Королева нефритов

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ

К северу от реки Саклук, к востоку от пресловутого драконова дерева, в центре биосферного заповедника майя в склоне холма есть небольшая пещера.

Ее не так уж легко заметить, особенно в почти полной темноте — если только в вашей компании нет экспертов по архитектуре и топографии майя. Ну, это на тот случай, если вы не знаете, как должна выглядеть древняя пещера.

Углубление для гробницы в склоне холма некогда вырыли вручную. Древние майя считали священными пещеры, колодцы и подводные реки — то были промежуточные зоны, где мир живых сообщался с преисподней.

Склоны холма густо покрывала трава, в том числе заячья капуста и камнеломка. Бледный свет наших фонариков озарял цветки с крошечными белыми и желтыми лепестками. У темного входа вились разноцветные птицы.

— Дошли! — выдохнула Иоланда. — Дошли.

Не смея позвать маму, я вообще ничего не говорила, только все крепче сжимала фонарик.

В пещеру я вступила первой.

Луч ярко осветил пещеру, размеры которой я сразу не смогла оценить; она тянулась гораздо дальше, чем могло показаться снаружи, хотя проход был довольно узким. На дне стояла вода, доходившая мне до лодыжек; обведя лучом фонаря окружающее пространство, я увидела, что дно пещеры понижается.

Мы двинулись вперед, сквозь известковые залы, где гулко капала вода; фонари горели, словно маяки, их лучи выхватывали сталактиты. На стенах виднелись темно-красные иероглифы в форме драконов и горбунов, которые я даже не пыталась прочитать. В расщелинах сверкали золотом жилы пирита и светились красные глаза ящериц и летучих мышей. Где-то что-то хлопало, слышался плеск воды. Нагнувшись, я стала протискиваться в узкий туннель. Здесь приходилось продвигаться на ощупь, так как не хватало места, чтобы манипулировать фонариком. Бедро сильно болело, я даже упала в воду прежде, чем Эрик успел подхватить меня сзади.

Тем не менее большую часть пути я прошла самостоятельно. Воздух был спертый. Я слышала шумное дыхание своих товарищей и шлепанье их ног, слышала, как поскользнулся Мануэль и как упала Иоланда. Вскоре мы достигли еще одного очень низкого и чрезвычайно темного прохода.

Пройдя его до конца, я смогла выпрямиться во весь рост.

Провела перед собой лучом фонарика и поняла, что нахожусь в просторном помещении; на одной из стен были полувыцветшие надписи. К середине зала пол поднимался, там было сухо и стоял большой продолговатый предмет. Это был массивный кусок обработанного голубого нефрита — прямоугольной формы и такой чистый, что, когда я направила на него луч фонарика, камень ответил сияющим фонтаном кобальтовой сини. Вырезанные на камне изображения отбрасывали на стену голубые и темно-синие тени, на поверхности дрожали звезды, завитки и полумесяцы. Поверхность самого камня, как и стела Флорес, испещренного изящными иероглифами в виде богов и воинов, переливалась различными оттенками бирюзы и опала, синевой павлиньих перьев и темными прожилками абсолютного индиго. Под этой изменчивой каменной «кожей» ровно горел глубокий, идеальный, немыслимый синий цвет — сочный и яркий.

Кроме этого, там было кое-что еще. Этот длинный граненый нефрит не слишком напоминал сказочный камень из перевода де ла Куэвы. Он вообще не был монолитом, скорее представлял собой продолговатый ящик, в котором что-то находилось.

Когда же я шагнула вперед, не понимая, что передо мной, то вдруг увидела лежавшую рядом с этим ящиком изможденную женскую фигуру.

Женщина оперлась на локти, и на ее щеку упала мокрая прядь серебристых волос. В свете фонарика черные глаза моей матери сверкали, словно совиные. Резкие очертания ее скул отчетливо выделялись на фоне окружающей темноты. Мелкие морщинки вокруг глаз и рта переходили в резкие складки, нос, казалось, стал еще острее. Возле левого виска виднелся громадный синяк, на шее — пятна грязи. Губы двигались, но никаких звуков она не издавала. Белая рубашка и джинсы промокли насквозь, обувь она сняла, правая нога, вероятно, вывихнутая или сломанная, была как-то неестественно вывернута.

Я бросилась вперед. Сердце в груди бухало как церковный колокол.

