Теперь в доме было тихо. Никто не двигался и не говорил. Дрожащая Тинка лежала на кровати, с колотящимся сердцем глядя на дверь и ожидая, что она начнет открываться, но этого не происходило. Крики умолкли, и в доме воцарилась тишина.
Видел ли незнакомец, что она наблюдает за ним? Он смотрел прямо на ее дверь, но заметил ли он стоящую там Тинку? В отличие от коридора, в комнате было темно — свет не падал на нее. Она молила богов своего детства спасти ее от человека с белым английским лицом и коричневыми индийскими руками...
Когда-то она уже видела этого человека, как и миссис Лав, — видела их вместе, и это ассоциировалось у нее со смертью. Люди в залах суда, в тюремных камерах, в моргах, на кладбищах, в больничных залах ожидания... Журналист видит так много людей во время повседневной рутинной работы... И где-то, не так давно, она видела этих двух людей, мужчину и женщину, которые в ее мыслях были неотделимы от смерти.
Сколько времени этот человек находится в доме? Крался ли он по коридорам, избегая ее, ныряя в дверные проемы и наблюдая, как она проходит мимо, абсолютно неподвижно, если не считать странных «моющих» движений жутких коричневых рук? Тинка внезапно подумала о голосах, которые час назад слышала в комнате внизу, покуда миссис Лав что-то резко выговаривала Дею на лестнице. Кому принадлежали эти голоса? Если двое слуг были на лестнице, с кем мог говорить Карлайон? Она посмотрела на портьеры. Почему их задернули? Чтобы облегчить ее несуществующую головную боль или чтобы не дать ей выглянуть в окно и увидеть, кто прибыл в дом? Но она посмотрела в окно — и что увидела? Радуга, похожая на «любовь с первого взгляда», исчезла с неба, солнце освещало гору, внизу серебрилась река, и две крошечные фигурки поднимались по тропинке к дому — Дей Джоунс и мисс Эванс, маленькая разносчица молока.
Но мисс Эванс сегодня уже приносила молоко в «Пендерин». Зачем же ей приходить снова? Ведь перевезя Дея Джоунса через реку, она должна была поплыть назад в своей лодке. Кто же тогда поднимался на гору с Деем? Катинка внезапно вспомнила, что миссис Лав проявила заботу о ней, придумав головную боль и отведя ее в комнату с занавешенным окном, после того как увидела Дея Джоунса Трабла, переправляющегося через реку с ее вещами. Карлайон, поднявшись на гору, тоже видел лодку, в которой, помимо Дея Джоунса и разносчицы молока, сидел третий человек — белый мужчина с коричневыми руками...
В дверь негромко постучали.
Сердце Тинки перестало биться. Она не смогла произнести ни слова. Дверь бесшумно открылась, и чей-то силуэт возник на фоне ярко освещенного коридора. Мужчина с коричневыми руками? Но это оказался Карлайон.
— Надеюсь, вы не спали? — спросил он.
«Какая же я идиотка! — подумала Катинка. — Как только я его вижу, все мои страхи исчезают и этой жуткой тайны как не бывало!»
— Мы вас не потревожили? — продолжал Карлайон, стоя в дверях. ~ Неожиданно пришел мой друг, я пытался уговорить его остаться на ночь и подумал, что слуги, которые готовили комнату, могли вас разбудить...
— Понятно, — с трудом вымолвила Тинка. — Ваш друг... собирается остаться?
— Нет, он договорился с мисс Эванс, что она через полчаса приедет за ним в своей лодке. Ему нужно вернуться до темноты.
— Он проделал долгий путь ради короткого визита.
Карлайон иронически улыбнулся.
— Совсем как вы.
— За исключением того, что меня вы смогли убедить остаться.
— Мы не можем рассчитывать, что нам будет везти со всеми гостями, — сухо отозвался Карлайон. — Ну... я просто хотел извиниться. Вашей голове лучше?
