предложила ей свой, и какую-то часть времени она проводила у меня дома, набивая текст дипломной работы по тем источникам, которые она брала в библиотеке. Шандор также помог ей сделать анализ и выводы по ее работе. Кроме этого, он сам распечатал на принтере на кафедре истории ее работу, и даже лично доставил Лене ее домой. Я с ним не ходила.

В эти же дни я решила поговорить с отцом. Возможно, у него есть психолог (или мне нужен психиатр?), который поможет справиться с ситуацией. Отец глубоко проникся моими переживаниями и обещал найти нужного специалиста. Он сделал это достаточно быстро, еще до защиты.

Ею оказалась тридцатилетняя женщина Кира Максимовна. Строгая, лаконичная, высокая и тонкая как спица. Рассказав ей мою историю любви, женщина посоветовала несколько способов избавления от стресса и эмоционального перенапряжение. Первый – заняться спортом и медитацией. Физическая нагрузка помогает получить эмоциональное расслабление, а медитация – расслабить мышцы и достичь покоя мыслей и чувств. Второй способ – найти увлечение по душе, окунуться в творчество, которое заставит перенаправить мысли о любимом на объект своего занятия. Эдакая психологическая разгрузка. Третий способ – коммуникация, встреча с друзьями и близкими людьми, совместные походы, прогулки. Не бояться знакомиться с другими мужчинами, возможно, кто-то из них вытеснит любимого из сердца. Не держать эмоции при себе. Обязательно их выплескивать, скрытые переживания и чувства съедают изнутри, приводят к депрессиям, способствуют разным заболеваниям.

Я купила книжки по медитации, стала бегать по утрам. Для этого использовала стадион школьного двора. Это, правда, взбадривало. Просыпался аппетит, мысли приходили в порядок. Продолжала посещать гончарную мастерскую. Техника становилась лучше, работы качественнее. За занятием находила успокоение, мобилизовалась к защите дипломной работы. Часто применяла дыхательную гимнастику.

В момент, когда настигла наибольшей гармонии с самой собой, я сходила в гости к Юле. Мы поговорили с ней по душам, как не делали уже долгое время. Я призналась, что влюбилась в Шандора, рассказала ей о диалоге с ним в лекционном зале, и просила ее не держать на него обиду. Шандор не виноват, что так вышло. И я не жалею, что инициировала нашу с ним дружбу. Этот год был лучшим годом в моей жизни, и я бы многое отдала, чтобы прожить его заново.

Я держалась стойко и даже не проронила ни одной слезинки. Я не хотела, чтобы Юля меня жалела, вместо этого просила не оставлять меня, когда Шандор уедет, и помочь пережить это нелегкое время, организовав какое-нибудь увлекательное мероприятие, в котором обязательно приму участие. Об этом Юлю дважды просить не пришлось. Она сразу придумала поход на Каверзинские водопады, который я однажды пропустила, и набросала предварительный список тех, кого надо обзвонить и пригласить в это турне.

О, да, я правильно сделала, что открылась Юле. Она без сомнения наполнит мою жизнь новыми впечатлениями и поможет не впасть в уныние, а именно это мне и требуется.

Мы пришли с Шандором в библиотеку в последний раз, и невольно на меня нахлынули воспоминания, как все начиналось. Именно здесь, в этом читальном зале, он впервые подошел ко мне и заговорил. С тех пор здесь ничего не изменилось. Даже библиотекарь у стойки работала та же. Только небо за окном выглядело приветливее, чем в тот далекий день.

Думал ли он о том дне? Не жалел ли, что тогда не ушел из библиотеки вместо того, чтобы обратиться ко мне с просьбой дать ему ручку? Ведь однажды он уже выразил сожаление, что пришел ко мне на день рождение в больницу и подарил надежду на ответные чувства, вместо того, чтоб уехать и позволить проникнуться к нему презрением и неприязнью. Вероятно, только я ни о чем не сожалению и готова пройти через муку снова, ему было бы гораздо легче жить, если бы он никогда не узнал этого обжигающего грудь чувства или узнал его с кем-нибудь позже, возможно со своей женой.

Мы быстро сделали последние наброски к своим дипломным работам и собрались на выход. Я с тоской окинула на прощание читальный зал, понимая, что больше сюда не вернусь, и вышла вслед за Шандором.

