Глава 33 Михайловский замок

Дежурный адъютант разбудил его посреди ночи, что случалось нечасто, и один только этот факт говорил о том, что произошло что-то исключительно важное.

— Что стряслось? — проворчал генерал, застёгивая мундир.

На часах было полчетвёртого ночи, по-военному — ноль триста тридцать.

— Германия, Ваше Высокопревосходительство, — пробормотал адъютант. — Начала наступление.

— Прорвали фронт? — нахмурился Верховный.

— Никак нет, — ответил адъютант.

Генерал сунул ноги в сапоги, протёр заспанные глаза. Ничего неординарного, на самом деле, не произошло, нападения ожидали давно, всё-таки, перемирие никак не было оформлено юридически. Неприятно, конечно, но не смертельно.

— Что докладывают с фронтов? Основные направления атаки? — шагая на узел связи вслед за адъютантом, спрашивал Верховный.

— Рижское направление на Северном фронте, Ровенское на Юго-Западном, — доложил адъютант. — На остальных фронтах дальше артподготовки дело не пошло.

— Что с Молдавией?

— Держится, — ответил адъютант.

— Моонзунд? — спросил Корнилов.

— Не могу знать, не было сведений, — осторожно сказал адъютант.

— Ясно, — буркнул генерал, надеясь, что Моонзунд ещё держится.

Минные поля, конечно, перекрывали полностью подступы к столице, проход в Финский залив надёжно запирался, но Моонзундский архипелаг был ключом к этому проходу.

На узле связи кипела работа, телеграммы из Ставки и фронтовых штабов летели одна за другой, докладывая Верховному об обстановке на линии фронта. И да, под шумок Кайзерлихмарине начали операцию по высадке на Моонзунд, и корабли Балтийского флота наконец-то покинули пункты постоянной дислокации, выходя им навстречу. Все, кроме кронштадтских. Кронштадт не отвечал. А это значило, что анархисты сделали свой выбор.

Телеграммы приходили от всех подряд, от командармов, от комфронтов, от начальника штаба Ставки, часто дублируя и повторяя друг друга. Единой системы не имелось, но этот архаичный для Корнилова способ связи был единственным вариантом, позволяющим Верховному Главнокомандующему находиться за сотни километров от фронта и заниматься параллельно другими делами.

В способности армии удержать фронт генерал Корнилов был уверен на сто процентов. За время вынужденного перемирия снабженцы успели доставить на передовую всё необходимое, и даже не разворовать по дороге, а реально передать войскам. Военная полиция, сформированная из ударников уже официально, не дремала и охотно отлавливала жирных тыловых крыс. За каждого пойманного и осужденного военно-полевым судом подразделению полиции полагалась премия, и трудились они на совесть.

Да и дисциплина воюющей армии значительно отличалась от той ситуации, которую генерал Корнилов видел в июле, когда солдаты в панике бежали от одних только звуков выстрелов. Штурмовать Рейхстаг с такой армией, конечно, вряд ли удастся, но для обороны и редких контратак её более чем достаточно.

С помощью адъютантов и дежурного генерала Верховный наконец-то разобрал весь этот ворох телеграмм и смог всё-таки оценить обстановку. Тактика Гутьера с использованием штурмовых отрядов теперь использовалась на всём фронте, и даже сам Гутьер пытался взять реванш на Рижском направлении, снова форсируя Западную Двину. Спасало то, что опытных штурмовиков у кайзера не хватало, чтобы провернуть такое на всём протяжении фронта.

Так что немецкий Генштаб решил прорвать Восточный фронт в двух местах, силами немецкой армии в районе Риги, чтобы забрать её для себя, и объединёнными австрийско-немецкими силами в районе Бродов, чтобы облегчить жизнь своим союзникам.

Впрочем, генерал Корнилов надеялся, что командующие фронтами Каледин и Деникин снова покажут себя умелыми военачальниками. К их компетентности у Верховного никаких вопросов не возникало, и в сложившейся ситуации генералы принимали единственные верные решения.

Ситуация на Балтике казалась опаснее, чем в украинских степях, австрийцы всегда считались менее грозным противником, да и близость к столице делала именно Северный фронт основным направлением для атаки. На месте немецких штабистов Корнилов ударил бы именно там, вдоль побережья Балтики, одним стремительным броском выводя Россию из войны.