— Спросите у миссис Лав, — сказала Тинка. — Она указывает мне, когда у меня должна болеть голова, а когда нет. — Решив, что зашла достаточно далеко, она выпалила: — Расскажите о вашем друге!
Карлайон застыл, держась за дверную ручку.
— Что вы хотите узнать о нем?
— Почему он разноцветный? — спросила Тинка и разразилась истерическим смехом.
Оставшись одна, она поднялась с кровати и быстро начала одеваться. «Это конец, — думала Катинка. — Мне нужно убираться отсюда. Если мисс Эванс будет перевозить через реку разноцветного мужчину, то может заодно перевезти и меня. Я незаметно выскользну из дома, побегу по тропинке вниз, и если внезапно появлюсь перед мисс Эванс и скажу, что хочу уехать, они не смогут меня остановить...» Мысль о том, что придется выйти из своего ненадежного убежища, пробраться через шоколадный холл в сырой вечерний воздух и бежать сломя голову по узкой тропинке, внушала ужас, но этого не избежать. Тинка оставила вещи, присланные из отеля — ночную рубашку, халат, шлепанцы, умывальные принадлежности — черт с ними, лучше купить новые, чем обременять себя тяжелым пакетом во время бегства. В коридоре не было никого. В комнате в дальнем конце горел свет, но она старалась не думать об Амисте и о жутких сдавленных криках... Ступеньки скрипели у нее под ногами, но мужчины разговаривали в гостиной и, очевидно, ничего не слышали. Сердце Тинки громко колотилось, но она спустилась на первый этаж, прихрамывая, прошла через холл мимо вешалки с деревянными глазами улитки, выбралась на свежий воздух, проковыляла по гравию за угол дома и начала, неуклюже подпрыгивая, спускаться по тропинке. Ее никто не преследовал — если не считать тех криков...
Где-то в покинутом ею доме кого-то или что-то истязали, возможно до смерти. Амисту или не Амисту... Амисту с большими голубыми глазами и мягкими вьющимися волосами или Амисту с покрытым швами белым одутловатым лицом, которое она вообразила себе в ночном кошмаре... Юную девушку, кричащую и корчащуюся в муках боли и страха. «Ну и какое это имеет отношение ко мне? Никакого! Все равно я не могу ничего сделать в присутствии этих людей. Разве я сторож брату моему{23}, и так далее...» Но ноги Тинки начали спотыкаться, скованные жалостью к беззащитной девушке, оставшейся в этой жуткой компании... Она заставляла себя идти дальше. «Я переправлюсь через реку с мисс Эванс, а как только доберусь до деревни, расскажу обо всем и потребую отвести меня в полицию. Должен быть хоть один полицейский в Пентр-Трист!» Мысль о деревенском полисмене была утешительной.
К тому же у нее там есть друзья. Маленькая разносчица молока успела с ней подружиться, а кроме того, мужчины, с которыми она говорила вчера — Дей Джоунс Ач-и-фай и остальные. Правда, мисс Эванс отрицала существование Амисты, но Дей Ач-и-фай видел ее и разговаривал с ней. Амиста упоминала об этом в одном из бесчисленных писем. «Сегодня была большая суета, потому что еще один Дей Джоунс приходил чинить канализацию. Он единственный, с кем я говорила за несколько недель, исключая Карлайона и двух слуг. У него романтический шрам на лице».
Но Дей Джоунс Ач-и-фай сказал... Они все сказали, что не знают Амисту — не знают никакой миссис Карлайон. А Дей Джоунс добавил, что люди из «Пендерина» не приходят в деревню — они слишком «шикарные». «Сюда приходила пожилая женщина, которая работала там с Деем Траблом, но больше никого из «Пендерина» вы здесь не увидите». Потом он поднял руку и вытер ладонью щеку со шрамом, который описывала Амиста.
Значит, на помощь из деревни рассчитывать нечего.
