Глава X. ШЛЯПА, ТУФЕЛЬКИ И... ЛОШАДЬ


— Где ты была? — после первого же гудка схватила трубку моя подруга. Впрочем, ответа ей, видимо, не требовалось. Не успела я раскрыть рот, чтобы поделиться результатами визита к Тимке, как Зойка затараторила:

— Звоню тебе, звоню. Потрясающие новости! Представь, что мне рассказала Мити́чкина...

— Не представляю, — перебила я, — ты ведь терпеть Таньку не можешь.

— Ну и что, — ничуть не смутилась Зойка. — Ведь она сама позвонила мне. И вообще, какая разница. Лучше слушай.

— Слушаю, — откликнулась я.

После этого Зойка затараторила, как пулемет:

— Мити́чкина заходила к Сайко...

— Когда? — обомлела я.

— То ли вчера, то ли позавчера. Не имеет значения, — нетерпеливо проговорила Зойка. — Так вот. У этой Сайко в комнате висит огромная фотография. Она и Клим. Крупным планом. Ты представляешь? Во, наглость!

— Ну и что, — постаралась как можно равнодушнее произнести я. И, словно бы убеждая больше себя, чем Зойку, продолжила: — Они ведь вместе играют. Две самые главные роли в спектакле. И Тимка их много снимал, сама ведь видела. Вот Ирка и заказала Тимуру фотографию себе на память. Не каждый ведь день играешь главные роли.

— Ха! — выдохнула Зойка. — Я понимаю, если бы Ирке хотелось повесить на память фотку, где они в костюмах или хотя бы на сцене. А они в коридорчике у окошка стоят. Два, так сказать, голубочка. Понятно тебе, подруга?

— Ничего не понятно, — еще старалась найти какое-то невинное объяснение я.

— Зато мне понятно, — в полном раже выкрикнула Зойка. — Пока ты, Агата, ушами хлопаешь, Клима твоего преспокойненько уводят.

— Неправда! — воскликнула я.

— Если мне не веришь, спроси у Мити́чкиной, — обиделась Зойка и бросила трубку.

«Да что же сегодня со всеми творится? — подумала я. — Трубки кидают. Гадости говорят». И неожиданно для самой себя я горько расплакалась.

Зойка еще долго на меня дулась. С ней это бывает. В таких случаях трогать ее бесполезно. Единственный способ — дождаться, пока она сама успокоится. Клим и вовсе вел себя странно. В школе он кидал на меня косые взгляды. Когда же я к нему обращалась, держался со мной, будто мы едва знакомы. А Тимка закатил мне жуткий скандал, потому что перед этим Клим устроил ему скандал из-за фотографий. Он требовал, чтобы Тимур перестал тиражировать его изображение. А тот заявил: «Это моя работа. Что хочу с ними, то и делаю, и, вообще, если я перестану тебя продавать, то лишусь оборотных средств на воспроизводство». Словом, они едва не подрались и теперь не разговаривали. Мало того, Клим демонстративно отсел к Будке. А Тимка в знак протеста теперь сидит с Серегой Винокуровым.

Мне Сидоров, естественно, высказал все претензии. Однако, спустя некоторое время, вдруг начал чуть ли не каждый день названивать. Мол, ему нужно потренироваться в фотопортрете, и не могу ли я попозировать.

Я согласилась. После чего была вынуждена не только позировать, но и за свой счет печатать фотографии. Потому что, по словам Тимки, его в этот момент постиг «финансовый кризис», и даже с продажей Климовых фоток поклонницам средств на полное воспроизводство не хватало. В общем, Тимкина тренировка обошлась мне в копеечку. Хотя я не жалею. Фотографии получились что надо.