— Мама! Мама! Мама! Мама! Мама!

Я обхватила ее руками, она уткнулась лицом мне в плечо.

Я продолжала звать ее по имени, но теперь рядом с нами появился плакавший навзрыд Мануэль и Эрик с Иоландой.

— Да, — наконец сказала мама. — Мы опять вместе, мое Чудо. Моя милая!

— Мама! — сказала я. — Ой, мама!

Я водила руками по ее рукам и плечам, ощупывала ее ноги — искала раны, все это время не переставая ее обнимать.

Прошло не так уж мало времени, прежде чем я все же отпустила маму, чтобы другие тоже смогли к ней подойти и она, наконец, смогла заговорить.

— Я нашла, — слабым голосом сказала она. — Мануэль!

— Да, Хуана! — нагнувшись к ней, сказал он.

— Я нашла, — вздохнув, повторила она.

— Да.

Она снова взглянула на меня.

— Нашла то, что искал он.

Я кивнула.

— То, что искал Томас де ла Роса.

— Да, дорогая.

Сзади меня Иоланда издала какой-то странный звук.

— Как же ты шла? И почему потерялась?

— Не смогла выбраться отсюда, — ответила она. — Были… некоторые проблемы с погодой. Дождь шел примерно пять дней, я попала в этот потоп и все себе испортила. Видишь, что с ногой? К тому же я утопила в болоте рюкзак. В конце концов я попала сюда, но, когда это случилось, у меня остался один фонарик, а из питья только дождевая вода. Я очень устала, поэтому сидела здесь и… ждала. — Она сглотнула. — И вот вы пришли.

— Мама, попробуй сесть — я хочу на тебя посмотреть.

— Как видишь, я это нашла. — Когда она села, я увидела, что покрытое синяками лицо выглядит неважно. Насчет ее ноги я оказалась права. Она была как-то странно изогнута; мама повредила ее несколько дней назад, а с тех пор травма, вероятно, стала еще серьезнее. — Нашла то, что он хотел, но здесь уже все было раскопано.

— Я думаю, тебе не стоит сейчас разговаривать, — сказала я. — Мы должны вывести тебя отсюда…

Но она меня не слушала.

— Тут уже все было расчищено. Вскрыто. Кто-то побывал здесь раньше меня. Не очень давно. Но они ничего не украли.

— Кто же здесь мог побывать? — удивился Мануэль.

— Не знаю, да это и не важно. Потому что все равно я это нашла. Весьма забавно, ведь нашла совсем не то, о чем мы все думали.

— А что же? — вмешалась Иоланда.

— Это… ты, Иоланда? Ты прошла весь этот путь?

Иоланда шагнула на свет, ее шляпа отбросила на стену громадную тень, напоминающую птицу.

— Да, Хуана.

— Ну, тебе это будет интересно, не так ли?

— Думаю, что да.

— И потом… нет, только не говорите мне, что за Лолой стоит Гомара!

Я рассмеялась.

— Это он.

— Ну, теперь меня больше ничем не удивить.

— Здравствуйте, миссис Санчес! — сказал Эрик.

— Да, здравствуйте, Гомара! Не беспокойтесь, я обязательно поблагодарю вас со всем красноречием, на которое только способна, но попозже.

— С нетерпением буду ждать этого момента, профессор.

Присев на корточки возле мамы, Мануэль принялся осматривать ее ногу.

— А я-то думала, что ты боишься джунглей, — сказала она ему.

— Кое-что испугало меня гораздо больше.

— Ну да, конечно, мне не стоило сюда идти одной. Хотя на самом деле все испортил этот отвратительный ураган. И потом мне не хотелось поворачивать назад, когда я уже была так близка к цели. В результате поскользнулась, повредила ногу, а со временем она стала донимать меня все больше и больше. Я здесь три дня. — Она помолчала. — Вы что, все сошли с ума?

— Я не сошел.

— Как же вы сюда попали?

Мануэль описал, как я нашла в Антигуа ее дневник с расшифровкой стелы.

— Ах вот оно что! — протянула мама. — Мой дневник… этого я не ожидала. — Она посмотрела на меня: — Ты там все прочитала?

— Этот твой дневник очень сильно намок. — Мануэль попытался отделаться полуправдой. — Там едва ли удастся что-нибудь разобрать.

