По аллее у Дома культуры навстречу нам шла молодая женщина, лет двадцати — двадцати пяти, в коротком, по нынешней моде, легком плаще и в ярко-бордовых лакированных туфлях на высоких каблуках. За руку она вела без умолку болтающего совсем ещё мелкого карапуза в зелёном картузе с помпоном.
Я так засмотрелась на эти её обалденные туфли, что от неожиданности чуть не споткнулась, когда Светка вдруг выдала:
— Мама, я хочу братика! Как этот! Смотри, какой миленький!
Чтобы отвлечь ребёнка от опасной темы нужно сразу же переключить его внимание, это я прекрасно помнила ещё из той, моей прошлой жизни. Поэтому я быстро сказала:
— И что же ты, Светка, будешь теперь со сбором макулатуры делать?
Тема оказалась настолько благодатной, что всю оставшуюся дорогу от магазинов, куда мы ходили покупать резиновые сапоги для походов по лесу и заодно кое-каких продуктов, Светка возмущалась. Мол, деспотичная Римма Марковна не разделяет её позиции на первенство среди октябрят, потому что для неё какие-то паршивые грибы и яблоки дороже личного счастья Светки. А личное Светкино счастье, по мнению самой Светки, как раз и заключалось в том, чтобы в никакие Малинки на выходные не ехать, а лучше собрать всю макулатуру в городе, занять первое место и показать им всем.
— Ты понимаешь? Понимаешь?! — горячилась она, аж подпрыгивая от переполнявших эмоций, — от этого же зависит всё!
— Ну разве других конкурсов больше не будет? — попыталась смягчить Светкино недовольство я.
— Будет! Смотр стенгазет будет, — отмахнулась Светка, — но это всё не так серьёзно, как макулатура. Да и рисую я не очень, а у Ленки Ежовой из первого «А» старший брат художник. Вот он как нарисует, и её стенгазета сразу все первые места займёт! А Ирка Куничкина из первого «В» так вообще стихи пишет. Так что ничего мне не светит.
— Ну у вас же честное жюри будет, — проявила педагогическую толерантность я, хотя сама прекрасно помнила мой прошлогодний дебют со стенгазетой и как там всё происходит. — Если ты интересно всё оформишь, то вполне можешь и победить.
— Нет, я лучше макулатуру собирать буду, — упёрлась Светка и тут же добавила, без всякой логики, — и я очень хочу маленького братика!
В спорах мы дошли до подъезда, где на лавочке примостились соседские старушки — Варвара и Клавдия. Они со смаком лузгали семечки и обстоятельно обсуждали последние новости:
— У Райки из третьего дома скоро ребеночек будет. Она потому на всё лето в деревню к своим и уехала.
— Не может быть, у неё же и так четверо.
— А я вам говорю…
— Добрый день! — громко поздоровалась Светка и неожиданно заявила. — Ага, ага, а у меня скоро будет братик! Мама Лида мне купит!
Я аж растерялась от такого Светкиного вероломства, а обе старушки уставились на мой живот блестящими от любопытства глазами. Новость настолько их потрясла и ошеломила, что всегда жадноватая Клавдия даже не обратила внимания, как семечки из бумажного кулька посыпались на землю.
Ну всё, капец, вот это я реально попала.
А дома я угодила прямо в цепкие руки Риммы Марковны.
— Лидия, — сказала она, принимая у меня из рук авоську с продуктами и дождавшись, когда Светка ускакала в комнату, — Я тут подумала…
У меня нехорошо ёкнуло сердце. Прекрасно зная, что ментальные озарения Риммы Марковны не всегда носят безобидный характер, я напряглась:
— О чем?
— Капусту же солить надо, — веско и безапелляционно сообщила она и требовательно взглянула на меня, проверяя реакцию.
— Ага, — ответила я, ещё не понимая, к чему весь этот разговор.
— Я хочу не в банки, а в бочку. Так она более хрустящей получится и дольше хранится будет.
— Ну ладно, — облегчённо пожала плечами я и принялась разуваться.
Но рано я радовалась. Приняв моё согласие за слабость, Римма Марковна ринулась в наступление:
— А как, по-твоему, я эту бочку из погреба выкачу? Она же тяжелая.
— Ну я сама выкачу.
— Нет! Ты надорвешься!
— Ну тогда вместе выкатим.
— Нет, Лида, у нас большая дубовая бочка. Мы с тобой не сможем.
— И что делать? — спросила я, и, как оказалось, это было моей стратегической ошибкой.
— Придётся попросить кого-то из соседей, — проворчала Римма Марковна и быстро перевела тему.
