Корниловъ. Книга первая: 1917

Глава 40 Рига

Несмотря ни на что, успешная контратака закончилась победой, и все позволили себе расслабиться и вздохнуть спокойно. Первая победа за долгое время, во всяком случае, на Северном фронте.

Генерал Корнилов даже разрешил себе выпить бокал шампанского в компании генералов и офицеров штаба. Ощущение у него было такое, будто какая-то струна, державшая его в напряжении, наконец лопнула. Одна из гор наконец свалилась у него с плеч. Осталось ещё несколько, ничуть не меньше размером.

В первую очередь, подвинуть Керенского. Угроза на фронте, похоже, миновала, так что министр-председатель наверняка примется интриговать, чтобы получить повод снять Верховного с должности. Поводов найдётся немало, предыдущих Главнокомандующих он снимал и за меньшее.

Большевиков, хоть они и скорбели пока по своим вождям, Корнилов всё равно считал одной из главных опасностей. Точно как и бывших черносотенцев, которые понемногу снова поднимали головы. Радикалы всегда будут недовольны, а в нынешнее время поводов для недовольства хватало и так, и для левых, и для правых.

Но основная масса народа радикально настроена не была, и на это как раз и рассчитывал Корнилов. Опереться на большинство, может быть, в чём-то пассивное и инертное, тихое. Он прекрасно знал, что Октябрьский переворот не был волеизъявлением большинства, это был захват власти небольшой группой радикалов, а не душевным порывом масс, как это представляли в поздней пропаганде. Если бы вся страна единодушно последовала за Лениным, никакой Гражданской войны бы и не случилось, а страна не развалилась на десятки территорий, контролируемых кем-угодно, но не большевиками. И восстания у них в тылу не вспыхивали бы, вроде Тамбовского или Кронштадтского.

Если удастся обойтись без восстаний, это и будет победой. Но на такую удачу Корнилов не рассчитывал. Кого-то в любом случае придётся усмирять силовыми методами, и раз уж насилие порождает насилие, есть шанс запустить в тылу цепную реакцию, которая выльется в полномасштабный конфликт.

Лучше действовать дипломатией, хоть это и сложнее. Война — тоже часть дипломатии, конечно, но доходить до крайних мер лучше не надо. Если вообще можно обойтись без кровопролития.

— Ваше Высокопревосходительство, к вам полковник Манштейн, — доложил адъютант.

Корнилов работал у себя в кабинете, расписывая очередную инструкцию для Василия Завойко. Теперь всё внимание Верховного оказалось приковано к Петрограду и тамошним политическим делам.

— Пусть заходит, — кивнул Верховный.

Молодой начальник КГБ вошёл в комнату бывшего купеческого дома, в которой расположился штаб, исполнил воинское приветствие и доложился по форме.

— Как ваши успехи, Владимир Владимирович? — не отрываясь от работы, спросил Корнилов.

— Работаем, Лавр Георгиевич, — кивнул Манштейн.

Вид он имел бледный и усталый, широкие круги под глазами свидетельствовали о хроническом недосыпе. Главное, не загнать его раньше времени. Он даже от ранения толком не успел оправиться.

— И об отдыхе не забывайте, господин полковник, — сказал Корнилов.

— Так точно, Ваше Высокопревосходительство, — кивнул Манштейн.

— Собирайте чемоданы, Владимир Владимирович, вы отправляетесь в Петроград, — ровным тоном произнёс генерал. — К Борису Савинкову, управляющему военным министерством.

Если в Петрограде вообще можно было с кем-то сотрудничать, то только с ним, Керенский стараниями чьей-то ловкой пропаганды стремительно терял популярность, а собственными усилиями министр-председатель терял адекватное восприятие реальности.

— Что нужно будет сделать? — спросил Манштейн.

— Прощупайте почву насчёт снятия Керенского с должности, — задумчиво произнёс Корнилов. — Если увидите сразу неоднозначную реакцию — сворачивайте тему. И начинайте готовить силовую операцию.

Манштейн побледнел ещё сильнее, но больше никак не отреагировал. Губы его сжались в тонкую ниточку, он прищурил глаза, внимательно слушая каждое слово генерала. Никакого отторжения или возмущения высказанной идеей Манштейн не выказывал.