— Но ты все равно знал, почему я сюда пришла! — обращаясь к нему, резко сказала она.

— Знал. — Он поколебался. — Потому что он умер.

Она прикоснулась к его лицу.

— Я не знала, что еще сделать.

— Все в порядке.

— Но ты знаешь, что я тебя люблю?

— Да.

— Значит, она тоже знает? Мне кажется, да…

Мануэль коротко взглянул на меня, затем снова перевел взгляд на маму.

— Думаю, что да.

— Что знает? — спросила Иоланда.

Ее лицо сияло в свете фонаря; из-под края шляпы блестели темные глаза.

— Что знает? — снова повторила она.

Я посмотрела на маму; она коротко кивнула в ответ.

— Что Томас был и моим отцом, Иоланда, — ответила я.

— Что ты имеешь в виду?

Я повторила.

До Иоланды дошло не сразу. Секунду она смотрела вниз, а потом на мою мать, которая взглядом подтвердила мои слова. Моя сестра тяжело вздохнула.

— Твоим отцом он был только в определенном смысле, Лола, — сказал вдруг Мануэль. Его непривычно резкий голос был полон любви и страдания.

Каково же ему было смотреть на меня и видеть во мне черты того наглеца, которого он так долго ненавидел!

— Ты — мой папа, — просто сказала я.

— Конечно же, он! — проворчала мама. — На этот счет никогда не было никаких сомнений.

Взглянув на пляшущие голубые тени, Иоланда стиснула зубы.

— Иоланда!

— Отец тогда предал мою мать, — спустя мгновение сказала она.

— Да, это так, — сказала мама. — Здесь я тоже сыграла определенную роль.

— Так вот почему ты не хотела, чтобы Лола мне писала! — с болью произнесла Иоланда. — Или виделась со мной. Не хотела вспоминать о своей ошибке…

— Боже мой! — сказала я.

Тем не менее мама утвердительно кивнула:

— Да.

Мы с Мануэлем и Эриком хранили глубокое молчание. Иоланда попыталась откашляться, но лишь испустила слабый судорожный звук. По лицу ее текли слезы.

В течение минуты она была не в силах заговорить. Глядя на нее, все молча ждали.

— По правде говоря, все мы представляем собой одно сплошное несчастье, — наконец сказала она.

Мама закрыла глаза.

— Боюсь, что так.

Все с тем же свирепым выражением лица Иоланда долго стояла, уставившись на стену, но потом словно пришла к какому-то решению.

— Мне не стоит больше злиться. Мне это не поможет.

— Ну, так не злись, — предложила мама.

— До того, как стала тебе помогать, я действительно хотела тебе отомстить, — повернувшись ко мне, сказала Иоланда.

— Иоланда!

Она прикрыла глаза рукой.

— Но я… просто вспомнила старые добрые времена.

Тут я начала плакать.

— А все остальное меня не волнует, — договорила она.

— Иоланда… Иоланда, — стараясь держать себя в руках, сказала я. — Нравится тебе это или нет, но мы одна семья.

Она молчала. Слышался лишь шум воды и какой-то плеск; на наших лицах дрожал синий свет.

— Я не против, — наконец кивнула она, изо всех сил пытаясь справиться с волнением.

Пододвинувшись, я взяла сестру за руку. В ответ Иоланда крепко стиснула мою вторую руку. И хотя она всегда была достаточно сдержанной, сейчас вся тряслась и тщетно пыталась улыбнуться.

Пока мы обнимались, Эрик не находил себе места. Откашлявшись, он отвел фонарик в сторону. Луч света скользнул по комнате и остановился на голубом камне-контейнере с его странным содержимым.

— О Боже! — сказал он. — Вы только посмотрите!

— Я же говорила вам, Гомара, — хриплым голосом сказала мама, отвернувшись от нас с Иоландой. — Это совсем не то, что мы себе представляли. Такого вообще никто себе не мог вообразить. Но если хорошенько поразмыслить, то получается, что это все же имеет смысл.

— Что имеет смысл?

— Ответ на все наши вопросы относительно стелы.

— Да что же это такое?! — вскричали мы хором.

— Дайте мне секунду, и я вам все объясню.

Мы с Иоландой и Мануэлем дружно повернулись к маме, и она с удовольствием начала раскрывать нам тайны «Королевы нефритов».