Я всё ещё находилась под впечатлением от Светкиного коварства, и внимания на последнюю фразу не обратила. А зря.
Последний рабочий день на этой неделе в депо «Монорельс», как обычно, начался с летучки, причём в расширенном составе, конкретно для конторских служащих.
Вчера я вызвала Кашинскую и Зою, и мы очень подробно обсудили график мероприятий на сентябрь-октябрь и договорились, что на летучке каждая выступит с краткой информацией за свой участок работ. Работы мы разделили: общие мероприятия (товарищеские собрания, политинформации и всякие агитбеседы) остались за Зоей, а вот внешние — перешли к Кашинской (24 сентября — день машиностроителя и 3 октября — день создания профсоюзов, которые мы решили провести с привлечением членов от горисполкома и ветеранов труда. Кроме того, планировалась большая лекция от какого-то доцента, который должен был рассказать о солнечных затмениях, одно из которых произошло буквально месяц назад). Поэтому на сегодняшнюю утреннюю летучку я шла со спокойной душой — хоть в этом вопросе у меня идеальный порядок. Потому что в остальном — так себе: вон Марлен Иванович опять нахомутал с целевиками и я теперь не могла ничего придумать, как заткнуть прореху в планировании и не рассердить Ивана Аркадьевича.
Начало летучки поставило меня в тупик.
— Давайте послушаем Лидию Степановну и её группу, и потом уже перейдем к метрологам, там сейчас прорва работы, — сказал Иван Аркадьевич и уставился на меня в ожидании.
Кабинет, как обычно, был битком набит, я поискала глазами своих докладчиков: Зоя прилежно сидела у окна, сложив листы с докладом на коленях и, судя по шевелящимся губам, беззвучно перечитывала текст, а вот Кашинской я что-то не видела.
— Начнет Зоя Звягинцева, — сказала я, надеясь, что Кашинская просто заблудилась и сейчас прибежит, — затем продолжит Татьяна Сергеевна.
— А где она? — не дал мне выкрутиться Карягин.
— Сейчас должна подойти, — ответила я, и мы все переключились на Зою.
Та быстренько и прилежно оттарабанила свои мероприятия.
В кабинете повисла пауза. Кашинской не было.
— Хорошо, — похвалил Иван Аркадьевич Зою, и та, вспыхнув от удовольствия, уселась на своё место, — давайте следующего докладчика.
— Товарищ Кашинская ещё не подошла, поэтому я пока доложусь о подготовке молодых кадров… — начала я, но Иван Аркадьевич раздражённо перебил:
— Лидия Степановна, давайте не прыгать туда-сюда по всем вопросам. Мы так ещё больше запутаемся. Извольте закончить с мероприятиями и потом уже расскажете об учёбе.
Я подавила негодование, мы вчера набросали только общую канву, и Кашинская обещала самостоятельно расписать наполнение мероприятий. И вот что мне сейчас говорить?
Но никуда не денешься, пришлось выступать. Кратко я доложила, что у нас планируются три больших мероприятия: два посвящены таким-то важным датам, и одна — лекция от учёного.
— Давайте подробнее, как будем день создания профсоюзов отмечать? Напомните, когда дата?
— Третьего октября, — сказала я, внутренне холодея, но что-то говорить было надо, и я добавила, — Мы планируем привлечь членов от горисполкома и ветеранов труда…
— А кого конкретно от горисполкома? — заинтересовался Иван Аркадьевич. — Я в понедельник там буду выступать, так передам приглашения.
— Кандидатуры еще в обсуждении, — выкрутилась я. — До конца дня список подам вам.
Вчера мы очень детально и обстоятельно перебрали их все, набросали список, который унесла с собой Кашинская, пообещав оформить, как надо.
— Плохо, что в обсуждении, — нахмурился Иван Аркадьевич, — до праздника чуть больше двух недель осталось, а у вас кандидатуры только в обсуждении.
Я начала по памяти перечислять кандидатуры, но Иван Аркадьевич остановил:
— Мне сейчас не надо вот этого вот всего, Лидия Степановна, — недовольно поморщился он, — не будем гадать на кофейной гуще! Я хочу видеть список перед глазами. А списка нет. Давайте впредь готовиться к совещаниям более ответственно. А сейчас переходим к метрологам…
Я села на место с пылающими щеками. Со своего угла сделала большие глаза Зоя.
Летучка продолжалась. Кашинская так и не подошла.
После совещания я отправилась к себе в кабинет, внутренне кипя от раздражения. Сегодня планировала посетить промзону, но, зная Ивана Аркадьевича, стопроцентно начнет мариновать с этими кандидатурами и дёргать туда-сюда.
