Колбасная эмиграция

Новая метла — Горбачев

Умер следующий генеральный секретарь Константин Черненко, так и не успев порулить страной. Не успел он вообще ничего сделать. О том, чтобы приоткрыть дверь на выезд не было и речи. Я оценивал это положение с евреями в то время так: «Они умирают в Кремле, а мы сидим в… отказе». Опять по телевизору грустно играют скрипки и виолончели, опять идет очередная торжественная траурная церемония у стены Кремля. Все пристально наблюдают, кто из партийного политбюро произносит главную посмертную речь в честь усопшего, кто назначен председателем похоронной комиссии. Все знают, что именно этот человек и станет следующим главой государства. Неужели опять старец?

На трибуну поднимается Михаил Сергеевич Горбачев, самый молодой член политбюро. Это было равносильно революции. Отдав дань покойному Черненко, Горбачев говорит о необходимости внести изменения в нашу жизнь. «С чего он начнёт?» — думали миллионы жителей огромной страны. Каждый в России знал, что такое «новая метла».

Гобачеву досталось трудное время. Накатанная мирная и беспечная брежневская жизнь в стране закончилась. Рвалось то одно звено, то другое.

26 апреля 1986 года произошла авария на Чернобыльской атомной станции. Ядерное облако, подгоняемое ветром, двинулось на Белоруссию. Прошло оно и над Украиной. Никто ничего не объявил людям. В Советском Союзе не сообщалось о крупных авариях и даже о природных катаклизмах. Считалось, что отрицательная информация негативно отражается на имидже страны. В Киеве, несмотря на радиоактивное заражение, не отменили первомайский парад. Люди шли в колоннах с цветами и портретами вождей в то время, когда зашкаливали счетчики Гейгера, измеряющие уровень радиации. В Чернобыле гибли спасатели. Мир узнал о Чернобыле от шведов и финнов, после того, как там выпал радиоактивный дождь.

Нашим детям в детском саду велели приходить в панамках, панамки как средство защиты от радиации. Мы мечтали об одном: уехать и увезти детей.

Чернобыль безусловно приблизил распад СССР. Безалаберность, безответственность, бесхозяйственность, слабость и неподготовленность властей видели все. Лицемерие раздражало. Конечно, не Горбачев придумал перестройку. Перестройку всей системы требовал народ.

В каждую строительную организацию Украины пришла разнарядка на постройку в пригороде Чернобыля поселков для эвакуированных жителей. Собирались специальные бригады строителей. Во главе бригады должен был стоять инженер-строитель.

Не смотря на повышенную оплату за эту работу, отправляться в Чернобыль никто не спешил. Опасно! Никак не удавалось собрать бригаду добровольцев и у нас. Объявили общее собрание. Начальник управления медленно призывал рабочих проявить сознательность. Все зло молчали. Вдруг встал Моня, главный инженер Гольдберг Мануил Львович. Он был плохим оратором. Встал и сказал в притихшем зале два слова: «Я еду». И поехал, и собрал бригаду рабочих. Они ездили туда несколько месяцев. Моня со смехом рассказывал о светящихся в темноте кошках Чернобыля, о том, что и там тоже никакого порядка на стройке нет: то материалов нет, то инструмента, то воды, то еще чего-то.

…Через много лет добрался и до тебя, Моня, этот проклятый Чернобыль. Земля тебе пухом!..

В то же самое время шла очень непопулярная в народе Афганская война. Ограниченный контингент советских войск, так назывались войска СССР в Афганистане, явно не выигрывали. Всем было ясно, что войска нужно вернуть домой. Люди болезненно воспринимали сообщения о гибели молодых парней в чужой далекой стране. О смелости афганцев расскажут потом, а 1986 об этом не говорили почти ничего. Это потом воины-афганцы, чувствуя себя незаконно обиженными властями, создадут союз взаимопомощи. Потом. А тогда люди рассказывали о запечатанных гробах, поступающих домой из ненавистного Афганистана.

Мать из недалекой украинской деревни вскрыла гроб с телом сына. В гробу ничего не было.

Несомненно Афганистан — был ошибкой, авантюрой СССР.

Кто-то рассказывал: в очереди за колбасой в продовольственном магазине, предназначенной для ветеранов Второй Мировой Войны, стоял молодой парень. Все тихо возмущались. Тогда в Советском Союзе практически в каждом магазине были две очереди. Одна для всех, другая для пожилых ветеранов. Еды на всех не хватало. Наконец-то кто-то не выдержал и сказал парню, затесавшемуся среди стариков: «Молодой человек, вы что, ветеран или инвалид войны? Покажите удостоверение ветерана». Парень засунул левую руку в карман и достал удостоверение инвалида Афганской войны. Все мгновенно притихли, склонив головы. Правой руки у парня не было.

Афганистан стал, безусловно, одной из причин развала СССР.

Очереди за всем — это то, что мы имели все 70 лет существования Советского Союза. Мама говорила, что она выросла в очередях. Стараясь как-то облегчить долгое стояние людей, местные власти организовывали в магазинах две очереди: одна длинная — общая, вторая короче — льготная. За льготной очередью наблюдали все: не протиснется ли туда кто-то без прав. Мой шестилетний сын, которого мы посылали в магазин за молоком, стал в короткую очередь. «Я с ребенком», — сказал он всем, держа за руку свою двухлетнюю сестру, нашу младшую. Его пропустили.

В льготной очереди покупали продукты и наши с женой отцы — ветераны войны. Отцам выдавали по одной курице, куску колбасы или сыра, иногда гречку и шоколад. Естественно, что-то перепадало и нам.

«У-у-у жиды, знаем, какие вы ветераны. Воевали в Ташкенте», — услыхал мой отец за спиной.