Салага встречал Сыча возле метро Новоясеневская.
Добираться туда через всю Москву было тем еще удовольствием, но напарник есть напарник — помощь, товарищество, взаимовыручка и всё такое прочее.
Сыч запаздывал, и Салага в десятый, наверное, раз осмотрел все вокруг. Пустота и скука. Район был странно безлюден, какое-то оживление наблюдалось только вблизи рынка и автовокзала. Даже машины редко ездили, что было для Салаги ну совсем удивительно. Недалеко велась какая-то стройка, по песку катался бульдозер, ровняя ковшом площадку.
Наконец, со стороны парка показался Сыч, несущий в руках кучу оружейных чехлов. Судя по весу, заполненных. У Салаги глаза на лоб полезли.
— Ты совсем сдурел? — прошипел он Сычу, когда тот подошел ближе и поставил бряцающие чехлы на землю.
— А что?
— Там же пушки! А нам их везти через всю Москву! — Салага был готов запаниковать, — Нас же первый встречный патруль сцапает!
— Ну, во-первых, где прикопал, оттуда и достал. — сказал спокойный как танк Сыч, — Я вообще, честно говоря, не собирался за ними возвращаться, просто ситуация очень уж неприятная, и оружие нужно прямо сейчас. А во-вторых, ты когда в камуфляже и со страйкбольным автоматом в чехле в метро ехал, на тебя менты много внимания обращали?
Салага задумался:
— Ну… Нет. Ни разу.
— Вот то-то и оно. На меня тоже. У метрошных ментов при виде человека с чехлом срабатывает инстинкт, говорящий «смотри в другую сторону». Так что не парься, будем косить под страйкболистов. Тем более, у меня в одном из чехлов и правда привод лежит. Буду отвечать, как самый старший.
Несмотря на то, что Сыч говорил уверенно, его слова Салагу не успокоили, и в метро он постоянно оглядывался, дергался по пустякам, и все такое прочее, пока Сыч не пихнул его локтем в бок и не сказал, чтоб он вел себя естественно и не привлекал внимания.
Доехали до штаба, к большому облегчению Салаги и впрямь без происшествий.
— Куда сегодня ночью? — деловито осведомился Салага.
— Это ты у меня спрашиваешь? — удивился Сыч, — Не-не-не, я ни при чем. Иди, вон, в пытошную, — Сыч произнес это слово именно через «ш», как питерский интеллигент, — сходи, Дубровского навести.
Пыточных дел мастер был занят — засел в подвале, наводил порядок, переставлял с места на место какие-то коробки, и таскал из угла в угол черные пакеты, о содержимом которых Салага даже думать боялся.
— Это, случайно, не куски Жоэля? — спросил он настороженно.
Дубровский в ответ плотоядно хмыкнул:
— Ага, он самый. Забирай, дома котлет сделаешь.
Салаге едва не стало плохо:
— Нет уж… Воздержусь. Мы тут с Сычом хотели спросить, куда нам сегодня идти.
— А-а. Ну, есть у меня зацепка… Вот, держи. — Дубровский вытащил из кармана сложенный листок бумаги, — Отдай Сычу, тот знает, что с этим делать. И отнеси эти пакеты на мусорку.
Салага напрягся:
— А что там?…
Дубровский лишь засмеялся в ответ:
— Да мусор там, не паникуй. Жоэль уже давно в реке плавает.
— А-а. Спасибо.
Салага подхватил как можно больше пакетов, и потащил их к ближайшему контейнеру с мусором, по пути сказав Сычу, чтобы тот вытащил у него из кармана листок, и ознакомился с ним. По возвращении, Салага увидел, что Сыч как-то подобрался и нахмурился. Он держал листок перед глазами и о чем-то напряженно думал.
— В чем дело? Какой-то ты смурной.
— А? — отвлекся Сыч, — Прости, задумался. Короче, у нас есть адрес. Это квартира в Люберцах, в каких-то е. енях. И это не есть хорошо.
— Почему?
— Ах, да… Я забыл, что ты незнаком со спецификой. Квартира — это в ста процентах случаев притон. А я притоны не люблю. Не спрашивай, почему. Сам всё увидишь. Кстати, я тебе там АКМС откопал. Почти не ржавый. Он в подвале, в черном чехле, иди разбери-собери, почисть и все такое.
— Так я же не умею… — Салага захлопал глазами.
— Я тоже не умел. Учись. Телефон с собой? Вот и лезь в интернет. Проблемы негров шерифа не волнуют.
Салага пробормотал вялое «оке-ей», и поплелся выполнять приказ.
