Корниловъ. Книга первая: 1917

Глава 37 Рига

Немцы подозрительно затихли, раз за разом высылая парламентёров на разных участках фронта вместо того, чтобы поливать русские позиции огнём из всех орудий. Под видом парламентёров в солдатских шинелях шли немецкие офицеры, разведчики, снабжённые шнапсом и колбасой, пытаясь выпытывать у русских рядовых секретные сведения вроде позиций артиллерии и направлений дорог на том или ином участке.

К счастью, теперь русский солдат на братания шёл неохотно, накачанный воинственной пропагандой про лебенсраум, бремя белого человека и немецкие концлагеря для простых солдат, и немцам в большей степени приходилось опираться на авиаразведку, для противодействия которой широко начали использоваться маскировочные сети.

И пешего разведчика с белым флагом в руках, и лётчика на аэроплане больше не стеснялись отпугивать винтовочным и пулемётным огнём. Это Верховный приказал прямым текстом, даже если аэроплан не будет сбит, лётчик начнёт нервничать и поспешит улететь прочь от выстрелов. Ну а стрельба по парламентёрам хоть и противоречила всем принятым конвенциям, всё равно оставалась лишь мелким незначительным эпизодом в длинном списке военных преступлений на этой кровавой бойне, пафосно зовущейся Великой Войной. Да и в конце концов, это не военное преступление, если тебе было весело.

Корнилов продолжал лично разъезжать по фронту, посещая и инспектируя вверенные ему части, общаясь с солдатами и пытаясь поднять их боевой дух, понимая, что именно высокий боевой дух может подарить им победу. Если не в войне, то как минимум в этой операции. Он снова упирал на возможность вероломной газовой атаки, требуя от солдат постоянной готовности.

И таким нехитрым способом, показывая народу свою заботу о простом солдате и пробуя кашу из солдатского котла, он день за днём завоёвывал популярность в войсках не только среди офицеров, но и среди нижних чинов, хотя за эти дни ему пришлось выставить вон из армии немало казнокрадов и самодуров, поднимая в звании их заместителей и заставляя заниматься реальной боевой подготовкой, а не набиванием карманов.

Генерал не хотел повторения Тарнопольского позора. И он регулярно сравнивал армию тогда и сейчас, и по всем прикидкам, моральное состояние армии было теперь не в пример лучше той анархической вольницы времён отступления из Галиции. Хотя прошло всего чуть больше месяца, но жёсткие меры, принятые Верховным, всё же сыграли свою роль, и немалую.

Очень скоро с немецкой стороны пришёл перебежчик, назвавший себя эльзасцем и доставивший сведения о том, что в ближайшие дни начнётся полномасштабное наступление. Армейская контрразведка занялась им, без особого энтузиазма, однако, когда об этом узнал Верховный, то хлопнул в ладоши от нетерпения.

— Наконец-то, господа, — выслушав донесение начальника контрразведки, произнёс Корнилов. — Я уже заждался и подумал было, что герр фон Гутьер уже не осмелится. Значит, надо быть готовыми.

Параллельно с этим Верховному приходилось ещё держать руку на пульсе остальных фронтов. Пока там, в общем, царило затишье, всё внимание германского Генштаба было приковано к Риге, но забывать про второстепенные направления не следовало. Из реальной истории Корнилов знал, что Рига это не отвлекающий манёвр, а реальное направление удара, но он всё равно осторожничал, понимая, что изменил историю уже слишком сильно, чтобы она вся шла по накатанным рельсам.

В каждую дивизию и бригаду выслали предупреждения, игнорировать которые было бы чревато для карьеры и даже жизни, об этом Корнилов недвусмысленно намекнул некоторым начдивам, особенно тем, кто потакал революционной вольнице. Генерал Флуг на месте командующего армией проявлял себя скромно, уступая принятие решений Корнилову, но в некоторых случаях не стеснялся спорить в самых нелестных выражениях, и Верховный понял, за что, собственно, этого несомненно талантливого военного сослали в резерв чинов при Ставке.

Впрочем, с Верховным по большинству вопросов Василий Егорович сходился во мнениях, но там, где мнения расходились, свою позицию он отстаивал жёстко. Например, если Корнилов где-то предпочёл бы поберечь людей, Флуг упрямо стоял на необходимости любой ценой переходить в контратаки, не считаясь с потерями.

