Колыбель тяготения

Глава 14 Условно погибшие

Сэм влетел в авиетку, гоняя слюну и пытаясь выбить застрявшие между зубов мясные волокна. Среднепрожаренный стейк так и остался на тарелке, экстренный вызов и десяти секунд на доедание не оставил. Расчетное время прибытие на орбитальный госпиталь три минуты. Жена только руками успела всплеснуть, а Мэтью протянуть тревожное: «па…». Служебная машина, переливаясь фасеточным фюзеляжем, распечатала оконный проем и втянула Сэма. В мгновение ока он был залеплен в рабочий скафандр и кинут на ложемент.

К таким суперскоростным насильственным технологиям Кэмбелл никак не мог привыкнуть. Словно ты не человек, а мясо на вертеле: моргнул глазом и поверх зажаренная корочка, моргнул второй раз и уже гол, и готов к использованию. В обычной жизни и даже во время дежурств врачи такими наворотами не пользовались, но у военных в заначке всегда находится немало фокусов.

Короткий рывок вверх, и остается закрыть глаза и мысленно настроиться на работу. А она явно будет жаркой. Иначе бы его не стали дергать с такой краткой побывки. Раз общую эвакуацию не запустили, значит Марс в безопасности, и тогда оставалось одно — сотни тяжело раненных и условно погибших бросили к ним через кросс-переход. Очередная бойня, и, видимо, мобильный госпитальный монитор не справляется, а то и вовсе поврежден или уничтожен.

Приземление Сэм не почувствовал. Лишь знакомое шипение заставило открыть глаза. Умное кресло выпустило из объятий и воздушным толчком выбросило за борт. Позициометр тепло пульсировал, работая на прием дежурной информации. Магнитные ускорители понесли по вспыхивающим и совершенно не нужным ему трассерам. Путь стандартный и так знакомый до поворота. А к нему привычные картинки и выученные инструкции всплывали слева, справа и прямо перед Сэмом: «сектор А», «третий операционный стол», «генератор запущен», «сканирование запущено», «гелево-кислородная смесь сформирована», «предварительная диагностика», «горизонт выживаемости десять минут». Времени вполне достаточно.

В их секторе уже работало четыре хирурга, собственно их группа в полном составе. Дергачев и Смит торчали за соседними столами. Первый махал длинными ручищами, вертел готовую виртуальную матрицу развороченного позвоночника, заставлял манипуляторы под пластиной собирать, шить, клеить чье-то висящее, сильно деформированное тело.

Смит же, согнувшись, похоже, уже последние штрихи склейки наносил. Брюшина здорового, чудовищно модернизированного парня, видимо, из тяжелой пехоты, была разорвана от грудной клетки до паха. Но диаграмма жизнеспособности на экране показывала зеленые уровни. Так, что скоро от хирургов боец отправится к терапевтам, и, возможно, уже через сутки на очередную горячую точку. Над макушкой сосредоточенного Смита уже висело следующее тело. Без конечностей и одежды, последнюю испаряли сразу при поступлении в госпиталь, а иногда и раньше. Туловище напомнило проклятущий недоеденный стейк. Тошнота подкатила к горлу, но, стоило сглотнуть, как быстро отступила. Кровавые срезы и разрывы — повседневный быт сектора А Самюэля Кэмбелла.

На операционном столе его дождались хорошо поджаренные останки. Выбросив все из головы, он вчитался в строчки предварительной оценки роботизированной системы. Неудивительно, что горизонт выживаемости такой низкий: термический удар, множественные разрывы тканей, остановка сердца, частичное повреждение мозга. Хорошо, что жизнь держалась на уровне клеток, но еще немного и реанимация будет под вопросом. Придется проводить ресурекцию. По сути дела, перезапускать погибший организм.

Условно погибшими в этой войне можно заселять целые планеты. Бесконечный поток. Сэма окатывал холодный пот, когда он просматривал статистику, особенно по гражданским в сожженных городах. Если…, нет, когда кристаллов вышвырнут за Дальние пределы, врачи встанут за конвейер запечатанных человеческих смертей. Не один год уйдет, чтобы провести ресурекцию как бы погибших. Но для спасенных она бесследно не проходит. Оставит серьезный отпечаток. После тотальной остановки метаболизма ожившее тело сохранит память о том, что было мясом, а душа — что перевалила порог смерти.