Через три дня нам предстояла защита дипломной работы, а через одиннадцать дней он уедет и, судя по его настрою, мы больше никогда не увидимся. Но я гнала эти мысли. Я не хотела думать об этом, как о конце. Не может быть, чтобы все закончилось, не успев начаться. Мы встретимся, мы обязательно встретимся. И эта надежда будет согревать меня одинокими тоскливыми вечерами.

Мы с Шандором не прошли от библиотеки и ста метров, как к нам подбежали два ребенка с небольшой коробкой на руках. Это были мальчик лет девяти и девочка приблизительно двумя годами его младше. Дети были светловолосыми с голубыми глазами, обрамленными светлыми ресницами, у обоих на щеках проглядывали мелкие веснушки. Они были очень похожи, и я предположила, что это брат с сестрой.

– Тетенька, дяденька, – обратился мальчик к нам, – возьмите у нас котенка. Он последний, уже двоих забрали, а этого никто не берет. Мы домой хотим, есть хотим, а мама сказала с котятами не возвращаться. Возьмите последнего. Пожалуйста.

Мальчик открыл коробку и оттуда на нас устремил прищуренный взгляд маленький котенок не больше месяца от роду. Он раскрыл свой ротик и запищал. Он был белого окраса с черными и рыжими пятнами по всему телу, с яркими голубыми глазами и коротким черным хвостиком. Мордочка у него была полностью белая, заостренная, одно ухо черное, второе рыжее, и, глядя на него, стало ясно, почему его никто не хотел брать. Он не отличался миловидностью, и скорее его можно было бы охарактеризовать, как «страшненький».

– Это девочка или мальчик? – спросила я.

– Мальчик. У него очень умная мама-кошка, и папа очень мудрый кот. Он не будет драть у вас обои и мебель, и к лотку быстро приучится. Возьмите, пожалуйста, вы не пожалеете.

Я посмотрела на Шандора, ища в нем поддержку. Конечно, он не мог взять котенка к себе, но я надеялась, что он придет мне на выручку и как-нибудь перенаправит ребят на другого человека. Слобода улыбался и не спешил прийти мне на помощь. Мальчик вытащил котенка из коробки, отдал ее сестре, а самого котенка сунул мне в руку.

– Смотрите, какой он хорошенький. Вы ему понравились.

Мне стало смешно. Котенок не подавал признаков симпатии ко мне, крича во все горло, впившись когтями в мою ладонь. И уж точно не претендовал на звание «хорошенький». Я погладила малыша второй рукой, но страха от этого в нем не поубавилось. Он дрожал и опасливо подгибал ушки.

– Я не могу его взять, моя мама будет против.

– Но вы ведь большая, – гнул свое мальчик, – вы можете сами за ним ухаживать. А нам мама не разрешает его оставить, потому что мы маленькие и не умеем заботиться о животных. Возьмите, он будет хорошим котом. Вот увидите.

– Сколько вы за него хотите? – Вступил в диалог Шандор.

– Сколько дадите, мы не ради денег. Мама хотела котят утопить, но мы не позволили, обещали, что всех раздадим.

Шандор полез в свой портфель и вынул оттуда двадцать рублей, протянул мальчику.

– Вот возьмите. Только отдайте нам коробку, пожалуйста.

Мальчик взял деньги, его сестра передала нам коробку, они широко улыбнулись и быстро убежали. Видимо, пока мы не передумали. Я недоуменно смотрела на Шандора.

– И что теперь прикажешь мне с ним делать?

Шандор сдержанно посмеялся.

– Возьмешь его домой. Это мой подарок тебе.

– Шандор! Так нечестно. Мама выгонит меня с ним из дома.

– Он не пушистый, думаю, проблем с шерстью не будет. И ты слышала, что сказал мальчик? У него умные родители, он не доставит хлопот своим хозяевам.

– Чтобы сбыть котенка с рук они могли сказать, что угодно. Даже то, что его предки царских кровей. Не удивлюсь, если это еще и кошка окажется.

Шандор забрал у меня котенка, продолжающего истошно орать, и посадил в коробку.

– Лизавета, посмотри, какой он миленький, какой маленький и одинокий. Тебе его не жалко?

– Да уж, само очарование.

– Это мой подарок. А дареному коню в зубы не смотрят.

Шандор изобразил обиду на лице, и я не выдержала и засмеялась.

– Шандор, как ты мог так меня подставить?

