Кот и мышь

Глава 10

На полпути вниз с холма мистер Чаки остановился, чтобы зажечь сигарету. Другую он протянул Катинке. Мисс Эванс шла впереди, помахивая бидонами.

Городок на другом берегу реки готовился к вечеру. Девушки прихорашивались для прогулки по главной улице в надежде привлечь внимание парней, которые, в свою очередь, помадили волосы фиалковым маслом перед охотой за девушками, мужчины ныряли в задние двери пабов, чтобы посидеть на хозяйской кухне с кружкой в руке. Катинка затянулась сигаретой и отбросила спичку небрежным жестом, вызывающим восхищение на Флит-стрит. Мистер Чаки, однако, укоризненно зацокал языком и тщательно придавил спичку начищенной до блеска туфлей.

— Вы сожжете всю гору. Сразу видно, что вы городская девушка, даром что родом из Уэльса!

— Спичка погасла, — раздраженно отозвалась Тинка, — а если и нет, то скоро все равно опять пойдет дождь. И я попросила бы вас не говорить с акцентом мальчишки-посыльного из Суонси. С другими вы разговариваете на нормальном английском языке. Зачем удостаивать меня особой привилегией?

— Потому что это выводит вас из себя, — смеясь, признался он. — Вы бы хотели видеть меня чопорным англо-валлийцем с фальшивым оксфордским произношением.

— Я хотела бы вообще вас не видеть, — сердито сказала Катинка. — И теперь, когда эта ужасная история подошла к концу, надеюсь, что мне это удастся.

— Ну, если говорить об этом, — дружелюбно заметил Чаки, — то вы свободны уехать хоть завтра, если пожелаете.

— Свободна уехать?

— Естественно, мне жаль терять вас, мисс Джоунс, но что вас удерживает? Во всяком случае, не полиция.

«Завтра я смогу вернуться в Лондон к обычной повседневной жизни, без этих ужасов и горестей, — подумала Тинка. — Но больше я никогда не увижу Карлайона!»

— Думаю, вы будете рады уехать отсюда, — настаивал Чаки, глядя на нее с раздражающей улыбкой.

Рада уехать?..

— Еще бы, — решительно отозвалась Катинка. — Подальше от всех этих тайн, путаницы и несчастий — от места, где нет ничего, кроме дождя, тумана и мрачных гор.

— Тайны и несчастья создают люди, — мягко произнес Чаки. — Что касается гор... — Он обнял ее за плечи чисто по-дружески, без всякого намека на флирт. — Вы ведь валлийская девушка и должны лучше понимать горы. Сейчас вы чувствуете себя скверно, потому что находитесь у подножия Брин-Кледд и ползете вниз к реке, как муравей. Но встаньте на вершину, посмотрите вниз и вы почувствуете себя богиней, а все вокруг вновь покажется вам свежим, чистым и понятным. Там вы сможете решить все проблемы, которые беспокоят вашу глупую голову и надрывают вам сердце. Возможно, вам удастся упросить мистера Карлайона подняться туда с вами.

— Чтобы меня столкнули в пропасть? — горько усмехнувшись, отозвалась Тинка.

Мисс Эванс была расстроена, узнав, что ее гостья намеревается так скоро отбыть в Лондон, и смущена тем, что давно намеченный ужин с миссис Ллойд из похоронного бюро вынудит ее оставить мисс Джоунс одну в последний вечер ее пребывания здесь. В течение получаса она разрывалась между мисс Джоунс, своей гостьей, и миссис Ллойд, своей клиенткой. Хотя мисс Эванс около тридцати лет прожила по соседству с миссис Ллойд, она, по-видимому, знала ее не настолько близко, чтобы пренебрегать этикетом. Катинка успокоила мисс Эванс, обещав дождаться ее возвращения и провести хотя бы конец вечера в прощальной болтовне. Проводив разносчицу молока, облаченную в черное воскресное платье, она рассчитывала отдохнуть часок в одиночестве, ни о чем не думая.

