Конец операции «Остайнзатц»

Эрлингер, получив сообщение Габриша и дав ему указания, не удержался, чтобы не позвонить в Минск группенфюреру Хайлеру. Доложив, что операция «Остайнзатц» вступила в последнюю стадию, он попросил у Хайлера разрешения выехать в район проведения операции. Однако тот по-прежнему предложил Эрлингеру оставаться в Лиде и руководить оттуда как операцией на линии железной дороги, так и действиями подразделений СС, которые должны были, прочесывая местность от Немана в направлении железной дороги, прижать партизан к полотну и уничтожить весь отряд.

Связавшись по телефону с отделением гестапо, Эрлингер приказал передать по рации приказ гаупт-штурмфюреру Бенкману, который осуществлял общее руководство всеми подразделениями СС, выделенными для прочесывания местности, начать облаву. Теперь оставалось только ждать, когда мышеловка захлопнется.

Эрлингер пил утренний кофе в кабинете дома на Замковой, но не ощущал его вкуса. Он ждал звонка от Херсмана и, не дождавшись, приказал соединить его с Габришем. Ответил дежурный, которому он приказал найти Габриша, с тем чтобы тот позвонил в Лиду.

Габриш пытался отправить вместо себя на разговор с Лидой Херсмана, но тот, видимо не желая пускаться в объяснения с Эрлингером, поручил Габришу доложить обстановку. А обстановка была непонятная. Поезд с гражданским населением, как это ни было печально, прошел через район предполагаемой партизанской мины благополучно. Позвонив в казарму охраны моста, Херсман узнал, что поезд, целый и невредимый, проследовал в сторону Поречан. Может быть, партизаны просто избрали тот район только для перехода через железную дорогу и даже не заминировали ее?

Комендант военного эшелона надоедал вопросами, когда будет отправлен состав. И Гафриш предложил Херсману «выпустить и коменданта и эшелон со станции ко всем чертям». Однако штурмбанфюрер допускал, что партизаны минировали путь, но мина почему-либо не сработала. А что, если она сработает под эшелоном? Нет, надо было срочно высылать на линию минеров на дрезине, чтобы проверить состояние пути. Габриш связался с Эрлингером и поставил его в известность о положении на участке. Штандартенфюрер одобрил действия Херсмана, но обругал Габриша за то, что ему сразу не сообщили о том, что поезд прошел через опасный участок невредимым. Он тут же позвонил в Поречаны и узнал, что товарно-пассажирский поезд прошел через станцию в сторону Лиды.

- Ничего, я задержу его в Лиде и вечером верну обратно. Партизаны к тому времени будут прижаты к железной дороге. Я взорву этот поезд на нашей мине, а отвечать придется партизанам. - Эрлингер отдал приказ на станцию Лида задержать до вечера товарно-пассажирский поезд, загнав его в тупик и обеспечив охраной.

Дрезина с минерами, высланная Херсманом со станции, подобрала у будки Пролыгина раненого солдата из патруля и прибыла на место, где утром партизаны обстреляли патруль. Труп старшего патруля был стащен с рельсов и лежал внизу под насыпью. Партизаны забрали документы и оружие. Два минера начали обследовать путь и обнаружили заложенные партизанами мины. Старший минер доложил Габришу, выезжавшему на расследование происшествия, что «эти болваны, к счастью, не освоили как следует материальную часть немецких мин и поэтому взрыватели не сработали». Патрули, высланные Габришем в сторону леса по обе стороны насыпи, никаких следов партизан не обнаружили. Забрав мины, Габриш приказал минерам с двумя солдатами двигаться дальше до казармы охраны моста и проверить путь на этом участке, а сам возвратился на дрезине на станцию, где и доложил результаты расследования Херсману.

Имея перед собой ясную картину случившегося, Херсман сам связался с Эрлингером. Выслушав его доклад, штандартенфюрер приказал всей группе оставаться в Скрибовцах и ожидать его - он прибудет туда к вечеру. Херсман поинтересовался, можно ли выпускать со станции воинский эшелон.

- Прибыл еще один поезд с техникой и горючим, который также должен следовать в Лиду, - добавил штурмбанфюрер, - на станции скапливается слишком много поездов для дневного времени. Даже случайный налет авиации может нанести немалый вред.

Эрлингер разрешил открыть движение после того, как минеры проверят путь до казармы охраны моста. Окончив разговор с Херсманом, штандартенфюрер вышел во двор и сел в свой армейский вездеход. Он решил проехать в отделение гестапо в Лиде, чтобы оттуда самому по рации связаться с Бенкманом, окружавшим партизан, и дать ему указания в связи с изменением обстановки. Штандартенфюрер успокоился, хотя и ругал про себя партизанских минеров.

- Если бы эти бандиты получше изучили наши мины, у меня сегодня было бы значительно меньше хлопот.

…А в это же время товарно-пассажирский поезд, вышедший утром со станции Скрибовцы, спокойно прошел станцию Поречаны и вышел на последний участок пути к Лиде. Поудобнее усевшись у окна, машинист полез в карман за кисетом, но стоявший около него немецкий ефрейтор толкнул его в плечо и протянул сигарету. Уже прикуривая от его зажигалки, машинист каким-то боковым зрением увидел впереди на пути человека, размахивающего автоматом. До него было метров триста. Тут же он услышал треск выстрелов. Машинист схватился рукой за реверс и хотел тормозить, но немец крикнул:

- Форвертс, шнель, шнель! - и наставил на машиниста свой автомат.