Репетиции «Золушки» шли полным ходом. А с начала декабря Зойка с кучей помощниц вовсю занялись примеркой костюмов. Даже Зойкину мать подключили. Тетя Лида консультировала в особо сложных и спорных случаях. Мое платье получилось просто потрясающим. Зойка превзошла саму себя. Конечно, платье Золушки выглядело строже и благородней. Зато мое было очень ярким и, по словам самой Зойки, «подчеркивало образ». Зойка платьем не ограничилась и соорудила мне еще огромную шляпу из старого абажура. А Тимка даже пожертвовал мне для украшения этого головного убора три павлиньих пера.

На первой же репетиции в костюмах я убедилась: шляпа как раз то, что надо. Стоило мне появиться на сцене, как все взгляды оказывались прикованы к моей голове. И до моего ухода за кулисы зрители больше ни на кого не смотрели. Зойка осталась очень довольна. В другое бы время я тоже порадовалась. Но сейчас настроение было просто никудышное. Клим продолжал вести себя со мной так, будто мы никогда с ним не общались за пределами школы и класса. Зато я все чаще и чаще натыкалась на них с Сайко.

Однажды я даже попробовала поделиться с Зойкой, однако она оборвала меня на первой же фразе:

— Раньше надо было думать, когда я тебя предупреждала. А теперь поздно, подруга. Если, конечно, не хочешь бороться.

— В таких делах бороться как-то противно, — поморщилась я.

— Тут и заключается твоя роковая ошибка, — устало произнесла Зойка. — И вообще, пошли ты этого Клима куда подальше. Других парней, что ли, нету?

— Естественно, есть, — вымученно улыбнулась я.

А Зойка поторопилась перевести разговор на другую тему. Вернее, все на те же костюмы к спектаклю. Она сейчас вообще ни о чем больше не могла думать. Вся школа жила подготовкой к двум спектаклям. Одни носились с костюмами, другие делали декорации, третьи подбирали фонограммы.

В результате, кроме членов Театральной студии, к подготовке спектаклей подключилась уйма добровольцев. Изольда пребывала в полном воодушевлении и восторге. А вот многие другие учителя не скрывали недовольства. Все-таки конец полугодия, а у ребят головы заняты неизвестно чем. В особенности возмущалась Предводительница, ибо кривая успеваемости по математике резко пошла вниз, причем не только в нашем, но и в других классах. И вот, влепив Будке очередную двойку, Мария Владимировна заявила:

— На ближайшем же педсовете поставлю вопрос, чтобы те, кто не успевает по всем предметам на «четыре» и «пять» к занятиям в театральной студии не допускались.

Заявление Предводительницы вызвало среди участников студии настоящий переполох. Мало кто из нас мог похвастаться учебой только на «четыре» и «пять». Будка по этому поводу вообще заметил, что нельзя требовать от людей невозможного. И, редкий случай, над его словами никто не засмеялся.

Слухи о коварных планах Предводительницы тут же дошли до Изольды. Как докладывала тетя Нонна, Изольда немедленно понеслась к директору и начала метать громы и молнии. Мол, не дам статистике успеваемости затоптать ростки духовности.

Узнав, что Изольда побывала у директора, наша Мария Владимировна проследовала туда же. И столь же решительно заявила Макарке В.В., что не позволит «всяким авантюристкам» снизить «интеллектуальный уровень учащихся нашей замечательной школы».

Загнанный в угол Макарка В.В., пойдя на компромисс, объявил, что он, директор, подходит к проблеме реалистически. Только «четыре» и «пять» — это, конечно, перебор, а вот двойки и впрямь никуда не годятся. И с ними надо объявить решительную борьбу.

Поэтому некоторым, в том числе и нашему Будке, пришлось срочно приложить усилия и исправить несколько двоек. Зато театральную труппу удалось сохранить полностью.

В общем, все шло нормально, если не считать моего настроения. А оно было совсем не праздничным. И вот за два дня до премьеры мне позвонила Зойка.

— Все-таки есть же на свете справедливость.

— Ты о чем? — не поняла я.