Погруженная в размышления Тинка только сейчас осознала, что прекратила бежать и стоит, прислонившись к сырому валуну и глядя через темную долину на гору напротив. В этой долине между двумя мрачно нависающими над ней холмами ее удерживали жалость и другое чувство, таившееся в глубинах веселого и беспечного сердца. Чувство долга перед страдающим ближним. Она боялась, но не могла убежать. Ей придется остаться и вести битву в одиночку. Никто, кроме нее, не верит в существование Амисты. Или... Но может ли вся деревня быть во власти Карлайона? В любом случае, ей не найти помощи в Пентр-Трист, а к тому времени, когда она доберется до Суонси, убедит тамошних полицейских (при наличии письма Карлайона!), что какому-то существу в «Пендерине» грозит опасность, переправится с ними назад через реку и вернется в дом, что произойдет с этим жалобно кричащим существом в конце коридора? Амиста это или нет, но это создание страдает и мучается, так что ей нельзя отворачиваться от ужасной правды... Тинка закрыла лицо руками и дала волю слезам одиночества, усталости и страха.
Внезапно сверху послышались шаги и голоса.
Люди спускались по тропинке.
Теперь она попалась. Как только они свернут за валун, ей будет негде спрятаться. Тинка перестала всхлипывать и съежилась, цепляясь за скользкую поверхность валуна.
Шаги прекратились, а потом смолкли и голоса. Очевидно, Карлайон попрощался с «другом», и человек с коричневыми руками пойдет дальше один. «Он увидит меня, — думала Тинка. — Если он с ними заодно, мне конец. Но шансы равные. Я поговорю с ним и спрошу у него...»
Катинка дрожала от страха, но истерия подталкивала ее к действию. Она храбро шагнула на тропинку.
Мужчина находился в двух ярдах от нее; рядом с ним стояли миссис Лав и Карлайон.
Все застыли, глядя друг на друга. Круглое лицо незнакомого мужчины выражало удивление. Карлайон устало смотрел на Тинку, словно не мог вынести мысли о предстоящей суете и утомительных объяснениях. Но она обратилась к незнакомцу:
— Я хочу поговорить с вами.
Белое европейское лицо... Руки в карманах...
— Да? — ответил он с приятным иностранным акцентом.
— Я хочу поговорить с вами наедине, — уточнила Катинка, глядя на Карлайона.
— Вы плакали? — с беспокойством спросил он.
От всей ее смелости осталось только желание положить ему голову на плечо и поддаться чарам этого усталого, ласкового голоса.
Но она резко отозвалась:
— Да, но это не важно. Я хочу поговорить с этим джентльменом наедине.
Мужчина неуверенно обернулся.
— Хорошо, — кивнул Карлайон. — Миссис Лав, мы с вами немного отойдем. — Он прошел мимо них. Миссис Лав покорно последовала за ним, однако, судя по интонациям ее голоса, который недавно слышала Тинка, она сопровождала двух мужчин отнюдь не в качестве служанки.
Незнакомец стоял, глядя на Катинку. Это был маленький человечек с копной каштановых волос под плоской шляпой с загнутыми кверху полями, карими глазами и маленьким, открытым от удивления ртом.
— Да? — повторил он. Ужасные коричневые руки были скрыты ярко-желтыми замшевыми перчатками.
Тинка начала быстро говорить, умоляя о помощи и объяснении...
— Я пытаюсь найти мою подругу — молодую девушку, называющую себя Амиста. Другого имени я не знаю... Они клянутся, что в доме ее нет и никогда не было, но я знаю, что она была там — она писала мне, рассказывая мне о доме, о его обитателях, даже о коте... А сегодня я слышала крики. Вы ведь знаете что-то об этом, не так ли? Что вы делали в этом доме? Я видела, как вы стояли в коридоре. Вы были... Ваши руки... Что вы там делали? Почему она кричала? — Так как он молча смотрел на нее, Тинка схватила его за руку и тряхнула так сильно, что желтая замшевая перчатка беспомощно взлетела в воздух. — Предупреждаю, я этого так не оставлю... Если вы или кто-то не дадите мне разумные объяснения, я обращусь в полицию и расскажу им все, что знаю...