Не успел машинист передвинуть реверс на один зубец, как стоявший на пути человек что-то бросил навстречу поезду и скатился с насыпи. Раздался взрыв.

- Граната! - крикнул помощник машиниста со своего места.

- Хальт! - рявкнул ефрейтор, схватил руку машиниста, лежащую на рукоятке реверса, и потянул его в нулевое положение. Помощник бросился к рукоятке крана экстренного торможения. Ефрейтор и второй солдат, до этого дремавший в будке машиниста, бросились в тендер. Солдат крикнул паровозной бригаде:

- Нидер! Шнель! - и показал рукой: «Ложись на пол!»

Поезд постепенно останавливался.

* * *

Начальник партизанской разведки, расставшийся накануне вечером с группой Киселева, знал, что за поезд ему предстоит остановить. Именно поэтому он и допустил досадную ошибку, предположив, что на поезде, который немцы собираются уничтожить, не будет охраны. Ошибка эта стоила жизни трем товарищам и чуть не сорвала важнейшую часть операции.

К остановившемуся поезду партизаны подбегали без всяких мер предосторожности, пятеро с головы поезда и трое к хвостовому вагону. Ефрейтор и солдат на тендере хладнокровно поджидали бегущих к паровозу партизан, и, когда они были в десяти метрах от паровозной будки, с тендера раздались выстрелы - ефрейтор стрелял из автомата, солдат - из винтовки. Двое партизан упали как подкошенные, двое бросились в сторону и скатились в кювет, а пятый прижался к колесам паровоза, бросил на полотно свой автомат, выхватил гранату и швырнул ее в тендер. Раздался взрыв. Стрельба из тендера прекратилась. Бросив вторую гранату в тендер, партизан подхватил автомат и, схватившись рукой за поручень, полез в будку. В двери будки вдруг появился раненый солдат без пилотки. Он в упор выстрелил в партизана и тут же сам свалился на полотно, срезанный очередью партизан, стрелявших из кювета.

- Не стреляйте! - раздался крик из паровозной будки по-русски. - Здесь больше немцев нет!

- Вылезать на полотно по одному! - приказал партизан из кювета. Из паровозной будки выпрыгнули трое, один держался за окровавленный рукав: видимо, осколком гранаты ему задело руку.

В хвосте поезда все произошло быстрее. Видимо заметив бежавших к вагону партизан, кондуктор еще до полной остановки состава кубарем скатился с тормозной площадки на полотно. Солдат, сидевший рядом с ним, встал, вскинул автомат и на мгновение задумался, выбирая цель, - трое бежавших к нему партизан или сбежавший кондуктор. Это стоило ему жизни, очередь из партизанского автомата свалила его. Подобрав его автомат, партизаны побежали вдоль состава к голове поезда, откидывая крюки дверей товарных вагонов и крича:

- Вылезайте и бегите! Вылезайте и бегите!

Те, кто был в товарных вагонах, не заставили себя просить дважды и врассыпную побежали к ближайшему лесу. Люди, находившиеся в пассажирских вагонах, опасались показываться в окнах и дверях: а вдруг случайная пуля?

Партизаны не уговаривали их; подобрав оружие и попросив нескольких из освобожденных помочь донести им убитых до леса, они оставили полотно, разбив манометры на паровозе и насыпав песок в буксы паровоза и нескольких вагонов. Паровозная бригада осталась у паровоза.

- У нас семьи заложники, - хмуро пояснил машинист.

Кондуктор ушел в лес с партизанами, прихрамывая, но с гордостью неся на плече автомат своего бывшего конвоира.

* * *

Два минера-немца прошли по линии железной дороги до казармы охраны моста и не обнаружили ничего подозрительного. Позвонив на станцию, они сообщили, что путь чист. Херсман тут же приказал Габри-шу разрешить отправление воинского эшелона. Шар-фюрер отправился к начальнику станции и сообщил ему, что путь свободен. Связавшись с Поречанами и получив подтверждение, что они готовы принять поезд, дежурный по станции вынес жезл к паровозу, уже прицепленному к воинскому эшелону. Короткий сигнал, и эшелон с танками, набирая скорость, отошел от станции.

Пролыгин все утро был в нервном напряжении. Он волновался, что раненый солдат, развалившийся на его койке в будке обходчика, помешает выполнению задания. Однако, когда дрезина забрала солдата, а вскоре вернулась с линии и прошла обратно в Скрибовцы, Пролыгин решил, что у него нет времени на раздумья. Едва он успел установить взрыватели и соединить в одну сеть мины на линии и заминированную им будку обходчика, которая сама по себе была огромным зарядом, раздался звонок телефона: дежурный по станции предупредил обходчика об отправлении очередного поезда. Пролыгин закрыл двери будки и быстрым шагом отправился навстречу поезду к переезду. Поезд еще не подошел к переезду, когда Пролыгин опустил оба шлагбаума и закрепил их веревками. После этого включил в сеть заложенных им зарядов батарею БАС-60, надежно гарантирующую взрыв зарядов. Осмотрев еще раз все контакты и убедившись в их надежности, разведчик свернул с проселка и через поле пошел к виднеющемуся на севере лесу - ему надо было попасть на шоссе, а оттуда в Лиду как можно скорее, пока немцы не начали еще сплошную проверку всех идущих в город и выходящих из него. Не успел он добраться до шоссе, как услышал сильный взрыв. Это сработали минные заряды под воинским эшелоном. Земля, которая только что дышала безмятежной радостью утра, вдруг дрогнула, и перекатистое эхо побежало над лесом. Было слышно, как трещали налезавшие друг на друга железнодорожные платформы. Громко и противно скрежетало железо.

