Конторщица 5

Глава 15

Я прошлась по тихим, пустующим нынче комнатам (моих не застала, они ушли к репетитору французского языка), мимолётно коснулась нарядных кружевных занавесок на свежевымытых окнах, понюхала цветущие в вазонах комнатные цветы, улыбнулась большому фотопортрету в рамочке, где мы все вместе: Римма Марковна, Светка и я на параде в честь дня Великой Октябрьской социалистической революции, — божечки, как же хорошо быть дома!

Зашла в их комнату положить подарки — на светкином столе аккуратной пачкой лежали тетрадки и учебники, рядом акварельные краски и зелёный школьный пенал. Я выдвинула ящик и посмотрела на её заветные «сокровища»: обклеенная вырезанными из открыток цветами общая тетрадь, где округлым старательным почерком было написано: «Анкета для моих друзей», ещё одна раскрашенная фломастерами тетрадь с лаконичной надписью «Песенник», коллекция разноцветных камешков, собранных этим летом в Малинках, крошечный альбомчик с почтовыми марками, пластмассовый пупсик, высушенные листья дуба, клёна, ясеня, сухие каштаны и жёлуди, какие-то стеклянные шарики, пару рваных брусочков пластилина в коробке, большая складная лупа и несколько диафильмов «Сказка о царе Салтане», «Маленький Мук», «Путешествие Нильса с дикими гусями».

Ох и Светка! Не ребёнок, а маленький Плюшкин!

Этажерка Риммы Марковны, напротив, была почти аскетичной: на покрытых вязанными салфетками полочках одиноко стоял флакончик духов «Опиум», лежал тюбик крема, начатая упаковка валидола и потрёпанный томик Бунина с самодельной закладкой из новогодней открытки.

Да, сложно будет менять свой уклад и переезжать в Москву. Здесь-таки всё уже родное, привычное. Мне-то ещё ничего, а вот моим будет очень непросто.

Из задумчивости меня вывел звонок. Я открыла дверь — на пороге стол Иван Тимофеевич. Увидев меня, он широко улыбнулся:

— Лида! Приехала! А тут тебя как раз к телефону.

Пока шла к соседу, гадала, кто это: с работы? Родственники Лидочки? В школу вызывают? Вроде, больше и некому. Но не угадала — звонил Леонид:

— Лидия! — лаконично сообщил он, — я должен вернуться в Москву, на работу срочно вызывают. Хотел вот предупредить.

— Как жаль, — неожиданно даже расстроилась я. — Хотела познакомить вас со Светой. И с Риммой Марковной. А когда вы уезжаете?

— Поезд сегодня в полночь.

— Слушай, а давайте тогда приходите к нам на ужин? А то нехорошо будет — сколько здесь были и со Светкой так и не повидались.

— Согласен, — без лишних реверансов ответил он.

— Вот и чудесно, — улыбнулась в трубку я, — тогда ждем вас к семи. Записывайте адрес…

Пока день не закончился, я решила сбегать на работу, хотела проверить, что там с планом мероприятий по совершенствованию кадров, всё ли в порядке. Написала Римме Марковне записку, что вечером будет гость, переоделась и поехала.

Депо «Монорельс» встретило меня привычной суетой. Не забегая к себе, я отправилась сразу к Ивану Аркадьевичу.

— Вернулась, — не очень приветливо встретил меня шеф, весь его стол был завален бумагами и, судя по всклокоченному виду, работы было много, — нагулялась в Кисловодске? Водички попила? А мы тут зашиваемся, как видишь.

— Документы приняли? — не повелась на плохое настроения Карягина я, — или нужно что-то переделывать?

— Всё приняли, — хмуро кивнул Иван Аркадьевич, — хорошо, что Кашинская всё сделала.

— В каком смысле всё сделала? — удивилась я.

— Всю документацию оформила, что там надо, и отправила, — раздраженно закурил шеф.

— Подождите, я не совсем поняла, неужели Клавдия сперва не приняла, и Кашинской пришлось что-то переделывать? Но там же всё верно было…

— Приняла сразу, как только Кашинская ей отправила. Причём, приняла без единого замечания — отмахнулся шеф. — Все бы так работали. Учись, как надо.

— Но это же я…

— Всё, Лида, некогда мне, сейчас из главка звонить будут. — Нахмурился Иван Аркадьевич, — иди работай.