Вот терпеть не могу, когда планы нарушаются из-за ерунды.
Хотя, может, она заболела?
Этот вопрос я и высказала Зое, которая пулей побежала за мной.
— Нет, я её точно видела, когда на работу шла, — покачала головой Зоя. — Мы еще на проходной поздоровались…
— Вообще тогда ничего не понимаю, — удивилась я, — ну не могла же она на двух этажах среди десятка кабинетов заблудиться? Летучка шла почти два с половиной часа, за это время всю территорию монорельса можно было трижды обойти.
— Может плохо стало? — предположила Зоя, — я в позапрошлом году мероприятие с ударниками из ДнепроГЭСа вела, так от волнения у меня так живот прихватило, что чуть не опоздала.
— Да не могла она два с половиной часа в туалете просидеть, — не согласилась я, — не холера же у нее, и не тиф.
Я нажала кнопку коммутатора и велела Людмиле позвать Кашинскую. На часах было уже больше одиннадцати, а мы договаривались в десять сходить на промзону.
Пока я ждала Кашинкую, Зоя снова завела старую пластинку:
— Лида. Я вчера думала над твоими словами. И всю ночь не спала — думала.
Я мысленно вздохнула.
— И поняла, что ты права, — сказала она, — поэтому я напишу сегодня заявление на отгулы, у меня их три. Вместе с выходными почти неделя получится. Поеду к тетке, она живёт на хуторе, почти в лесу. И главное, она совсем уже глухая, так что я буду и на природе, и молчать. Обдумаю всё, как ты и сказала…
— Молодец, — сдержанно похвалила я. — Можешь взять с собой книгу, но только классику, лучше о природе, что-то нейтральное.
— Да нет, я ей погреб побелить хочу, и в доме нужно перестирать все, на огороде кабаки собрать. Работы там хватает. И думать можно сколько угодно.
— Но в лес ты обязательно сходи, — посоветовала я, — деревья пообнимай, на земле посиди, если дождя не будет.
— Лидия Степановна, Ленинская комната закрыта, Кашинской я не нашла, — отрапортовала Людмила по телефону.
Я велела ей продолжить поиски, а сама, с недобрыми предчувствиями выпроводила Зою. Нужно еще подготовить папку с документами для промзоны. Может, хоть после обеда получится сходить туда.
Не успела я вытащить нужные бумаги, как в дверь постучали.
— Заходите, Татьяна Сергеевна! — крикнула я.
Дверь открылась и в кабинет вошла… Щука.
После тех разборок в кабинете у Ивана Аркадьевича обычно жесткая и наглая Щука вела себя ниже травы, тише воды. Я уже и думать о ней забыла, а тут она сама ко мне пришла.
Ну что же, будем обороняться.
— Лидия Степановна, — сказала Щука, без приглашения устраиваясь в кресле напротив, — давайте поговорим. Я не займу много времени.
— Слушаю вас, Капитолина Сидоровна, — скрыв раздражение за маской вежливости, ответила я.
— Лидия… эмм… Лидия Степановна, — поправилась Щука.
Я сделала вид, что не заметила оговорку. Сегодня у меня и так хватает всяких неприятностей, чтобы еще бодаться со Щукой.
— Вы, как-никак имеете отношение к моему отделу, по сути, вы являетесь моей ученицей и поэтому я, как старший товарищ, можно сказать по-матерински, хочу с вами поговорить.
Я напряглась, начало разговора было не просто неожиданным, скорее ошеломляюще неожиданным. Ладно. Посмотрим, что она будет петь дальше.
В общем, если в двух словах, то Щука решила проявить конформизм и подлизаться ко мне. Наладить отношения, так сказать.
— И вот что я скажу насчет Кашинской, — в заключении сказала Щука, одарив меня улыбкой голодной акулы. — Я бы с этой дамой держала ухо востро. Сдается мне, что её отсутствие на летучке не просто так.
Когда Щука ушла, я крепко задумалась: что-то в её словах, конечно, было рациональным, но моё личное отношение к самой Щуке заставляло меня внутренне не соглашаться.
До обеда Кашинская так и не появилась.
Зато я моментально нашла её во время обеда, когда вошла в столовую. Она спокойно сидела за столиком вместе с двумя метрологами, и весело им улыбалась.
Я нагрузила поднос едой: взяла рассольник, тушеные овощи и компот, и подошла к их столику:
— Приятного аппетита, товарищи, — вполне вежливо сказала я, ставя поднос на стол.