Выехали в 11 вечера, до места назначения добрались спустя час. Местом грядущей бойни оказалась пятиэтажная развалюха из красного кирпича, находящаяся в ярко выраженном аварийном состоянии. Судя по результатам разведки, это была коммуналка, построенная сразу после войны, причем построенная из рук вон плохо. В самом скором времени ее собирались снести и построить на освободившемся месте двадцатиэтажную «свечку», а пока в квартиры, из которых уже съехали жильцы, набивалось всякое отребье. Уровень преступлений в районе, и без того держащийся на достаточно высокой отметке, неприятно вырос. Ходить по улицам стало небезопасно из-за риска встретиться в темном углу с полусумасшедшим наркоманом, готовым на всё ради волшебного укола.
Искомая квартира находилась на третьем этаже.
— Слава яйцам. Ненавижу лестницы. — бурчал Сыч, сидя на заднем сиденье и одеваясь.
На эту операцию он вышел при полном параде — в своем любимом черном камуфляже, наколенниках, арафатке, которой замотал лицо, бронежилете с черепом, и, разумеется, кепке.
— А можно я буду тебя косплеить? — спросил Салага, оглядывая Сыча и улыбаясь.
— Нет. Я единственный и неповторимый. Ты готов?
— Да. — Салаге достался легкий бронежилет, маска-балаклава и городской камуфляж.
— Тогда погнали. Эх, не люблю я притоны… — сказал Сыч, выходя из машины, и подбегая к дверям подъезда, которые кто-то подпер кирпичом, дабы они не закрывались.
В подъезде царила кромешная темень. Сыч поднял автомат и включил прикрепленный сбоку к цевью фонарь.
— Квартира 26. Надеюсь, у них есть номер на двери.
Номер оказался на месте, но сама дверь была аккуратно снята с петель и приставлена к стене. В квартире орала музыка — кажется, это был дабстеп. Также оттуда доносился какой-то больничный запах, который Сыч вдохнул, поморщился, и сказал одними губами:
— Ну, супер.
— В чем дело? — недоумевал Салага, прочитавший сказанное по губам напарника.
— А ты не чуешь, чем пахнет? — попытался Сыч переорать музыку, — Тут варят ширево. Для самых конченых. Так что снимай автомат с предохранителя — и погнали. И, вот еще. — прокричал он Салаге прямо на ухо, — Они выглядят совсем дохлыми, но пусть это тебя не обманывает. Могут попытаться пырнуть шприцем, и если им это удастся — тебе конец, они же болеют черт-те чем. Если кто дергается — стреляй. Просто не строй из себя героя, и стреляй на поражение. Да, и приготовься увидеть кучу мерзких вещей… Пошли. Будь у меня за спиной.
Сыч уверенно шагнул в длинный обшарпанный замусоренный коридор, который освещала одна-единственная лампочка, и выключил фонарь.
— Надо обыскать все комнаты и найти негритоса по имени Пьер. — крикнул он, обернувшись, — Делаем так — я вхожу в комнату, и, если не вижу никого с черной кожей, то сразу же стреляю. Потом меняемся. И ты стреляй, не бойся. Они и так гарантированные трупы через полгода, раз по вене пускают эту дрянь…
— Что за дрянь-то? — Салага дрожал так, что рисковал уронить автомат или выпалить раньше времени. Впервые ему было так страшно и мерзко.
— Название тебе ничего не скажет… — вздохнул Сыч, кривясь от запаха, — Дезоморфин. Говно на основе кодеина. Давай, с Богом!
Первая дверь отлетела в сторону, и Сыч тут же ворвался внутрь.
Салага прикрывал ему спину, и не видел происходящего, но почувствовал мерзкий гнилостный запах, донесшийся из комнаты. Музыка орала так, что выстрелов было почти не слышно. Наконец, Сыч хлопнул Салагу по плечу, отчего тот аж подскочил, и указал на следующую дверь:
— Твоя очередь!
От этих слов Салагу затрясло, но, стоило ему подойти к двери, как страх куда-то улетучился и сменился воодушевлением. Просто ударить ногой и расстрелять сидящих внутри. Ничего сложного. Чего нервничать? В конце концов, он хотел этого, когда собирался стать супергероем.
Картонная дверь не выдержала даже первого удара, и рухнула на пол небольшой, где-то 8 квадратных метров, комнаты. Там стоял старый продавленный диван с драной обивкой, видимо, оставленный прежними хозяевами. Комната была полна существами, похожими больше на призраков, чем на людей. Тощие, непонятного возраста, одетые в лохмотья, воняющие потом и гнилью — они сидели на диване и подоконнике, валялись на полу, и все, как один смотрели на Салагу. Негров среди них не было.
