Все мучительные моменты, которые я пережила в этой лаборатории ничто по сравнению с тем, когда сдох наушник. Потеря контакта с Ночными Стражами вселила страх в мое сердце и на несколько безнадежных секунд заставила меня усомниться в том, найдут ли меня когда-нибудь.
Но потом я прокрутила в уме все их обещания. Они проводили каждый день, охотясь за мной, и не остановятся, пока я не освобожусь. Проблема была в том, что меня прятал монстр, такой же расчетливый, как и его сын. И в глубине души я знала, что если бы Сэйнт хотел держать меня взаперти вечно, он мог бы это сделать. Так почему же я должна ожидать меньшего от его отца?
Но Сэйнт все еще оставался Сэйнтом. Если кто-то и мог найти путь к центру лабиринта своего отца, то это был он. Я передала ему все, что могла. Все, начиная от цвета стен и заканчивая деталями каждого лица, которое я видела, хотя они всегда были скрыты за масками и забралами. Они носили только бейджи с именами, и Ночные Стражи не могли никого выследить по одному этому. Так что у меня не было никаких существенных зацепок к моему местонахождению. Вообще ничего интересного. Просто вера в то, что мои парни каким-то образом сделают это ради меня.
Отрывистый кашель разорвал мне горло, и я схватилась за шею, морщась от боли. Я подтянула колени к груди, прислонившись спиной к стене в стеклянном ящике изолятора, в котором проводила все свое время. Там было холодно, пусто и пахло химикатами.
Возможно, у меня и был иммунитет к вирусу «Аид», но то количество его, которому я регулярно подвергалась, означало, что я все равно заболела, и мой организм был вынужден вырабатывать антитела как можно быстрее и в максимально возможном количестве, просто чтобы они могли собрать их из моей крови и создать свою собственную версию вакцины.
Я прищурила глаза и подумала о своих парнях, скучая по ним всем сердцем. Они собирались найти меня. Я полностью верила в них. Если кто-то и мог выследить это место, то это был Сэйнт Мемфис. И если и была армия, способная сломать врата ада и встретиться лицом к лицу с тем, что находилось в самой горячей части огня, то это были Ночные Стражи. Но выжить до тех пор зависело от меня. Что я, черт возьми, и сделала бы. Я сталкивалась с демонами посильнее вируса «Аид». Я сражалась с самыми безжалостными из зверей, и к концу они мурлыкали в моих объятиях. Я не была бы уничтожена этим монстром, даже когда бы он пробрался когтями глубоко внутрь меня и построил дом в моем теле. Я бы прогнала его и была сильной, когда придет время бежать.
Дрожь пробежала по мне, и я стиснула челюсти от пронизывающего холода. Таблетки ожидают меня рядом с кроватью. Но от обезболивающих я засыпала, а к довершению ко всему через пару часов я буду дезориентирована и сбита с толку. Тогда они возьмут у меня кровь, забирая то, что хотели. Если они пытались сделать это, когда я не была накачана успокоительными, то более чем одна из медсестер получала травмы из-за того, как яростно я с ними боролась. На руках одной сучки все еще были царапины, которые еще не зажили, и я наслаждалась их видом. Это был небольшой удар по ним, но я бы воспользовалась каждой победой, которую могла одержать прямо сейчас.
В конце концов, мне пришлось бы сдаться и принимать лекарства. Мне нужно было сбить температуру и убедиться, что у меня есть все шансы пережить это. Но я принимала только половину того, что они мне оставляли. Если бы я ничего не принимала, они бы все равно сделали мне укол. Они не собирались позволить мне умереть, если бы не было ничего, что они могли бы сделать, чтобы остановить это. В конце концов, я была их маленькой фермой по производству вакцин.
Я уткнулась лицом в колени, представляя каждого из моих Ночных Стражей, когда они охотились за мной. Сэйнт и его темная душа, замышляющая самую жестокую судьбу для моих врагов; Киан, жаждущий крови, жаждущий мести, как будто это было начертано чернилами рядом с его татуировками; Блейк, готовящийся сражаться за меня со всей силой, которую он накопил за свою боль и страдания; Монро, готовый броситься в атаку и спасти меня, как темный рыцарь с яростью и справедливостью в сердце.
Да поможем всем бог в этом здании, когда они придут за мной. Четыре всадника собирались забрать свою королеву. И когда они прибудут, придется расплачиваться кровью.
Я продержалась еще немного, прежде чем приняла половину своих обезболивающих таблеток, а остальные засунула под матрас. Я свернулась калачиком под одеялом на кровати и, дрожа, погрузилась в сон, когда успокоительное утащило меня прочь. Это было не так уж плохо. В темноте мне всегда казалось, что я возвращаюсь в одно место. Время, когда жизнь была простой и хорошей, и никогда не случалось ничего плохого. Так что, по крайней мере, там я могла ненадолго избежать этой агонии.