«Будки больше тоже нет, нет и путевого обходчика», - подумал Пролыгин. Но выходить на шоссе теперь было опасно, и он начал движение по лесу, надеясь к вечеру все же добраться до Лиды, так как ему еще предстояла работа на Замковой.

Сильный взрыв услышали и на станции Скрибовцы. Связь с будкой путевого обходчика, казармой охраны у моста и с Поречанами вышла из строя. Херсман был вне себя, он решил, что партизаны нанесли второй удар, и пожалел, что не выбросил к месту утреннего происшествия роту эсэсовцев. Решив хоть сейчас исправить эту ошибку, он приказал Фрайвальду с солдатами немедленно выехать на машинах в район взрыва, обнаружить и уничтожить партизан. Габришу он также приказал ехать вместе с Фрайвальдом, выяснить причины взрыва и проследить за необходимыми ремонтно-восстановительными работами.

- Вы отправляйтесь на машине Фрайвальда, с его солдатами, - сказал он шарфюреру, - а я сколочу здесь ремонтную бригаду и выброшу ее к вам по линии на дрезине. Судя по звуку взрыва, разрушения там немалые.

Не прошло и четверти часа, как четыре грузовика с эсэсовцами вышли со станции по проселку в сторону переезда. В кабине первой машины с водителем сидели Фрайвальд и Габриш.

Пролыгин, минируя железнодорожный путь, подошел к этому делу творчески. Тут ему помог опыт его прежней работы и сделанные им наблюдения в дни его работы путевым обходчиком. «Ремонтируя» путь на своем участке, подсыпая балласт и подбивая шпалы, разведчик так разместил связанные между собой заряды, что, когда паровоз эшелона замкнул контакт, произошли одновременно три взрыва под первой и девятой платформами, а сильный взрыв будки, волна от которого ударила по середине эшелона, сбросил почти все платформы под откос. Дым от пожара Фрайвальд заметил еще задолго до того, как его машина подошла к переезду, где надо было пересечь линию железной дороги, чтобы двигаться дальше. Однако проезд был закрыт шлагбаумом. Машина остановилась.

- Эй, кто-нибудь в кузове, - Фрайвальд высунулся из окна, - быстро открыть шлагбаум!

Из кузова выскочил солдат, другой солдат протягивал ему автомат.

- Живее, черт бы вас побрал, - вскипел Фрайвальд, - зачем тебе автомат, здесь поблизости нет ни души! Быстрее!

Солдат подбежал к шлагбауму и начал разматывать веревку.

- Что ты там копаешься? - продолжал кричать Фрайвальд. - Перережь ее, и все тут!

Это были последние слова унтерштурмфюрера СС Фрайвальда. Как только солдат отпустил веревку и шлагбаум пошел вверх, сработала мина, заложенная Пролыгиным у переезда, над которой как раз остановилась машина. Взрывом была повреждена и следующая за ней машина, но там не оказалось человеческих жертв. Ротенфюрер, принявший команду над солдатами после гибели Фрайвальда и Габриша, оказался предусмотрительным малым. Он приказал покинуть машины и повел солдат бегом прямо по железнодорожной колее. Отделение эсэсовцев, оставленное им около машин, среди которых был один солдат с миноискателем, обнаружило мину и на другой стороне переезда. Эта единственная мина Пролыгина, которая не успела сработать, и была обезврежена фашистами.

Еще не зная масштабов последствий взрыва у будки путевого обходчика, Херсман приказал провести повальную облаву на станции и отправить всех местных рабочих и служащих станции на ремонт пути. Из людей Киселева к этому времени на станции осталось только двое. Кашин, заложив магнитые мины в корпус насоса на водокачке и в две колонки, по которым подавалась вода к паровозам на станции, ушел со станции, как ему было приказано Киселевым, через лес к Лиде. В суматохе, которая царила на станции, его отсутствия никто не заметил. У Зарубина оставались две магнитные мины, переданные ему Кашиным. Одну он успел прилепить к цистерне с горючим в составе, который прибыл на станцию и стоял сейчас на втором пути. Вторую он намеревался подвесить к платформе в середине состава. Он бы легко сделал это, так как солдаты бродили по путям, охрана эшелона видела кругом только своих и была невнимательна. Однако, шагая за составом от хвоста, где он укрепил мину на цистерне, к голове эшелона, он наткнулся на мастера, который бегал по путям и собирал рабочих для восстановления разрушенного участка. Скандалить с мастером, отказываться от работы с миной в кармане не имело смысла, и Зарубин оказался на одной из платформ, прицепленных к дрезине, которая и доставила его в район диверсии. Всем рабочим объявили, что работать придется до восстановления пути и начала движения поездов без отдыха. Такой распорядок не входил в планы разведчика, ему, как и другим бойцам Киселева, надо было к вечеру быть в Лиде. Уйти с места работ было невозможно, солдаты СС оцепили весь район и не пропускали никого ни туда, ни обратно. А тут еще эта чертова мина в кармане! Только природная выдержка и спокойствие помогли Зарубину, ведь он прекрасно знал, что мина, которую он прикрепил к цистерне, должна сработать через час. Взрыв произойдет на станции. Он не даст тех результатов, как если бы это все случилось на ходу поезда, но, естественно, всполошит фашистов, и они начнут поиски диверсантов теперь уже среди рабочих и населения станции. Так могут добраться и до него. Не видя пока никакого выхода, Зарубин продолжал усердно трудиться на восстановлении пути.

