Конторщица 5

Глава 16

Мхатовская пауза неожиданно затянулась.

Будяк стоял, загораживая дверной проем и мрачно разглядывал нашу компанию. Римма Марковна растерянно хлопала глазами, переводя взгляд с Будяка на Леонида и обратно. Леонид же хранил невозмутимое молчание (может быть потому, что он был занят важным делом — сосредоточенно доедал котлету). Светка продолжала тихо каркать себе под нос, деловито размазывая рагу из кролика по тарелке. А я просто сидела и наблюдала.

— Пётр Иванович! Какая неожиданность! — излишне бодрым голосом воскликнула Римма Марковна и тут же засуетилась, ставя новый прибор на стол, — а мы тут сидим, ужинаем. По-родственному…

— Дядя Леонид теперь мой папа! — воодушевлённо сообщила Светка и для пущей убедительности дважды каркнула.

Будяк сверкнул глазами. Холодный, нехороший огонь блеснул в них, но он промолчал и на этот раз.

Леонид вежливо доедал уже вторую котлету, правда теперь с трудом, и возможно поэтому никак Светкин пассаж не прокомментировал.

— Пётр Иванович! — сказала Римма Марковна, чтобы сгладить неловкость, — садитесь с нами ужинать. У нас, конечно, по-простому, без рыбы-фиш. Но кто ж знал, что у нас будут такие гости…

— С удовольствием, Римма Марковна! — вдруг крайне весело произнёс Будяк и умостился, но не возле того прибора, что поставила Римма Марковна, а возле меня, — передайте мне тарелку и вилку сюда, пожалуйста.

Он щедро, не чинясь, наложил себе оливье и затем протянул руку сидящему справа Леониду:

— Пётр!

— Леонид.

Мужчины обменялись излишне крепким рукопожатием. Тишина аж зазвенела.

Дальше мы ели молча, под тревожный стук столовых приборов.

Ходики в коридоре бамкнули так неожиданно, что Римма Марковна аж подпрыгнула, и вилка, звякнув, выпала у неё из рук:

— Ой, — смутилась она и нервно поправила брошь у ворота, но тут же реабилитировалась, — кому положить бризоли? Очень рекомендую. Это по рецепту моей бабушки.

Так как все опять промолчали, Римма Марковна сгрузила пару бризолей мне на тарелку. Я незаметно вздохнула — терпеть их не могу.

— Леонид, — вдруг подал голос Будяк, — а вы к нам надолго?

— Сегодня в полночь отбываю обратно в Москву, — не поднимая глаз от тарелки ответил тот.

— Рискну вас не обидеть, искренне считая умным, — задумчиво произнёс Будяк, — но вы не ответили на мой вопрос.

— Какой?

— Кто вы такой и что вы здесь забыли?

— Теперь это мой папа! — тут же влезла Светка и облизала испачканные в рагу пальцы.

— Светочка! Кушай аккуратнее, пожалуйста, — сделала замечание Римма Марковна.

— Вот этот момент я бы и хотел прояснить, — сухо сказал Будяк и так на меня взглянул, что я незаметно для самой себя съела ненавистный бризоль целиком.

— Странный вопрос, — сухо ответил Леонид, — я гость в этом доме. И, кроме того, вы же прекрасно слышали, что я — Светин отец.

— Светин отец недавно умер, — еле слышно сказал Будяк и метнул быстрый взгляд на Светку, но та не услышала, сосредоточенно выковыривая из кусочка фаршированной рыбы морковку и раскладывая её по краям тарелки.

— А вот кто вы такой и к чему такой пристальный интерес к нашим семейным делам? — не остался в долгу Леонид.

— Так что это за очередной отец? — вопросом на вопрос ответил Будяк, требовательно глядя на меня.

— Леонид — Светочкин крёстный, — торопливо внесла ясность Римма Марковна, пока ситуация не стала совсем критичной.

— А! Так вы кум Валеева? — удовлетворённо констатировал Будяк, язвительно хмыкнул и положил себе на тарелку рагу из кролика. — За это надо выпить!