– Я думаю, – сказал он, – ты договоришься с мамой. Мальчик был прав, ты взрослая девочка и можешь сама за ним ухаживать.

Шандор предложил помочь мне довезти котенка до дома, зайти в зоомагазин и купить все необходимое. Когда мы ехали в троллейбусе (нам посчастливилось занять свободные места), Слобода спросил, как я его назову.

– А ему нельзя быть просто Котом?

– Нет, ему нужно имя.

– Тогда пусть будет… Ша́нди.

– Шанди? – удивился Слобода.

– Да, даже если это окажется девочка, то хотя бы имя менять не придется. Оно хорошо звучит для обоих полов.

– Шанди, – глядя на котенка, сидящего в коробке у меня на руках, сказал Слобода. – Еще одна забавная интерпретация моего имени.

– Еще одна? Что ты имеешь в виду?

– То, что у цыган много имен, и ты придумала еще одно.

Шандор протянул руку к котенку и погладил его по голове. Тот уже немного успокоился и лишь изредка подавал голос.

– Жаль, – сказала я с грустью, – что ты не увидишь, как он вырастет.

– Я думаю, он станет умным котом. Пусть у него и не сильно симпатичная мордашка, но зато посмотри, сколько интеллекта в его глазах. И кроме того, он практически мой тезка. Вот увидишь, ты его полюбишь.

В этих словах был двойной смысл, и Шандор не сразу сообразил, что сказал лишнее.

– О, не сомневайся, – немного резко сказала я. – Он будет любовью всей моей жизни.

Я отвернулась к окну и замолчала. Мне и этих последних слов не стоило говорить, но я как обычно не сдержалась.

Когда я пришла домой с котенком в коробке, с пакетом, в котором находились лоток, молоко, миска и небольшая когтеточка, мама воззрилась на меня с удивлением. Она еще не видела содержимого коробки, но уже слышала его звуки. Она вытерла руки о полотенце, которое находилось на ее плече, и удивленно воскликнула:

– Лиза! Кого ты принесла!

– Мама, это котенок. Теперь он будет жить с нами.

– Где ты его взяла?

– Дети на улице отдали.

– Ты сошла с ума?! Я тебе сколько раз говорила, что в моем доме не будет животных. Тем более кошек.

– Это и мой дом тоже, мама.

Я разулась и опустила коробку на пол. Вынула котенка из коробки и опустила на пол.

– Знакомься, мама, это Шанди.

– Кто?

– Его зовут Шанди. Наверное, это кот. Я не умею определять пол. Но нам… мне сказали, что это мальчик.

– Что за странное имя?

– Коты хорошо реагируют на шипящие буквы в имени, думаю, оно подходящее.

Я взяла лоток и отнесла его в туалет. Котенок неуверенно побежал за мной, издавая по пути знакомые звуки. Наверное, он хотел есть. Неизвестно, сколько дети ходили с ним по улице, он мог проголодаться. Молоко и миску я отнесла на кухню и, вымыв посудку, налила в нее белую жидкость из бутылки. Я поставила миску под окном и позвала котенка поесть. Так как он неотступно следовал за мной, то быстро сообразил, что я зову именно его. Он подбежал к миске и стал неумело лакать из нее молоко.

– Господи, Лиза, ты как маленький ребенок! Зачем нам кот? Он испортит нам всю мебель. А шторы? Я только купила новые в зал.

– Мама, все будет хорошо.

– Ну, смотри, начнет драть мебель, я выброшу его к чертовой матери.

– Я поняла, мама, этого не будет.

Так в нашем доме появилось первое животное. Через два дня он совсем освоился, приучился к лотку и, едва попробовав оставить свои когти на диване, как был направлен к когтеточке, и быстро смекнул, что только на ней нужно проявлять свои природные инстинкты. Вероятно, мальчик не солгал, и у этого котенка действительно умные родители. Отцу он тоже пришелся по душе, хоть и признался, что на мордашку страшноват. Но это был подарок Шандора, и поэтому определило мое отношение к нему. «Вот увидишь, ты его полюбишь». И я его полюбила.

Наступил день защиты дипломной работы. Шандор первый, я вторая. Оба защитились на пять. Как ни странно, я вышла из аудитории с ощущением, что это оказалось легче, чем сдать госэкзамен. С трудом верилось, что все позади. Мы выпускники.