Книжные полки мисс Эванс предоставляли богатый выбор — английские классики в истрепанных дешевых изданиях, современные повести, детективы, любовные романы, старые журналы... Но после долгих поисков Тинка пришла к выводу, что ничего из этого не сможет отвлечь ее от собственной тайны и несчастной любви, от воспоминания о юном, хорошеньком и глуповатом личике Амисты, мелькнувшем на миг под грубым макияжем миссис Мэри Ллойд Лав.

Огонь потрескивал в камине, отбрасывая мерцающие отсветы на свисающий с каминной полки медный экран. Мисс Эванс задернула оконные занавеси, и маленькая комната с ее викторианскими безделушками и рядами старых потрепанных книг казалась крошечным островком тепла, уюта и безопасности в мире серого тумана и бесконечного дождя, который вновь барабанил по оконным стеклам, словно напоминая о какой-то угрозе, нависшей над домом...

Сквозь стук дождя послышался другой звук — кто-то стучал в дверь все громче и громче...

Ощущая смутную тревогу, Тинка вышла в крошечный холл и открыла дверь. Вновь молодое, глуповатое лицо, проглядывающее сквозь раскрашенную маску пожилого, умудренного жизненным опытом.

— Наконец-то! — сказала миссис Лав. — Я уж думала, вы никогда не откроете, и мне придется мокнуть тут до бесконечности. — Поля ее соломенной шляпки уныло поникли, а меховой воротник жакета, казался живым существом, которое она вытащила из воды и накинула себе на плечи, чтобы отнести домой. Женщина шагнула в холл, стряхивая с перчаток капли дождя. — А где мисс Эванс?

— Ее нет дома, — ответила Тинка и тут же пожалела об этом.

Ибо на сей раз миссис Лав выглядела отнюдь не дружелюбно. Она сердито огляделась вокруг и с такой силой тряхнула промокшей шляпой, что капли разлетелись по сверкающему линолеуму. Сняв жакет, который, свисая с крючка, напоминал повешенного с мертвой лисой на шее, миссис Лав сбросила хлюпающие туфли и в мокрых чулках направилась в уютную гостиную.

— Нет дома? — переспросила она, швырнув сумку на столовую скатерть. — Не важно — я пришла повидать вас.

Вся ее претензия на утонченность исчезла вместе с весельем и дружелюбием. Это была женщина, родившаяся, как, несомненно, ее мать и бабушка, в хокстонских^{36} трущобах, — глупая, вульгарная и безжалостная.

— Ну, девочка моя, — осведомилась она, — как насчет кольца?

Комната внезапно стала совсем маленькой, а миссис Лав — огромной и грозной. Катинка отошла к другой стороне стола и, запинаясь, переспросила:

— Какого кольца?

Миссис Лав подняла сумку и снова хлопнула ею о скатерть, как будто это была мокрая рыба на прилавке рыночного торговца.

— Вы отлично знаете какого! Ее кольца — со сфинксом, или как это называется.

Я понятия не имею, где оно, — сказала Катинка.

Миссис Лав вытерла мокрые волосы шарфом, все еще болтающимся у нее на шее.

— Вот как?

— Откуда мне о нем знать? Последний раз я видела его па пальце у миссис Карлайон в ее комнате.

— Разве она не пыталась отдать его вам в тот день в холле, незадолго до гибели?

— Нет... Хотя да, она пыталась передать мне что-то, завернутое в бумагу, но я не взяла это и не знаю, что там было.

— Ну так я вам скажу! — Миссис Лав энергично вытерла толстые плечи мокрым шарфом. — Это было кольцо — он сам его видел. Зеленый жадеит — вернее, был таким, когда я ходила в школу, но с трех пор успел побелеть. — Казалось, невеселая шутка умиротворила ее — она улыбнулась, но в следующий момент снова помрачнела. — Можете отдать его мне здесь и сейчас, мисс, иначе вам придется сделать это в другом месте! — Миссис Лав бросила скомканный шарф рядом с сумкой.