Терминальное травмирование необратимо повреждает психику. Нет, человек научится радоваться жизни, любить, планировать, но чувство изолированности от самого себя останется пусть даже ненавязчивой фоновой мелодией. Будто ты — не совсем ты, будто живешь в коконе и смотришь кино про самого себя. Иногда Сэму казалось, что в этой мануфактуре по производству жизни, он может действовать на голых инстинктах. Бесконечное количество выполненных задач превращало их в типовые. До определенной степени.

Идентификатор сообщил, что тяжело раненного парня звали Итан, двадцать пять лет, летчик истребительного полка, дислоцированного на форпосте Европы. Но биографию в сторону, нужна карта организма. У профессиональных военных она сохранялась и обновлялась в базах данных. Да и скафандры в начале любого боя сканировали тело. И вот она, картинка состояния парня перед терминальным повреждением: профиль органов, кровь, мышечная система, электрический и эндокринный баланс.

Идеальная матрица организма висела над вакуумно-силовой пластиной. В голове Сэма автоматически выстраивались решения и порядок действий. Погружение в аэрозоль. Запуск сердца. Склейка разрывов и сборка. Разорванную в клочья печень несложно распечатать с сохраненной индивидуальной матрицы. Плохо, когда ее нет, как это часто бывает у гражданских. Тогда на расчет модели организма по отдельным фрагментам уходят часы, а хирурги не спасают, а только увеличивают количество условно погибших.

Стабилизировав Итана и отправив нуждающиеся в замене органы на печать, Сэм сместил пациента на верхний уровень стола и взялся за следующего. Высоченный десантник с множественными переломами и несколькими малоприятными разрывами. Но, слава богам, сохранивший функциональность экзоскафандр сразу залил тело пеной и пенопластом. Встроенный эмергентный пакет тоже сработал. В организме гуляло обезболивающее, кроветворное и седативное, даже микродефибриллятор мигал сторожащим огоньком и сообщал, что готов спасать. Автоматика госпиталя оставила тело в умном скафандре до действий хирурга. Сшить и склеить этого парня дело десятка минут. Потом терапевты продержат его часа три под регенерирующими кольцами и препаратами. У них, в секторе Б, очень скоро будет битком. И кого, кого, а Итана точно ждало быстрое возвращение на фронт.

— Помнишь, Кэмбелл, анекдот про двух врачей на дальних пределах? — хмыкнул по связи Смит.

Вот уж кто не способен работать в молчании. Если, конечно, не особо сложные случаи.

— Не. Сразу про двух? Обычно нас туда по одному отправляют.

— Не важно, тогда не врачей, а генералов.

— И генералов по одному, — уперся Сэм, встраивая осколок кости в зазубренную выемку.

— Ты зануда, Кэмбелл. Не важно, пусть будет врач с генералом. Короче, стоят они на Дальних пределах на дежурстве, и вдруг вжик — тень мимо пролетает. И один у другого спрашивает: «Что же это промелькнуло, Петрович?», а второй так обреченно в ответ: «Так это полгода пролетело. Они часто здесь пролетают».

Дергачев за спиной Сэма заржал, как конь. Впрочем, ему и селезенку, разорванную, покажи — тоже ржет. Малахольный русский.

— И к чему это? — вопросил Сэм. — Мы не на пределах. И полгода ни фига не пролетело.

— Да так, просто, у меня ассоциации.

— Ассоциации у него. На тушки бездыханные что ли? Или надеешься, что война скоро закончится, идиот? — пробасил Дергачев.

— Много ты понимаешь в ассоциациях, — обиделся Смит. — У меня они переносные и многозначные. Это твои прямые, как стапели для челноков.

Эти двое относились друг к другу с особым трепетом, так что общаться предпочитали исключительно через Сэма. Впрочем, теперь какое-то время будут молчать. Робот транспортер потащил зашитого десантника в блок В, и Сэм спустил беднягу Итана и погрузил манипуляторы в его бесчувственную тушку.

— Кэмбэлл, в приемную, — рявкнула связь.