— Какой в этом смысл? — Я фыркнула, пытаясь взобраться на нижнюю ветку большого дерева. Джесс уже была высоко в кроне деревьев, до меня время от времени доносились ее возбужденные возгласы.
— Это для того, чтобы сделать тебя сильнее, — крикнул папа с земли, когда мне удалось забраться на следующую ветку. Джесс было тринадцать, и у нее были более сильные руки, чем у меня. У меня все еще были бобовые стебли, которые едва выдерживали мой вес, не говоря уже о том, чтобы втащить меня на дурацкое дерево.
— Почему я должна быть сильной? — Я застонала, когда моя ладонь потерлась о колючий сучок, и сдалась, опустившись на землю спиной к стволу и надув губы на отца.
Он поправил очки на носу, прежде чем скрестить мускулистые руки.
— Потому что никогда не знаешь, что тебе преподнесет жизнь, малышка. Тебе нужно готовиться к любому результату, чтобы выдержать все, что угодно. Ты должна быть готова к бою, на всякий случай, если тебе когда-нибудь понадобится.
— Ну, если бы я не лазила по деревьям, то не было бы ничего опасного. Что, если я упаду? — Я спросила его.
Сегодня я была в плохом настроении. Мы остановились на ферме, и там был этот глупый петух, который всегда ужасно кричал в неподходящее время. Я бы дала ему кукиш на память, если бы он попал ко мне в руки.
— А какая альтернатива, детка? Ты что, собираешься вечно сидеть дома, прячась от жизни?
— Это самое безопасное, что может быть, не так ли? — Я настаивала. Иногда меня так выматывало разъезжать по стране, нигде не задерживаясь надолго, никогда не получая удовольствия, которое не предполагало бы застрять у черта на куличках. Мне нравились костры и охота на падаль, но еще мне нравилось спать до полудня и тусоваться с Элль Томпкинс.
Ладно, может, я злилась не только из-за петуха. Папа снова заставил нас переехать. Я знала, что это произойдет. Но мне действительно, очень понравилась последняя остановка в Вирджинии. И Элль была классной. Ей нравилось танцевать и петь, и она пообещала научить меня одному движению, которое мы могли бы выполнять вместе. Я была настолько глупа, что думала, что смогу убедить папу, наконец, остаться в одном месте. Но он снова и снова говорил «нет». Я просто не хотела этого слышать. Теперь я была на дереве в дождливый день в Новересвилле, и никогда больше не увижу Элль. Это было отстойно.
— Жизнь нельзя прожить на одном месте, детка, — сказал папа, нахмурив брови.
— Почему нет? Мне понравился последний город, почему мы не можем жить там как нормальные люди? — Я выпятила нижнюю губу.
— Я не имею в виду физическое состояние, я имею в виду, что все постоянно меняется, ты всегда будешь двигаться вперед, время будет продолжать течь, с тобой всегда что-то будет происходить. Поэтому ты должна отправиться туда, познать мир и извлечь из него максимум пользы, потому что, если ты этого не сделаешь, жизнь однажды постучится в твою дверь, и тебе не понравится то, что она тебе скажет.
Я подозрительно посмотрела на него.
— Но что, если я сделаю это и жизнь все равно будет плохой? То же самое, что и упасть с дерева.
— Тогда тебе придется драться, детка, — яростно сказал он. — Потому что жизнь иногдабудет плохой. Она будет испытывать тебя, давить, и ты захочешь сдаться, но если ты это сделаешь, оно высосет из тебя каждую каплю счастья, пока ничего не останется.
— Я не хочу этого, — пробормотала я.
— Так сражайся, — прорычал он, его глаза вспыхнули. — Сражайся с духом воина, который, я знаю, живет в тебе. Сражайся за хорошие дни. Борись, чтобы быть сильнее всего, что мир бросает в тебя, борись за то, чего ты хочешь. Всегда, Татум, всегда. Потому что никто, кроме тебя, не может сделать твою жизнь такой, какой ты хочешь ее видеть.
— Но как мне узнать, чего я хочу? — Спросила я тихим голосом. Иногда мир казался слишком большим, как будто в нем было слишком много дверей и окон, и я не знала, через какие из них пройти.
Мне нравились солнце, море и игры с сестрой. Мне нравились бургеры без маринованных огурцов и глупые смайлики вроде кальмаров и картофеля. Но я не знала, чего хочу от жизни. Вопрос был слишком серьезным. Ответов было слишком много. А у меня не было ни одного.
Папа понимающе улыбнулся мне.
— Ты поймешь это, когда найдешь.
— Но что, если нет? — Смущенно спросила я.
Его улыбка погасла.
— Тогда ты поймешь, когда потеряешь это.
— О, — выдохнула я.