— Я не пью, — тотчас же заявил Леонид и отодвинул полупустой бокал с шампанским в сторону.

— Да как вам угодно. А мы вот выпьем, по-семейному, — Будяк деловито разлил шампанское по бокалам мне и Римме Марковне. Себе он плеснул коньяку.

— Давайте выпьем за Лиду! — предложил Будяк нам с Риммой Марковной (Леонида он проигнорировал), и внезапно добавил, обращаясь исключительно ко мне, — я ласковый и хороший, ты не пожалеешь!

Леонид поперхнулся фаршированным толстолобиком и закашлялся.

Мы чокнулись и выпили.

— Вот это тост, — проворчал Леонид, справившись с кашлем.

— Веселить красивых девушек мне нравится, — отозвался Будяк, миролюбиво наколов соленый грибочек вилкой.

— Светочка, если ты покушала, иди к себе, — торопливо произнесла Римма Марковна, — я тортик тебе в комнату сейчас принесу.

— И компотик! — заявила Светка и, радуясь от того, что её, наконец, отпустили, ускакала к себе.

— А вот скажите, Леонид, почему же вы на похоронах не были и объявились аж через год? — воспользовался тем, что Светка ушла, Будяк.

— Я был в отъезде, — хмуро ответил тот, давая понять, что дальше эту тему развивать не намерен.

— Зачем же тогда пытаться занять седалищем три четверти лавочки, если жопа шириной в десятую её часть? По размерам и по масштабности, — неуклюже пошутил Будяк и подмигнул Римме Марковне.

Леонид вспыхнул.

— Вижу, адекватные люди нынче редкость, — процедил он и, потеряв интерес к Будяку, повернулся ко мне, — Лида, я посмотрел документы на квартиру. Там есть несколько моментов, из-за которых при желании её могут у вас отобрать. И, думаю, это произойдёт очень скоро.

— И что делать? — ахнула Римма Марковна, опередив мой вопрос.

— Нужно обменять Васину квартиру и твою вот эту на квартиру в Москве, — сказал он. — С доплатой, разумеется. Я сейчас, когда вернусь, сразу начну искать нормальные варианты обмена.

Римма Марковна перевела недоумённый взгляд на меня, а Леонид продолжил:

— Лида, ты когда в Москву переезжать собираешься? Мне нужно чётко знать конкретные сроки. Иначе не уложимся. Это ведь не так просто.

— В каком смысле переезжать в Москву? — удивился Будяк, — Лида никуда переезжать не собирается. Только в Малинки.

— После Нового года я поеду туда сама, мы основное управление депо «Монорельс» будем там организовывать, — тихо объяснила всем я, — полгода буду ездить туда-сюда, примерно по две-три недели. Как раз Света закончит первый класс, а с сентября она уже пойдёт в московскую школу.

— Как в Москву?! — всплеснула руками Римма Марковна и возмущенно воскликнула, — И почему это, Лида, я узнаю об этом только сейчас?!

— Тогда успеем, — не обращая внимания на взбудораженную старушку, задумчиво посмотрел на люстру Леонид, что-то прикидывая про себя и добавил, — за это время нужно будет, кстати, подыскать Свете хорошую спецшколу с основным уклоном в немецкий язык.

— Какой ещё немецкий язык?! — возмутилась Римма Марковна, — Света уже учит английский и начала изучать французский. С неё достаточно!

— А зачем он вам нужен, этот французский? — искренне удивился Леонид.

— Он самый красивый! — убеждённо воскликнула Римма Марковна, глаза её вспыхнули мечтательным огнём, — на нём же разговаривали и писали великие Гюго и Мопассан… Бодлер и Сент-Экзюпери!

— А на немецком разговаривали и писали великие Розенкранц и Карл Маркс. И что с того?

— Но Лида… — глаза у Риммы Марковны округлились, как у простуженного мопса. — Как же так? Как так-то?

— Римма Марковна, — устало сказала я, — немецкий язык для Светы — это была последняя воля Василия Павловича. Его предсмертное желание. Он взял с меня обещание. Понимаете?