Несмотря на все успехи новых методов пропаганды, общество смертельно устало от войны, и падение Петрограда станет фатальным и для страны в целом, и для Верховного Главнокомандующего лично. Но если у него получится отбить и эту атаку, то его рейтинг должен взлететь до небес, и это немного грело душу.

Хотя в последнее время всё командование войсками легло на плечи начальника штаба, генерала Лукомского. Благо, что боевые действия остановились, и никаких стратегических решений принимать не приходилось.

— Значит, так, — задумчиво произнёс Корнилов. — Контратаковать силами броневых дивизионов. Прорывы, если образуются, ликвидировать с помощью ударных батальонов, телеграфируйте Неженцеву. Каледину — Ригу держать любой ценой, цепляться за каждый дом. Вся Рига должна стать крепостью, чтобы немец зубы обломал. Это можно не телеграфировать.

Адъютанты записывали, связисты отстукивали телеграфным ключом шифровки, тут же улетающие в Могилёв, в Ставку, а уже оттуда — в штабы фронтов и армий.

— Деникину — оборонять ключевые узлы, контратаковать при малейшей возможности. Май-Маевскому — начать наступление по всей ширине фронта. Клембовскому — в глухую оборону, его фронт теперь второстепенный, — сыпал приказами генерал. — Балтфлот уже вышел в море? Превосходно. Кайзеровский флот от Моонзунда нужно отогнать.

Ответные шифровки тоже поступали на узел связи Михайловского замка, но это, в основном, были телеграммы о том, что приказ получен. Спорить или даже вступать в диалог с Верховным никто не осмеливался, хотя Корнилов прекрасно знал, что в Ставке у каждого офицера чином выше прапорщика имеется собственное мнение по стратегии и тактике.

Собственно, все необходимые приказы были уже отданы, и после этого на узле связи можно было бы просто оставить дежурного адъютанта, а самому отправиться досыпать эти несчастные пару часов, но генерал Корнилов решил остаться и держать руку на пульсе. Никогда не знаешь, как может повернуться ситуация.

Здесь у связистов даже стояла кушетка, на которой можно было ненадолго прикорнуть, и Верховный растянулся на ней, даже не снимая сапог, пытаясь уснуть под трескотню аппаратов и долбёжку телеграфных ключей.

В такой полудрёме Верховный пробыл чуть меньше часа, после чего его осторожно тронул за плечо адъютант. Генерал Корнилов машинально потянулся к кобуре, но тут же опомнился, увидев, где он находится.

— Что такое? — хмуро буркнул он.

— Срочная телеграмма, — нервно пробормотал адъютант. — Из штаба Черноморского флота.

— Из Севастополя? — удивился Корнилов.

— Так точно.

Генерал хмыкнул и взял у него распечатанную ленту. Черноморскому флоту он никаких указаний не давал, и, возможно, именно это стало причиной срочного обращения к Верховному Главнокомандующему армии и флота.

На Чёрном море вообще боевых действий почти не велось, Босфор, заваленный русскими минами, не позволял германскому флоту пройти к русским берегам. А турецкий флот никакой угрозы не представлял. Во всяком случае, на Чёрном море.

В телеграмме контр-адмирал Немитц докладывал о попытке мятежа на линкоре «Свободная Россия». Верховный только хмыкнул, читая сухие строчки. Мятежа он скорее ждал на Балтике, но и на Черноморском флоте имелись вражеские агенты. Неспроста мятеж произошёл одновременно с полномасштабной атакой немецко-австрийских войск.

— Телеграфируйте Немитцу… — буркнул генерал. — Всех мятежников и причастных — под суд. Черноморский флот пусть поддерживает Май-Маевского.

Он протянул ленту обратно адъютанту, и тот рванул к связистам, чтобы передать ответ.

— Стой, — приказал генерал.

Адъютант остановился и развернулся, ожидая дальнейших приказаний.

— Завойке тоже телеграфируйте обо всём, — добавил Корнилов. — Чтоб с утра уже во всех газетах. Что Германия вероломно напала, нарушила перемирие и всё такое.

— Так не было же перемирия, Ваше Высокопревосходительство, — удивился адъютант.

— А какая разница? Давай, ступай.

Загрузка...