Лена защитила диплом на четыре, и заслуга в этом преимущественно Шандора. Она радовалась своему успеху и не переставала повторять, как удачно наболтала всякой ерунды на дополнительные вопросы под скучающие лица преподавателей, которые «вообще ее не слушали», но почему тогда поставили ей четыре, ответить затруднилась.

Лена просила ее дождаться, и вместе со мной ее ждал и Шандор. Когда она вышла из аудитории и поделилась историей своей защиты, я напомнила ей о причине своего ожидания. Она отвела меня в сторону и заговорила:

– Лиза, у тебя бабушка до сих пор живет в Витязево?

– Да.

– Могу я у нее остановиться на какое-то время? Может быть на месяц, может, на неделю, как получится.

– В каком смысле? Ты хочешь отдохнуть на море?

– Не совсем. Я хочу поработать там на сезон. Мне надо где-то жить, а денег, чтобы снимать хату, у меня нет. И пока я не найду работу и не определюсь с жильем, я подумала, что ты бы могла поговорить с бабушкой, и она бы пристроила меня к себе. У нее же есть комнаты, которые она не сдает? Я, к сожалению, не могу ей платить. Но это временно. Мне нужен только ночлег.

– Что за работа?

– Не знаю. Может быть, устроюсь официанткой в какой-нибудь хороший ресторан, или в ночной клуб. Там же есть такие заведения? Или может быть горничной в дорогую гостиницу.

– Официанткой? Горничной? С дипломом?

– Я тебе говорила, мне не нужен этот дурацкий диплом. Это не мое.

– А работа официантки – это твое?

– Эта работа только для того, чтобы найти какого-нибудь богатого мужика. Я понимаю, что Витязево и Анапа – это не те курорты, куда едут самые богатые мужики страны, но все равно, туда едут, чтобы сорить деньгами. Если мне повезет устроиться в хороший отель или ресторан, я своего не упущу.

– Лена, зачем тебе это?

– Я хочу жить нормально, на широкую ногу. Я не буду работать за гроши, как мать. Я найду себе богатого мужика, пусть даже женатого – все равно, и буду его ублажать. Ты не находишь, что я теперь выгодная партия для любого женатика? Никаких рисков с детьми, никаких алиментов – красота!

Я слушала Лену и приходила в ужас. Хотя за это время могла бы и привыкнуть к ее взглядам на жизнь. Она не сожалела о своей глупости, сделавшей ее бездетной, а наоборот, находила в этом преимущества. Она планировала торговать своим телом, как проститутка, и называла это нормальной жизнью. И более того, она просила меня поспособствовать ей в этом, договориться о временном приюте, пока она находится в поисках богача.

– Что твоя мама думает о твоих планах?

– Она быстро осознает, в каком выгодном положении окажется. Ей не надо будет работать на двух работах. Я буду сама себя обеспечивать.

– Ты с ней это не обсуждала…

– Зачем? Меньше знает, лучше спит. Пусть думает, что я работаю в туристической сфере. Так ты поможешь мне?

– Почему бы тебе действительно не попробовать себя в туристической сфере? У тебя подходящее для этого образование.

– Господи, какая же ты зануда! И что они в тебе все находят? Красивая мордашка, да и только.

– Для человека, который просит о помощи, ты ведешь себя дерзко.

– То есть ты мне не поможешь?

Я не понимала, почему должна ей помогать. Мы и так вместе с Шандором сделали для нее больше, чем она того заслуживала. Но что-то заставило меня уступить ей, словно я все еще чувствовала какую-то вину перед ней.

– Ты обещаешь, что не будешь водить мужиков в дом к бабушке?

– О, за это не переживай.

– Я позвоню ей и спрошу. Но если она откажется, тебе придется искать другие пути решения.

– О, спасибо, Лизок. Я знала, что на тебя можно рассчитывать.

Она кинулась меня обнимать.

– Я еще ничем не помогла.

– Я верю, что твоя бабуля мне не откажет. Если она такая же милая, как ты. Когда ты скажешь мне ответ?

Ее лицо озарилось радостью, словно я оказала ей огромную услугу, от которой зависела ее жизнь.

– На вручении дипломов.

– Отлично, тогда до встречи через неделю.

И она, отправив Шандору, стоявшему поодаль, воздушный поцелуй, удалилась. Я не хотела думать, что скрывал за собой этот жест, потому что, зная Лену, допускала, что никакой подоплеки в нем быть не могло.