— Говорю вам, у меня его нет, — сказала Тинка. — Зачем оно мне нужно? И к тому же я не воровка.

— Если она пыталась отдать его вам, вы не стали бы считать это воровством.

— Если она и пыталась, то безуспешно.

— Тогда где оно?

— Откуда мне знать? Меня выгнали из дома, как преступницу, и больше я его не видела — если только это действительно было кольцо.

— Ну, у меня его нет, — заявила миссис Лав.

— Никто и не говорит, что у вас.

— Он так говорит. — Ее тон стал более доверительным. — Как только вы сегодня повернулись и убежали, точно увидели привидение, хотя в холле не было никого, кроме меня, он начал просматривать вещицы, которые были на ней, когда она упала, — бедняжка всегда любила побрякушки, их прислали назад после дознания, — и спросил: «Где кольцо?» «Какое кольцо?» — сказала я. «Кольцо-сфинкс». Я не знала, где оно, — она не надевала его с того дня, как вы приходили к ней. «Она пыталась передать что-то этой журналистке в холле», — сказал он.

— Выходит, он не знал, что это было кольцо?

— Конечно кольцо! — сразу ощетинилась миссис Лав. — Что еще это могло быть? Среди ее вещей его не оказалось. Если вы его не взяли, значит, это сделала я! Как будто мне нужна такая дребедень! «Слушайте, мистер Карлайон! — говорю я ему. — Я не стану терпеть подобных обвинений. Жадеит, тоже мне! Больше похоже на кусок старого мыла. С такой штукой на пальце могла расхаживать только какая-нибудь египетская шлюшка с голой грудью. Вы сами говорили мне: «Не позволяйте ей надевать это старое кольцо», а как оно исчезло, сразу о нем вспомнили!» Конечно, это потому, что кольцо напоминало ему о ней. Бедняжка всегда его надевала, когда играла... — Она оборвала фразу и искоса взглянула на Катинку.

— Во что играла? — спросила Тинка.

— Ну, во всяком случае, не в хоккей. — Миссис Лав быстро переменила тему. — Важно то, что кольцо пропало, а меня из-за этого вышвырнули.

— Вышвырнули?

— Да, в такой вечер! «Я не собираюсь стоять здесь и выслушивать ваши оскорбления, мистер Карлайон, — заявила я, ~ так что, если вы не прекратите, я немедленно соберу вещи и уйду». «Прямо сейчас?» — спросил он. «Да, сейчас, а жалованье можете оставить себе». «Ну и убирайтесь! — говорит он. — Я смертельно устал от всех вас». «Я-то уберусь, а вот вам придется искать кого-нибудь другого, чтобы за вами ухаживали». Я упаковала свое барахло и сказала Дею Траблу, чтобы он принес его утром к автобусу. Выходит, меня вышвырнули из дома на ночь глядя, обвинив черт знает в чем!

Однако миссис Лав, скорее всего, вышвырнула себя сама. Совесть, не позволявшая ей сразу покинуть Карлайона, не помешала ей придраться к его вспышке гнева, чтобы освободиться от надоевших обязанностей.

— Но как вы перебрались через реку, миссис Лав?

— Сняла туфли и чулки, подобрала юбку и пошла вброд. Вода доходила мне до пупка, но я так разозлилась, что мне было наплевать, даже если бы она была мне по горло. Это напомнило мне, что я оставила на крыльце свои пакеты... — Но она была слишком поглощена нанесенными обидами, чтобы думать о них. — Обвинить меня в краже паршивого старого колечка!

— Вы же не поколебались обвинить меня, — заметила Катинка.

— Никто не говорит, что вы его украли — она сама отдала его вам в холле.