Римма Марковна поникла, вздохнула, но тут же подпрыгнула на стуле:

— А что ещё за спецшкола такая?! Что за выдумки?! Зачем было забирать Светочку из детдома? Чтобы теперь, когда она привыкла к дому, отдать её в интернат?

— Это не интернат, Римма Марковна, — терпеливо поправил её Леонид, — а спецшкола. Там, между прочим, дети высшего партийного руководства учатся. Да, всю неделю они учатся, а на выходные — домой. И не так просто будет её туда устроить. Но у меня есть там кое-какие связи…

— Какая-то ерунда! — вдруг подал голос молчавший всё это время Будяк, — никуда Лида переезжать не будет. Точка.

— Вас вот не спросили, — огрызнулся Леонид и обновил мне, Римме Марковне и себе шампанского. Коньяк Будяку не налил.

Будяк многозначительно, долгим взглядом, посмотрел на Римму Марковну, и та вдруг выдала:

— А я не согласна! Я не желаю на старости лет переезжать в Москву! Мне и тут хорошо! И Светочке хорошо! У неё здесь друзья, кружки, школа. Да и у тебя только-только всё наладилось, Лида! Пора хоть немного пожить в своё удовольствие, спокойно, а не начинать опять крутиться как белка в колесе. Мы никуда не поедем и точка!

Выдав эту тираду, она бросила вопросительный взгляд на Будяка и тот одобрительно кивнул.

Меня всё это уже начало потихоньку выбешивать:

— Римма Марковна, — терпеливо сказала я, — я всё понимаю. И никто вас заставлять переезжать не будет. Если не хотите с нами в Москву — оставайтесь здесь. У вас есть своя комната на Механизаторов, я помогу сделать там хороший ремонт. Купим вам туда новую мебель. Или даже попробую добиться для вас отдельной квартиры. Вы фронтовик, должны пойти навстречу. Живите себе спокойно.

Римма Марковна налилась нездоровой краской. Упреждая её надвигающуюся истерику, я добавила:

— А вообще-то, кто-то совсем недавно рассказывал мне о своих мечтах. Я вот специально ради вас съездила в Кисловодск. Он изумительный и полностью отвечает вашим желаниям. И театр там великолепный. И шубу мы вам купили. И даже жениха я вам там нашла. Профессор медицины, между прочим. Уважаемый человек. Тютчева вон цитировать любит. И вдовец…

Будяк насмешливо фыркнул. Римма Марковна от возмущения потеряла дар речи.

— Так что не надо говорить, что вас кто-то заставляет, — продолжила я, — у вас вон целых три варианта: ехать с нами в Москву, остаться жить здесь или выйти замуж в Кисловодске.

— Действительно! — поддакнул мне Леонид и веско сказал, — предлагаю за это и выпить! За плюрализм!

— Так! — не дал нам даже чокнуться Будяк, — хватит ерунду городить! Никуда Лида не едет. Я купил дом в Малинках, забор уже поставил новый, баню срубил, сейчас гараж ещё достраиваю. Осталось немного ремонт в доме доделать, ванную установить и всё — можете переезжать ко мне. Там пять комнат и кухня. Места всем хватит. Рядом лес, речка, озеро. Природа какая! Грибы, ягоды! А воздух как мёд! Куда там вашему Кисловодску!

— Угу, и Светка будет пасти коров вместо того, чтобы ходить в школу, — не удержалась, чтобы не съязвить я.

— Ничего страшного в коровах нет, — отмахнулся от такого неочевидного и малозначительного аргумента Будяк, — я вон всё детство коров пас. И ничего — выучился.

— Оно и видно, — флегматично прокомментировал Леонид.

— Школа в соседней деревне есть, — проигнорировал подколку Будяк. — В Хряпино. Туда детей возит автобус. Кроме того, и у меня, и у тебя есть машины. Можно спокойно самим возить её. Да и недалеко там, всего-то пять с половиной километров. Пешком тоже вполне ходить можно.

— И ты предлагаешь заточить молодую, полную сил женщину в забитой дыре? — от избытка эмоций перешел на «ты» Леонид, — А ведь она ещё и умная, между прочим! В свои годы уже такую должность занимает! А что она в твоей дыре делать будет? Навоз вилами кидать? Свиньям хвосты крутить?!