Мне нескладно ответили.
— Татьяна Сергеевна, у вас что-то случилось? — спросила я, — почему вас на совещании у директора не было?
— Каком совещании? — удивлённо спросила Кашинская, и я чуть компотом не поперхнулась.
— Вчера мы готовили с вами график мероприятий для того, чтобы озвучить Ивану Аркадьевичу. На утреннем совещании, — напомнила я, сдерживаясь изо всех сил.
— Лидия Степановна, вы говорили, что будет совещание, но откуда я могла знать, что я тоже должна туда пойти? — пожала плечами Кашинская и пододвинула к себе тарелку с омлетом.
— Н-ну, может быть, я не доступно донесла, — задумалась я, хотя вроде раза три говорила, Зоя вон пришла. Но, с другой стороны, глядя, как Кашинская мило болтает с ребятами из метрологического, вряд ли скажешь, что она злостный симулянт.
Нет, мне явно нужно немного передохнуть, а то Зое насоветовала перезагрузиться, а сама видимо переутомилась и тупо косячу.
После обеда я велела Кашинской принести мне отпечатанный список приглашенных на мероприятие и отправилась с ним к Ивану Аркадьевичу.
Он, как обычно, был занят, раздражен и много курил.
— Иван Аркадьевич, вот этот список, — положила бумажку ему на стол я и принялась каяться, — очевидно, мы с Татьяной Сергеевной не поняли друг друга. Но список был подготовлен ещё вчера.
— Да я верю, что вчера, — затушил в пепельнице сигарету Иван Аркадьевич и потянулся за другой, — просто дисциплину не надо нарушать, Лида. Порядок есть порядок. Для всех.
— Я понимаю, — понурилась я, — это я виновата, переутомилась наверное и не донесла информацию до Кашинской. Иван Аркадьевич, а что, если я пару дней отгулов возьму? Мы завтра с Риммой Марковной в Малинки едем, грибы собирать и капусту солить. Так я их со Светкой в воскресенье обратно в город закину, а сама в деревне ещё дня два посижу. Если что, телефон там в соседнем доме есть.
— Добро, — согласно кивнул Карягин, — раз надо — пойдём навстречу. Напиши заявление на отгулы, и чтобы в среду была как огурчик.
Я счастливо выдохнула. Красота!
Вечером того же дня.
— Иван Аркадьевич, я буквально на секунду, — сказал Альбертик, просачиваясь в кабинет.
— Что опять случилось? — недовольно поднял голову от экономических сводок хозяин кабинета.
— Нужно акт подписать, — торопливо подсунул бумажку Альбертик, — остальные уже все подписали.
— И Акимовна?
— Да.
— А оставить у секретаря не мог?
— Мне сейчас надо… очень прям надо.
— Ладно, давай, — вздохнул Иван Аркадьевич и ворчливо добавил, — что-то дал я вам всем волю. Разбаловались окончательно. Одна на планерку не явилась, второй с любой ерундой туда-сюда бегает. Ох, грехи мои тяжкие…
— Это вы про Кашинскую? — вкрадчиво поинтересовался Альбертик и сразу добавил. — А, знаете, может она и не виновата. Может, это Лидия ей не сказала.
— Ты это к чему? — нахмурился Иван Аркадьевич.
— Да так, просто, — потупился Альбертик, — забыла передать, может. Или не посчитала нужным…
— Ненавижу эту гадину! Убил бы! — пожаловался товарищ Иванов Ваське Егорову, разливая по рюмкам остатки портвейна. Пустая бутылка отправилась к остальным двум, под стол.
— Зря ты на неё так, — не согласился порядком уже захмелевший Василий.
Они сидели в кабинете и предавались возлиянию, по древней как мир мужской традиции обмывая вступление Иванова на новую должность. И хоть это было не повышение, а по сути, наоборот, традиции нарушать было не принято.
Несколько раз отрывисто бамкнуло — ходики на стене показали восемь вечера. Васька поднял рюмку и, расплёскивая содержимое на застеленный газетой стол, где лежали остатки порезанного крупными кусками хлеба, пару кусочков докторской колбасы и половинка большого желтоватого огурца, заплетающимся голосом сказал:
— Нормальная же баба. Чуть с придурью, конечно. Но где ты сейчас баб без придури видел?
— Да, все они — сучки, — с готовностью поддержал коллегу Эдичка. — Лишь бы из нас, мужиков жилы тянуть и нервы трепать.
— Д-д-давай за баб бахнем? — икнул Егоров.
— А давай! Только за всех баб, кроме Горшковой!