— Но я же сказала, что не взяла его. Если вы не верите, можете обыскать мои вещи. — Тинка подобрала с кресла сумочку. — Можете начать с нее. — Но тут она сообразила, что если миссис Лав начнет рыться в сумочке, то увидит свадебную фотографию Карлайона, лежащую в боковом кармане. Катинка сама открыла сумку и высыпала на стол содержимое, придерживая пальцем фотографию. — Губная помада, деньги, носовой платок расческа, пудреница... — Монета скатилась со стола, и она нагнулась, чтобы поднять ее. — Бумажник, еще один платок (грязный!), пуховка, банкнота в десять шиллингов, зеркальце, ключи... — Ее пальцы быстро перебирали вещи, как лапы собаки, роющейся в мусорном ящике в надежде на кость. — Вот и все! — Чтобы продемонстрировать это, Тинка снова подняла сумочку и, держа ее широко открытой, тряхнула ею над столом.

На темно-зеленую скатерть упало беловато-зеленое кольцо-сфинкс. А в дверях стоял Карлайон.

Он был смертельно бледен. Мокрый макинтош висел на плечах, светлые волосы прилипли к голове и лишь одна прядь свисала на лоб, придавая его усталому лицу хорошо знакомое выражение одинокого маленького мальчика. Он шагнул к столу и подобрал кольцо. Следом вошел Дей Трабл, ловко снял с него макинтош и отнес в холл. Карлайон, казалось, не замечал его присутствия.

Катинка отпрянула от стола.

— Я понятия не имела... Должно быть, она положила его в сумку, когда я уронила ее в холле...

— Ну и ну! — воскликнула шокированная миссис Лав.

— Мистер Карлайон, вы ведь не думаете... Вы не можете верить, что я обычная воровка!

— Не знаю, — отозвался Карлайон. — Выглядит очень похоже на то.

— Говорю вам, я понятия не имела, что кольцо в моей сумке. Вероятно, она бросила его туда в тот день, когда я уронила ее в холле, и оно застряло в какой-то складке, поэтому я его не заметила... — Внезапно Тинка повернулась к негодующей миссис Лав и крикнула: — Это вы положили туда кольцо!

— Я?

— Когда я наклонилась, чтобы поднять монету... Вы легко могли это сделать!

Все трое молча смотрели на нее через стол. Три кошки наблюдали за маленькой испуганной мышкой. Уютная комнатка превратилась в тюремную камеру. Сердце Тинки похолодело, воспоминания последних ужасных дней разом нахлынули на нее... Нависающее над ней ночью лицо девушки, которую рука Карлайона случайно или намеренно превратила в чудовище... Нечеловеческие вопли под ножом хирурга, рука, просунувшаяся сквозь разбитое оконное стекло, шаря по кирпичной стене, как слепая змея... Глухая женщина, опирающаяся на две трости с рукоятками из слоновой кости, словно черная птица смерти на фоне серо-зеленого склона горы... Жуткое бульканье и фырканье несчастного создания, оставшегося в маленьком холле на милость Карлайона, Дея Трабла и миссис Лав... Теперь бедная Анджела лежит мертвая на холодной плите в морге, а она, Катинка, наедине с этой троицей...

Тинке казалось, что они незаметно подталкивают стол вперед, загоняя ее в угол. Ей хотелось кричать, звать на помощь, найти какое-нибудь оружие, чтобы защищаться. Но она была одна — мисс Эванс вернется только через несколько часов...

И внезапно позади них к оконному стеклу прижалось чье-то мокрое лицо. Кто-то был совсем рядом — она уже больше не одна. «Я должна крикнуть это сейчас, — подумала Тинка, — и тогда, даже если меня убьют, кто-то будет знать правду...» Лицо отодвинулось от окна, и она закричала так громко, что оно тут же появилось вновь, жадно вглядываясь и вслушиваясь.

