Колбасная эмиграция

Осторожно, двери закрываются

Неожиданно (или ожиданно) скончался Леонид Брежнев. Новый Генеральный секретарь и глава СССР Юрий Андропов сразу после похорон решил затянуть гайки в стране, покончить с брежневским либерализмом. Начались проверки трудовой дисциплины на заводах, фабриках, в учреждениях. Набеги на кинотеатры: посреди сеанса включается свет, и милиция начинает опрос зрителей — почему они в кино, а не на работе. Всегда находилось несколько человек, убежавших во время рабочего дня. Потом проводились осуждающие собрания, выговоры. До репрессий, правда, не доходило. Сталинское время все-таки закончилось.

Юрий Андропов, бывший глава КГБ, не очень увлекался внешней политикой. Он решил навести порядок внутри страны. Он практически сразу захлопнул двери перед евреями. Выезд евреев из СССР прекратился.

Наша эмиграция состояла из двух частей: с 1970 по 1982 и с 1987 по 1991. Пять лет в промежутке никого не выпускали. Это было смутное для евреев СССР время.

Моя сестра Клара подала документы на выезд еще при Брежневе. Вдруг, после трех лет ожидания, уже во время строгого андроповского времени, им разрешили. Надо сказать, что и в промежутке между двумя волнами эмиграции кое-кто получал разрешение на выезд в Израиль. В двери оставалась щель. То ли для замазывания глаз Западу, то ли была какая-то малая квота на выезд евреев, но ручеёк из выезжающих все-таки вытекал.

Семья Клары состояла из 8 человек. Провожать их до Чопа выпало опять мне. Через четыре года все повторилось. Открываются двери вагонов, пограничники с автоматами на выходе, вокзал — закрытая зона.

Перенесли вещи. Почти сразу нашел того же бригадира носильщиков. Опытный парень, он тоже меня узнал. Процедура передачи денег прошла быстро. Опять взвешивание чемоданов. Все наши прошли в закрытую часть вокзала.

Все, Клара с семьёй уехали. Спасибо носильщику, вернули один чемодан с какой-то чепухой. Кроме семьи моей сестры, евреев, ожидающих поезд до Вены, на вокзале не было. В этот раз настроение было тревожным. Если раньше мы волновались о тех, кто уезжает в Америку и в Израиль, то теперь волноваться надо было и тем, кто остается.

В стране нарастал антисемитизм. Ухудшался и общий уровень жизни. Все больше и больше товаров ежедневного пользования переходило в разряд дефицита. Все больше и больше людей осознавало лицемерие и порочность советской системы. И в этом свете, евреи, получившие право на выезд, вызывали у одних зависть, у других поддержку, у третьих злобу. Теперь уже многие и неевреи хотели уехать из СССР.

Вопреки моим ожиданиям, в этот раз меня арестовали по-настоящему. Вооруженная охрана провела меня в отделение милиции, которое теперь находилось не в здании вокзала.

Пожилой капитан начал оформлять протокол. Естественно, нашел по документам, что это мой второй арест за нарушение режима.

— Вы второй раз в закрытой зоне.

— Да, я провожаю сестру. Мне в Чопе делать нечего, я сразу уеду, — отвечаю по старой схеме.

Но становилось ясно, что положение мое серьезное. Капитан записывал мои данные.

Помог случай. В это время за решеткой отделения милиции, прямо за спиной капитана бушевал какой-то арестованный алкоголик. Он поливал капитана отборным матом и орал из-за решетки: «Ты, капитан, такой и сякой, и чтобы тебя и сверху…, и снизу…, и сбоку… И чтобы тебе то…, и чтобы тебя сё!..» Свою речь алкоголик дополнял соответствующей жестикуляцией. Я никогда в жизни не слыхал такого великолепного отборного мата. Алкоголик не был дураком. Он знал, что ему ничего особенного не грозит. В СССР пили все, и на пьянство смотрели с пониманием, снисходительно. Капитан, интеллигентный человек, морщился, злился, но, наконец, сдался.

— Ладно, распишитесь вот здесь и уходите.

Документ, который мне пришлось подписать, гласил, что я осознанно дважды нарушил правила въезда в закрытую зону и предупрежден о том, что в третий раз мне грозит тюремный срок в три года.

— На работу сообщать будете? — спросил я капитана.

— Заткнись! — не выдержав, заорал капитан на бушующего за решеткой алкоголика.

— Не буду. Уходите скорее. Видите, что у нас тут творится, — сконфуженно сказал капитан и отдал мне паспорт.

Я ушел.

Спасибо тебе, алкоголик.