— Только что моей матери звонила Изольда. Она в панике. Представляешь, Ирка Сайко сегодня попала в больницу с аппендицитом.

— Что-о? — протянула я.

— Ей сейчас делают операцию, — тараторила Зойка. — Естественно, какая уж тут Золушка. Ирка теперь в больнице как минимум три дня проваляется. Изольда в полном ужасе. Говорит: «То ли спектакль отменять, то ли подыскивать срочную замену». И знаешь, подруга, только по очень большому секрету: у тебя появился шанс.

— Какой шанс? — ошарашенно проговорила я.

— Да ты включись в ситуацию! — оглушительно проорала Зойка. — Завтра последняя репетиция. Платья нового за день не сошьешь. А вы с Иркой примерно одного роста. Мы с матерью быстренько на тебе платье подгоним, и порядок.

— А кто же Мачеху будет играть? Две роли мне одной сыграть невозможно. Ведь мы с Золушкой часто появляемся на сцене одновременно.

— Успокойся, подруга, — сказала Зойка. — Мачеху сыграю я.

— Ты? — переспросила я.

— Кому же еще! — В голосе Зойки слышалось торжество. — Все остальные в спектакле заняты. А у меня, пока я ходила на репетиции, все роли как-то сами собой выучились. И вообще, в этой роли самое главное шляпа. А платье я тебе скроила широкое. Сама запросто в него влезу. Только подогнуть надо.

— Ну, Зойка! — вырвалось у меня.

— А чего нам стесняться, — откликнулась она, и мне стало ясно, что без ее личной инициативы дело не обошлось. Вот уж кто умеет бороться за место под солнцем.

— Не слышу радости, — продолжала она.

— Да, по-моему, рано радоваться, — возразила я. — Вдруг Изольда до завтра что-нибудь еще придумает?

— Ничего она не придумает, — без тени сомнения заявила Зойка. — Уже все решено. Выучи как следует роль. Завтра нас снимают со второго урока на экстренный сбор труппы. И платье я тебе подгоню завтра. Прямо в школе.

Сев учить роль, я вдруг обнаружила, что практически знаю ее наизусть. Видимо, как и у Зойки, само собой выучилось за время многочисленных репетиций. Да и сказку Шарля Перро каждый из нас знает с самого раннего детства. На другой день я явилась в школу совершенно готовая к главной роли. На первом уроке в наш восьмой «Б» ворвалась Изольда и попросила у англичанки ненадолго меня отпустить. Та не возражала. Был последний день перед каникулами. Какие уж там занятия.

Мы вышли в коридор.

— Агата, тебе Зоя рассказала?

Я кивнула и сочла своим долгом спросить:

— А как там Ира?

— Слава богу, успели вовремя отвезти в больницу. Операция прошла нормально, — расстроенно ответила Изольда.

— Ну, тогда хорошо, — кивнула я.

— Если ты согласна взять ее роль, тогда я сейчас объявлю об этом на сборе труппы, — перешла к делу Изольда Багратионовна.

— Согласна, — откликнулась я. А про себя подумала: «Плохой это будет сюрприз для Клима».

— Тогда, значит, договорились, — скороговоркой бросила Изольда. — А Зоечка и ее мама обещали подогнать Золушкины костюмы. Ну, я пошла.

И она во мгновение ока скрылась в противоположном конце коридора. Я стояла у двери родного класса, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Мне так хотелось раньше сыграть Золушку, тем более — в паре с Климом-Принцем. Я вспомнила, как мне было обидно, когда вместо меня назначили Ирку. И Климу это совсем не понравилось. Но теперь-то все изменилось.

Клим уже не имеет ко мне никакого отношения. А главную роль в спектакле я получила не в честной борьбе, а просто благодаря несчастному случаю. Мне вдруг захотелось догнать Изольду и отказаться. Я даже прошла немного по коридору, когда вдруг представила, что из-за меня спектакль могут отменить. А другие ребята чем виноваты? И малышня, которая так ждет представления? В результате все подумают, будто я просто выкаблучиваюсь.