Ловес Гран — главврач и типичный марсианин, а у них слова лишнего и на вечеринке не выпросишь. «Хирурги в операционную», «отчеты на стол», «материалы на складе», «вторая палата на выписку, первая на диагностику», — сыплет горох, ни спасибо, ни пожалуйста, а глаголов будто и в природе не существует. И в разные обстоятельства Гран слишком не вникал, но, слава богу, понимал, что они есть, и доверял коллегам. Если Сэм сейчас задержится у стола, спасая жизнь, Гран дождется и вопроса не задаст, встретит с непроницаемым лицом, подозрительно похожим на волчью морду. Впрочем, по мелочам главврач тоже не дергал. Горизонт жизни Итана отодвинулся более чем на час, вполне можно летчика оставить поплавать в растворе.

Проемный покой в орбитальном госпитале — это скорее дань традиции. Сюда не приходят гражданские, пострадавшие во время экстремальных развлечений. Капсулы с ранеными компьютер госпиталя распределял на подлете, отправлял в санитарные туннели, и люди поступали к хирургам, уже просканированные и максимально подготовленные для оперативного вмешательства. Если главврач хотел что-то обсудить, он приходил сам или приглашал в кабинет. Зачем этот странный вызов? Может, семейные дела? Прилететь и пристыковаться к воротам приемного покоя могла Лулу или слишком предприимчивый Маська, но тогда все обошлось бы без участия главврача.

Створ раскрылся, и Сэм едва не рванул назад, за толщину спасительных перегородок. Удержал только спокойный вид стоящего посередине прохода Ловеса Грана. Тварь сразу заметила Кэмбелла, повернула к нему черные слепые глазищи и хищно подалась вперед. Отвратительные кожистые отростки зашевелились вокруг жуткой башки, клешни щелкнули и сцепились у ротового проема.

— Это наш лучший хирург, — кратко отрапортовал предатель-главврач.

Инсектоид шагнул навстречу, навис литой убийственной громадиной, шевельнул когтистой лапой. Сэм сделал шаг назад, но все же собрал в кулак силу воли, приоткрыл рот и попытался выдавить приветствие. Воздух вышел впустую, со звуком подозрительно похожим на всхлип.

— Лучший хирург берёт и лечит, — лязгнуло ледяной сталью. — Сейчас же.

Из-за головы тварь выдернула две переливающиеся бело-голубым светом гигантские бусины и послала их в сторону Сэма.

— Лечит сейчас же, — лязгнуло снова.

— Кого лечит?

Главврач спросил несколько сипло, но твердым голосом. Сэм предпочитал молчать, так гораздо легче удерживать себя на месте и сохранять спину прямой. Две живые сцепленные сферы наводили на мысли о клубках ядовитых змей.

— Особи двух полов. Маршал Роев повелел, и они должны жить.

Инсектоид развернулся и, тяжело грохая когтями по покрытию, двинулся прочь. За его спиной текла черная ткань, до странности напоминающая плащи древних рыцарей.

— Это контейнеры, — бросил он, не останавливаясь. — Они откроются по велению лучшего.

Взмах темной накидки, и чудовище исчезло в створе. Колени Сэма предательски подгибались.

— Челнок инсектоидов прилетел прямиком к нам, — тихо проговорил Гран. — Таким не откажешь.

Сэм кивнул, словно это все объясняло.

— Пойдёмте в операционную, посмотрим, что это.

— Точнее кто.

— Да.

— Давайте. Но лучше прямо здесь.

— Да, это правильный выбор.

Диалог отдавал идиотизмом. Похоже, не только он, но и Гран впервые оказались нос к носу с живым союзником. Сэм в теории знал, что если запах инсектоида убивает, то внешний вид парализует волю. И поэтому они никогда не появлялись вблизи людей в натуральном виде. Только под покровом, который не выпускал запах и смягчал черты истинного облика в большей или меньшей степени. Но явно недостаточно по впечатлению Сэма.

Операционная в приемном покое никогда не использовалась, поэтому замигала генераторными кольцами сонно и неохотно. Компьютер вспыхнул экранами и застыл пустым ожиданием. Бусины замерли под генератором, и главврач запустил сканирование.