— Я знаю, кто вы! Я знаю, что Амиста существовала! Я знаю, что она убила бедную Анджелу! — Прижавшись к стене, Катинка крикнула прямо в лицо миссис Лав. — Я знаю, что вы были Амистой!

Все трое отпрянули. Тинке показалось, будто с ее лица убрали подушку — она сделала глубокий вдох, наполняя легкие воздухом. Голубовато-белое лицо не отрывалось от оконного стекла.

— Кому известно, кто вы все на самом деле? Кто знает, что вы встретились только год назад или что миссис Лав начала ухаживать за Анджелой всего несколько месяцев назад? Она говорит, что ее мать была актрисой — думаю, это правда, потому что она тоже все время играла роль...

Паузу нарушил Карлайон.

— Какую роль? — с неприязнью, но не вполне уверенно спросил он.

— Роль больничной сиделки, — отозвалась Катинка пронзительным голосом, дабы стоящий у окна все расслышал. — Вы спрашивали меня, где вам удалось так легко найти замену вашей жене, когда она погибла. Я вам отвечу. — Она указала на Дея Трабла. — У него была одна, а может, и не одна незаконнорожденная дочь. Двадцать лет назад две женщины покинули из-за него эту долину. А все валлийцы — актеры по натуре, это у них в крови...

— Ну и какую же роль сыграла его предполагаемая дочь? — осведомился Карлайон.

— У вас была богатая жена, но она не соглашалась предоставить вам контроль над ее деньгами. Незаконная дочь Дея была изуродована в автомобильной катастрофе до неузнаваемости. «Выдайте мою дочь за вашу жену, — предложил Дей, ваш злой дух. — Она хорошая актриса, а так как ее рука повреждена, ей не понадобится подписывать документы... Мы обещаем ей пластическую операцию, которая была ей не по карману, и она сделает все, что мы ей скажем».

— А где же в это время была моя несговорчивая жена?

«Вероятно, он держит сумасшедшую жену на чердаке, как в «Джен Эйр»...»

— Заперта в вашем уединенном доме, находясь под действием наркотиков.

— И писала девичью чушь в женские журналы, подписываясь «Амиста»?

— Нет. — Катинка посмотрела на миссис Лав. — Я думала, миссис Лав не может быть Амистой, так как она не пробыла с вами достаточно долго, чтобы знать все факты, которые Амиста упоминала в своих письмах. Но что, если это неправда? Вероятно, она была с вами задолго до того, как эту бедную девушку забрали из больницы и доставили сюда, — она присматривала за вашей женой, запертой в одной из комнат «Пендерина»...

— А письма?

Катинке внезапно представились красные руки, лежащие на крахмальном белом фартуке.

— В первом письме она спрашивала о лосьоне, снимающем загар с рук. Потом она написала, что...

Карлайон отвесил иронический поклон в сторону миссис Лав.

— Если я правильно помню вашу историю, она написала, что влюблена в мужчину старше ее на десять лет. При всем моем уважении...

— Да, но фраза выглядела так: «Мужчине, которого я люблю, больше тридцати». Но почерк был ужасно неразборчивым, а когда девушки пишут нам о «разнице в возрасте», как мы это официально именуем, они всегда влюблены в мужчин старше себя. Поэтому мы думали... Но предположим, она написала, что объекту ее страсти не «больше тридцати», а «только тридцать» и что он на десять лет моложе ее... — Тинка повернулась к миссис Лав. — Я не верю ни в какого Харри. Думаю, вы все это время были сообщницей мистера Карлайона, потому что вы влюблены в него!

Казалось, миссис Лав потеряла дар речи.

— А записка с предложением о встрече? — холодно спросил Карлайон.

Записка Амисты, заманившая бедную Анджелу — хотя нет, в действительности она была дочерью Дея, какой-нибудь Блодуэн, Бронуэн или Майфэнуи, — к пропасти?

Голос Катинки начал колебаться вместе с ее уверенностью.