Я вышла из кабинета в непонятных чувствах. С одной стороны, то, что приняли — это прекрасно. Такая гора с плеч. Но вот при чем здесь Кашинская? Да, она сделала небольшую часть работы, которую я ей поручила. И проконтролировала отправку пакета с курьером. Но на этом и всё. С чего Иван Аркадьевич решил, что это она всё единолично написала?

В общем, надо идти разбираться. Второго Урсиновича я не вынесу.

В Ленинской комнате было шумно. Я заглянула — несколько человек, из молодёжи, склонились над столом и о чём-то отчаянно спорили:

— Не так!

— Почему это не так?!

— Пока у нас не будет наш, созвучный злободневный репертуар — даже пробовать не стоит!

— Да ты хоть вникни в сущность вопроса!

— А я тебе говорю…!

— Здравствуйте, товарищи! — поздоровалась с рабочими я и спросила, — а чем вы тут занимаетесь?

— А это мы стенгазету делаем, — со вздохом ответил долговязый парень, из метрологов, — коллективную. От рабочего класса на злободневные темы.

Остальные нестройно поздоровались, без особого энтузиазма продолжая что-то рисовать, клеить, чертить на большом листе бумаги, растянутом аж на три стола.

— В честь какой даты? — уточнила я (что-то не помню, чтобы у нас в плане стояла стенгазета на это время).

— А это теперь у нас всегда стенгазеты по средам будут, — ответил другой парень, я вспомнила, что он работал в третьей бригаде помощником мастера.

На звуки нашего разговора из своего кабинета выглянула Кашинская. При виде меня лицо её чуть скривилось и приняло отстранённое выражение.

— Татьяна Сергеевна! — сказала я, — я только что от Ивана Аркадьевича и у меня к вам разговор.

— Я занята сейчас, — отрезала Кашинская нелюбезно, — давайте позже.

— Позже буду занята я. Так что давайте поговорим сейчас. Пока у меня есть время.

Кашинская закатила глаза и вынуждена была вернуться обратно в свой кабинет.

Я вошла следом.

— Слушаю вас, Лидия Степановна, — холодно произнесла Кашинская, усаживаясь за стол.

Я окинула глазами небольшой кабинет. Другого стула в нем не было.

Ну ладно, я в эти игры тоже умею.

— А что это за дополнительные стенгазеты у нас теперь по средам? — спросила я.

— Нужно приобщать молодежь к советской пропаганде, — процедила Кашинская и налила себе чаю. — Теперь каждую среду у нас будет стенгазета-молния на злободневную тематику. Подготовленная рабочей молодежью, между прочим.

— Что-то я не помню, чтобы у нас в плане мероприятий стояла еженедельная стенгазета.

— План мероприятий давно устарел и не отвечает современным вызовам! — глядя мне прямо в глаза прищурилась Кашинская и отпила чаю. — Иван Аркадьевич одобрил. И подписал соответствующее распоряжение. Так что буду теперь исправлять недоработки предыдущих руководителей.

— Татьяна Сергеевна, — добавила льда в голос я, — Иван Аркадьевич всегда очень занят и ему некогда вычитывать мелкие документы, вроде поквартального плана внутренних мероприятий. Он отвечает за всё предприятие в целом. И подсунуть ему можно любой документ! Любую ерунду. И он подпишет. Потому что доверяет мне. И сотрудникам вверенного мне подразделения.

— Стенгазета — это не ерунда! — взвилась Кашинская и чуть чашку не перевернула, — здесь на протяжении долгого времени непонятно чем занимались. И как это всё контролировали! Бардак творился! Пришло время хоть кому-то навести порядок.

Хм, а вот это уже камушек в мой город. Причем не просто камушек, а огромный такой булыжник. Мягко говоря, эта дамочка только что обвинила меня в некомпетентности, разгильдяйстве и непрофессионализме.

Ну что же, по крайней мере я попыталась быть хорошей.

— Татьяна Сергеевна, — обманчиво мягким, очень спокойным голосом сказала я, — у нас вообще-то промышленное предприятие. Называется депо «Монорельс». И у нас есть утверждённый план выполнения работ по производству. Есть показатели, которые нужно достигать. Существует соцсоревнование в конце концов! А то, что делаете вы, иначе, чем саботажем и вредительством не назовешь!

— Как стенгазета может быть вредительством! — подпрыгнула Кашинская.