— Прежде всего она будет жить со мной! — важно приосанился Будяк, — а для хвостов и навоза у неё есть я.

— Эй, товарищи! Вы ничего не забыли? — напомнила о себе я.

И, видя, как недоумённо вытянулись лица мужчин, пояснила:

— Давайте я сама решу, как свою жизнь жить. Ладно? Спасибо вам, конечно, огромное за помощь и поддержку. За советы. Но дальше я сама. И да, я еду в Москву. Это — решено!

После моей речи остаток вечера вышел скомканным. Римма Марковна дулась на меня. Будяк и Леонид злились друг на друга. А я просто устала от всего этого.

Так что посидели ещё немного и разошлись. Даже торт «Графские развалины» не попробовали.

И да, в конце они таки подрались. Во дворе.

Что-то не поделили, видимо….

Соответственно на работу я явилась далеко не в самом прекрасном расположении духа. Во-первых, перед соседями за ту драку было стыдно. Во-вторых, заколебала меня Римма Марковна, которая весь вечер ныла, чтобы мы не уезжали в Москву. А в-третьих, погода была не очень, а у меня всегда, когда идёт мелкий моросящий дождь, начинает дико болеть голова. Метеозависимость у меня, в общем.

Поэтому я была не в духе.

Чтобы не рычать на людей зазря, я мирно сидела в своём кабинетике и перекладывала бумажки в папках. Эта механическая работа должна была меня успокоить. Но получалось наоборот.

И тут ко мне явилась Щука.

Чеканной гренадёрской походкой она вошла в мой кабинет и сказала:

— Лида… эмм… Степановна! С Кашинской проблемы.

— Что за проблемы? — стараясь не кривить лицо от дикой боли в затылке и висках, спросила я.

— Она написала на меня докладную.

— Во как! — изумилась я. — С чего вдруг?

— Да вот, после нашего разговора, я решила немного поставить её на место. А она — сразу на меня докладную Ивану Аркадьевичу на стол. И через сорок минут будет рабочее совещание. Разбираться будут. Дожилась на старости лет.

Щука всхлипнула.

Я видела, что она явно переживает. Поэтому постаралась её успокоить.

— Капитолина Сидоровна. Не паникуйте. Не надо. Обещаю вам, что вы ещё в прибытке останетесь. Вы же меня знаете.

— Знаю, — широко улыбнулась Щука и её слегка квадратное лицо стало похоже на мордочку пожилого сайгака.

В кабинете Ивана Аркадьевича собрались начальники всех подразделений. Я вошла и окинула взглядом собравшихся: народ, как обычно, гудел о своих производственных делах, Щука была напряжена и серьёзна, зато Кашинская улыбалась. Настроение у неё было радостным.

Ну ничего, сейчас кто-то будет грустить.

— Товарищи, — сказал шеф, когда все собрались и расселись. — Прежде, чем мы перейдём к рабочим вопросам, предлагаю обсудить один неприятный инцидент.

Он пододвинул к себе лист бумаги с отпечатанным текстом. Что там, в этом тексте, мне с моего места было не видно, но Щука мне вкратце рассказала. Так что я была в курсе.

— Татьяна Сергеевна — человек у нас новый. Но уже доказала, что она — замечательный и дельный специалист, и на неё можно положиться практически во всех вопросах.

По рядам прошелестел вздох. Кашинская просияла.

Мне срочно захотелось в Москву. Или хотя бы в Малинки.

Тем временем шеф продолжил:

— И мне очень неприятно осознавать, что некоторые наши сотрудники вместо того, чтобы сплочённой командой работать над нашим общим делом, над результатами, начинают ставить палки в колёса друг другу! Такого никак не должно у нас быть, товарищи! Поэтому я и хочу сейчас на товарищеском, так сказать, суде разобрать и обсудить с вами этот досадный случай.

Народ недоумённо начал переглядываться. Щука побледнела.

— Итак, товарищи! — продолжил свою речь Иван Аркадьевич, — вчера Капитолина Сидоровна оскорбила Татьяну Сергеевну. Прилюдно. Я всё верно говорю, Капитолина Сидоровна?

