Кот и мышь

Глава 11

Завтрак следующим утром прошел весело. Миссис Лав отбывала в Лондон поездом в 11.06 из Нита, радостно предвкушая воссоединение с Харри, поэтому все разногласия с Катинкой казались забытыми. По взаимному договору, открытия вчерашнего вечера не обсуждались. Инспектор Чаки убедил их помалкивать и не создавать лишних неприятностей мистеру Карлайону, который, в конце концов, имел полное право хранить свою тайну. Что касается Амисты, то она была упомянута лишь однажды.

— Конечно я знала, дорогая, что это не могли быть вы, — сказала миссис Лав в крошечной свободной спальне мисс Эванс, которую Катинка нехотя согласилась разделить с ней. («Не могу же я снова перебираться через реку среди ночи!») — Вы не могли положить это письмо на стол в холле — оно было там до того, как вы вошли в дом.

— Полагаю, я могла бы потихоньку оставить его там, когда подходила к столу.

— Нет, не могли. Я наблюдала за вами, наклонившись над перилами, так как заинтересовалась, кто вы, и видела вас так же четко, как сейчас. Вы посмотрели на пачку писем, но не протягивали к ней руку, и я готова поклясться в этом в любом суде.

Катинка предпочитала, чтобы она поклялась в этом в других ситуациях, которые уже имели место, — это избавило бы от многих огорчений. Но она удовлетворилась обещанием, что миссис Лав сообщит эту информацию инспектору Чаки, прежде чем покинет Южный Уэльс. После этого они легли спать, причем миссис Лав долго демонстрировала свою бессонницу, прежде чем громко захрапеть.

Автобус скоро должен был подойти. Дей обещал принести из «Пендерина» тяжелые вещи миссис Лав, и она отправилась ему навстречу с несколькими бумажными пакетами, шляпной коробкой и большой кретоновой сумкой для вязания, где было все что угодно, кроме спиц и шерсти, Катинка не тратила время на выяснение, как ей удалось перенести все это через реку вчера вечером. Мисс Эванс вышла первой сообщить инспектору Чаки, что миссис Лав желает поговорить с ним перед отъездом, и Тинка решила присутствовать при разговоре.

Дей Трабл ждал их на автобусной остановке с двумя тяжелыми чемоданами; под мышкой он держал большой плоский пакет, который, как выяснилось, не имел никакого отношения к миссис Лав. Мистер Чаки беседовал с группой мужчин, стоя у ограды в своем коричневом костюме с тем же чопорным видом, который произвел на Катинку обманчивое впечатление при их первой встрече. Казалось, прошли месяцы с тех пор, как она вышла из автобуса и увидела тех же самых мужчин у той же самой ограды с сигаретами во рту, словно они всю эту кошмарную неделю простояли здесь, болтая с мистером Чаки. Серое небо плакало над долиной, над безобразной невымощенной улицей с ее узкими домиками, похожими на два ряда неровных зубов, над тропинками, спускающимися к реке или тянущимися вверх по горному склону. Как давно это было, и каким невинным и дружелюбным это казалось тогда! Теперь же горы выглядели угрожающе: Брин-Кледд — Меч-гора с Красной Пропастью, подобной ране на боку, Бринтариан — Щит-гора, стоящая, как часовой, по другую сторону долины, и текущий между ними Триннант — река Крови. Кровь в самом деле омыла ее берега с тех пор, как Тинка впервые появилась в Пентр-Трист — деревне Горя.

Миссис Лав предоставила свои пакеты заботам Дея Трабла.

— Только не заставляйте меня пропускать мой автобус, — сказал Дей. — Я должен поехать в Суонси, чтобы передать этот пакет.

Он взмахнул, словно птица крылом, локтем, прижимавшим плоский пакет к его боку. Чемоданы были связаны цепью, очевидно для облегчения переноски, напоминая двух послушных собак на двойном поводке.