Мы поехали с Шандором в парк Горького. На аттракционах кататься мы не планировали, просто хотели погулять по его аллеям, наслаждаясь хорошей погодой и полной свободой от учебы. Шандор поинтересовался, как дела у Шанди, как его приняла моя мама. Я рассказала ему об успехах котенка и признала тот факт, что Шанди оказался довольно умным и сообразительным котом.

В первую ночь я взяла его к себе в комнату и постелила ему маленькую подушечку под батареей. И хоть в летнее время она не грела, я знала, как кошки любят это место в отопительный сезон. Хотела сразу приучить его к этому месту. Шанди сел на подушку, и молчаливо наблюдал, как я укладываюсь спать. Но сам не ложился. Взгляд, которым он на меня смотрел, был таким проникновенным и жалостным, что я не вытерпела и постучала по своей кровати, призывая котенка приблизиться к себе. Он тут же подбежал ко мне, и я подняла его в свою постель. Он устроился на подушке, прямо на моих волосах, и, свернувшись клубком, уснул. Уже на следующую ночь он сразу подбежал к моей кровати и ждал, что я возьму его к себе. Так я поняла, что отныне и во веки веков он будет спать только со мной. И не где-нибудь, а на моей подушке.

Шандора рассмешила эта история, и он в который раз повторил, что не сомневался, мы с Шанди быстро поладим. Мама тоже приняла кота, хоть и корчила гримасу, глядя на его мордочку. Она вставала раньше всех, и Шанди, заслышав ее шаги, спешил на кухню, чтобы потереться о ее ноги и выпросить молока. После этого он возвращался ко мне в комнату и начинал умываться. Разумеется, сидя на моей подушке. А, закончив с умыванием, Шанди тыкался мне в лицо мокрым носом и мурчал так, что я просыпалась окончательно.

– Тебе и будильника не надо.

– О да. Зря я поддалась на его провокационный взгляд и взяла в свою кровать. Теперь он чувствует себя моим хозяином.

– Вот поэтому мой отец и не позволил нам оставить Пирата в своем доме.

Упоминание о его отце мгновенно испортило мне настроение. Я винила его в том, что происходило между нами с Шандором, и не могла простить ему предстоящей разлуки.

– Шандор, ты будешь мне звонить? Наверняка где-то есть телефон, откуда можно позвонить? В школе, например.

– Мы уже это обсуждали.

– Но хотя бы раз в год. На день рождения, например, или на Новый год.

– Посмотрим. Ничего не обещаю.

Мы вышли из автобуса, и я взяла Шандора под руку. По пути нам встретился ларек с мороженым, и Слобода предложил его купить.

– А давай, – согласилась я. – Все же веселее, чем идти с кислыми минами.

Когда мы добрались до парка, мороженое закончилось, и я вспомнила о фотографиях с госэкзамена, которые лежали в моей сумочке. Их принес Денис. Я предложила сесть на лавочке и посмотреть их. Денис сказал, что некоторые в двойном экземпляре, распечатал специально для нас. Мы нашли свободную лавку в тени деревьев между двумя фонтанами, расположенными напротив, и опустились на нее.

Та фотография, что интересовала меня в первую очередь, лежала наверху. Наш танец. Мы не успели улыбнуться, на лицах никаких эмоций – только блеск в моих глазах, но было в этом что-то естественное и непринужденное. Одна фотография уедет с Шандором домой. Я тихо радовалась, что у него останется память обо мне. Если он, конечно, не порвет ее, сев в поезд.

Остальные фотографии были групповыми и особой ценности не представляли. Шандор выбрал еще одну, но мне показалось, сделал это только для того, чтобы я не подумала, будто его интерес к фотографиям вызван лишь мною. Мы спрятали снимки в свои сумки, и на некоторое время установилась неловкая пауза. Я хотела предложить прогуляться, но Шандор первым подал голос:

– Могу я задать вопрос о том мальчике, которого ты назвала дураком?

Шандор откинулся на спинку лавочки и положил ногу на ногу. На его лице появилась едва заметная улыбка. Я тоже сдвинулась на лавке ближе к спинке и устремила взгляд на фонтан.

– Хочешь посрамить меня? – с усмешкой спросила я.

– Как раз наоборот.

– Спрашивай.

– Почему ты решила, что он был старше тебя?