Теперь она уже не сидела, а стояла за столом, чашка с недопитым чаем сиротливо осталась на столе.

— А очень просто, — пожала плечами я и подошла к окну, повернувшись к Кашинской спиной, — вот для подготовки этой вашей стенгазеты вы оторвали от работы шесть человек. Из метрологического отдела, с третьей бригады и с других производств. Правильно?

— Да, по одному человеку с каждого направления, — чтобы ответить Кашинской пришлось встать и подойти ко мне.

— А вы хоть знаете, Татьяна Сергеевна, что в третьей бригаде не хватает людей? Что у метрологов Валентина ушла в декрет, и они там зашиваются? Что совсем недавно Иваныч просил ещё двух помощников мастеров. Потому что там всего двое и они не справляются. А вы одного из них забрали рисовать рисуночки. На злободневную тему. И пока этот парень рисует, другие предприятия Советского Союза досрочно перевыполняют план. И у них будут высокие показатели. А у нас — провал. И виноват в этом будет Иван Аркадьевич, которому вы вовремя подсунули распоряжение на подпись. Потому что воспользовались его хорошим отношением и доверием после того, как выдали наши общие результаты по подготовке плана мероприятий по совершенствованию кадров, над которым, между прочим, трудились и тот же Марлен Иванович, и Капитолина Сидоровна, и другие, и который разработала вообще-то я, за свой личный результат. И как это ещё можно называть, как не подлым вредительством социалистической собственности?

По мере моего монолога лицо Кашинской всё больше и больше бледнело, пока не стало нежно-зеленоватого цвета.

— Вы ко мне придираетесь! — наконец, выпалила она, задыхаясь от переизбытка эмоций.

— Нет, Татьяна Сергеевна, — ответила я очень спокойный и ровным голосом, — пока я ещё даже не начала к вам придираться. Но это пока ещё. В общем, даю вам срок до конца рабочего дня, чтобы вы отозвали распоряжение и вернули людей на работу.

Кашинская ссутулилась.

— Хотя нет, не так, — произвела контрольный я, — отзывать распоряжения — плохой выход. Первая же проверка придерется, не отобьемся потом. Поэтому вы просто людей верните на рабочие места.

— А как же стенгазета? — пролепетала Кашинская.

— Правильный вопрос, — одарила улыбкой голодной акулы я. — Очень правильный и своевременный. Вот что значит профессионал, Татьяна Сергеевна. Раз распоряжение вы подписали у Корягина и запустили его в работу, значит еженедельной стенгазете быть! Каждую среду! На три ватманских листа. На злободневную тему!

— А кто тогда её будет делать?

— Вы, Татьяна Сергеевна. Вы, — задушевно сообщила я.

— Но у меня очень много работы! — заюлила и попыталась спрыгнуть Кашинская.

— А кто сказал, что вы будете тратить на это своё рабочее время? — удивилась я и вышла из кабинета.

Но точку на этом я не поставила. О нет!

Я прошла мимо грустных активистов, которые вяло рисовали стенгазету, и зашла к себе в кабинет:

— Людмила! — нажала кнопку коммутатора я, — пригласи ко мне Капитолину Сидоровну. Срочно.

Когда Щука вошла ко мне, вид у неё был немного огорошенный и нервный. Помня прекрасно, как она регулярно издевалась и третировала меня, ничего хорошего от этого вызова она явно и не ожидала.

Но я умею ломать шаблоны.

— Капитолина Сидоровна, — сказала я ничего не выражающим голосом, не поднимая глаз от документов на столе, — присаживайтесь. У нас будет разговор.

Щука присела на краешек стула, и вся как-то съежилась.

— Капитолина Сидоровна, — я, наконец, подняла глаза от бумаг и подарила ей улыбку, — я хочу вас поблагодарить. От души.

Щука выпучила глаза и стала похожа на камбалу.

— Да, Капитолина Сидоровна, я теперь понимаю, что всё это время вы пытались меня научить работе, — продолжила я, наблюдая, как Щука от удовольствия аж покраснела, — и именно теперь я это полностью оценила.

Щука икнула и не знала, что говорить.

— А ещё я хочу сказать вам спасибо, Капитолина Сидоровна, за то, что вы меня, как наставник, по-матерински, предупреждали по поводу некоторых сотрудников. Я имею в виду Кашинскую. Вы были абсолютно правы.