Повернув назад, я возвратилась в класс. Нет уж, сыграю!

— Ты что такая кислая? — стоило мне опуститься на место, пристала Зойка. — Неужели Изольда передумала?

— Не передумала, — коротко отвечала я.

— Тогда где радость? — задала новый вопрос моя подруга. — Или я что-то не понимаю?

— Чему радоваться, когда человек в больницу попал, — пожала плечами я.

— Но я же тебе не предлагаю именно этому радоваться, — ничуть не обескуражили мои слова Зойку. — Мы, по-моему, говорим про роль Золушки.

— Тогда считай, что я радуюсь, — устало ответила я.

Зойка посмотрела на меня, вздохнула и надулась. Можно подумать, это она облагодетельствовала меня главной ролью и теперь уязвлена до глубины души моей черной неблагодарностью. Но, по крайней мере, она на какое-то время оставила меня в покое.

На следующей перемене нас собрали в актовом зале. В углу уже возвышалась огромная, украшенная игрушками новогодняя елка. Празднично пахло свежей хвоей. И только в этот момент я наконец ощутила, что ведь действительно скоро Новый год. От этого у меня даже поднялось настроение.

Дождавшись, пока все соберутся, Изольда объявила, что у нас произошли драматические события. Ирка Сайко попала в больницу, и роль Золушки будет исполнять Агата Дольникова. Все захлопали и уставились на меня. Случайно я встретилась глазами с Климом. Он выглядел как-то странно. «Видно, страдает, что Ирка попала в больницу», — подумала я.

Изольда сообщила, что мою бывшую роль Мачехи будет играть Зойка. Ребята снова захлопали, однако куда меньше, чем мне. Стыдно сказать, но я не расстроилась.

Изольда тем временем продолжала:

— Генеральная репетиция состоится сегодня в четыре часа. Просьба до этого времени полностью разрешить все проблемы с костюмами, гримом и прочим. Все свободны, кроме Дольниковой и Круглова. С ними мне нужно порепетировать.

Остальные исполнители шумно покинули зал. Мы с Климом остались. Он нерешительно подошел ко мне. Я вся напряглась: «Что он сейчас мне скажет?» И он сказал:

— Слушай, я рад.

Смеется он, что ли? Но он не смеялся. Передо мной был прежний, знакомый Клим. Я хотела ему хоть что-нибудь ответить, но меня опередила Изольда:

— Дольникова, Круглов, скорее на сцену, время дорого!

Мы поднялись. И около часа подряд репетировали. Изольда осталась нами очень довольна.

— Надо же, — удивленно проговорила она. — Так искренне получается. Словно Агата с самого начала играла Золушку. Только, Дольникова, обязательно найди Адаскину. Она платье тебе подгонит.

Мы с Климом одновременно направились к выходу.

— Ты молодец, — начал он. — Быстро в роль вошла.

— Не сглазь, — испуганно ответила я. — Потерпи хотя бы до генеральной. Еще неизвестно, что у меня там выйдет.

— Уверен, все выйдет, — без тени сомнения произнес он.

— А я думала, ты расстроишься, — не удержалась я.

— Из-за чего? — поднял вверх брови Клим.

— Естественно, из-за Ирки, — сказала я.

— Ирку, конечно, жалко, — медленно проговорил Клим. — Но мне больше нравится, когда ты играешь Золушку. — И после короткой паузы он добавил: — Естественно, если я — Принц.

Я была совершенно потрясена.

— Значит, ты действительно хочешь играть вместе со мной? А мне казалось...

— Что, интересно, тебе казалось? — пристально посмотрел на меня Клим.

— Ну, ты какой-то странный стал, — выдавила из себя я. — И не звонишь совсем.