— А если Савинков заинтересуется? — спросил он.

— Желательно убрать Керенского мирным путём, выдвинуть пачку обвинений, арестовать и заключить под стражу, но без помощи Савинкова и главы МВД так не получится, — пояснил Верховный. — Если Савинков с нами, будет проще. Чем меньше прольётся крови, тем лучше.

— А силовой вариант? — спросил Манштейн. — Какими силами я буду располагать?

— Ударники полковника Сахарова и конный корпус Юденича, — ответил Корнилов. — Возможно, верные части барона Врангеля в гарнизоне, но на них я бы не рассчитывал.

— Ударники стоят далеко от Петрограда, — заметил Манштейн.

В эту информацию Корнилов его не посвящал. Значит, полковник докопался до этого сам, и с назначением генерал не ошибся.

— Это сейчас, — сказал Верховный. — В нужный момент они выдвинутся к вам на помощь.

— Понял, — кивнул Манштейн. — Нужный, это какой?

— Держим связь по телефону или телеграфу, мы найдём, как с вами связаться, — сказал Корнилов.

— Через Кирова? Или через Завойко? — спросил Манштейн.

— Вы и про них уже в курсе? — хмыкнул генерал.

— Нетрудно сопоставить, — пожал плечами Манштейн. — Они посещают Ставку, а через недолгое время разворачивают активную деятельность в столице.

— Завойко не должен был привлекать внимания, — хмуро произнёс Верховный.

— Но он привлёк, — снова пожал плечами глава КГБ.

Генерал нервно побарабанил пальцами по столу. Если до этого докопался Манштейн (хоть он и куда более информирован, чем все остальные), значит, докопаются и другие. И даже Керенский рано или поздно выяснит, кто обклеил весь Петроград карикатурами, которые мгновенно разлетелись в прессе, причём даже в зарубежной.

— Значит, ему придётся снова переехать, — задумчиво сказал Корнилов.

— Вы тоже отправитесь в Петроград? — спросил Манштейн.

— Да, но не сейчас, чуть позже, — кивнул генерал.

— Понял, — отозвался Манштейн.

Верховный снова глянул ему в лицо. Юный, наверное, самый молодой полковник в войсках, был сосредоточен и готов в любой момент послужить Родине и главнокомандующему. Возвысь, приблизь и сделай так, чтобы подчинённый связывал своё будущее только с тобой. Тогда тебе будут служить не на страх, а на совесть.

— Можете идти, Владимир Владимирович, — сказал Корнилов.

Манштейн козырнул, развернулся на каблуках и вышел, чтобы незамедлительно отправиться на вокзал. Генерал Корнилов остался сидеть на своём месте, задумчиво потирая бороду.

Ему, пожалуй, несказанно повезло, что Манштейн согласился стать его человеком, в качестве врага он мог бы быть страшным противником, несмотря на молодость. Корнилов, конечно, вообще постарался окружить себя верными людьми, а тех, в которых он сомневался, он отослал подальше с каким-нибудь трудным и ответственным поручением. Как того же Завойко, например.

Корнилов прекрасно помнил про русский метод управления и все его особенности. Поручи опасное дело подчинённому и смотри, как он справится. Не справился — на его место приходит следующий, и так далее, вплоть до того, что самым приближённым человеком царя может стать крестьянский сын, а наркомом обороны, одного из важнейших направлений — вчерашний унтер с тремя классами образования и ускоренными кавалерийскими курсами.

И вот эту систему он поменять не в силах, даже если попытается полностью перекроить страну. Русский менталитет так не поменяется. Главное, не повторять одну из страшнейших ошибок любого диктатора и не окружать себя исключительно верными людьми. Верными, но некомпетентными. Иначе можно легко потерять связь с реальностью, а Корнилов был исключительно реалистом.

Сам он намеревался отправиться в Псков, обратно в штаб Северного фронта, чтобы оттуда уже повести войска на столицу, если это потребуется. Не из Могилёва и не из Риги. Всё же из Пскова это было бы гораздо удобнее, хотя Корнилов надеялся, что полковник Манштейн, полковник Сахаров и генерал Юденич справятся самостоятельно. И пусть даже принцип «хочешь сделать хорошо — сделай это сам» в этот раз игнорировался и успех дела целиком зависел от других людей.