— Доброе утро! Отбываете в веселую столицу, миссис Лав? — Мистер Чаки бодрым шагом подошел к ним.

— Ну, не на сафари же, — отозвалась Катинка, раздраженная его дружелюбием.

— Если только под сафари не подразумевать моего Харри! — Миссис Лав разразилась хохотом, после чего заявила, что не помнит, о чем собиралась поговорить с мистером Чаки — упоминание о Харри напрочь выбросило это у нее из головы. Катинка поспешила водворить это на прежнее место и в итоге вытянула из миссис Лав подтверждение, что она не клала письмо Амисты на столик в холле в день своего прибытия в «Пендерин». Мистер Чаки с серьезным видом обещал передать эту информацию мистеру Карлайону. Красный автобус вскарабкался на холм, втянул себя, как пылесос, Дея Трабла с его пакетом и стал карабкаться дальше. На гребне холма с ним встретился голубой автобус, который начал спускаться вниз. Мистера Чаки осенило вдохновение.

— Эта колымага довезет вас за несколько часов до отхода поезда, миссис Лав. Я тоже собираюсь в Нит и отвезу вас на своей машине.

Миссис Лав была обрадована мужскому эскорту, а также тому, что ей не придется втискиваться в автобус с вещами. Голубой автобус остановился, втянул в себя группу пассажиров и покатился вниз, высадив только одну женщину, выделяющуюся среди толстых валлиек в ситцевых сарафанах поверх черных воскресных платьев подлинно парижской элегантностью, когда она, прихрамывая, шла по деревенской улице. Это была та женщина, которая три дня назад приходила повидать Карлайона, пересекла Атлантический океан, отыскала захолустную валлийскую деревню, переправилась через реку и поднялась по горной тропинке только для того, чтобы заявить свои права на картину и фарфор и удалиться, даже не взглянув на девушку, которую вырастила и которая лежала изувеченной в комнате наверху.

Чаки нелегко застигнуть врасплох, подумала Тинка. Он быстро шагнул вперед, остановил женщину, предъявил ей удостоверение и начал что-то говорить. Из переулка появилась мисс Эванс, ведя своего пони, который упирался передними ногами, чтобы не поскользнуться на крутом спуске. Она оставила его и подошла к Катинке.

— Ведь это та самая леди, которую я перевозила в «Пендерин» в моей лодке!

Ухватившись за предлог нарушить несправедливую монополию мистера Чаки, Катинка подтолкнула вперед мисс Эванс, которая, краснея и запинаясь, поздоровалась с приезжей. Женщина радостно откликнулась, сказав, что надеялась уговорить мисс Эванс еще раз переправить ее на другой берег. Она сунула руку в черную сумочку и извлекла оттуда конверт.

Мистер Чаки с сардонической усмешкой наблюдал, как мисс Джоунс с помощью пантомимы сообщает глухой женщине о согласии мисс Эванс снова сыграть роль паромщика. Женщина не возражала против назойливой незнакомки — она хотела попасть в «Пендерин», и ей было безразлично, скольким местным жительницам придется платить за услуги. Однако без осложнений не обошлось. Маленькая разносчица молока указывала на свою тележку, одиноко стоящую на обочине, на реку и горы, на свои часы и, наконец, на маленький дом, находящийся выше на той же улице, где они стояли. Уголки рта женщины недовольно опустились, а тяжелые веки на миг устало сомкнулись над печальными глазами. Еще одна задержка, еще одно усилие, которого не избежать. Ее пальцы сомкнулись на костяных рукоятках тростей, а на лице отразилась благодарность за то, что помимо слабых ног у нее имеются две достаточно сильные руки, способные помочь ей передвигаться...

Катинка с торжеством посмотрела на инспектора Чаки. Мисс Эванс должна найти временную замену, чтобы сопровождать ее коротконогого пони во время доставки молока в деревню. Если леди поднимется в ее дом и подождет там, пока она обо всем договорится...