— Ты, между прочим, тоже, — с обидой изрек Клим.

— Что тоже?

— И странная стала, и не звонишь. А чего мне навязываться? Между прочим, у Сидорова хорошие фотографии получились. Я видел, — с нажимом добавил он.

— Какие фотографии? — решила уточнить я.

— Ну, где он снимал тебя дома, — и Клим уставился в пол.

— Откуда ты видел? Вы же вроде с Тимкой не разговариваете.

— Случайно, — буркнул Клим. — Они у него из учебника высыпались. Я заметил, а он разозлился.

— Да он просто просил меня попозировать, — объяснила я. — Ему надо было потренироваться.

И тут Клим свирепо произнес;

— Пусть в следующий раз на других тренируется.

— Между прочим, он тебя с Сайко тоже снимал, — не осталась в долгу я. — И одна из этих фоток у Ирки дома на видном месте висит.

— Кто тебе такую чушь сказал? — возмутился Клим.

— Мити́чкина.

— Она дура и врет, — злобно проговорил Клим, и я поняла, что полку Танькиных недоброжелателей прибыло. — Я был у Сайко, и никакой фотографии там не висело.

«Значит, все-таки был», — отметила про себя я, а вслух сказала:

— Почем ты знаешь, может, она к твоему приходу ее снимала со стены.

— В таком случае не снимала, а сняла, — уточнил Климентий. — Я забегал к ней всего один раз. Она мне книжку по литературе дала. А вообще она жутко приставучая, — на лице его отразилась досада. — Сейчас мне, конечно, ее жалко. Она так хотела сыграть получше Золушку, и поэтому меня совершенно достала. То на перемене пристанет: «Давай роль повторим». То домой по телефону звонит, то еще что-нибудь.

И Зойка еще говорит, что я наивная! Кто наивный, так это Клим. Неужели не понимает, что Ирке нужна была не Золушка, а он сам?

Додумать мне не дала Зойка. Подбежав ко мне, она закричала:

— Куда ты делась? Пошли заниматься платьем. До генеральной репетиции всего ничего осталось.

— Встретимся на репетиции, — оглянулась я на Клима, и мы с Зойкой убежали.

— Я гляжу, помирились? — на ходу полюбопытствовала она.

— Почти. — ответила я. — Да вроде мы и не ссорились.

Зойка смерила меня пристальным и очень многозначительным взглядом.

— Свисти кому-нибудь другому, подруга.

Генеральная репетиция прошла нормально. Платье мне подогнала Зойкина мама. Изольда с Зойкой настояли, чтобы для сцены бала я распустила косу. А она у меня длинная, ниже пояса. Поэтому контраст между Золушкой и Принцессой получался разительным. А пухленькая Зойка оказалась словно создана для роли Мачехи. В широком платье и огромной шляпе из абажура, увенчанной павлиньими перьями, она выглядела очень забавно. Будченко всю генеральную репетицию душил смех. Стоило ему глянуть на Зойку, как он начинал хохотать. В конце концов Изольда не выдержала и прикрикнула на него:

— Будченко, ты все-таки Король! Веди себя солиднее!

Будка, не растерявшись, ответил:

— А я, Изольда Багратионовна, чокнутый Король.

После чего смех начал душить уже не его, а Клима. И последние слова он произносил, стараясь не глядеть на Митьку. Иначе генеральная репетиция точно бы сорвалась.

Все это Тимка, конечно, запечатлел в своей фотолетописи. Потом Зойка и тетя Лида вместе с добровольными помощницами остались доделывать костюмы, а мы с Климом вместе пошли домой.

— Я тебя провожу? — выйдя со школьного двора, спросил он.

Я кивнула. А когда мы прошли еще несколько шагов по Сретенке, не выдержала и спросила:

— Клим, ты все-таки можешь мне объяснить, что случилось?

— А что случилось? — внимательно посмотрел на меня он.