Салага заорал что-то нечленораздельное и зажал спусковой крючок.
Автомат задергался в руках, его повело вверх. Посыпались стрелянные гильзы. Людей-призраков разрывало на части пулями. Тех двоих, что сидели на подоконнике, опрокинуло вниз, прямо на улицу, и на осколках стекла осталась их кровь.
Салага пришел в себя, когда рожок опустел, а люди в комнате были уже стопроцентно мертвы. Перед уходом он огляделся и увидел, что у лежащей на полу лицом вниз хрупкой фигуры заплетены смешные косички с грязными желтыми резинками на концах. А на предплечье… Впрочем, нет, Салага предпочел думать, что ему померещилось. Человек просто не может гнить живьем.
— Все нормально? — спросил его Сыч, и получив утвердительный кивок, показал пальцем на следующую дверь, — Теперь я! Прикрывай!..
После того, как они зачистили еще две комнаты, Салага освоился.
— Теперь кухня. Давай!
На кухне сидела какая-то непропорционально раздутая тетка в драном халате, и смотрела, как на плите медленно бурлит кастрюля с каким-то дерьмом. То ли жратвой, то ли самопальной наркотой — по запаху было не разобрать. На тумбочке валялась целая гора пустых бумажников, мобильных телефонов и прочих гаджетов, а рядом — коляска. Сперва Салага подумал, что там сидит кукла, но затем, присмотревшись, понял, что это настоящий грудной ребенок.
Который не шевелился и не дышал.
Баба, заметившая Салагу, открыла рот, чтобы закричать, но не успела. Салага мгновенно вскинул автомат, и превратил ее голову в нечто, похожее на разбитый перезревший арбуз. Сыч даже опомниться не успел, и, когда Салага выходил с кухни, поймал его взгляд — жесткий, колючий, недобрый.
Сыч только кивнул понимающе, подумав про себя: «Вот теперь ты видишь, почему я ненавижу притоны».
Искомый негр по имени Пьер находился в одной из последних комнат. Судя по обстановке, он там и жил. Комната была ободранной, но в ней, в отличие от остальных, был полный комплект мебели, правда, старой, драной и частично поломанной — видимо, собранной со всех пустых квартир.
Когда Салага ворвался внутрь, Пьер, который оказался тощим, как жердь, и черным, как сама ночь, стоял у окна, спиной к дверям. Из одежды на нем был только намотанный на левую руку жгут. Выбитую дверь он даже не заметил — может быть, не услышал из-за громкой музыки, источник которой, как оказалось, находился в его комнате, а может быть, что более вероятно, был просто обдолбан.
Салага стукнул Пьера прикладом по затылку, отчего тот рухнул лицом на подоконник, и с наслаждением выстрелил в древний музыкальный центр. Музыка прекратилась. Тишина показалась непривычной и враждебной, в ушах звенело.
— Потащили! — скомандовал подоспевший Сыч, хватая за ноги бессознательного Пьера.
— А остальные?
Этот вопрос Сыча ошарашил. Он поднял недоумевающий взгляд, и увидел, что Салага не шутит, и на полном серьезе не собирается оставлять тут никого в живых.
— Давай. Моя очередь…
— Нет. — оскалился Салага, перехватывая автомат поудобнее, — Моя.
Дверь в следующую, последнюю в этой квартире, комнату он выбил так будто собирался запустить ее в космос. Ворвался внутрь, в воняющую полутьму, держа автомат наизготовку, и увидел, как на огромной кровати, занимающей почти всю площадь комнаты, копошилась куча голых тел, из-под которых раздался вдруг противный женский голос:
— Ну кто там еще, б. я? Зае. али! Я только на девятерых договаривалась!
Салага оскалился, взял на прицел всю эту человеческую многоножку и не успокоился, пока не расстрелял весь магазин. А потом перезарядил, прислушался, не стонет ли кто, и расстрелял еще один.
Выходили из квартиры в молчании, тащили Пьера, который, казалось, вообще ничего не весил.
— Ты как? — негромко спросил Сыч, когда они уже упаковали Пьера в багажник и уселись на заднее сиденье.
Салага помолчал пол-минуты, а затем повернул голову к напарнику, и то ли улыбнулся, то ли оскалился. Его глаза горели каким-то недобрым огнем, и у Сыча создалось ощущение, что сейчас Салага на него набросится.
— Я?… — переспросил он, и тут же, не дожидаясь ответа Сыча, уверенно добавил, оскалившись еще сильнее, — Я — хорошо.