Щука выдала то ли всхлип, то ли вздох.

— Не слышу!

— Извините, Иван Аркадьевич, — вмешалась я, — а в чём, собственно говоря, состоит преступление Капитолины Сидоровны? Не очень понятно.

— Как обычно, Лидия Степановна, как обычно, — ответил шеф, — вам ли не знать характер Капитолины Сидоровны и то, как она умеет изводить подчинённых?

— Насколько я знаю, Капитолина Сидоровна всегда очень переживает за депо «Монорельс» и каждую ошибку наших сотрудников воспринимает крайне тяжело. Но это не повод обличать её сейчас здесь. И тем более писать доносы вышестоящему руководству. Если Капитолина Сидоровна посчитала уместным указать новой сотруднице на ошибку в работе, значит ошибка там была большая. И даже очень большая! И вместо того, чтобы с благодарностью поучиться у Капитолины Сидоровны, и принять её помощь, Татьяна Сергеевна вынесла это на общее обсуждение. Оторвала нас от работы. Причем это происходит уже не в первый раз. Пару дней назад она сорвала производственный процесс, потому что ей вдруг захотелось нарисовать стенгазету. И шесть человек были отозваны с производства и рисовали в рабочее время!

— Как так? — поморщился Иван Аркадьевич, — почему я об этом ничего не знаю?

— Видимо потому, что Татьяна Сергеевна не сочла нужным посоветоваться с более опытными товарищами. С той же Капитолиной Сидоровной. Более того, Татьяна Сергеевна решила рисовать стенгазету на каждую среду. Огромную. На трёх ватманских листах.

— Да я всегда говорю, что некоторым делать нечего! — подскочил со своего места Иваныч, — у нас и так людей не хватает, а когда Володьку эта забрала рисульки рисовать, мы чуть не прошляпили подготовку буксового узла! А это же на роликовых подшипниках! Еле выкрутились! У нас людей и так мало, а она Володьку забрала!

— А почему ты мне сразу не сказал? — нахмурился Иван Аркадьевич.

— Так вы же сами приказ подписали! — возмутился Иваныч.

Остальные согласно загудели.

— Какой приказ? — опешил шеф и нажал на кнопку коммутатора, — Наталья, что там за приказ о стенгазете? Неси его сюда, быстро!

Через секунду распоряжение лежало на столе у Карягина.

— Что за херня? — удивился он, — как я мог такой дебилизм подписать?

— Татьяна Сергеевна вам среди других бумаг подсунула, вот вы все скопом и подписали, — невинно прокомментировала я, — и нужно теперь проверить, что ещё она вам подсунула.

Народ возмущённо загомонил. Шум нарастал.

Иван Аркадьевич побагровел и взвился. И минут десять яростно ругал Кашинскую, и всех остальных заодно.

Когда он иссяк, в кабинете воцарилась оглушительная тишина, а Кашинская стояла бледная и старалась даже не дышать.

И в этой звенящей тишине я произнесла:

— Иван Аркадьевич, так что с Капитолиной Сидоровной делать будем? Может, пусть Татьяна Сергеевна сейчас по-быстрому извинится перед ней, и мы уже пойдём работать. У нас же ещё дел полно. И отчет за вторую декаду на носу.

— Вы сговорились! — задыхаясь от возмущения, прошипела Кашинская. — Это немыслимо!

— Ага, конечно, мы сговорились и все вместе написали от вашего имени докладную на Капитолину, и принесли Ивану Аркадьевичу, чтобы он весело провёл утреннюю летучку, — съехидничал Иваныч, — Нам же больше делать нечего, лишь бы этот цирк ваш всё утро обсуждать. Эх, развели прынцесс!

В общем, получила Кашинская по самое немогу.

Теперь уже сияла Щука.

А вот когда я вышла из кабинета в коридор, нос к носу столкнулась с Кашинской. Глядя на меня немигающим взглядом, она еле слышно прошипела (но я услышала):

— Я это ещё припомню! Кровью умоешься, сука!