— Да! Я вам говорила, что ей нельзя доверять! — затараторила Щука, вне себя от радости.

— Можете себе представить, она этот план мероприятий, который мы с вами сделали вместе, преподнесла Ивану Аркадьевичу как свою единоличную работу, — продолжала нагнетать я.

— Не может быть! — ахнула Щука.

— Увы, может, — вздохнула я, — я сейчас вот только вернулась из командировки, зашла к нему. Так он её очень хвалил. И ставил нам в пример. Мол, благодаря её работе Клавдия всё приняла без заминок.

— Вот ведь дрянь какая! — завелась Щука. — Не успела прийти и уже всё под себя подгребла.

— Боюсь, что при распределении поощрений в этом квартале это на всех нас скажется самым кардинальным образом.

Этого уже стерпеть Щука и вовсе не смогла.

— Даже не знаю, что с ней и делать, — растерянно пожаловалась я и в доказательство развела руками.

— Зато я знаю! — выпалила Щука и многозначительно посмотрела на меня своими маленькими пронзительными глазками, — положитесь на меня, Лидия Степановна! Я и не таких обламывала, поверьте!

— Вы думаете, с ней можно как-то совладать? — закинула удочку я.

— Я не думаю! Я — знаю! — важно сообщила мне Щука.

— Тогда действуйте, Капитолина Сидоровна! — согласилась я и вдобавок наябедничала ей о стенгазете и отрыве работников от производства, максимально сгустив краски, — если нужна будет моя поддержка и помощь — говорите. Мы же общую работу с вами делаем.

В общем, расстались мы с нею взаимно довольными друг другом.

Домой я вернулась в прекрасном расположении духа и сразу попала под оханья Риммы Марковны.

— Лида! — возмущенно запричитала она, — ну почему ты раньше не сказала, что будет такой гость? Я же рыбу-фиш сделать не успею!

— Это ужасно, — с невозмутимым видом сказала я и пошла мыть руки, — может, сказать ему, пусть не приходит, раз так?

— Да ты что?! — не поняла моего юмора Римма Марковна, — я, конечно, толстолобика нафаршировала, но лучше бы рыба-фиш была.

— Кошмар, людей стыдно, — смеясь про себя, согласилась я, вытирая руки полотенцем, — что он теперь о нас подумает?

— Ну я сделала рагу из кролика, котлеты, голубцы и бризоли.

— И это всё?

— Ещё салат «Оливье», — расстроенно произнесла старушка.

— Даже и не знаю, — грустно вздохнула я.

— А я придумала! — внезапно решила Римма Марковна, — я ещё блинчиков с мясом сделаю!

— Ну хоть что-то, — покивала я, стараясь не рассмеяться.

Блин, обожаю её!

Стол накрыли «как для гостей», то есть не на кухне, как обычно, а в моей комнате. Комната Риммы Марковны со Светкой была побольше, но там стояло две кровати. Поэтому раздвинули стол у меня.

Римма Марковна накрыла его кипенно-белой льняной скатертью с вышитыми монограммами, сервировала злополучным Валеевским сервизом, достала дефицитные мельхиоровые столовые приборы. Стол ломился от еды и источал одуряющие ароматы.

Светку нарядили в новое платье, завязали бант, и она сидела, надувшись, потому что по телевизору должен был идти фильм «Дети капитана Гранта», а она вынуждена тут сидеть со скучными взрослыми.

— Ты чего надулась? — спросила я.

— А это обязательно, чтобы я тоже была? — возмущенно спросила она, — у меня дела вообще-то!

— Раз дела, значит, иди, — кивнула я и Светка радостно спрыгнула со стула.

Воровато оглянувшись, не видит ли Римма Марковна, она двумя пальцами стянула бутерброд со шпротами и торопливо сунула себе в рот почти целиком.

— Я уфш-шф-шфла, — с набитым ртом сообщила она мне.

— Иди, иди, — сказала я, — жаль только, что ты с дядей Леонидом не познакомишься. Это — лучший друг твоего папы и твой крёстный отец, между прочим.

От такой новости Светка чуть не подавилась. Могучим усилием проглотив бутерброд, она спросила:

— А как это понять — «крёстный отец»?

Объяснять ей о таинствах христианства было долго и не вовремя, поэтому я ограничилась кратким резюме:

— Это как запасной отец. Твой папа же умер. Теперь вот дядя Леонид будет тебе всегда помогать.

