Корниловъ. Книга вторая: Диктатор

Глава 14 Лахта

Само собой, Борис Савинков взял время, чтобы подумать, а генерал Корнилов ему это время любезно предоставил. Такие решения просто так не принимаются. КГБ установило негласное наблюдение за бывшим террористом, на случай, если тот попытается сделать ноги из Петрограда или залечь на дно.

Возвращаться в Зимний дворец генерал не решился. Вернее, не захотел. Место дислокации давно уже надо было поменять, и Верховный приказал ехать в Михайловский замок, где сейчас располагалось инженерное управление Военного министерства, а до того находилась Николаевская инженерная академия. Авось, койка и какой-нибудь закуток для всероссийского диктатора найдутся.

В этом замке, конечно, в своё время скончался от апоплексического удара табакеркой император Павел I,но генерал эти суеверия смело отбросил. Верных людей в его окружении больше, чем у императора Павла.

Да и генерал с момента переворота не расставался с браунингом, каждый вечер самолично его разбирая и смазывая. Так что заговорщики, если надумают вдруг устранить Верховного физически, будут вынуждены вступить в бой. Кобуру с пистолетом Корнилов не прятал и не скрывал, браунинг всегда был на виду, и даже ночью генерал клал его рядом с подушкой.

Пока что он ни разу не пригодился, но лучше быть всегда готовым, как пионер. Или скаут, у которых этот девиз самым наглым образом отобрали.

Следующим утром генерал Корнилов отправился на север города, к Лахтинскому разливу, где в полуподпольном формате работали типографии Завойко. Сам бывший ординарец ежедневно мотался по Петрограду, периодически успевая ездить ещё и в Москву, ловко проворачивая достаточно грязные и мутные дела, в том числе рейдерские захваты издательств, тесно связанных с левыми партиями.

Но сегодня Василий Завойко любезно согласился отложить несколько встреч, чтобы повидаться с командиром. Прапорщик Завойко по-прежнему числился на военной службе, что оставляло генералу существенные рычаги влияния на него.

У Лахтинского разлива, там, где в будущем будет проходить Приморское шоссе, сейчас находились дачи и усадьбы состоятельных петроградцев, и в одной из этих усадеб Завойко ждал своего командира.

Он даже снова надел казачью черкеску, которую давным-давно сменил на гражданский костюм, пошитый лучшим петроградским портным. И, надо сказать, гражданское платье на нём сидело гораздо лучше.

Автомобиль скрылся за воротами усадьбы, безопасники закрыли створки, и только после этого генерал Корнилов выбрался наружу. Никто не должен был знать, что Верховный посещает это место, а двор со всех сторон был окружён высоким забором, скрывающим всё от любопытных глаз.

Здесь же, прямо на приусадебном участке, находились и сараи с типографским оборудованием, печатавшие листовки, плакаты и прокламации. К ним, слава Богу, был оборудован отдельный подъезд, и даже типографские рабочие не могли видеть прибытие генерала.

Корнилов прошёл внутрь усадьбы, где его и встретил Василий Завойко, неуверенным строевым шагом проходя по коридору к высокому гостю.

— Здравия желаю, Ваше Высокопревосходительство! — гаркнул Завойко, выбивая из паркета ужасный грохот.

— Василий Степанович, перестаньте, — поморщился Корнилов.

Вся эта театральщина в исполнении Завойко его скорее раздражала. Они направились в рабочий кабинет.

— Виноват-с! Прошу прощения! — смутился Завойко.

— Бросьте, Василий Степанович, — отмахнулся генерал, а затем пожал бывшему ординарцу руку. — Чем порадуете?

Завойко неопределённо помахал руками, пожал плечами, явно не зная, с чего начать доклад. Подготовиться ему толком не дали, о визите хоть и предупредили заранее, но слишком поздно, чтобы выстроить потёмкинскую деревню и нарисовать нужные цифры в докладе.

— Работаем, Лавр Георгиевич! — выдохнул он наконец.

— Мужики в поле тоже работают, и рабочие на заводах, — буркнул Корнилов. — Мне от вас, Василий Степанович, конкретные результаты нужны.

— Так… Мальчишки по пятнадцать копеек за плакат берут теперь… Вот по недавнему теракту… Как, кстати, ваше здоровье, Лавр Георгиевич? — встрепенулся Завойко.