Мина под цистерной сработала через час после установки. Взрыв был небольшой силы, да и сама мина была невелика, однако начался пожар. Пока немцы растаскивали состав и тушили загоревшиеся вагоны, сработали еще три мины, поставленные Кашиным. Вышли из строя водокачка и две распределительные колонки на станции.

Услышав глухие раскаты взрывов, Херсман побледнел и на какой-то миг растерялся, но быстро взял себя в руки и приказал собрать всех местных жителей в один барак и не выпускать, пока не закончит следствие по делу о взрывах на станции.

В этот момент его по рации вызвал расторопный ротенфюрер СС и сообщил, что в район восстановительных работ подходят солдаты СС, проводившие облаву на партизан. Скоро Херсман услышал голос Бенкмана, проклинавшего «бандитов, полицаев и всю Бело-рутению» и сообщавшего, что облава ничего не дала - ни одного вооруженного партизана не задержано и даже не обнаружено. Солдаты захватили только полтора десятка лиц без документов, но все больше стариков и женщин, которые уверяют, что живут в близлежащих деревнях и там можно проверить, кто они такие.

Херсман договорился с Бенкманом, что тот примет на себя охрану района восстановительных работ, а солдат погибшего Фрайвальда во главе с ротенфюрером отправит на дрезине на станцию.

- У нас здесь напряженная обстановка, а солдат маловато, - пояснил Херсман. Кроме того, он попросил Бенкмана отправить с дрезиной половину рабочих, занятых на восстановительных работах, которые ему нужны, как он сказал, «для ведения следствия».

- Я тут же пришлю других, - добавил Херсман, - а этих мне надо кое о чем расспросить.

Бенкман подозвал к себе немецкого мастера и предложил ему немедленно сгрузить оставшиеся рельсы, шпалы и костыли с прицепленных к дрезине платформ.

Зарубин, увидев, что материалы для ремонта пути стали сбрасывать с платформы на насыпь, решил, что на платформах на станцию отправятся вышедшие из леса эсэсовцы. Он тоже пошел разгружать платформы и сумел прилепить мину к буксе платформы, которая была первой от дрезины. Как только платформы были разгружены, солдаты Бенкмана сменили солдат ротенфюрера на охране района работ, и те погрузились на ближнюю к дрезине платформу. Бенкман крикнул что-то мастеру-немцу, и тот стал отбирать путевых рабочих и указывать им на первую платформу. Увидев Зарубина, немец подошел к нему и, взяв его за рукав, повел к платформе.

- Ви хороший арбайтер, - любезно сказал он Зарубину, - ви поедишь со мной, - и вместе с ним влез на платформу. Бенкман поднялся в дрезину, и платформы тронулись к станции.

Положение Зарубина было незавидное - подорваться на собственной мине! Он уселся вместе с немцем-мастером на переднем крае платформы и пытался найти выход из этого положения. Он даже не знал точно, когда сработает мина - через десять или пятнадцать минут. Он устанавливал взрыватель в кармане на ощупь и не мог с уверенностью сказать, два или три раза щелкнул диск установки времени взрыва при повороте. Найти выход разведчик не успел, сзади под платформой, на которой находились солдаты, раздался взрыв. Он ощутил резкий толчок, платформа стала приподниматься и крениться, а затем рухнула с насыпи. Вечером этого дня Киселев не дождался Зарубина в Лиде.

Уже после первого разговора с Бенкманом по рации, когда тот доложил, что в ходе облавы еще не обнаружены следы партизанского отряда, а агентура, с которой удалось встретиться в некоторых населенных пунктах, не видела крупных партизанских групп в этом районе, Эрлингер понял, что его переиграли. Он решил, что партизаны выбросили отдельную группу минеров на железную дорогу, а сами решили воспользоваться тем, что к месту диверсии будут привлечены немецкие силы, и уйти за Неман.

Это, однако, он не считал своим поражением. Главная задача - провести операцию «Остайнзатц», а ее, в конце концов, можно провернуть и своими руками. Вечером он повернет этот чертов поезд из Лиды и взорвет его собственными руками на том участке, где партизаны так неудачно минировали путь. Если к тому времени у него не будет в руках ни одного живого или мертвого партизана, то ведь Стешин-то находится в Лиде, сидит под охраной в гестапо, и его всегда можно будет заставить дать показания, что это он по приказу командира и комиссара отряда пустил под откос поезд с гражданским населением, которое «Москва рассматривает как пособников и помощников оккупантов и поэтому щадить не будет и впредь».