— Но мир полон вторых шансов, малышка, — пообещал он. — Ты можешь все исправить. Любую ситуацию. Какой бы плохой она ни была. Все может снова стать хорошо. Я клянусь в этом. Ты просто должна быть достаточно храброй, чтобы пройти через ад. Не соглашайся на меньшее. Ты здесь не для того, чтобы кланяться миру, красавица моя, ты здесь для того, чтобы заставить мир склониться перед тобой.
Я проснулась так, словно поднималась из самых глубоких и темных вод. Мои веки были слишком тяжелыми, чтобы их поднять, и раздался знакомый скрежет кондиционера, когда волна прохладного воздуха коснулась моей щеки. Мои губы пересохли, и я попыталась пошевелить языком, чтобы смочить их, но успокоительные все еще держали меня в своих тисках.
Послышалось жужжание, затем дверь открылась, и в комнату ворвались голоса.
— Мне жаль ее, — пробормотал мужчина.
— Мне — нет, — ответил другой. — Мир превратился в дерьмо, Алан, и я хочу его вернуть. Я хочу вернуть свою чертову жизнь обратно.
— Я знаю, я тоже, Джонас. Я просто… — Алан вздохнул.
— Не будь идиотом, она всего лишь одна девушка. Тысячи людей умирают каждый день из-за вируса «Аид». Кто еще может спасти весь мир?
— Наверное, — сдался Алан, и мой пульс выбил мрачную дробь. — Как ты думаешь, сколько еще она протянет?
— Столько, сколько мы сможем сохранять ей жизнь. — Мне сунули в рот термометр, и холодный металл прилип к языку. Минуту спустя раздался звуковой сигнал. — Господи. Включи здесь отопление. Кто, черт возьми, дежурил в последнюю смену? — Джонас зарычал.
Вскоре кондиционер переключился на поток теплого воздуха, и я поняла, насколько онемела, когда мои пальцы снова начало покалывать.
— Бьюсь об заклад, это был гребаный Гэри, он и часа не смог бы удержать в живых золотую рыбку, не говоря уже о девушке, — пробормотал Алан.
— Его уволят до полудня, — пробормотал Джонас себе под нос, беря меня за руку, после чего игла прочно вошла в мою кожу.
По моему телу начало разливаться больше сил, и мне удалось приоткрыть глаза и взглянуть на парня, чье лицо было скрыто за козырьком и маской под ним. Его внимание было приковано к игле в моей руке, когда он доставал флакон с кровью. Алан был в другом конце комнаты, собирая еще флаконы, и я решительно стиснула челюсти, увидев небольшое окно возможностей.
Я согнула пальцы ног, оценивая силу своей правой ноги, и уставилась на этого придурка рядом со мной. Папа научил меня драться, несмотря ни на что. Борись за добро. Сделай это хорошо, Татум.
Я быстро подняла ногу и ударила пяткой босой ступни Джонасу в пах, тем же движением отбив его руку от шприца. Он взревел от боли, отшатнувшись назад и схватившись за свое барахло.
Я приподнялась, голова у меня закружилась, когда я вытаскивала иглу из руки, затем я бросилась на него из последних сил, сжимая в кулаке его белый халат и отбрасывая забрало в сторону, пытаясь разглядеть лицо одного из моих похитителей. Я сильно закашлялась, и он с паническим воплем толкнул меня на землю, и моя голова ударилась об пол, отчего в черепе зазвенело, как в гонге.
— Тупая сука, — выплюнул Джонас, возвращая забрало на место, в то время как Алан встревоженно переводил взгляд между нами, все еще сжимая в руке два пустых стеклянных флакона.
— Я позову доктора. — Алан рванулся к двери, но Джонас остановил его, его темные глаза метались.
— Нет. У нас есть работа, которую нужно делать. — Он взял шприц с подноса рядом с собой и двинулся вперед с убийственным выражением в глазах.
Я снова закашлялась, отползая назад, так как силы покидали меня. Мой кашель усилился, и я почувствовала вкус крови во рту, которая растекалась по языку, как яд. Страх сжимал мое сердце и шептал мне на ухо смертельные обещания. Я промокнула губы дрожащими пальцами, моя смерть смотрела на меня ярче, чем когда-либо прежде, когда они стали влажными и красными.
— Она на последней стадии, — выдохнул Алан.
— Тогда нам лучше взять то, что сможем достать. — Джонас усмехнулся, опускаясь и вонзая иглу мне в бедро. Успокоительное быстро растеклось по моим венам, и мои глаза встретились с глазами Джонаса, когда темнота схватила меня и попыталась затащить в забытье.
Пятна крови были испещрены маской, которую он носил под забралом, и мне удалось изобразить насмешливую улыбку, понимая, что, возможно, это моя последняя. Если бы мне суждено было скоро умереть, я бы не позволила этим ублюдкам увидеть, как мой дух сломлен.
— Похоже, ты отправляешься со мной в ад, Джонас, — прохрипела я, и ужас промелькнул в его глазах, прежде чем я провалилась в бесконечную пропасть.