Рукой в перчатке незнакомец вежливо приподнял шляпу и произнес:
— Извинить меня. Я в тридцать четвертом году бежать из нацистская Германия... Я не говорить по-английски. —• Надев шляпу, он улыбнулся и зашагал вниз по тропинке. Катинка, хромая, поплелась назад к дому.
За одним из окон что-то двигалось. Окно первого этажа выходило на долину в сторону Бринтариана, но под другим углом, чем окно комнаты Катинки. Каким странным теперь казался тот разговор о ее комнате! «Ей лучше отвести комнату сзади», — сказала миссис Лав. «Спереди, — возразил Дей Джоунс. — Над столовой». «Да, — согласился Карлайон. — Эта комната подойдет лучше всего». Ни слова о виде из окна, об удобствах или о пожеланиях их гостьи. В каком другом доме слуга решал, какую комнату отвести гостю? Не была ли причина в том, что комната над столовой находилась в конце коридора, в отдалении от остальных? Тинка вспомнила шутливые слова мисс Давайте-Будем-Красивыми в уютном розовом офисе «А ну-ка, девушки» за миллионы миль отсюда: «Вероятно, он держит сумасшедшую жену на чердаке, как в «Джен Эйр». Она содрогнулась при этом воспоминании.
В комнате, отдаленной от той, что отвели ей, что-то двигалось. Тинка слышала, как Дей Трабл ходит в кухне. Больше в доме никого не было.
Она остановилась, глядя вверх на окно.
Дей Джоунс начал петь — проникновенная мелодия раздавалась над долиной, взлетая ввысь, словно фонтан, падая вниз каскадом и распадаясь на тысячи серебристых кусочков, истаивающих в воздухе.
Что-то шевелилось за оконным стеклом, делая неловкие движение и словно пытаясь выбраться наружу... Что-то негромко постукивало по стеклу...
— Разбейте окно! — крикнула Катинка, перекрывая звучный тенор Дея. — И скажите, что вам нужно!
Послышался звон бьющегося стекла. Песня не прерывалась.
В окне появилась дырка с неровными краями, сквозь которую высунулась маленькая белая ручка с длинными алыми ногтями, шаря в воздухе. Казалось, слепая змея пытается найти дорогу. Рука нащупала оштукатуренную стену и алый острый ноготь начал что-то писать на плоской поверхности:
«А»
— Продолжайте! — закричала Тинка. — Пишите дальше! Что вы от меня хотите?
«М»
— Да-да, вижу. Я здесь, чтобы помочь вам! Продолжайте!
«I»
«AMI...» Рука внезапно исчезла, и звон стекла, упавшего на гравий, громко прозвучал в наступившем молчании. Песня прервалась. Дей Джоунс стоял возле угла дома, и его глаза сверкали в темноте, как у кота. Он шагнул к Тинке.
— О, Дей, это вы... Я просто...
Слуга посмотрел на осколки стекла на гравии, на разбитое окно и снова на Катинку. Она с криком побежала вверх по тропинке прочь от дома.