Придя к такому решению, он приказал Тео связать его с Херсманом. Первая попытка оказалась неудачной: железнодорожная связь была нарушена. Звонок начальнику станции Лида окончательно выбил Эрлингера из колеи: тот сообщил, что связи нет уже давно, и добавил, что состав, вышедший утром со станции Скрибовцы в Лиду, был остановлен неизвестными на перегоне Поречаны - Лида, охрана перебита, паровоз выведен из строя, поездная бригада осталась при локомотиве, гражданские лица, следовавшие в товарных вагонах, разбежались. Начальник станции сказал, что он принимает сейчас все меры, чтобы очистить путь от этого состава, но «буксы засыпаны песком, а это сильно осложняет дело».

Эрлингер бросил трубку и приказал Тео немедленно по рации гестапо связаться с Херсманом. Только через час Тео доложил, что связь налажена и Эрлингер может прибыть в комендатуру, чтобы лично прослушать доклад штурмбанфюрера. Эрлингер тут же отправился в комендатуру на своем вездеходе. Выслушав сообщение о диверсиях на станции, о гибели Фрайвальда и Габриша и о ранении Бенкмана, следовавшего из района восстановительных работ на станцию на дрезине, которая также была подорвана партизанами, штандартенфюрер молчал минуты три, как будто он потерял дар речи. Потом сказал в микрофон:

- Вернер, я сейчас выезжаю к вам, больше никаких докладов! Никаких и никому, вы поняли меня, Вернер? - Не ожидая ответа штурмбанфюрера, он вышел из комнаты радиста, влез в свой вездеход и приказал ехать на Замковую.

* * *

В восемнадцать ноль-ноль в Лиде собрались все бойцы Киселева, кроме Зарубина, судьба которого оставалась для всех неизвестной. Пять человек разведчиков-чекистов и четверо представителей лидского подполья были готовы к вооруженному налету на явочную кваритру Эрлингера.

Разведчики и подпольщики, следившие за домом на Замковой с чердака здания, расположенного напротив, видели, как Эрлингер в семь часов вышел из дома и сел во дворе в свой вездеход. Тео вынес и положил на заднее сиденье небольшой чемодан и дорожный несессер. Туда же влезли два солдата охраны…

- Уезжает, сволочь, - прошептал Кашин, обращаясь к Киселеву, который вместе с ним и лидскими подпольщиками был на чердаке. - А может, попробовать снять его из автомата?

- И завалить операцию? - повернулся к нему Киселев. - Налет сейчас не проведешь, светло. Придется подождать до сумерек. А может, он еще вернется? Ведь уже третий раз за день выезжает и возвращается!

- Не похоже, чтобы вернулся, - откликнулся один из лидских товарищей. - С чемоданом и охраной, видимо, далеко едет!

…Эрлингер напомнил Тео, чтобы тот принял и задержал у себя в доме одного или двух посетителей, которые должны прибыть сегодня.

- Я побеседую с ними завтра, когда возвращусь, Тео!

- Слушаю! - вытянулся Тео.

- А теперь, ротенфюрер, - Эрлингер положил руку на плечо водителя вездехода, - поехали!

Тео подскочил к воротам и распахнул их. Вездеход, урча, вышел на улицу и повернул в сторону Гродненского шоссе. Штандартенфюрер СС Эрих Эрлингер в последний раз покинул свою явочную квартиру на Замковой, и это спасло ему жизнь. Последней записью, сделанной Эрлингером в его дневнике, хранившемся в сейфе на Замковой улице, было:

«14.VI.44. Доктор Хайлер держал меня в стороне от непосредственного руководства акцией «Остайнзатц», что мешало мне организовать настоящий мешок для бандитов. Херсман не оправдал моих надежд, растерялся, и это надо обязательно учесть при подведении итогов операции. Требуется мой немедленный выезд на место».

После отъезда Эрлингера прошло около двух часов. В том конце улицы, где были руины замка, появилась лошадь, тащившая за собой телегу, на которой сидели два дорожных рабочих с инструментами. Они установили в начале улицы знак «Внимание! Дорожные работы» и около него открыли люк, ведущий в колодец городских коммуникаций.

Бросив на проезжую часть улицы стремянку, рабочие - а это были Пролыгин и один из подпольщиков Лиды - прошли в другой конец улицы и за мостом через Лидейку установили второй такой же знак. Открыв другой люк на проезжей части, один из них спустился в колодец, а второй уселся на краю люка, опустив в колодец ноги.

Часовой во дворе дома Эрлингера подошел к палисаднику и выглянул на улицу. Понаблюдав несколько минут за рабочими, он ушел в глубь двора. Быстро темнело, наползали тучи, приближался дождь.

К одному из столбов на Замковой подошел человек, по всей видимости монтер, прикрепил к ногам кошки и уверенно полез на столб. Это был Кашин. Часовой обратил на него внимание, но разведчик полз по столбу спиной к дому, в руке у него были пассатижи, через плечо висела сумка с другими инструментами. Он влез почти на верхушку столба и стал что-то делать у изоляторов. Часовому, видимо, надоело смотреть на монтера, он устроился поудобнее и вытащил из кармана губную гармонику. Со двора на улицу понеслись звуки немецкой песенки.