– Он был выше меня на целую голову…

Наступила пауза, и мне пришлось посмотреть на Шандора, чтобы понять, чем она вызвана. Бровь Слободы изогнулась вверх. И я впервые подумала, как нелепо звучало такое объяснение. Ведь Шандор тоже был выше меня и даже больше, чем на целую голову. Но он мой ровесник. Я усмехнулась.

– Да, ты прав, глупая мысль. Но мне было семь лет, и я воспринимали всех, кто выше – старше меня. Марк, например, старше меня почти на два года и был в то время выше ростом на целую голову. Видимо, я решила так из-за него. Может быть, тот мальчик был моим ровесником. Он не знал, сколько ему лет, но тоже собирался в школу. Мне все эти годы даже не приходило в голову, что я ошибаюсь.

– Может быть, он был не настолько глуп, как ты вообразила.

– Скорее всего. Многие дети в семь лет еще не умеют ни читать, ни считать.

– Да, я, например, научился этому только в школе.

– Знаешь, я кое-что утаила о том мальчике, когда рассказывала вам о нем.

– Как любопытно, и что же?

– Он был цыганом. Помнишь, я в «Варенике» рассказывала тебе о цыганке, которая однажды мне в детстве гадала? Это был ее сын.

– Эта та, которая нагадала тебе здоровья и не смогла увидеть, будет ли Марк тебе мужем?

– Да, та самая.

Я хохотнула. Но вдруг улыбка сошла с моих уст. Я села на лавочке полубоком и лицом к Шандору.

– Откуда ты знаешь о Марке? Я не говорила тебе о том, что спрашивала у цыганки, поженимся ли мы с ним.

– Разве? – На его губах все также играла полуулыбка.

– Точно не говорила. Мы были едва знакомы, я боялась, ты решишь, что я легкомысленна, если скажу тебе всю правду. Откуда ты знаешь? Я никому об этом не рассказывала…

– Ты помнишь имя того мальчика?

– Нет. Мы с ним знакомились… Но я уже не помню.

– Юра́ш?

– Я не помню, Шандор. Может быть… – я осеклась. – Юраш? С чего ты взял?

И вдруг меня осенила догадка:

– Юраш от… Юры?

Внезапно в моей памяти всплыла фотография маленького Шандора, и я резко осознала, что тот мальчик из моего детства очень похож на двух мальчиков с фотографии, которую привозил для меня Шандор. Я не могла помнить лица того цыгана спустя столько лет, но четко представила на его месте Шандора.

– Нет, Шандор, это слишком невероятно, чтобы быть правдой, – тихо и недоверчиво произнесла я, мотая головой.

Но Слобода только шире улыбнулся, не обнажая зубов, и взял меня за руку.

– Это правда. Тем мальчиком был я.

Я продолжала трясти головой. Это невозможно… Так не бывает…

– Откуда имя Юраш?

– Однажды оно случайно сорвалось с уст моей мамы, когда она звала нас с братом обедать. Она крикнула: «Тамаш, Юраш, идите есть». И сама удивилась новому произношению моего имени. Но ей понравилось это необычное звучание. И после этого она стала называть меня именно так.

– Она до сих пор зовет тебя Юрашем?

– Нет. Так она звала меня, пока не появилось имя… мое цыганское имя.

Я опустила глаза на его руку, нежно сжимавшую мою кисть, и крепче стиснула ее.

– Шандор, так не бывает.

Он хмыкнул носом и, вернув губам полуулыбку, сказал:

– И, конечно, сейчас ты решишь, что это был знак.

– А разве нет?

– Это просто совпадение.

– Не слишком ли много совпадений в твоей жизни?

– Именно из-за твоей склонности верить в знаки я и не сказал тебе, когда с нами была Юля, что тот мальчик я.

– Почему признался сейчас?

– Потому что скоро я уеду, и возможно, мы больше никогда не встретимся. Я хотел, чтобы ты узнала, кем стал тот мальчик. И я нисколько не обижен на тебя за те слова, хоть они меня тогда и разозлили. Благодаря им я сейчас здесь.

– Я не верю, что эти слова могли так на тебя повлиять. Тебе было семь лет, как ты мог придать значения такому… оскорблению? Тебя до того дня не называли этим словом?

