НА БАЗУ К ЛЕСНИКУ


Несмотря на резкий, порывистый ветер, парашютисты приземлились довольно точно и без каких-либо происшествий.

Киселев упал в редкий лиственный лесок. Погасив парашют, лежа отстегнул подвесную систему и по-пластунски отполз в сторону. Заняв удобную огневую позицию в небольшом углублении под кустом, капитан прислушался и внимательно огляделся. Никакого шума слышно не было. Если бы немцы с земли заметили выбросившихся диверсантов, то они, несомненно, постарались бы встретить их на земле в районе приземления. Если бы они обнаружили парашют и бросились к нему, то капитан со стороны мог обстрелять их и постараться уйти.

Однако все кругом было тихо, и это исключало возможность облавы. Немцам ни к чему было особо маскироваться, если бы они стали прочесывать лесок. Подождав минут двадцать, Киселев подполз к парашюту, сложил его, обмотал стропами и подтащил к той ямке, в которой только что лежал сам. Ножом он выкопал яму, положил туда парашют, засыпал землей, утрамбовал руками, насыпав сверху прелой травы и полусгнивших листьев. Потом подумал немного и с сожалением посыпал это место махоркой. Как ни жаль ему было расставаться с куревом, но рисковать тем, что розыскная собака немцев может обнаружить парашют и раскопать его, он не мог.

Место сбора группы было обусловлено в квадрате выброски. Но шестеро разведчиков были выброшены далеко в стороне. Прежде чем решить, как идти на место сбора с товарищами, надо было собрать свою шестерку. В действие вступал второй вариант сбора людей - опознание друг друга в лесу по крику совы. Киселев прыгал последним, самолет шел с северо-запада на юго-восток, и капитан, сориентировавшись по компасу, пошел в обратном направлении, чтобы разыскать своих подчиненных.

Изредка он подавал сигнал - крик совы, и уже метрах в семистах от места своего приземления услышал такой же ответный сигнал. Осторожно двигаясь в направлении звука, он выбрал ствол дерева потолще, залег за ним и автоматным патроном отстучал по магазину автомата азбукой Морзе два раза цифру восемь. Если ему откликался свой, он должен в ответ отстучать сумму предложенных капитаном цифр плюс, тройка. Так и есть! Из темноты донеслось: «Девятнадцать».

- Давай ко мне, - приглушенно позвал капитан. - Это я, Киселев.

Зашуршали кусты, и недалеко от Киселева вырос силуэт человека. Он подошел ближе, и капитан узнал Мишу Пролыгина, бывшего перед войной практикантом одного из транспортных отделов НКВД, а теперь одного из опытных подрывников, «специализировавшийся» на путях, мостах и станционных сооружениях.

- С тобой есть кто-нибудь?

- Был Сергей Никонов, но он ушел в северо-западном направлении искать ребят. Я остался ждать вас, товарищ капитан.

- Хорошо, пошли и мы с тобой.

Апрельская ночь сменилась серым утром. Сквозь низкие, хмурые облака пробился слабый свет. Начинался первый день жизни разведчиков в тылу врага. Как ни осторожно ступали они по ночному лесу, через десять минут справа от них раздался крик совы. Видимо, замаскировавшиеся товарищи услышали их шаги. Обменявшись сигналами и убедившись, что встретились свои, разведчики собрались вместе.

Командир группы мог быть доволен: все шесть чекистов приземлились благополучно. Только снайпер Анатолий Кашин завис, зацепившись стропами и куполом за сучья высокого дерева. Ему помогли спуститься два приземлившихся рядом с ним товарища.

- Если бы не мы, товарищ капитан, - не мог не пошутить сержант Гриша Баранович, - висеть бы ему до прихода регулярных частей нашей армии!

Но, заглянув в хмурое лицо несклонного к шуткам Киселева, совсем по-детски добавил:

- Правда, правда, товарищ капитан, хоть у Зарубина спросите.

Аркадий Зарубин, крепко сбитый, немногословный сибиряк, положил руку на плечо Барановича:

- Хватит болтать, сорока, немцев разбудишь!

- Не думаю, что они сейчас спят, - отозвался Киселев. - Они сейчас ищут нас. Высадка не прошла незамеченной, это совершенно точно. Что за объект появился вдруг в квадрате выброски, раз они нас встретили таким плотным зенитным огнем?