В этот момент к калитке дома подошел Баранович, приоткрыл ее и что-то сказал часовому. Тот ответил, встал с чурбака и поманил его к себе. Баранович приблизился к часовому и, вытащив из кармана какой-то документ, хотел показать часовому. Тот сделал рукой отрицательный жест и свистком вызвал из дома Тео. Когда Тео подошел к гостю и встал с ним рядом, Киселев, наблюдавший всю эту картину с чердака дома, с удовлетворением подумал о том, что он сделал правильно, запретив Барановичу нападение на Тео или любого другого солдата, вышедшего его встречать во дворе. Рассчитывать, что Баранович, как он предлагал сам, может внезапно нанести удар ножом и вывести из строя такого верзилу, было опрометчиво. По всему чувствовалось, что солдаты, охранявшие дом Эрлингера, прошли прекрасную соответствующую подготовку и даже внезапное нападение на них окончилось бы для нападавшего печально. Это особенно было хорошо видно теперь, когда Тео, эта гора тренированных мышц, возвышался над Барановичем.

Перебросившись несколькими словами с гостем, Тео взял у него из рук корзинку и пошел в дом. Разведчик следовал за ним в одном шаге сзади.

«Сработала корзинка!» - удовлетворенно подумал Киселев. При разработке операции они долго искали предлог, который помог бы Барановичу избежать обыска во дворе. Кто-то предложил дать ему в руки маленькую корзинку с едой и бутылкой молока; человек приехал в незнакомый город со станции, и будет естественно, что у него в руках корзинка с продуктами. Рассчитывали, что солдат, который встретит прибывшего, первым делом захочет осмотреть корзинку. Этот расчет оправдался. Тео взял ее, но, видимо считая неудобным осматривать вещи гостя штандартенфюрера открыто, пошел с ней в дом, тем более что корзинка была легкая - наличие в ней гранаты или мины при таком весе исключалось. Гранаты у Барановича были при нем, две осколочные «феньки», одна слева за пазухой, другая справа на брючном ремне. Во внутреннем кармане куртки разведчик имел еще и маленький пистолет «вальтер». Патрон уже был загнан в патронник, и пистолет был на боевом взводе. По плану операции, Баранович должен был пустить его в ход для самообороны внутри дома, если бы план налета в ходе операции претерпел изменения.

Анатолий Кашин, сидевший на столбе теперь уже боком ко двору, внимательно наблюдал за Барановичем, готовый мгновенно открыть огонь по часовому. Немецкий трофейный автомат, который у него был спрятан под рабочей курткой, сейчас был наготове. Два запасных рожка с патронами лежали в сумке для инструментов. Как только Баранович вошел в дом, Кашин рукой подал сигнал Пролыгину, который встал и протянул в колодец руку, помогая выбраться наверх своему напарнику.

Войдя вслед за Тео в коридор, Баранович с удовольствием отметил, что первая дверь по коридору направо, ведущая, по описанию, данному Жимерским, в большую комнату, где обычно находились солдаты охраны, открыта настежь. За столом без мундиров сидели два солдата, один держал в руках игральные карты. Открытая дверь облегчала задачу Барановича, который должен был открыть дверь и бросить в комнату гранату, а сам скрыться в комнате, дверь которой была налево по коридору, напротив двери в солдатское помещение. В этой комнате, как показало наблюдение, останавливались сотрудники Эрлингера, когда приезжали на Замковую. В ней жил в последнее время Херсман. Через окно этой комнаты и должен был выпрыгнуть во двор, где уже были бы Киселев и подпольщики, Баранович, бросив к двери вторую гранату на случай, если бы его кто-то преследовал.

Тео прошел мимо открытой двери, а Баранович был как раз на ее уровне. «Видимо, ведет меня в каморку около кухни, - подумал он, - там один раз спал Жимерский, ожидая Эрлингера».

В этот момент Кашин пассатижами перекусил провод на столбе, и дом Эрлингера погрузился в темноту. Погас свет и в окнах других домов на улице. Это был сигнал. Баранович, идущий за Тео, рванул из-за пазухи «феньку» и швырнул ее в комнату, под стол, за которым сидели два солдата, а сам левым плечом ударил дверь комнаты, через которую ему надо было выскочить во двор. Дверь оказалась запертой. Тут же он почувствовал на своем предплечье железную руку Тео, который навалился на него, сковав его правую руку своей левой рукой и рухнул на разведчика, но, падая, успел выдернуть из кобуры парабеллум.

Когда из дома Эрлингера донесся звук взрыва гранаты, Кашин дал длинную очередь по часовому во дворе, бросившемуся к поленнице. Тот упал. Кашин, спускаясь со столба, видел, как через улицу к дому Эрлингера бросились четыре тени. Он залег в канаву и стал наблюдать теперь за улицей в сторону развалин замка.

Киселев, бежавший вместе с Никоновым и двумя лидскими товарищами к фасаду дома, с тревогой отметил, что второго взрыва гранаты в доме не было. В этот же момент, когда он уже бежал вдоль стены дома к крыльцу, раздался звон стекла и вслед за ним взрыв. Граната, которую швырнул снаружи в окно Пролыгин, и Тео появились в кабинете одновременно. Сделав шаг от порога в глубь кабинета, Тео свалился, изрешеченный осколками.

Капитан остановился, взглянул на окно, нижний край которого был чуть выше его головы. Это окно должен был разбить или открыть Баранович, которому, по плану операции, надо было выскакивать из него после того, как он выполнит свое задание. Однако это окно было цело. Звенели стекла окна кабинета штандартенфюрера на фасаде дома, в одно из которых Пролыгин только что швырнул гранату.