— Девушка могла заподозрить, что вы ничего не предпринимаете с целью восстановить ее лицо, потому что это не соответствовало бы вашим планам. Она хотела посмотреть на себя в зеркало, а потом передать мне кольцо в качестве какого-то знака. В тот день она попробовала передать мне его в холле, завернутым в бумагу, на которой, возможно, было написано какое-то сообщение. Миссис Лав сказала, что она всегда носила кольцо, «когда играла». Ну, играть можно не только в игру — это относится и к актерству. Я легко могла бы отследить актрису, которая всегда носила на сцене кольцо-сфинкс.

Тинка в упор смотрела на их лица — красное лицо миссис Лав, напряженную и сердитую физиономию Дея Трабла, холодное насмешливое лицо Карлайона. Теперь, когда снова наступило молчание, кошмар начнется опять... Даже голубовато-белое лицо отодвинулось от окна, истаивая, как улыбка Чеширского кота... Но, слава богу, оно вновь появилось в дверях — дружелюбное, улыбающееся лицо инспектора Чаки.

— Вижу, у вас веселая компания, мисс Джоунс! Я встретил у часовни мисс Эванс, и она сказала мне, что вы одна. Я решил заглянуть сюда и поболтать с вами, но нахожу здесь целое общество! — Он стряхнул воду со шляпы на линолеум холла. — В добром старом Пентр-Трист по-прежнему льет как из ведра. — Его чудовищное валлийское произношение никогда не казалось Тинке более приятным.

Миссис Лав не обращала на него внимания. Она вновь обрела дар речи и использовала его на полную катушку. Такого набора злобной лжи и невероятной чепухи миссис Лав не слышала за всю свою жизнь. Обвинения в убийстве и нанесении увечий явно прошли мимо нее, но подозрение в безответной страсти к мистеру Карлайону возмутило ее до глубины души. А ведь Харри терпеливо ждет ее в Лондоне!

— А как же Амиста? — спросил инспектор Чаки, с удовольствием подливая масло в огонь.

— Амиста! По-вашему, я могла писать всякую чушь в дрянной женский журнальчик? Если хотите знать мое мнение, она сама Амиста и всегда ею была! Пронюхала о бедной миссис Карлайон и состряпала целую историю, чтобы проникнуть в дом, как всегда говорил мистер Карлайон, отправив себе несколько писем для большей убедительности!

— А последняя записка, которой миссис Карлайон заманили к пропасти?

Хотя Катинка без колебаний обвинила миссис Лав, та отозвалась с виноватым видом:

— Ну, такого я бы не сказала о мисс Джоунс.

— Была ли эта записка в действительности? — заговорил Карлайон. — Кто ее нашел? Эта женщина и мисс Эванс, но мисс Эванс не в счет — она сделает все, что ей скажут. Они первыми оказались рядом с телом. Откуда мы знаем, что они не сговорились между собой, прежде чем подоспели остальные? Если Анджела еще была жива, они могли быстро нацарапать эту записку и вложить ей в руку.

— Но она была мертва! — Подумав о дважды изувеченном теле, Тинка добавила: — Бог не допустил бы, чтобы она не умерла в тот момент, как коснулась земли.

— Согласен. — Карлайон опустил голову.

— Да и зачем мне выдумывать эту историю? Зачем красть кольцо?

Он сразу же поднял голову.

— Ваша история начала выдыхаться. Вы собрали урожай на смерти, но после добавить было почти нечего — дознание оказалось скучным. Несомненно, вы предвидели это заранее, поэтому прихватили кольцо, рассчитывая еще на два абзаца, снабженных фотографиями...

На фоне обоев с алыми розами лицо Карлайона было белым как мел, а его бледные губы брызгали ядом.

— Скажите мне вот что. — Катинка посмотрела ему в глаза. — Хоть в одной газете появилась даже одна строчка, которую не мог бы написать любой местный репортер? Разве я сообщила в какую-нибудь газету хоть слово о жизни или смерти миссис Карлайон?

