Королева нефритов

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Чтобы из столицы добраться до расположенного на юге страны города Антигуа, нам пришлось объезжать затопленный отрезок Панамериканского шоссе, пока не удалось вновь выбраться на нетронутый ураганом участок. Навстречу нашему джипу сквозь дождь и грязь пробивались замызганные фургоны и грузовики, сзади тащился изрядно побитый коричневый седан. Широкая, залитая водой дорога, по сторонам которой виднелись горы мусора, прорезала окружающую возвышенность, направляясь к трем стоящим рядом вулканам: Фуэго, Акатенанго и Агуа. С обеих сторон шоссе были зеленые холмы, на мокрых склонах которых росли гигантские банановые пальмы, папоротники, мескитовые деревья и низкий кустарник, испещренный розовыми и белыми цветами с редкими вспышками красной бугенвиллеи. Расчищенные участки были плотно застроены; виднелись оштукатуренные светлые дома, которые трудолюбивые местные жители ухитрялись поддерживать в приличном виде даже под мощным натиском здешней природы и климата.

Дома, стоящие в отдалении фермы и разбросанные здесь и там многочисленные магазинчики благополучно пережили все обрушивавшиеся на страну катастрофы благодаря тому, что были построены вдоль суперартерии, которую проложил в этой местности энергичный Инженерный корпус США. Решение о строительстве ПАШ, «Карретера интерамерикана», или, как его называют в наиболее благодушные моменты, «Шоссе дружбы», было принято в 1923 году на знаменитой пятой конференции панамериканских государств. На этом историческом собрании послы всех стран Америки одобрили резолюцию о постройке одной большой авеню — от Аляски на севере до Огненной Земли на юге. Преисполненные фантазии и адреналина, инженерные части вскоре начали прокладывать путь через джунгли. Под жуткие вопли обезьян-ревунов и защитников окружающей среды они вели свои тягачи все дальше и дальше, игнорируя опаснейших ягуаров и отворачивая носы от ароматов горящего дерева и резкого запаха бензина, — и так до тех пор, пока шумная, гладкая дорога не соединила север и юг континента. Гватемальский участок шоссе чрезвычайно извилист, поскольку здесь дорога пролегает вдоль многочисленных рек и ручьев, а также озер Атитлан и Аматитлан, как и маршруты путешествий де ла Куэвы и Гумбольдта, которые в засушливых местах выжили за счет того, что слизывали росу с листьев растений. Позднее появились гудрон, дорожная техника, а также выросшие на холмах постройки. Дорога кормила коммерсантов, торговцев и промышленников, хотя за прошедшие годы она повидала и немало людей, преследовавших совсем другие цели.

Глядя на пролетающую стаю птиц, я думала о том, что произошло через четыре десятилетия после исторической пятой конференции, когда страну охватила гражданская война и индейские повстанцы начали взрывать участки Панамериканского шоссе. После катастрофического переворота, в результате которого был свергнут в 1954 году президент Хакобо Арбенс, — переворота, который Соединенные Штаты не то организовали, не то поддержали, — повстанцы стали разрушать секции шоссе с помощью самодельного динамита и других подручных средств, которые использовали, чтобы уничтожать проезжающие армейские грузовики. Солдаты преследовали отступающих на север инсургентов, расстреливая их в лесу Петен, под мокрыми листьями банановых деревьев, прячущих древние руины построек майя. Во время войны, начавшейся в 60-х годах и продолжавшейся до 1996 года, погибло 140 тысяч гражданских лиц. И каждый год археологи вроде моей матери, Томаса де ла Росы и (до определенного момента) Мануэля Альвареса ездили в джунгли по этому шоссе, зачастую сильно разбитому взрывами и перекрестным огнем.

— Мои родители подружились с де ла Росой именно на этой дороге, — сказала я Эрику. — В 1967-м, за год до моего рождения. Они везли его с симпозиума, посвященного стеле Флорес.

— Того, который состоялся в Сальвадоре, когда де ла Роса удивил их своим докладом?

— Да. Моя мать потом говорила, что ехала по шоссе с печальным чувством. Несколько лет спустя она вернулась и увидела, что оно разбомблено. А еще она знала, что здесь находили тела тех, кого убили военные.

— «Исчезнувшие». Во время войны подобные вещи происходили довольно часто. До заключения перемирия армия уничтожила много народу. — Он прищурился на дорогу. — Даже не знаю, сможет ли страна когда-нибудь оправиться от этого.

Выглянув в окно, я увидела два колоритных «цыплячьих автобуса», несколько пикапов, грузовики, наполненные сломанными ветками и перевязанным проволокой металлоломом. И все тот же коричневый седан, который упорно следовал за нами с черепашьей скоростью. Это была большая четырехдверная машина, «тойота» одной из последних моделей. Номерной знак разглядеть невозможно, он был сплошь заляпан илом, который благодаря действию законов физики извилистыми струйками растекся по капоту. На забрызганном лобовом стекле дворники оставили два относительно чистых участка, сквозь которые можно было увидеть водителя. Лицо его (или ее) в тени широкополой шляпы казалось вырезанным из черной бумаги.

— Кто это? — спросила я.

— Что? — Эрик слегка повернулся. — Минутку! Здесь сложный участок.

Мимо снова понеслись косматые, с желтыми кончиками банановые пальмы. Кусты с пурпурными цветами колыхались от легкого ветерка, который поднимали автомобили. Чуть дальше показались коричневые скалы, заросшие красивыми зелеными деревьями, с неба начал падать легкий серебристый дождь. Коричневый седан по-прежнему не отставал. Черные руки водителя похлопали по рулю, затем стали протирать изнутри запотевшее ветровое стекло. Движения казались чересчур поспешными и нетерпеливыми.

Наблюдая за седаном, я немного занервничала, в груди словно пробежала электрическая искра. Эрик, ни на что не отвлекаясь, продолжал давить на газ и гнал машину по дороге до тех пор, пока перед нами на бледном небе не показались величественные очертания вулкана Агуа.

— Так о чем вы говорили? — наконец поинтересовался он.

Я снова оглянулась. Фигура в седане оставалась неразличимой. Я решила, что ничего не скажу Эрику до тех пор, пока сама во всем не уверюсь.

— Так, ни о чем, — соврала я.

Но в глубине души я уже знала, чувствовала, что за нами едет Иоланда.

Струи дождя падали на зеленые склоны вулкана, отороченного венцом из розовых, голубых и почти черных облаков.

Когда мы с Эриком въехали в Антигуа, моя тоска по маме стала просто невыносимой.