Никонов бросился к лежавшему на земле часовому - тот был мертв. Взбегая на крыльцо дома, в дверях которого только что исчезли Киселев и два лид-ских подпольщика, Никонов услышал внутри дома длинную автоматную очередь. Он прыгнул в коридор…

Вбежав в дом, Киселев чуть не наступил на лежащего на полу Барановича. Круг фонарика вырвал из темноты его лицо с двумя входными отверстиями от пуль- - на лбу и под левым глазом. Стреляли в упор. Мимо капитана проскочили два лидских подпольщика. Из комнаты, куда Баранович бросил гранату, раздался стон и шорох. Один из подпольщиков ногой открыл дверь и дал длинную очередь на звук. Капитан осветил комнату лучом фонарика - там были только три трупа эсэсовцев.

Второй лидский подпольщик пробежал вперед по коридору - к двери в кабинет Эрлингера. Ударом ноги открыл дверь, отскочил в сторону, но там никого не было, кроме убитого Тео. Подскочив к разбитому окну, он свистнул. Тотчас ему ответил Пролыгин, которому подпольщик помог влезть в окно, протянув руку. Пока капитан, Никонов и второй лидский товарищ обыскивали помещение солдат и комнату, где жил Херсман, Пролыгин немецким штыком нащупал прикрывающие сейф Эрлингера поддельные кафельные плитки и добрался до дверцы сейфа.

Прикрепив к дверце сейфа взрывной патрон, Пролыгин поджег короткий бикфордов шнур и выскочил из кабинета.

Через несколько секунд раздался взрыв. Когда разведчики вошли в кабинет, дверь сейфа, сорванная с петель, лежала на полу. Они стали выгребать содержимое сейфа в три вещмешка. В это время зазуммерил стоявший на столе Эрлингера полевой телефон. Никонов оборвал провод.

Сейф был пуст. Киселев приказал отходить. Разведчики и подпольщики рассыпали по полу махорку и покинули дом. Тело Барановича положили на телегу и надежно укрыли. Один из подпольщиков уселся на место возницы, положив рядом трофейный немецкий автомат, другой решил сопровождать товарища, прихватив с собой на всякий случай две ручные гранаты.

Когда группа Киселева вышла на левый берег реки Лидейки, капитан бросил взгляд на часы. Вся операция продолжалась двадцать пять минут. Двигаться дальше большой группой было опасно. Разделились на две группы, и в этот момент все услышали далекий звук еще одного взрыва. Это сработала мина, установленная Пролыгиным на проезжей части улицы возле знака «Внимание! Дорожные работы!» и брошенной стремянки. Машина с солдатами, спешившими к дому Эрлингера, объезжая это препятствие, напоролась на последний сюрприз разведчиков. Через час три вещевых мешка с содержимым сейфа Эрлингера были надежно спрятаны в тайник, подготовленный лидскими подпольщиками, а когда наступил рассвет, Киселев с бойцами был уже за пределами Лиды. Их путь лежал в партизанский отряд.

Розыски и облавы, предпринятые немцами в Лиде и окрестностях, результатов не дали. Ни документы Эрлингера, о которых он, видимо, предпочитал не распространяться своему начальству, ни «бандиты-партизаны» не были найдены. Только на пятый день гестапо заинтересовалось Аркадием Зарубиным. Разведчик не погиб при взрыве железнодорожной платформы. С переломом ноги и несколькими сломанными ребрами он был доставлен немцами с другими ранеными в больницу на станции Мосты. Гестаповец дважды допрашивал его в больнице, но без всякого результата. Зарубин рассказал, что вместе с мастером-немцем уехал в район ремонтно-восстановительных работ, работал там под его руководством и у него на глазах и вместе с ним же сел на платформу, чтобы возвращаться на станцию. Почему произошел взрыв, не знает, помнит только, что платформа полетела с насыпи и он потерял сознание. Мастер-немец, который лежал в той же больнице, но в другой палате, подтвердил его показания.

Неизвестно, как бы дальше сложилась судьба разведчика, ибо гестапо, конечно, должно было проверить не только рассказ Зарубина, но и то, как он попал на станцию Скрибовцы, действительно ли он работал до этого на каменоломне, и другие детали его легенды, но через два дня руководство госпиталя получило приказ подготовить раненых и оборудование для эвакуации. Зарубина и двух белорусов комендант госпиталя просто выставил за ворота, но раненого разведчика приютила в своем доме одинокая старушка, где он и встретил солдат Советской Армии.

Хайлер дал Эрлингеру всего неделю, чтобы провести следствие по делу и доложить о возможности довести акцию «Остайнзатц» до задуманного конца. Когда Эрлингер положил на стол Хайлеру документы расследования и свои предложения, над составлением которых он просидел почти всю ночь, группенфюрер небрежным движением руки отодвинул их от себя и сухо произнес:

- Поздно, штандартенфюрер! Только что русские армии начали широкое наступление против армий группы «Центр».

В тот момент, когда Хайлер сообщил Эрлингеру о наступлении советских войск под Минском, послышался гул бомбардировщиков.

