Колбасная эмиграция

Мы уезжаем

Проходят годы, и факты меняются на притчи. Новое поколение евреев и неевреев знает об этом понаслышке. Кое-кто заговорил о «колбасной» эмиграции. Когда меня спрашивают: «Не мучит ли меня ностальгия по бывшей родине?» Я вспоминаю того проводника из вагона «Чоп–Вена» и ностальгию как рукой снимает…

Рано утром за нами пришло такси. Доехали до железнодорожного вокзала. Скорый поезд «Москва — Бухарест» должен был довезти нас до Чопа. Там пересадка на поезд «Москва — Братислава». Проводить нас пришло человек десять. Даже провожать уезжающих в Израиль было небезопасно. Прощались надолго. Никто не знал, когда мы еще увидимся и приедем ли мы в Черновцы опять. Холодный воздух перрона забирался под куртку. Прощались почти без слов. Здание Черновицкого вокзала смотрело на нас большими полукруглыми окнами.

Через несколько часов мы приехали в Чоп. В Чопе — я третий раз. Вспомнил документ, подписанный мною три года назад: «Вы предупреждены, что в случае задержания в закрытой зоне в третий раз, вам грозит тюремное заключение до 3-х лет». Но в этот третий и последний раз я был в Чопе законно. У нас были визы на выезд в Израиль.

Разгружаемся на вокзале. Вооруженные солдаты-пограничники дежурят у дверей каждого вагона. Проверка документов. Пока все в порядке.

До взвешивания багажа и посадки на следующий поезд еще далеко. Мы бродим во вокзалу. В этот раз уезжало шесть еврейских семей.

— Что вы везете? Вы везете веники сорго? — спросил меня мужчина, направляющийся к сыну в Израиль.

— Нет, не везем. А что это такое?

Оказалось, что веники сорго — это обычные бытовые желтые веники. У мужчины этими вениками был забит чемодан. У меня был чемодан с деревянными ложками. Боже, как это было не смешно тогда!

Отцу пришло время сделать укол инсулина. Он страдал от диабета. Родители и дети устали. Поднимаюсь на второй этаж вокзала, узнав о том, что здесь есть восемь гостиничных номеров.

— Можно снять номер на три часа? Мы заплатим за целые сутки, — говорю.

— Можно. Ваши паспорта, пожалуйста.

— У нас нет паспортов, только визы.

— Тогда нельзя! Мы лицам без гражданства гостиницу не сдаём…

Поискал глазами знакомого бригадира грузчиков. И нашел. И он узнал меня. Все повторилось опять. Тот же туалет, та же поза у писсуаров. Я передал ему деньги.

— Что ты хочешь провести через границу? Кого провожаешь? — спросил бригадир.

Я понял, за деньги через неприступную советскую таможню многое можно было провести.

— Ничего, — отвечаю, — у меня ничего незаконного нет. Немного лишнего веса. Помоги, чтобы нас меньше шмонали. В этот раз я уезжаю сам.

— Я все сделаю, — ответил бригадир, — Счастливо тебе, парень. Ты правильно делаешь, что уезжаешь…

Таможенники перевернули четыре чемодана, выбрасывая содержимое на большие столы. Несколько чемоданов даже не открыли. Ничего не вернули. Или почти ничего…

Неожиданно один, особо рьяный таможенник, увидел военные медали тестя: «Медали провозить нельзя!» Тесть опешил: «Это мои медали. Как я без них?» Замешательство, заминка. Заминок не должно быть! «Пожалуйста, верните отцу медали» — попросила моя жена.

Подошел старший офицер: «Сержант, верните медали старику. Заслужил — пусть везёт»

Ну, вот и поезд. У нас два купе на семь человек и двенадцать чемоданов. Ничего, вытерпим.

— Всем зайти в купе! Никуда не выходить! Не высовываться!

Солдат-пограничник направил дуло автомата прямо мне в лицо. Дети заплакали.

— Всем сидеть! В окна не смотреть! Переезжаем границу Советского Союза!

Вытерпим…

Наступил вечер этого длинного-предлинного дня. За окном стемнело. Поезд медленно полз по землям Чехословакии. Скоро Братислава. Ночь нам предстояло провести в этом поезде. Жена увидела, что соседнее купе совершенно свободно.

— Можно ли ночевать в пустом купе? — спрашиваю проводника.

— Нельзя. Не положено! — неожиданно грубо ответил проводник. — Приедете в свой Израиль — там дадут больше.

Мои глаза налились кровью. Мне было 35 лет. За плечами служба в армии, занятия вольной борьбой.

Вот он, последний гад-антисемит, которого я вижу в СССР. Советские пограничники уже ушли. Я ринулся на этого маленького черноволосого человечка. Он должен за всех ответить. Я уехал, но не попрощался с ними! Не расплатился за все: за слово «жид», за разбитые памятники на еврейском кладбище, за 5-летнего Витьку, обзывавшего моего сына еврейчиком. Витька — это новое, следующее поколение антисемитов. А до этого был кирпич, брошенный нам в окно с надписью «жид», когда мне было 8 лет. Это никогда не кончится. Государственный антисемитизм рождает бытовой антисемитизм. Бытовой антисемитизм питает государственный. Круг антисемитизма не разорвать. Вспомнил, как в школе группа пацанов из старшего класса напала на меня, крича «Изя — еврейчик!» Я их не знал. Мне удалось повалить одного из них на землю и бить, бить, бить… Каждое поколение евреев имеет своё поколение антисемитов. Вспомнил, как после службы в армии долго нигде не мог устроиться на работу — «Отъезжающих не берем», хотя тогда я еще и не думал об отъезде. Устроился по блату. За дядю Мишу, который молился нашему Богу, выключив на всякий случай свет в комнате. За «бесплатное» образование, на которое бесплатно всю жизнь ишачили мой отец и мать. Он, этот маленький проводник, заплатит за всех! За то, что выгнали в феврале с детьми и стариками на улицу, отобрав нашу квартиру. За то, что мы им дали больше, чем они нам.

— Нет, — заорала жена, — мы еще в Чехословакии! Назад!

В это время в вагон вошли чехословацкие пограничники. Проводник засмеялся и скрылся в своем купе.

— Проверка документов, — вежливо по-русски сказали чехословаки. Никаких происшествий. Они прошли дальше по вагону.

Дети уснули. Жена держала меня за руку. Успокоится я не мог. Она была права: надо проехать через советские двери… Дождусь Австрии.

К утру я не выдержал — уснул. За окном было утро. По времени уже должна быть Австрия. В окне: цветные аккуратные домики, асфальтированные дороги. А где же пограничная проверка? Где советский проводник? Его не было. Ни в купе, ни в вагоне проводника не было. Он исчез. Видимо он сошел в Братиславе, где производилась замена рабочего состава.

Постучавшись, вошел австрийский пограничник. «Всё, — понял я, — мы проехали дверь».

Перед тем, как проверить наши визы, первое, что сделал австриец, — дал нам еще два соседних свободных купе. «Вам удобно?»

Нам удобно!