— Но ты ведь последний месяц почти со мной не разговаривал, — я решила выяснить все до конца.

— Но мне казалось, что это ты не хочешь со мной разговаривать, — нахмурился Клим. — И вообще, ты стала какая-то странная.

— Чем я стала странная? — Ответ его был для меня полной неожиданностью.

— Нет, сегодня ты нормальная, — спохватился он. — А весь прошлый месяц... Как тебя что ни спросишь, у тебя делался такой взгляд, будто тебе даже смотреть в мою сторону противно.

— Мне? — еще сильней изумилась я. — Но, по-моему, это ты на меня так смотрел. А я просто отвечала.

— Нет, это я отвечал, — упрямо гнул свое Клим.

— Но ведь ты мне перестал звонить, — напомнила я.

— Ничего подобного, — проворчал он. — Звонить первая перестала ты.

— А почему ты первый не мог позвонить? Гордость не позволила? — усмехнулась я.

— Навязываться не привык, — гордо вскинул голову он. — Мне казалось, тебя теперь интересуют другие.

Я поперхнулась от возмущения.

— Никто меня не интересует. Это ты всеми силами показывал, что не хочешь со мной общаться. Только с Иркой Сайко.

— Ну, ты совсем обалдела, — уставился на меня Клим. — Говорю же: с тобой что-то не в порядке.

— Нет, это с тобой не в порядке, — не осталась в долгу я.

Клим на мгновение задумался и вдруг спросил:

— А тебе, Агата, не кажется, что это какой-то глупый разговор? Если мы продолжим его, то уж точно поссоримся.

— А по-моему, совсем не глупый, — возразила я. — Во всяком случае, что-то выяснили.

— А мне кажется, совсем запутались, — не согласился со мной Клим.

— И вообще, почему мы должны ссориться? — продолжала я.

— Вот тут ты права. Совсем не должны, — улыбнулся Клим. — Ладно, хватит о грустном.

— Согласна, — кивнула я.

Мы поравнялись с моим подъездом.

— До завтра, — попрощался Клим. — И не волнуйся насчет спектакля. Все пройдет как надо.

— Очень мне нужно волноваться, — скрываясь в подъезде, ответила я.



Успех «Золушки» превзошел все наши ожидания. Малышня, пришедшая на школьную елку, бурно сопереживала всему, что творилось на сцене. Особый успех у них имели шляпа Мачехи, хрустальная туфелька Золушки и... Лошадь.

Ну, со шляпой все ясно. Я уже вам про нее рассказывала. Стоило Зойке-Мачехе возникнуть на сцене, зал разражался истошными криками: «Шляпа, шляпа!» — и дальнейшие Зойкины реплики заглушали бурные аплодисменты.

А вот когда мне Фея подарила хрустальные туфельки, зал просто замер. По рядам прошелестело: «Неужели они настоящие?» Потом до меня донесся чей-то убежденный ответ: «Конечно, настоящие. Сам не видишь?»

На самом деле туфельки были совсем не хрустальные, а из прозрачного бесцветного пластика. Их пожертвовала чья-то мама. А для того чтобы они сияли, словно хрустальные, мы покрыли их лаком с серебряными блестками. Но самое мистическое заключалось в другом. На Ирке Сайко туфельки хлюпали. А мне, единственной из всех девчонок, пришлись точно впору. Когда они только появились, мы все, естественно, их перемерили. Все, до последней Мыши. Над Иркой еще тогда смеялись: «Ты самозванка!» А мне говорили: «Золушка, замаскировавшаяся под Мачеху».

После спектакля малышня гурьбой ринулась к сцене: «Дайте потрогать туфельки!» Но мы схитрили. Мол, на них можно смотреть только издали. А в руки не дадим. Разобьете. Нельзя же их было разочаровывать. Главное — они так и остались в полной уверенности, что туфельки самые настоящие, хрустальные.