- Как говорится, поживем - узнаем, - рассудительно произнес Зарубин.

- Если немцы нас ищут, то почему же здесь так тихо? - как бы про себя заметил Миша Пролыгин. - Ведь не будут же они подползать к нам без шороха. Если облава, то обязательно были бы и собаки. А тут ничего не слышно.

- Кроме шума прошедшего поезда, - поправил Кашин. - Это я услышал, когда еще на дереве висел.

- В каком направлении? - поинтересовался Киселев.

- Вот там, на северо-запад, километрах в двух отсюда.

- Тихо здесь потому, что немцев отвлекли наши товарищи, прыгнувшие первыми, - пояснил капитан.

- Так нам надо спешить тогда на точку встречи, - вмешался в разговор Баранович, - помочь ребятам, если их обложили.

- Этого мы делать не будем, - ответил Киселев. - Так мы им ничем не поможем. А уходить отсюда надо. Но не на место встречи. Да и не пройти нам туда сейчас. Немцы, наверное, подняли тревогу по всей железкой дороге, и нам ее не перейти. Пойдем вдоль нее на юго-запад, держась в трех-четырех километрах от колеи. Уж если немцы засекли выброску и второй группы, то вряд ли они будут искать нас на западе от района выброски, тем более в непосредственной близости от железной дороги. Зарубин идет в голове, я замыкаю колонну. Ну, двинулись!

Весна в ту пору выдалась поздней. В густых зарослях леса и в глубоких оврагах серыми пятнами еще лежал снег. То и дело попадались низины, залитые прозрачной холодной водой. По всему чувствовалось, что лес недавно пробудился от зимней спячки; сквозь талую землю, пропитанную весенними дождями, уже пробивалось зеленое разнотравье.

Группе Киселева повезло еще раз. Двигаясь в тылу прочесывавших лес немцев и полицаев, следуя за облавой на расстоянии пяти - семи километров, разведчики через два часа вышли на опушку леса около какой-то деревни и в одном из оврагов устроили дневку.

Посланный на разведку Гриша Баранович, которому по внешнему виду нельзя было дать больше шестнадцати лет и который имел изготовленное в Москве немецкое удостоверение личности, принес неутешительные вести.

Шестерка Киселева находится в районе деревни Голдово. Ночью в деревне была проверка. Фашисты искали диверсантов-парашютистов, но никого не нашли. В деревне остались лишь два полицая. Утром они предупредили еще раз всех, чтобы никто не смел прятать парашютистов и партизан. Объявили также, что полиция поймала этой ночью шесть русских парашютистов и отправила их в Минск. Сейчас полицаи пьют самогон, а жители деревни работают в поле. С одним из местных жителей и удалось поговорить Грише Барановичу.

Сообщение Барановича поставило капитана Киселева перед рядом сложных проблем. То, что немцы обнаружили первую шестерку, не могло подвергаться сомнению, точно названо число чекистов. Киселев не допускал только, что они «пойманы и отправлены в Минск». Здесь полицаи наверняка прихвастнули. Во всяком случае, этот вопрос требует выяснения.

Идти на встречу с первой шестеркой сейчас бессмысленно. Если группа блокирована немцами и ведет бой, то другой шестерке не прорвать блокаду снаружи кольца. Если ее преследует полиция, то она не пойдет на место встречи, дабы не навести врага на шестерку Киселева. Для того чтобы встретиться, надо перевалить через железную дорогу и шоссе, которые сейчас особо тщательно патрулируются немцами.

Остается одно: двигаться на хутор лесника под Желудками, который в Москве был дан Киселеву в качестве запасной базы. Запасной потому, что связи с лесником не было уже около года. Между тем еще в сорок первом белорусские товарищи оборудовали на хуторе базу, спрятали оружие и боеприпасы, зарыли рацию. Леснику была оставлена справка, что он в 1940 году освобожден из ИТЛ в Вологодской области, где отбывал срок как кулак, активно боровшийся против коллективизации.

На самом же деле Трофим Случак до сорокового года работал лесником в восточных областях Белоруссии, а потом был переведен на работу на Гродненщину, здесь женился на местной крестьянке и осел в лесном хуторе под Желудками.