— В порядке, — успокоил его генерал.

— Вот, по теракту, значит, спецвыпуски… В одной газете на левых эсеров повесили, в другой — на германских шпионов, — доложил Завойко. — Если дозволите, интервью с террористом напечатаем, разрешите?

Корнилов покосился на ординарца, возглавившего отдел пропаганды.

— Договоритесь с Манштейном, — сказал он. — Но лучше бы вам в Крестах не появляться.

— Нет-нет! Боже упаси! — хохотнул Завойко. — В Кресты я и сам не желаю! Сочиним!

— Сочиняйте, пожалуйста, — разрешил Верховный. — Копию материалов дела возьмёте у Манштейна.

— Благодарю, Ваше Высокопревосходительство! — воскликнул Завойко, предвкушая острую тему и отличные продажи эксклюзивного материала.

— Что у вас с радио, Василий Степанович? — спросил Корнилов.

— Пока не наладили, не хватает специалистов… — осторожно признался пропагандист.

— Ищите! — проворчал генерал. — Средства на это выделены, насколько я помню, даже в избыточном количестве.

— Да, кстати, о средствах… — пробормотал Завойко. — Расходы…

— Завойко, не говорите мне, что вы снова всё истратили на типографское оборудование и зарплаты рабочим, всё равно не поверю, — нахмурился Корнилов.

— Никак нет, не на оборудование, — широко улыбнулся Завойко. — На бумагу и краску. Подорожали в разы! Это что-то из ряда вон!

— Ну так ищите, где купить дешевле, а не пилите бюджет на откатах, Василий Степанович, — отрезал Корнилов. — Не забывайте, незаменимых людей нет, а отсюда у вас есть только два пути. В министерское кресло или на дно залива.

Завойко осёкся на полуслове, нервно сглотнул, покрутил рукой в воздухе, будто не зная, какой жест изобразить. Крыть такой аргумент ему было совершенно нечем.

— Радио, да… Радио в скором времени запустим, только для кого? Радиотелеграф вообще мало где имеется, — поспешил перевести тему Завойко.

— Скоро своя радиоточка будет в каждом селе, и чем раньше вы застолбите за собой место, чем раньше вас начнёт слушать народ, тем больше будет доверия к вашим передачам, Василий Степанович, — пояснил Корнилов. — В Твери уже формируется радиолаборатория, а в будущем году, смею надеяться, вещание начнётся уже массово.

— Будет исполнено, — произнёс Завойко, всё же не до конца понимая всю важность развития радио.

А ведь это был фактически основной инструмент пропаганды в многострадальном двадцатом веке. Сначала радио, а потом телевизор.

Завойко на роль доктора Геббельса всё-таки не тянул, скорее разочаровывая Верховного, и слова про министерское кресло, вероятнее всего, так и останутся морковкой, привязанной перед носом глупого ослика. Но пока этот скользкий киевлянин был полезен тем, что на казённые деньги скупал стремительно разоряющиеся издательства и типографии.

— Да, это вам не твиттер… — тихо вздохнул Корнилов.

— Что, простите? — не понял Завойко.

— Ничего, Василий Степанович, ничего, — произнёс генерал. — Работайте, ваш фронт, информационный, ничуть не менее важен, чем все остальные. И, должен признать, справляетесь вы всё-таки неплохо.

— Рад стараться, Ваше Высокопревосходительство, — просиял тот. — В конце концов, я учился у лучших.

Грубая лесть. Корнилов на такую давно уже не поддавался. Но частичка правды в этих словах всё же была, генерал выдал адъютанту столько схем и методик манипуляции общественным мнением, что Завойко мог теперь ими свободно торговать. Хотя многие методы на данном этапе были неприменимы абсолютно, так как рассчитаны были на использование видеоконтента или интернета. Но некоторые вечные приёмы, которые западные пропагандисты использовали если не с наполеоновских войн, то с Крымской точно, для Завойко стали настоящим открытием.

— Продолжайте в том же духе, Василий Степанович, — произнёс Корнилов. — Учиться, учиться и ещё раз учиться.

— Позвольте, я это процитирую где-нибудь? — попросил Завойко.

Генерал рассмеялся.