Но Лошадь затмила всех. Сцена превращения Мышей в Лошадь и карету у нас была задумана так. Мы с Феей разворачивали широкое темное «волшебное полотнище» и закрывали от зрителей тыкву из папье-маше и «живых мышей». Вернее, живыми они были постольку, поскольку их изображали пятиклашки. Под прикрытием полотнища Мышки уволакивали тыкву за кулисы. А на их месте, пока Фея произносила заклинание, возникала фанерная карета, запряженная лошадью, которая тоже была «живой» и состояла из двух человек — Кости Петриченко и его напарника Сашки Филева.

Фея, произнося длинное абракадабристое заклинание, подает мне знак. Мы синхронно опускаем полотнище. И... О, ужас! Перед нами предстает карета, в которую запряжена лишь передняя часть Лошади. Задняя же мечется сбоку, пытаясь перелезть через оглоблю, чтобы воссоединиться со своей половинкой.

Зал просто рыдает. Передняя часть, то есть Костя, начинает оглядываться. Видя, что ситуация сложилась нестандартная, Петриченко вдруг на весь зал орет:

— Иго-го-го-го! 3-заклятие, в-видно, н-не свежее. Н-ни-чего, 3-золушка. С-сейчас п-поедем. А т-ты, Ф-филев, д-да-вай скорей!

Фея, выйдя из ступора, крикнула:

— Не получилось. Бывает. Повторим.

Мы с ней вновь подняли полотнище. Зал сопровождал наши действия бурными аплодисментами и криками:

— Лошадка! Лошадка!

Когда полотнище опустилось вновь, все уже было в порядке. Части Лошади срослись и пристегнулись кнопочками. К счастью, Тимка успел все это увековечить, и потом вышли отличные снимки. А несколько родителей засняли весь спектакль на видеокамеры. И импровизация Кости Петриченко будет жить теперь многие годы.

После представления нам устроили грандиозное чаепитие. На нем были все, кто принимал хоть малейшее участие в постановке. Отсутствовала одна Ирка Сайко. Теперь, когда все страсти и недомолвки остались позади, а со мной рядом за столом сидел Клим, мне стало искренне жаль ее. И тогда я предложила:

— Ребята, а может, съездим к Ирке в больницу? Так ведь не повезло человеку.

— Ой, хорошо бы! — поддержала Изольда. — Конечно, в палату вас не пустят. Но я поднимусь и подведу Иру к окну. Она уже потихоньку ходит. И, конечно, будет так рада!

— И цветы ей передайте! И кусок торта! — наперебой начали предлагать ребята.

— Цветы, да, — кивнула Изольда. — А всего остального ей пока нельзя.

И мы поехали. Все, до последнего Мышонка. И даже Зойка.

Мы стояли под окном. А Ирка махала нам, посылала воздушные поцелуи и подавала еще какие-то знаки. А потом Будка, выйдя вперед и встав в картинную позу, дурным голосом запел романс Чайковского:

А-а, под окошком твоим

Я тебе пропою серена-аду!

Это было очень громко. Ирка явно услышала даже сквозь плотно закрытое окно. И начала так смеяться, что, видимо, у нее заболел шов. Во всяком случае лицо ее скривилось от боли. На прощание она вновь махнула нам рукой, и Изольда увела ее.

Домой мы возвращались вчетвером: я, Клим, Будка и Зойка.

— Жалко, — с грустью произнесла вдруг Зойка.

— Чего тебе, интересно, жалко? — разинул рот Будка.

— Что все кончилось, — вздохнула моя подруга.

— Что все? — по-прежнему не понимал Будка.

— И этот год, и спектакль, — меланхолично изрекла Зойка.

— Ничего подобного, — отмахнулся Будка. — Я каждый год отсчитываю с первого сентября. Поэтому у нас от этого года впереди еще больше половины. А спектакль... Да мы кучу новых поставим. И даже лучше.

Загрузка...