— Еще нет, — ответил Карлайон. — Но ведь вы работаете в еженедельном журнале, не так ли? Полагаю, для него уже готова подробная статья. Когда она появится?

Катинка признала свое поражение.

— Ладно, сдаюсь. Не было никакой Амисты. Я все выдумала — корпела над этим месяцами с целью проникнуть в дом, где существовал материал для сенсации в прессе, о котором я никак не могла знать, способствовала развитию событий, чтобы написать статью подлиннее, которую я так и не отправила, и, наконец, заманила бедную девушку в смертельную ловушку и убила ее, чтобы создать очередную сенсацию, которой не воспользовалась. — Она повернулась к инспектору Чаки. — Какой мне был смысл выдумывать Амисту? Только потому, что я единственная, кто знал о ней, они все и вы тоже уверены, что она никогда не существовала.

Мистер Чаки задумчиво выпятил нижнюю губу, глядя на нее поверх воображаемых очков.

— Право, мисс Джоунс, вы недооцениваете полицию Суонси! Я знаю об Амисте не меньше вас — а может быть, и больше.

— Вы знаете, кто она такая?

— Мы, местные ребята, не теряем времени даром, — беспечно произнес Чаки. — Мы затребовали письма из вашего лондонского офиса и проверили их на предмет отпечатков пальцев — никаких сложностей, обычная любительская возня с серым порошком! И, разумеется, печать с красно-золотым сургучом — ее мы тоже поискали.

— Какого черта вы не сказали мне, зачем хотите обыскать мой дом? — спросил Карлайон. — Я бы проявил больше желания сотрудничать.

По тому, как он смотрел на Катинку, как говорил с ней и о ней, было очевидно, что ей не стоит о нем думать. И все же, если бы можно было доказать ему раз и навсегда, что Амиста не являлась частью ее коварного замысла...

— Ради бога, инспектор, скажите, вы нашли печать?

— Не то чтобы нашел, но я знаю, где она — или, по крайней мере, могу догадаться. В ваших умозаключениях, мисс Джоунс, вы были недалеки от истины. Психология — великая вещь. — Он посмотрел на миссис Лав.

— Не пяльтесь на меня! — огрызнулась она. — Вы и ваша психология...

— Вы имеете в виду, инспектор, — начал Карлайон, — что миссис Лав все-таки...

У миссис Лав выдался скверный вечер — она устала, промокла, была сердита и окончательно потеряла терпение.

— Можете не коситься на меня! — сказала она. — Я больше у вас не служу — вы меня уволили. Мне осточертело хранить ваши секреты...

— Миссис Лав! — резко произнес Карлайон.

— Я сыта вами по горло! Мне надоело, что меня подозревают, обвиняют и оскорбляют, надоело якшаться с полицией. Больше я не собираюсь участвовать в ваших делах с этой Ангел Су...

Кольцо с резким звуком упало на стол, покатилось по нему и осталось лежать возле ручного зеркальца Катинки, которое по-прежнему валялось на столе вместе с содержимым ее сумочки. Миссис Лав оборвалась на полуслове и застыла с открытым ртом. В наступившем молчании мистер Чаки запел какую-то мелодию.

Но Катинка, не отрываясь, смотрела на два жадеитовых лица — лицо сфинкса на столе и такое же лицо, отражавшееся в зеркальце, на маленькую зазубрину с внутренней стороны жадеитовых крыльев, которую она уже видела раньше, также отраженной в зеркале...

«Она загадочна, как сфинкс», — напевал инспектор Чаки, и Катинка Джоунс вновь стала журналисткой — не мисс Добрый-Совет из «А ну-ка, девушки», а репортершей из «Консолидейтид ньюс», которая не смогла разузнать никаких новостей во время своего интервью с мисс Ангел Сун... Она снова сидела в украшенной цветами артистической уборной, слышала звуки фортепиано, звонкий голосок, поющий дурацкую песенку, бурные аплодисменты, которые сменил новый хит «Она загадочна, как сфинкс...»