Человеческие капсулы для сохранения условно погибших были похожи по форме и даже размеру, но эти, тараканьи, пугали своим слишком живым видом, пульсировали, как готовые рвануть сгустки энергии. Хотя многие технологии союзников легко взаимодействовали с земными, распечатывать такой подарок не хотелось. Лучи скана неспешно прошлись по сфере, и выросшая над бусинами проекция заставила Сэма глухо застонать.

— Черт, это же люди.

Можно ли назвать людьми мозг, покрытый обломками обожжённого черепа, и еще одну голову без лица, но с шеей, срезанной грудной клеткой и хвостом оборванного позвоночника.

— То, что от них осталось, Кэмбелл. Если и можно восстановить, то очень нескоро.

— Вы думаете, Ловес, я этого не понимаю. Такое мы оставляем до мира. Война не время ювелирной работы.

— Но этот безымянный визитер потребовал все бросить и заняться прямо сейчас.

— Ну мало ли. Он нам не начальство.

— На маршала ссылался…

— Какого еще маршала? Время идет, а у меня там вереница из горизонтов смерти.

Сэм мотнул головой в сторону операционных. Гран жевал губы и явно находился в затруднении. Еще бы, бусины союзничек бросил и ни клочка информации.

— Распечатывайте и работайте Сэмюель. Прямо сейчас и здесь.

— Но… вы же сами сказали, что сейчас не разумно.

Форменная бессмысленность так тратить время и силы при потоке раненных. Мозг без тела, если еще жив, может в электропроводящем геле отключиться и погибнуть только от ощущения одиночества. Тело для него — жизненно необходимое продолжение. Мир, ради которого он существует и которым распоряжается. Нечем шевелить — незачем существовать. Придется погружать его в вегетативно состояние на уровне клеток, а потом долгий расчет индивидуальной матрицы погибшего. Полностью выращенное тело, мучительная резурекция и надежда, что все рассчитано верно, что проснувшийся мозг не отторгнет собственность. А если это произойдет, все пойдет по кругу.

— Нас никогда не беспокоили инсектоиды, Кэмбелл. И если бы только они.

— Кто-то же еще?

— Маршал Руазсов связался за минуту до появления гостя. Сказал делать именно то, что попросят союзники. Поэтому вы работаете здесь, а я заменю вас в секторе А.

— Не факт, что я справлюсь.

— Если что, мы подключимся, как только спадет поток. Но вы начинайте прямо сейчас.

Главрач с легким щелчком повернул переключатель у входа, и покинул комнату. Все пришло в движение. Операционный стол под светящими кольцами выгнул длинные чувствительные пальцы манипуляторов, проекционные экраны изменили поворот, давая лучший обзор. Защитная аэрозоль потянулась, обволакивая тонкими струйками не открывшиеся бусины. Роботы бодро выкатились из ниш и выстроились вдоль стен, выдвигая телескопические щупальца. Войско ждало в готовности, но командир стоял, задумчиво вороша пятерней светлые кудряшки. Как эти чертовы бусины распечатать?

— По велению значит лучшего? — Сэм и шагнул к столу и со значением произнес: — Велю — открывайтесь.

Пульсирующие оболочки стала темнеть и растворяться прямо на глазах. Откуда-то выскользнули три пластины, которые тут же подхватил пятипалый манипулятор. Две — явно армейские идентификаторы? Странно, что сканер не обнаружил и не высветил их на проекции. Прятались в энергетических слоях бусин? Технологии Утраз до сих пор казались магией.

Сэм вставил идентификаторы в боковой порт правого экрана. А вот третья пластина, гораздо более плотная, ромбовидная, с усеченными вершинами, будоражила в памяти что-то давно и глубоко затерянное за ненадобностью. На общих курсах для военврачей, он точно видел это. Сэм напрягся, вытягивая из памяти образ и название:

— Мысленакопитель.

Высокотехнологичная штука. Использовалась как правило высшим командным составом, кто отправлялся в гущу боя. Идеи, догадки и важные предположения, которые нужно сохранить, даже если их носитель погибнет. Сначала приказ Руазсова, потом визит инсектоида и теперь мысленакопитель. Кто же оказался на операционном столе? Явно не обычный морпех.

— Проклятые твари и чертова война, — прошептал Сэм, не сводя глаз с правого экрана.

Два столбика параметров начинались с имен: Алексей Треллин, Жаклин Треллин.