Корниловъ. Книга вторая: Диктатор

Глава 13 Красный мост

Допрос продлился ещё долго, хотя сам Верховный не усердствовал и покинул Кресты довольно скоро, поняв, что этот студент — обычная пешка и ничего по-настоящему интересного рассказать не сможет. Даже с утюгом на груди и прочими весёлыми приспособлениями для допросов с пристрастием.

Так что генерал Корнилов выдал несколько инструкций следователям и со спокойной душой оставил их наедине с арестованным, который полностью признал свою вину и уже начал рассказывать ему обо всех своих знакомых.

Из Крестов Верховный отправился прямо на набережную Мойки, к управляющему военным министерством. Савинков, как бывший глава Боевой организации эсеров, в списке подозреваемых стоял одним из первых. А если он будет отсутствовать на месте по какой-либо причине, это скажет о его причастности к теракту не хуже чистосердечного признания.

Но товарищ военного министра оказался у себя, с интересом глядя, как в его кабинет без стука и доклада заходят сразу четверо. Сам генерал Корнилов, его друг генерал-майор Голицын и двое туркмен-охранников.

Савинков тут же сделал вид, что увлечён работой, лишь на мгновение поднимая глаза от очередного документа.

— Чем могу служить? — буркнул он.

Корнилов молча прошёлся по кабинету, разглядывая интерьер. Весьма аскетичный, почти спартанский. Ничего лишнего в кабинете не имелось.

— Не рады видеть меня в добром здравии, Борис Викторович? — хмыкнул Корнилов.

Теракт произошёл утром, и вести о неудачном покушении наверняка должны были дойти до этого паука, внимательно следящего за всем, что происходит в Петрограде. И Савинкову, как ещё одному потенциальному кандидату в диктаторы, смерть Корнилова была бы очень выгодна. Без Керенского, в одиночку, ему было бы очень трудно такой манёвр провернуть, но всё же реально.

— Я слышал о сегодняшнем происшествии, но мне показалось, что это чья-то глупая шутка, неудачно запущенный слух, — откладывая карандаш, осторожно произнёс Савинков.

— С таким не шутят, — мрачно произнёс Голицын.

Корнилов уселся в кресло напротив Савинкова, смерил его долгим изучающим взглядом. Савинков уставился ему прямо в глаза, смело и открыто.

— Вы поддерживаете связь с бывшими членами Боевой организации? — прямо спросил генерал.

— Она распущена шесть лет назад, Лавр Георгиевич, — скривился бывший террорист.

— Я спросил вас не об этом, — холодно заметил генерал.

— Нет, не поддерживаю, —процедил Савинков. — Это допрос?

— А вы разве арестованы, Борис Викторович? — удивился вопросу Корнилов. — Нет, это дружеская беседа. Пока что.

Савинков откинулся назад в кресле, стараясь не обращать внимания на откровенно враждебные взгляды туркменов, сопровождающих генерала.

— Вы думаете, что я мог вернуться к таким примитивным методам борьбы, когда у меня уже есть влияние в министерстве и в Ставке? — фыркнул Савинков.

— Вы сами утверждали, Борис Викторович, что в борьбе все средства хороши, — произнёс Корнилов.

— В борьбе против царизма! — воскликнул эсер.

— Я слышал мнения, что для некоторых мои реформы хуже, чем жизнь при самодержавии, — произнёс Корнилов.

— Вы многим спутали карты, Лавр Георгиевич, — пожал плечами Савинков. — И левым, и правым.

— Я знаю, — сказал Корнилов. — Очень многим я мешаю делать деньги на этой войне.

— Только поэтому я до сих пор верю, что вы желаете России победы, — сказал Савинков.

Генерал Корнилов посидел молча, разглядывая сидящего за столом эсера. ПСР до сих пор была одной из популярнейших партий в России, и если бы Учредительное собрание вдруг назначили на завтрашний день, то эсеры набрали бы там подавляющее число голосов. Крестьянская партия, всё-таки, а абсолютным большинством населения в аграрной стране были именно крестьяне.

— А до этого были сомнения? — усмехнулся Корнилов.

— Честно? Да, — произнёс Савинков.

— С вами, Борис Викторович, я предельно честен, — сказал генерал. — И сейчас, и прежде.

