Корниловъ. Книга первая: 1917

Глава 25 Петроград — Москва

Договориться по-хорошему не получилось. Значит, пора действовать по-плохому. Видит Бог, он пытался.

На 12 августа назначено было Московское совещание, где будут присутствовать все главнейшие политические и общественные организации страны. Партии, советы, комитеты, армия, флот. Очередная шумная говорильня, на которой Корнилов обязан присутствовать, хотя Керенский всеми силами намекал, что он бы этого не хотел. Реальной властью это совещание не обладало, как и многие прочие начинания Временного правительства, но зато это была трибуна, возможность донести свои мысли до широкой общественности. Там будут репортёры всех газет, и в нынешних условиях это практически единственная возможность. Без интернета и телеграм-каналов пропаганду можно вести только так.

И теперь поезд Верховного ехал в Москву. Привычным маршрутом, через Тверь и Бологое. За сто лет поменялась только скорость, с какой можно было добраться из одной столицы в другую.

Корнилов был зол. Он, конечно, предполагал, что лишь потратит время впустую, раскланиваясь с министрами и пытаясь найти мирное решение проблемы, но совещание ясно показало ему — мирного решения не будет.

Кандидатов для осуществления силового варианта набиралось порядочно, верных частей и командиров имелось в избытке для такой операции, но катастрофически мало для того, чтобы продолжать удерживать фронт. А почти все они затыкали прорывы и останавливали бегство распропагандированных частей, и снимать их с фронта для захвата Петрограда означало собственными руками добить всё то, что он кропотливо выстраивал, начиная с июля.

Петроградским гарнизоном командовал генерал Васильковский, пытавшийся тоже наводить порядок в городе, расформировывать запасные части и отправлять на фронт хотя бы кого-то из них, но ему не хватало твёрдости, да и сам он, по сути, являлся заложником комитетов.

Приказом Верховного Главнокомандующего на должность начальника петроградского военного округа назначен был генерал-майор барон Врангель. Генерал-майор Васильковский переводился в действующую армию.

В решимости и отчаянности «чёрного барона» Корнилов ничуть не сомневался, как и в том, что Врангель в нужный момент выступит на его стороне. Удавка на шее Керенского понемногу начала затягиваться.

Полковник Голицын предлагал использовать кавалерийский корпус генерала Крымова, чтобы отправить его на Петроград, но Корнилов тому не доверял, подозревая в масонстве и любви к заговорам. По слухам, что циркулировали в Ставке, Крымов активно участвовал в подготовке Февральской революции, так что он уже де-факто становился в одну обойму с Брусиловым и Алексеевым, а этих деятелей Верховный старался держать подальше и от себя, и от любых тайных поручений. Да, Крымов весьма популярен в войсках, среди офицеров и солдат, но популярность и верность это разные вещи.

Но всё-таки несколько ударных полков и одну бригаду Дикой дивизии он перевёл на Северный фронт, поближе к Петрограду, так, чтобы можно было в любой момент повернуть их против Временного правительства. Или возможного восстания большевиков, от которого он якобы и прикрывал столицу.

Командовали этими частями сплошь верные люди, не связанные с тайными социалистическими обществами и не замешанные в февральских событиях. Полковник Сахаров командовал ударниками, генерал Юденич командовал Черкесским и Ингушским конными полками, и оба готовы были по первому же приказу двинуться на Петроград.

Но прежде, чем поднимать оружие против Временного правительства, необходимо было подготовить почву. Пропаганда работала, прапорщик Завойко старался изо всех сил, но генералу хотелось большего. Он вызвал адъютанта к себе в вагон.

— Ваше Высокопревосходительство! Прапорщик Завойко по вашему приказанию прибыл! — выпалил Завойко, входя в генеральское купе.

Он вернулся в распоряжение Верховного после недолгой поездки в Москву, где встречался с местными промышленниками и богачами, и теперь неотлучно находился при нём. Просьбу Савинкова убрать его из окружения Верховного благополучно игнорировали.