– Нет, не называли. Но дело даже не в этом. У нас в селе жил мальчик. Русский мальчик. Он был умственно отсталым, родился таким, и все называли его дурачком. Он был старше меня на год или два, но плохо разговаривал и часто беспричинно смеялся. Он хотел с нами общаться, а мы его сторонились. Потому что боялись. Взрослые говорили, что от такого дурачка можно ожидать чего угодно. Он мог помочиться среди улицы или показать взрослым свой голый зад. Его за это не ругали, но все относились к нему снисходительно и порой пренебрежительно. И когда ты назвала меня дураком, я вспомнил его и взбунтовался. Я подумал, разве я такой? Разве я дурак, как тот мальчик? И с того дня научиться читать и писать стало моим главным желанием… Я мечтал, что однажды встречу ту девчонку и докажу ей, что был ею незаслуженно оскорблен.

– Когда ты согласился отвести меня к своей маме, ты уже не выглядел обиженным на меня.

– Маме были нужны деньги, и я знал, что она принимает за свои услуги и украшения, и я позволил своему разуму взять верх над эмоциями.

– Разве это не положило конец твоей обиде на меня? Что заставило тебя снова на меня обозлиться?

– На прощание ты показала мне язык и покрутила у виска, это вновь задело меня, потому что на мое добро ты отплатила злом.

Я сердито нахмурилась.

– Это неправда! Я такого не помню.

– Зато помню я.

Неужели я, правда, себя так вела? Но к чему Шандору выдумывать?

– Боже, какое ребячество! Мне стыдно за свое поведение.

Я вновь попыталась вернуться воспоминаниями в тот день, но так и не смогла вспомнить того прощального момента, о котором рассказал Шандор.

– Когда ты узнал меня? В «Варенике»?

– Нет, раньше. Еще на первом курсе. Я увидел твою косу, и сразу вспомнил ту девочку. Я подумал, что сейчас она могла бы выглядеть как ты. Я не помнил ее лица, но мне казалось, ты на нее похожа. А когда я услышал твое имя, то утвердился в мысли, что это могла быть ты. В кафе я получил этому практически стопроцентное доказательство. Твой отец врач, а мать учительница. Для случайного совпадения слишком много факторов.

– Ты помнил о моих родителях все эти годы?

– О да, я должен был распознать тебя среди остальных. С детской наивностью я думал, что встречу тебя и докажу, что не дурак, что знаю не меньше тебя. Но понимал, что ты тоже не стояла в развитии на месте, и если еще до школы умела читать и считать, то наверняка была на шаг впереди, и это стимулировало меня к дальнейшему развитию. И те книги по истории, которые я взял у Глеба, должны были поднять меня на ступень выше. Мне кажется, после их прочтения я уже не думал, превзошел ли я тебя по своим знаниям, или также уступаю, я просто увлекся историей, и это стало смыслом моей жизни.

– О, в тот день в кафе твое оскорбленное самолюбие наконец-таки было удовлетворено. Ты понял, что я в своем развитии остановилась где-то в девятом классе.

Шандор нахмурился.

– Я никогда так не думал. Ты умная и способная девушка, просто сильно в себе сомневающаяся. Ты хорошо знаешь историю, особенно историю нашей страны, и положительные отметки в твоем будущем дипломе лишнее тому подтверждение.

Я снова откинулась на спинку лавочки, моя рука оставалась в его руке. Я находилась под впечатлением от услышанного и не переставала думать о перипетиях судьбы, вновь столкнувших нас друг с другом. И хоть Шандор отказывался верить в знаки, я еще сильнее утвердилась в мысли, что все происходящее с нами не случайно. И если мы встретились с ним спустя десять лет после первого знакомства, то не может быть, чтобы судьба не свела нас вновь в будущем. Все это для чего-то нужно. Это какое-то испытание, и, преодолев его, мы обязательно будем вместе. Только когда?

– Я готов принять твои извинения, – вывел Шандор меня из раздумий.

– В какой форме ты хочешь их получить?

– В устной вполне достаточно.

– Нет, Шандор, я не буду извиняться. Если бы я сделала это тогда, все могло бы быть по-другому, правда? И я бы не встретила тебя вновь. Поразительно, как одно слово… или один поступок способен изменить целую жизнь.

Услышал ли он в моих словах намек на нынешние обстоятельства?

– Да, – вздохнул он, – но необязательно в худшую сторону… как ты могла убедиться.

Услышал…

– У тебя на все есть ответ, да?

– Нет, Лизавета. Ни на все.

Загрузка...