На предложение оказать помощь командованию ответ дал не сразу. Обстоятельно подумал, взвесил все «за» и «против» - у него недавно родился сын, - но зато потом с глубокой убежденностью в необходимости такой работы сказал, что сделает все, что будет приказано.

Приказано было немного: запомнить пароль для связи и пароль для выдачи спрятанного оружия. О рации Трофиму ничего не было известно. Она была зарыта в дальнем углу усадьбы, и место тайника нанесено на схему, которая хранилась в документах облуправления НКВД, позже вывезенных в Центр.

У немцев Случак не вызвал подозрения. Они проверили его документы. Данные сошлись. Лесник не был замечен в активистах, жил одиноко; ни с милицейскими, ни с партийными или, еще хуже, с энкавэдэвскими работниками не встречался и не дружил.

Первое время на хуторе стояло отделение солдат под командой унтерфельдфебеля, а в 1942 году, когда фашисты, видимо, подгребали все резервы для битвы под Сталинградом, эти солдаты ушли, уведя с собой корову и зарезав двух свиней. Лошадь оккупанты забрали еще раньше. Осталась у Трофима коза да три куры-несушки, припрятанные хозяйкой. Козье молоко - для сына, ему же яйца, а сами питались овощами с огорода, да еще добычей от силков, которые Трофим расставлял в лесу на дичь, так как охотничью «тулку» забрал с собой какой-то фельдфебель, побывавший на хуторе.

В суматохе, в горечи отступления первых двух лет войны никто из товарищей, имевших отношение к созданию базы на хуторе лесника, не вспомнил о Случаке. Может, они погибли, может быть, их разбросало по разным фронтам. Но документы о создании базы сохранились. И когда в 1943 году на повестку дня был поставлен вопрос об активизации работы в западных областях Белоруссии, они были обнаружены при разборе архивных материалов.

Из одного отряда к леснику по заданию Центра были направлены два связника. Они встретились с Трофимом, который рассказал, что несколько винтовок и часть патронов он отдал проходившим через хутор окружением, сказав им, что подобрал в лесу после боев, и пополнил «арсенал» за счет немецкого оружия, которое действительно нашел. Есть у него и немного боеприпасов.

Оккупанты сейчас не беспокоят. Иногда на хутор заезжают полицаи под видом проверки, но на самом деле поживиться чем-нибудь съестным. Однако не нахальничают, знают, что он на хорошем счету у оккупантов, норму заготовки дров для них выполняет, ни в чем предосудительном замечен не был.

Случак, как сообщил начальник разведки отряда в Центр, готов выполнить свой долг перед Родиной. Начальник разведки, и это не его вина, не сообщил Центру, что на обратном пути связники на единственной дороге, идущей через болотистую местность от хутора к большаку, столкнулись с полицейским патрулем, обменялись выстрелами и через болото ушли от полицаев. Партизаны не придали значения такой встрече и не доложили о ней. Впоследствии эта небрежность имела свои последствия.

Явку к леснику имели Киселев и его заместитель Андрей Квашнин, который прыгал с первой шестеркой. Естественно, что, оторвавшись от немцев и не найдя Киселева на точке встречи, Квашнин должен повести свою группу к леснику, где и может произойти встреча двух шестерок.

От места, где сейчас находился Киселев, до хутора лесника по прямой было не больше сорока километров. Шесть часов ходу с полной выкладкой. Но идти придется не по шоссе и даже не по полевой дороге или тропинке, а лесом, высылая разведку вперед и обходя все подозрительные места. Все это, вместе взятое, говорило о том, что с необходимым отдыхом к леснику раньше вечера не добраться. Но идти надо только туда. И, сделав большой крюк, обойдя с юго-востока Голдово, Киселев повел свою группу на базу к леснику. Продвигались молча, с большими предосторожностями, ибо лес в годы войны никогда сразу не выдавал незнакомым людям своих намерений и был способен на все: или брал гостей под надежную защиту, или кидал их в объятия смерти. Те, кто раньше бывал за линией фронта, держались спокойно, а кто впервые - заметно волновались. Им порой казалось, что за каждым кустом, за каждым деревом притаился враг, но уверенность капитана заставляла сердца молодых стучать ровно…

Ни при каких обстоятельствах ни в какие бои группе вступать не разрешалось. Таков был категорический приказ Центра.


Загрузка...