На бескрайних полях Белоруссии, от берегов Западной Двины до Припяти, развернулась одна из крупнейших военных операций Советской Армии. Четыре советских фронта почти одновременно начали решительные сражения за освобождение белорусской земли от фашистских захватчиков.

Даже после таких сильнейших ударов, полученных на Курской дуге, в битвах за Днепр и Правобережную Украину, враг еще был очень силен. Белорусский участок Восточного фронта обороняли свыше 60 дивизий противника. Гитлеровское командование создало здесь мощную и глубоко эшелонированную оборону. Почти все крупные города были укрепленными районами, которые согласно приказу фюрера требовалось оборонять «любой ценой».

Линию обороны в Белоруссии немецко-фашистское командование назвало «Фатерланд» («Отечество»), подчеркнув тем самым, что, сражаясь здесь, солдаты вермахта якобы защищают свою родину.

Белорусская наступательная операция до сих пор поражает своим гигантским размахом. На второй день наступления оборона противника была прорвана во многих местах и в образовавшиеся бреши неудержимым потоком хлынули танковые и механизированные соединения. Темп наступления нарастал с каждым часом. Советские войска стремительно окружали и успешно громили крупные группировки врага.

Чтобы как-то уменьшить размеры надвигающейся катастрофы, гитлеровское командование перебросило в Белоруссию значительные силы не только с других участков советско-германского фронта, но и из многих стран порабощенной Европы.

Однако не было силы, способной остановить наступательный порыв советских воинов.

Выполняя директивы Верховного командования Советской Армии и ЦК КП(б) Белоруссии, сотни тысяч белорусских партизан и подпольщиков поднялись в эти дни на решительный бой с захватчиками. Все удары народных мстителей по врагу наносились в тесном взаимодействии с наступающими войсками.

В ходе знаменитой «рельсовой войны» белорусские партизаны нанесли мощный удар по коммуникациям противника. Кроме этого, партизаны умело захватывали и стойко удерживали до подхода передовых воинских частей выгодные рубежи, переправы, плацдармы на реках, оказывали самую активную помощь советским войскам в освобождении городов и сел, принимали решительные меры к спасению молодежи, женщин и детей от угона в фашистское рабство.

Со слезами радости на глазах встречал белорусский народ своих освободителей.

Когда в Лиду ворвались советские танки и над зданием горкома партии гордо взвился красный стяг, напротив маленького домика на окраине города остановились два трофейных легковых автомобиля. Это прибыл капитан Киселев со своими бойцами и начальником партизанской разведки. Но не было среди них только Миши Пролыгина: он погиб смертью героя. Забрав с собой содержимое тайника, Киселев на следующий день передал подполковнику Тулину и прибывшим с ним двум представителям Наркомата госбезопасности Белоруссии все три вещевых мешка с содержимым сейфа Эрлингера.

- Теперь можно и в Москву, - удовлетворенно проговорил Киселев, обращаясь к Тулину.

- Рановато, Николай Андреевич, - ответил подполковник. - Придется нам с тобой посетить Минск. Это все, - он показал на мешки, - теперь имущество белорусов. Им придется разыскивать и ликвидировать те «консервы», которые Эрлингер разбросал в этих краях. Может быть, среди этих документов есть что-либо такое, что даст нам выход и в другие края нашей страны: у Эрлингера, как тебе известно, был широкий размах! А нам надо помочь им разобрать весь этот материал.

В тот день над Лидой стоял яркий солнечный день и многочисленные жители города тепло и сердечно приветствовали солдат Советской Армии, продолжавших свой стремительный марш на запад.

До победы оставалось ровно десять месяцев.

СОДЕРЖАНИЕ

От авторов

Новое задание

Инженер Эттингер и его планы

Прыжок в неизвестность

«Фрайвальд! Пора шевелить мозгами!»

На базу к леснику

«Вот куда они должны были идти!»

«Разведка и еще раз разведка!»

Верность долгу

Ставка доктора Хайлера

На хутор дороги нет

Проект «привязывается» к местности

Засада

«Железнодорожник» - друг или враг?

Штаб Гиммлера торопит Хайлера

Встреча с Жимерским

«Гляйвиц? Значит, дело серьезное!»

«Закрепляйтесь на железной дороге, но пока никаких диверсий!»

Подтверждение из Берлина

«Мой дорогой друг, не ломайте себе голову!»

Опередить врага!

«Пора начинать!»

Оригинальное решение трудной проблемы

Поезд, обреченный на гибель

Конец операции «Остайнзатц»

Меркурьев Геннадий Сергеевич Савин Георгий Васильевич

КОНЕЦ ОПЕРАЦИИ «ОСТАЙНЗАТЦ»

Заведующий редакцией К. Кувшинов

Редактор К. Вахонин

Художник Г. Сундырез.

Художественный редактор А. Беднарский.

Технический редактор Л. Маракасова.

Корректор Н. Рыльникова.

Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Московский рабочий».

Москва, ул. Куйбышева, 21 Л51094. Сдано в набор И/ХП 1973 г.

Подписано к печати 22/111 1974 г. Формат бумаги 84х108 1/32. Усл. печ. л. 8.82. Уч.-изд. л. 8,72. Тираж 100 000. Тем. план 1974 г. №. 27. Цена 39 коп. Зак. 3040i Ордена Ленина типография «Красный пролетарий». Москва, Краснопролетарская, 16.