В этом мире нет ничего страшнее, чем быть преследуемым, как раненое животное, — взбираться по крутому голому склону горы, пыхтя и постанывая от боли в лодыжке и зная, что впереди нет никаких убежищ — ни деревьев, ни валунов, ни других мест, где можно спрятаться и передохнуть. За ней, точно горный пони, мчался Дей Трабл, уверенно лавируя между кроличьими норками в траве, размахивая короткими руками, сверкая глазами и выпятив нос, как гончая, бегущая по следу. Под жесткой голубоватой щетиной на подбородке белело его горло, только что исторгавшее мелодичные звуки, но теперь он бежал абсолютно бесшумно. По дороге с другой стороны долины ползли автобусы, полные веселых людей, которые ехали развлекаться в Суонси, а здесь загнанное животное, плача и задыхаясь, приближалось к своему неизбежному концу. Дей Трабл настигал Тинку — она не могла соперничать с ним в беге вверх, поэтому повернулась, пробежала вдоль горы, обогнула дом и оставила его позади. Теперь сланцеватая глина скользила у нее под ногами, затрудняя бег... Ей казалось, будто она пытается бежать под водой, изнемогая под ее тяжестью, а акула все ближе и ближе, поворачивается к ней желто-белым брюхом и раззевает страшную пасть с острыми белыми зубами... Акулья пасть походила на кошачью, а сиамские кошки всегда сразу убивают свою добычу...
Впереди темнела пещера — вернее, тянущийся круто вверх туннель, образованный нагромождением валунов. Вбежав в благословенный сумрак, Тинка позволила себе недолгую передышку. Но глина, замедлявшая движение не только ее, но и преследователя, перед входом в туннель сменялась полосой травы, которую он должен был быстро преодолеть. Тинка заставила себя карабкаться вверх между скалами. На мгновение она увидела Дея, а потом внезапно очутилась в настоящей пещере, в полной темноте, уравнивающей ее с преследователем, который заслонял свет, стоя у входа.
«Должно быть, он услышит, как колотится мое сердце, — думала Катинка, — как дыхание вырывается из легких, как я закричу, потому что боль в лодыжке становится нестерпимой!» Но Дей тоже тяжело дышал, а вскоре совсем рядом послышался его голос:
— Можете выходить. Я загнал вас в ловушку.
Тинка прижалась к стене, стараясь задержать дыхание.
Дей двинулся вперед, и стало чуть светлее. Медленно, ощупывая рукой стену пещеры, он приближался к ней. Скоро он, как слепой, протянет руки, которые коснутся в темноте ее лица, а потом сомкнутся вокруг горла... Тинка опустилась на колени и поползла к центру пещеры. Она слышала, как Дей выругался сквозь зубы и несколько раз топнул ногой.
— Где бы вы ни были, осторожнее! — предупредил он. — Это была змея!
Нервы Тинки не выдержали. Она вскочила на ноги и побежала к выходу из пещеры. Дей с торжествующим смехом устремился за ней.
Туннель снова поднимался вверх. Карабкаясь на валуны, Катинка видела, что слева от каменного коридора находится крутой обрыв. Таррен-Гоч — Красная Пропасть. Казалось, какой-то великан оторвал кусок склона горы и бросил его наземь, как бросают на тарелку кусок пирога, рассыпая крошки. Из этих «крошек» и образовался туннель, который должен был оборваться у края пропасти...
С исцарапанными руками и колотящимся сердцем Тинка поднималась все выше и выше, а Дей следовал за ней, наполняя пещеры эхом своего голоса. Она знала, что, выбравшись из туннеля, не увидит перед собой ничего, кроме пропасти глубиной в двести футов...
Голова кружилась, ноги переставали подчиняться, горло и грудь разрывались от боли. Тинка почувствовала, как рука Дея ухватила ее за подол юбки, и с трудом вырвалась, но понимала, что в следующий момент он схватит ее снова. Впереди на расстоянии пяти-десяти футов маячил свет — выход из этого мерзкого скопища мрака и слизи, не важно к пропасти или нет.
Но внезапно свет погас. Выход из туннеля заслонила гигантская фигура, похожая на огромного черного ворона, преграждая ей путь.
Катинка не повернула назад — слабеющие ноги сами собой несли ее к вновь появившемуся впереди слепящему свету. Она бы рухнула с обрыва, если бы чьи-то руки в последнюю секунду не схватили ее и не повалили наземь.
Мистер Чаки, как всегда в безупречном коричневом костюме, взирал на нее с высоты своего роста.
