Я вытащила из рюкзака бумаги и дневник, которые для сохранности завернула в два слоя полиэтилена. Тем не менее ксерокопии все же сильно пострадали от воды: странички слиплись, а часть текста просто смыло. Пролистав бумаги, я нашла тот раздел писем де ла Куэвы, который искала. На расшифровку пострадавшего текста ушло некоторое время, но, мобилизовав свою память, я процитировала следующее:
…он бежал из своего безумного города. Проскочив мимо драконова дерева, помчался дальше на восток и там укрылся в еще одном лабиринте, порожденном его собственным хитроумием, который он назвал лабиринтом Добродетели.
Что же представляла собой эта безумная головоломка?
Всего лишь загадку:
Тяжелейший путь пройти,
Труднейшую дорогу одолеть —
Вот что должны мы сделать,
Хоть наши сердца наполнены страхом.
В эти ужасные и голодные дни нам нужно
Быстрее миновать труднейшую стезю.
Когда кривой грех смеется над нами —
Будем смелыми и стойкими.
Того, кто следует указаниям из преисподней,
Того, кто одолеет волны,
Нефрит ждет в своей впадине —
И добродетель будет вознаграждена.
Когда я закончила чтение, все слушатели в недоумении молчали.
— Ну, кто-нибудь понимает, что это значит? — спросила я.
— Дайте подумать, — сказала Иоланда. — Нет, не знаю. Мануэль?
— У меня нет никаких соображений, — отозвался он. — Ну-ка, давайте посмотрим — «труднейшую дорогу одолеть». Три последних дня мы как раз этим и занимались.
— «Тяжелейший путь пройти», — процитировал Эрик. — Возможно, это означает, что мы должны вернуться назад, поскольку для меня тяжелее ничего нет. Или сделать круг, или спуститься в ад, как в лабиринт, по которому прошел Одиссей. А может, это прямая линия. У греков была теория о лабиринте, составленном из одной непрерывной вертикали.
— Одиссей, греки! — язвительно проговорила Иоланда. — К майя греки не имеют никакого отношения.
— Я просто размышляю вслух.
— Не надо цепляться к словам, — сказал Мануэль. — Мальчик старается.
— Я просто хочу, чтобы наше внимание не рассеивалось, — уточнила Иоланда.
— И помните, — сказала я, — мы должны не только разгадать эту загадку, но и догадаться, как именно решила ее моя мать.
— Ты права, — сказала Иоланда. — Хуана когда-нибудь говорила с тобой об этом?
— Никогда.
— А вы, Мануэль? У вас есть какие-нибудь теории?
— Нет, дорогая, пока нет. Но мне бы хотелось, чтобы вы поторопились с разгадкой, а то уже скоро совсем стемнеет.
Но мы так и не смогли поторопиться с разгадкой, поскольку не имели никакого представления, что нужно делать.
Долго-долго сидели мы в лесу в окружении древних камней, сломанных кровоточащих деревьев и духов древних богов и жрецов и думали, думали…
— А Хуана ничего не писала об этом в своем дневнике? — наконец спросила Иоланда.
Вокруг стеной стояли джунгли; воздух, хотя и был все еще влажным, уже не казался таким обжигающе горячим. Надвигалась ночь.
— Нет, — сказала я. — Там речь идет в основном о стеле. Думаю, она посвятила этому только одно замечание… хотя там не совсем… ну…
— А давайте послушаем, — предложил Мануэль.
Порывшись в своем рюкзаке, я извлекла грязную, изрядно промокшую книжку в розоватой обложке. Открыв ее, я обнаружила, что страницы слиплись, а в некоторых местах вместо слов красовались синие кляксы.
— Ты можешь это прочесть?
— Думаю, да, — сказала я. — Мама вот что написала…
Я перелистала дневник, напоминавший брошенный в воду розовый бутон. Со страницами нужно было обращаться очень бережно. В конце концов я все же нашла нужное место и прочла вслух то, что написала моя мать, когда расшифровала стелу и собиралась идти на север:
— «25 октября. Прежде всего нужно будет использовать в качестве карты лабиринт Обмана. Если я сумею добраться до города, то, в соответствии с записями, на втором этапе придется отыскать драконово дерево. Что же касается второго лабиринта, то, я думаю, он достаточно прост».
— «Что же касается второго лабиринта, то, я думаю, он достаточно прост», — медленно повторила Иоланда.
— Кажется, она довольно быстро разобралась, что к чему, — сказал красный от смущения Эрик. — А ведь там нет ничего простого.
Тут я засмеялась; Иоланда и Мануэль последовали моему примеру.
— Я весьма удивлен, что ты не требуешь признания своих заслуг! — радостно воскликнул Мануэль. — Насколько я понимаю, это вовсе не похоже на тебя, мой мальчик, — мне кажется, ты не привык отказываться от заслуженной славы.
— Что? О чем это вы говорите?
Исцарапанное лицо Иоланды мигом преобразилось; она улыбнулась, а затем дружески похлопала Эрика по плечу.
— Господи, да что ж это такое? — удивился он.
— Вероятно, ты все-таки не клоун, — сказала она. — Знай, что с моей стороны это очень ценный комплимент.
— Точно, — подтвердила я.
— И что же я такого сделал, чтобы заслужить подобную похвалу?
— Всего лишь решил загадку.
— Не надо меня злить.
— Да нет же — решил! — воскликнула я. — Вспомни греков! Лабиринт, состоящий из прямой.
И тут до него наконец дошло.
— Ну конечно, решил! Да! Я просто гений!
— Не будем заходить так далеко, — сказала Иоланда. — Но все равно получилось неплохо — теперь это очевидно. Тяжелейший путь пройти, труднейшую дорогу одолеть — для этого нужно идти по прямой. В точности как ты сказал.
— Стезей добродетели, — ввернула я.
— Ну да, это ведь и названо лабиринтом Добродетели, — сказал Мануэль. — Добродетельный человек избегает кривых дорожек и никогда не сворачивает с избранного пути. Именно так мы и пойдем — дальше на восток.
Эрик был до того счастлив, что мы похвалили его еще немного, причем нашу неприкрытую лесть он принимал с большим достоинством. Потом все встали, собрали снаряжение и вышли на финишную прямую.
Мне, однако, приходилось тяжелее остальных.
Бедро уже болело меньше, но это было не очень хорошим признаком, поскольку нога плохо слушалась. По дороге к тому месту, где был якобы спрятан нефрит, левую ногу мне то и дело приходилось переставлять с помощью рук.
Тем не менее я не отставала от друзей. Все вместе мы прошли еще милю, пока не наткнулись на пещеру.