— Как добрая фея у Золушки?

— Именно так, — одобрила аналогию я, — только у Золушки это была крёстная мать, а дядя Леонид — твой крёстный отец.

Светка задумалась и торопливо влезла обратно на стул.

Смотреть «Дети капитана Гранта» ей явно расхотелось.

Леонид пришел ровно к семи. Он был в таком же дорогом импортном костюме, в белой рубашке и при галстуке. Мне он подарил букет гвоздик, а Римме Марковне — хризантемы:

— Извините, но роз не было, — чуть смущенно сказал он.

Светке достался большой плюшевый мишка. Даже не буду спрашивать, где он его смог достать в нашем городе за столь короткий период.

Мы чинно сидели за столом, ели и беседовали. Римма Марковна, хоть и прибеднялась передо мной, но расстаралась на славу. Вытащила из закромов всё, что было. Ну и надо отдать ей должное — готовила она не хуже шеф-повара из мишленовского ресторана.

— Попробуйте рыбку, Леонид, — с ослепительной улыбкой гостеприимно предлагала блюдо гостю Римма Марковна.

Она принарядилась по случаю: надела своё самое нарядное бархатное платье с жабо у ворота, приколола туда большую брошь из чешского стекла, которую мы-таки прикупили ей к шубе, в ушах у неё болтались массивные золотые серьги (даже не знала, что у неё есть такие), а на пальцах красовалось штук пять дутых золотых колец с искусственными рубинами и ещё какой-то блестящей хренью, символизирующей незамысловатый ассортимент советской ювелирки.

Во даёт! И где она всё это время так ловко прятала золото? Ведь ещё недавно она была бедней еврейского кота и носила старый халат поверх нового, чтобы на дольше хватило.

Ну ничего, гость уйдёт — разберусь. Нет, мне не нужны её украшения, я и в том мире не особо носила всю эту золотую бижутерию, хоть и выбор был, и средства, но это же дело принципа — как можно что-то скрывать друг от друга, если в одной семье живем?

В общем, меня это нехорошо смутило. Я аж посмотрела на Римму Марковну другими глазами.

— Дядя Леонид, а ты любишь котлеты? — сказала Светка для храбрости, чтобы начать разговор.

— Конечно люблю, — усмехнулся тот, и Римма Марковна срочно подложила ему на тарелку две котлеты.

— А ты любишь красную икру?

— И красную, и чёрную, всякую люблю, — рассмеялся Леонид, к полному удовольствию Светки.

Она, от такого совпадения вкусов даже влезла с ногами на стул и продолжила допрос:

— А Толька сказал, что бывает ещё осетровая икра. А она какая? Ты ел?

— Света, а почему ты называешь его Толька? — спросил Леонид, — это же как кличка собаки.

— Потому что он вредный, — сказала Светка и сунула в рот кусочек шпротины с бутерброда.

— Светочка, кушай аккуратно, — тотчас же сделала замечание Римма Марковна, — а то, что о тебе дядя Леонид подумает?

— А у нас во дворе живёт Дружок. И у него тоже нету папы. Мама есть, а папы нету.

— Что за дружок?

— Да не дружок. А Дружок, — пояснила Светка.

— Собака это, — подтвердила Римма Марковна.

— Отец у Дружка вполне себе может и быть, — хмыкнул Леонид, — просто ты не видела, как он к его мамке бегал.

— А у синичек есть отец и мать?

— Конечно есть.

— А у ворон?

— И у ворон есть.

— Смешно, как ворона скачет. Она — вор.

— Почему это?

— Толька притащил Дружку колбасу, а ворона подлетела и цап — ухватила и улетела.

— Голодная, может, была, — сказал Леонид. — Ворона не вор, ей же тоже кушать надобно.

— А вот у меня нету папы, — сказала Светка, — мама Лида есть, а папы нету. А давай ты женишься на маме Лиде и будешь мне папой?

— Света, я твой крёстный папа, так что папа у тебя тоже есть, — дипломатично ушел от ответа Леонид, но в мою сторону посмотрел внимательно.

— А ты знаешь, как ворона каркает? — спросила Светка, — а я умею как ворона каркать! Хочешь покажу?

Она закаркала и тут раздался голос:

— А это ещё кто такой?! — на пороге стоял Будяк.

И был он злой.

Блин. Римма Марковна, как всегда, не заперла дверь!