Туннель выходил на маленькую каменную платформу, нависающую над пропастью, как деревянная люлька строителей, подвешенная на канатах. Поставив Тинку на ноги, мистер Чаки оттащил ее к относительно безопасному участку платформы. Как только он отпустил ее, она снова упала на высохшую рыжеватую траву, покрывавшую склон Брин-Кледд. Прибежал запыхавшийся Дей Джоунс и остановился рядом с Чаки, глядя на Катинку.
— Ну-ну, Дей, — добродушно заговорил мистер Чаки. — Чем это вы тут занимаетесь? Играете с мисс Джоунс в прятки на горе?
— С ней поиграешь! — Дей с безнадежным видом покачал головой.
— Хорошо, что я оказался здесь, — укоризненно произнес мистер Чаки. — Один шаг налево — и она бы рухнула с обрыва. Я шел из Нита со стороны дороги — решил, что, чем трястись в старом автобусе из Пентр-Трист, лучше пройтись пешком через гору.
Катинка не шевелилась — сухая трава казалась ей мягкой постелью, где она готова была пролежать хоть сотню лет, втягивая воздух в натруженные легкие. Ее руки были покрыты царапинами, колени болели, лодыжка горела огнем, голова кружилась, сердце разрывалось от страха...
— Я видел, как мисс Джоунс и вы вбежали в пещеры, и мне это показалось странным. Поэтому я ждал наверху. «Рано или поздно они должны выйти, — думал я, — и если Дей Джоунс забудет предупредить мисс Джоунс насчет обрыва...»
— Я кричал ей, чтобы она была осторожна, — оправдывался Дей. — Но она не останавливалась.
— Так что вы оба тут делали?
— Я застукал ее шатающейся возле дома. Вы отлично знаете, мистер Чаки, что мистеру Карлайону это не нравится. Ну, я вышел, чтобы сказать ей это, а она взлетела на гору, точно куропатка! Я кричал, но она не слушала. Вот я и побежал следом. — Он посмотрел на распростертую Катинку, которая начинала дышать ровнее. — Должен вам сказать, что я все свое детство играл на этой горе и в этих пещерах, но никогда не встречал более резвой куропатки, да еще со сломанным крылом! — Дей опустился на корточки рядом с ней. — Чего вы так испугались, мисс Джоунс?
— Вы гнались за мной...
— Гнался, потому что вы убегали! — Он протянул руку. — Пошли — нам лучше вернуться в дом.
Но Тинка с дрожью отпрянула.
— Я не стану возвращаться через этот коридор со змеями!
Дей Трабл разразился хохотом.
— Змеи! Неужели вы не знаете этот старый трюк для того, чтобы выкурить человека из укрытия? — Он повернулся к мистеру Чаки. — Мы можем отвести ее назад другой дорогой — вдоль гребня.
Дей взял Катинку за руку, и она перестала сопротивляться. Он действительно кричал ей вслед, возможно, предупреждая об опасности. Она хотела этому верить, так как больше была не в силах терпеть муки страха. Едва шевеля ногами, Тинка последовала за ним вдоль гребня горы, тянущегося позади дома, вниз по тропинке, по которой она бежала, на крыльцо и, наконец, в жуткий шоколадный холл.
В холле стояло нечто. Ореол мягких золотистых волос окружал вместо лица круг белой распухшей плоти, похожий на футбольный мяч-альбинос и покрытый бесчисленными швами — белыми, розовыми, желтыми. В центре находился неровный выступ с двумя дырками-ноздрями; чуть выше — пара светло-голубых свиных глаз, а ниже круглая дыра, усеянная сломанными зубами, напоминающая заплату, пришитую черными нитками... Страшное существо стояло в центре холла, фыркая, как бульдог, глядя в зеркало, вмонтированное в вешалку с крючками для шляп, похожими на глаза улитки, и протягивая к нему сморщенную белую лапу с алыми когтями... А в дверях, протягивая к ней руки, стояли Карлайон и миссис Лав.