— Это очень льстит, — сказал Савинков.

— Дёмин Егор Васильевич, — вдруг произнёс генерал.

Эсер нахмурил брови, явно не понимая, с чего вдруг Верховный произнёс это имя.

— Так зовут студента, который бросил в мой «Фиат» ручную гранату, — пояснил Корнилов. — Убил шофёра, одного из телохранителей и нескольких прохожих на улице.

Савинков никак не отреагировал. Он явно воспринимал это иначе, как неудачную акцию, которые он видел сотни раз, а сопутствующие потери для него это всего лишь мелкая неприятность на пути к великой цели. Поэтому и сейчас остался равнодушен.

— Это должно меня растрогать? — хмыкнул эсер.

— Нет, — покачал головой Корнилов. — Я проверял вашу реакцию.

— И? — спросил Савинков.

— Вы отличный притворщик, Борис Викторович, — сказал Верховный.

— То есть, вы считаете, что я всё же причастен? — начал нервничать Савинков.

Он понимал, что даже если дело пойдёт по самому плохому сценарию, против сразу четверых ему не устоять. Пусть даже заряженный револьвер лежит в ящике стола, застрелить он успеет только одного, самого генерала Корнилова, а потом туркмены зарубят его на месте. Лучше будет доказать свою невиновность. К этой акции он и в самом деле был непричастен, хотя некоторые отголоски о её подготовке всё-таки слышал.

— Я считаю, что вы знаете гораздо больше, чем сейчас говорите, — произнёс генерал.

Савинков нервно повёл плечами, посматривая на туркменов, которые с демонстративной небрежностью держали руки на рукоятках своих длинных ножей. Смерти как таковой он не боялся, Борис Савинков был храбрым человеком, но он понимал, что церемониться с ним не станут. Если Корнилов захочет его допросить, допрос пройдёт совсем не так, как в дореволюционные времена.

— Я теперь не имею практически никакого отношения к партии социалистов-революционеров, — произнёс Савинков. — Мне не доверяют. А партия больше не имеет ни морального, ни политического авторитета.

— Вы уже переметнулись в другую партию? — хмыкнул Корнилов.

Савинков скривился.

— Нет, из партии эсеров я ещё не вышел, — сказал он.

— Жаль, жаль, — пробормотал Верховный. — Я уже предлагал вам дружбу, Борис Викторович. Дважды я предложений не делаю.

Бывший террорист хотел было подняться, но холодный взгляд одного из туркменов пригвоздил его к месту, и он остался сидеть. Савинкову до жути хотелось вытащить револьвер из ящика, расстрелять всех вошедших и, может быть, даже захватить власть самому, но он понимал, что даже если у него это получится, долго он не проживёт. Сторонники Корнилова откроют на него охоту.

— Не припомню, чтобы я отказывался от вашего предложения, — произнёс Савинков.

— Но и согласия не выказывали, — заметил генерал. — Кто не с нами, тот против нас. Слышали такой лозунг? Наверняка слышали.

— Я на вашей стороне, Лавр Георгиевич, — поспешил заверить Савинков.

— Ну так докажите это делами, а не словами, — сварливо произнёс Корнилов. — Не думаю, что верхом ваших притязаний была должность товарища военного министра, а в детстве вы мечтали считать портянки.

Савинков забрался достаточно высоко, но он был чертовски амбициозен, а такие люди не умеют довольствоваться малым. И уж точно работу в военном министерстве он успел возненавидеть. Савинков изобразил заинтересованный вид.

— Для вас у меня есть даже два варианта. На выбор, — сказал Корнилов.

— Внимательно слушаю, — сказал Савинков.

— Первый вариант. Возглавите комиссаров. В том варианте, в каком предлагал я, не надзирать за командирами, а заниматься патриотическим воспитанием солдат, — наблюдая за реакцией собеседника, произнёс генерал.

Бывший комиссар Юго-Западного фронта задумчиво кивнул.

— Так, а второй вариант? — спросил он.

— Слышали про Эжена-Франсуа Видока? Наверняка слышали. Так вот, ваш опыт подпольщика пригодился бы нам в политическом сыске, — сказал Корнилов. — Не спешите, подумайте хорошенько. Но я говорю вам сразу. Второго шанса не будет.