— Здравия желаю, Василий Степанович, — кивнул генерал. — Присаживайтесь. Как ваши успехи на писательском поприще?

— Стараюсь, Ваше Высокопревосходительство! Работа кипит! — доложил Завойко.

Работа и впрямь кипела. Прапорщик строил образ Корнилова — спасителя нации, со всем тщанием и прилежанием, пользуясь рекомендациями самого генерала. И это приносило свои плоды. Сначала кампанию развернули осторожно, прощупывая почву, напирая на то, что Корнилов — герой войны. Затем пропаганду повели влево, упирая на происхождение генерала из простых казаков. Мол, вот какой храбрец-удалец, добился всего своим трудом, и это в самом деле было так. Ничьей протекцией Корнилов не пользовался, и это многих привлекало на его сторону. Правый фланг общества обрабатывался немного иначе, пропаганда показывала Верховного как сильного лидера, политика и борца, железной рукой намеревающегося навести порядок, но которому мешают внутренние враги и немецкие шпионы.

В то же время велась ювелирная работа по дискредитации Керенского и остальных временных, благо, что поводов для критики они предоставляли немало.

— Сколько человек у вас в штате? — спросил Верховный.

Завойко несколько растерялся.

— Один я, — выдавил он.

— Непорядок. Наберите себе помощников. Пропаганда в нашем деле — один из важнейших факторов успеха, — произнёс генерал. — Набирайте среди поэтов, например.

— Каких это? — спросил Завойко.

Верховный давно об этом думал. И решение принял тоже давно.

— Найдите Николая Гумилёва, он сейчас, скорее всего, служит в армии. Он патриот своей страны, и его таланты нужны не на фронте, а в тылу, — сказал Корнилов. — Найдите Владимира Маяковского, постарайтесь убедить его встать на нашу сторону. Он убеждённый социалист, но, несомненно, тоже патриот, так что придётся найти к нему особый подход.

Завойко быстро записывал фамилии в блокнот.

— Ваше Высокопревосходительство, позвольте спросить… Откуда вы это всё знаете? — не отрываясь от письма, буркнул Завойко.

— По должности мне положено. Всё знать, — отрезал генерал.

— Финансирование… — протянул адъютант.

— Из тех средств, что вы вытрясли у москвичей. Никакого месячного жалованья, оплата исключительно по факту выполненной работы, за каждую статью, стих, лозунг, — сказал Корнилов. — И опирайтесь на массы. Нужны простые слова, которые поймёт даже самый необразованный и тёмный мужик.

— Понял, — кивнул прапорщик.

— Привлекайте художников, пусть рисуют плакаты, лубки, в конце концов, — добавил Корнилов. — Наша с вами пропаганда, Завойко, должна быть везде. В газетах, в витринах, на проходных заводов, на папиросных пачках, везде. Чтобы человек даже в уборную не мог сходить без нашей пропаганды, понятно вам?

— Так точно, Ваше Высокопревосходительство! — кивнул Завойко, понимая, что с такими масштабами он точно не останется внакладе.

Да и должность начальника отдела пропаганды, а в будущем, возможно, и министра пропаганды, фактически вручаемая ему Верховным, означала власть. Причём самую что ни на есть настоящую, власть над умами людей. Завойко однозначно связывал своё будущее с Корниловым, понимая, что это его шанс выбраться на вершины, и поэтому Корнилов доверял ему такое дело.

— Только ради Бога, никакого антисемитизма, — немного поразмыслив, добавил генерал. — Мне нужны верные сторонники во всех слоях общества, а не очередные погромы.

— Разумеется, — сказал адъютант, но от взгляда Верховного не укрылось то, что он едва заметно скривился.

— Используйте синематограф, фотографию, — продолжил Корнилов, вспоминая знаменитые кадры из «Броненосца Потёмкина». — В общем, набирайте себе персонал, Василий Степанович. Общество должно знать обо всём. О предательстве большевиков, о нерешительности Временного правительства. У него не должно остаться иной альтернативы. Вся страна должна подняться за нас.