— Одной обороной войну не выиграть! — громогласно заявил Флуг в очередном таком споре. — Манёвр, атака, решимость! Оборону пробьют!

— Василий Егорович, у нас нет цели гнать немца до Берлина, — устало возразил Корнилов. — Наша цель — затянуть войну как можно дольше, немец истощится быстрее, чем вы полагаете.

— Народ требует мира, а вы хотите затянуть и без того затянувшуюся войну! — развёл руками Флуг. — Нужна решительная победа, а не переговоры и всё такое прочее, вы же сами говорили! Освободить землю!

Верховный прекрасно понимал эту позицию и соглашался с каждым словом, с этим трудно было не согласиться, но всё равно упорно стоял на своём.

— Василий Егорович, у нас нет столько людей, чтобы гнать их на немецкие пулемёты, — произнёс Верховный Главнокомандующий. — Солдаты вновь откажутся идти в атаку, вы что, забыли июньское наступление? Ах, вы же тогда не были на фронте, точно.

— Не надо попрекать меня этим, Лавр Георгиевич, — грозно шевелил усами командарм.

— Я к тому, что вы не вполне понимаете ситуацию, — устало пояснял Корнилов. — Наступление решительно невозможно. По крайней мере, в данный момент.

— Я так не считаю, — отрезал Флуг.

— Зато так считаю я, — холодно посмотрел на собеседника Верховный. — На отдельных участках, возможно, удастся поднять людей в атаку, даже продвинуться вперёд, но в масштабах фронта это нереально.

В такие моменты Флуг холодно прощался, едва ли не хлопал дверью, мог упомянуть прошение об отставке, но он быстро остывал и принимался работать с удвоенной энергией, искренне желая спасти Россию и армию.

И если Корнилов и Флуг занимались конкретно Рижским направлением и 12-й армией, то генерал Каледин взял на себя весь остальной фронт южнее Курляндской губернии. Там тоже требовалось восстановить дисциплину, чем донской атаман и занялся, не выезжая из Пскова. Вот как раз там, на участке 5-й армии, бы не помешали мелкие беспокоящие атаки в стиле «ударил — отошёл», угрожающие и раздражающие фон Гутьера. Чтобы немец вынужден был растянуть силы, отвечая на эту угрозу, и не сумел сосредоточить ударный кулак под Ригой.

Но даже на такие атаки поднять людей было трудновато, а посылать одних только ударников — значит положить в этих атаках весь личный состав ударников, который однозначно пригодится им в других местах. Пришлось выделить для этой задачи ещё одну бригаду из Дикой дивизии, людей, как раз привычных к подобной тактике.

Ну и, разумеется, генерал Корнилов подсказал витающую в воздухе идею тачанки, так что в ближайших к фронту городах мобилизовали или закупили подрессоренные повозки, на которые и установили станковые пулемёты Максима. Тачанок сделали не слишком много, но для обкатки новой тактики и вооружения хватало.

И всё же Корнилов мечтал о танках. Полцарства отдал бы за танковый полк. Даже за какие-нибудь жестяные Т-26, даже за уродливые английские ромбы или «Железный капут». Это мигом решило бы все его проблемы. Прорыв, окружение, уничтожение, смыть, повторить. Начиналась новая эпоха, война машин, и танковый блицкриг это квинтэссенция эпохи, абсолютная, неостановимая мощь, которая зависит только от налаженного снабжения. И наличия противника перед собой. Если противника не будет, танкам некуда будет ехать.

Пока, однако, приходилось обходиться тем, что имелось. Пехотой, артиллерией и кавалерией, как в старые добрые наполеоновские времена. Разве что тактика значительно отличалась от наполеоновской, и вместо барабана юным мальчишкам предпочитали давать уже винтовку.

Генерал фон Гутьер всё же осмелился начать наступление ровно в тот момент, о котором и предупреждал перебежчик. В шесть часов утра девятнадцатого августа по русским позициям ударила артиллерия, заливая окопы ипритом, а после короткой артподготовки немцы попытались форсировать Двину.