Кольцо из белого жадеита подмигивало ей, отражаясь в ярко освещенном настольном зеркале...

Ангел Сун вбежала в уборную, протягивая ей узкие белые ручки.

— Простите, что заставила вас ждать, мисс... э-э... Я обожаю петь на бис и провела на сцене больше времени, чем было условлено. Администрация придет в бешенство...

Мисс Анджела Эрли. Мисс Ангел Сун.

Это был ее последний концерт. Конечно, тогда Катинка этого не знала, и ее неспособность это выяснить дорого ей обошлась! Она сидела, как слюнявая дурочка, играя с кольцом на туалетном столе и задавая нелепые вопросы.

— Как приняли вашу новую песню, мисс Сун? Правда, что ее написал ваш новый муж?

— Мой муж! — засмеялась Ангел. — Да он двух нот написать не может! — Карлайон, сочиняющий вульгарные, глупые песенки...

Но тогда Тинка еще не слышала ни имени Карлайон, ни о мистере Чарлзе Лайоне.

— О, кажется, я проболталась, что вышла замуж? Пожалейте нас, мисс... э-э... мы не хотим никакой шумихи. Просто напишите, что я замужем и что мы скоро отправляемся в запоздалое свадебное путешествие. Попросите публику не беспокоить меня, а я обещаю, что, когда вернусь, будет много новостей, фотографий, планов и новых веселых песен... — Она забрала у Катинки кольцо, с любовью глядя на него. — Вам оно нравится? Мы нашли его в антикварной лавке — оно очень древнее. Я всегда надеваю его, когда играю на сцене, но последние дни мне пришлось выступать без него — на нем появилась зазубрина, которая поранила мне палец...

Очаровательная малютка Ангел, с ее ореолом пушистых золотых волос, говорила так весело и искренне, умудрившись при этом не сообщить ни капли «крутых новостей»... Ангел, чьи выступления в концертных залах и мюзик-холлах принесли ей целое состояние, чья жизнь проходила при свете прожекторов и чье внезапное увечье обеспечило бы сенсациями добрую половину английских репортеров, просто исчезла. О ней ничего не было слышно, и все решили, что она все еще путешествует инкогнито со своим мужем. Очевидно, несчастный случай каким-то образом удалось скрыть, а Карлайону хватило ума привезти знаменитую жену в эту горную крепость — ему можно было простить то, что в каждом случайном визитере он видел охотника за новостями.

Ноготь, пишущий сообщение на ладони Тинки... «А» и «N»... Катинка вспомнила, что сначала ноготь написал и букву «G»... Ангел Сун, которая энергично кивнула, когда Карлайон назвал ее Ангел (Тинка приняла это за ласковое обращение), которая пыталась привлечь внимание Катинки к жадеитовому кольцу-сфинксу, напомнить ей о давнем интервью, сказать, что под маской из хрящей и лоскутков кожи скрывается былая знаменитость. Богатая жена Карлайона, курица, несущая золотые яйца...

Дело было не в доходе, иссякнувшем после ее смерти, который можно было обеспечить фальшивой подписью. Состояние Ангел принадлежало ей только при жизни — оно заключалось в ее ловких пальчиках, хорошеньком личике и звонком голоске. Как был прав Дей Трабл, сказав, что никто не убивает курицу, которая несет золотые яйца.

Карлайон смотрел на Тинку через стол, наблюдая, как она медленно пробуждается от размышлений, как в ее глазах вспыхивает новая надежда...

— Да. Моей женой была Ангел Сун, — резко сказал он и, повернувшись на каблуках, вышел в холл. Они слышали шелест макинтоша, когда он снимал его с вешалки и набрасывал на плечи. Его фигура, шагающая под непрерывным дождем, на мгновение заслонила проникающий через окно слабый вечерний свет.