— Эй! Как насчет меня? — крикнула миссис Лав, оставшись одна со своими вещами, когда они начали подниматься на холм.

Мистер Чаки свистом подозвал помощника, велев ему погрузить миссис Лав и ее багаж в полицейскую машину и зайти за ним через полчаса в дом мисс Эванс, после чего догнал женщин.

— Думаете, ваша новая подруга знает, что ее племянница умерла? — обратился он к Тинке, которая застыла как вкопанная.

— Господи! А вы думаете, она не знает?

— Ее не было на дознании. Она покинула отель в Суонси, и мы считали, что она вернулась в Лондон, но не смогли отыскать ее там.

— Тогда вы должны сообщить ей это, прежде чем она войдет в дом.

— Раз уж вы с ней так подружились, может, возьмете это на себя?

— Ну уж нет! Сами делайте вашу грязную работу. — Тинка посмотрела на женщину, плетущуюся впереди рядом с мисс Эванс. — Кстати, я хотела поговорить с вами.

— Приятная перемена, — заметил Чаки.

— Уверяю вас, мне это не доставит никакого удовольствия, — процитировала его Тинка. — Но новые обстоятельства, касающиеся Ангел Сун...

— Новые, возможно, для вас, но не для меня, — самодовольно произнес Чаки.

— Вы знали об этом?

— Большую часть времени.

— Не верю!

— Разве я не напевал ее хит, чтобы помочь вам опознать кольцо? Вы твердили, что уже видели его раньше. Так как вы были репортером, не составляло труда проверить, носил ли кто-нибудь из знаменитостей, которых вы интервьюировали, кольцо-сфинкс в качестве рекламного трюка. Конечно, если вы видели это кольцо просто у частного лица, мы бы ничего не узнали, но нам повезло. Все соответствовало полностью — указание «артистка»^{37} на брачном свидетельстве, масса одежды на чердаке...

— Ладно, убедили. Вы все знали. Но понимаете ли вы, что это означает?

— Разумеется.

— Вот почему я хочу снова вернуться в «Пендерин», — сказала Катинка. — Помощь глухой женщине — всего лишь предлог, и я, конечно, могу сказать, что пришла вернуть кольцо — Карлайон оставил мне его вчера вечером. Но в действительности, мне хочется сообщить ему, что теперь он очищен от всех подозрений...

Впереди мисс Эванс открыла дверь и помогла войти прихрамывающей женщине.

— От подозрений? — переспросил инспектор Чаки. — В чем?

— То есть как это в чем? В убийстве, тупица!

— Ну-ну, проявляйте больше уважения к полиции! — Он посмотрел на нее — в его блестящих карих глазах светилась печаль. — Любовь туманит ваш разум, моя дорогая мисс Джоунс. Если когда-либо был установлен мотив убийства, так это сейчас.

— Чепуха! — Тинка отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и направилась через маленький холл в гостиную, где посетительница уже сидела в лучшем кресле у камина, а мисс Эванс, подняв окно, что-то пронзительно кричала соседской девочке. Тинка обернулась к Чаки. — Ведь ваша идея заключалась в том, что мистер Карлайон убил жену из корыстных целей. Зачем бы он стал это делать, когда она могла зарабатывать тысячи фунтов в год?

Глухая женщина рассеянно взглянула на них и возобновила терпеливое ожидание. Возможно, когда-нибудь ее перевезут через реку, а пока нужно отдохнуть после подъема по улице перед еще более утомительным подъемом к «Пендерину».

— Я хотела узнать, не могла бы Айруэн разнести молоко сегодня утром вместо меня, миссис Уильямс! — крикнула в окно мисс Эванс.

— Но могла ли она зарабатывать тысячи фунтов?

Тинка села за стол, стукнув кулачками по его зеленой поверхности, похожей на пыльную траву лондонских парков.

— Конечно могла! Почему нет?

— С таким лицом и изуродованной рукой?

— Только по деревне, миссис Уильямс! В «Пендерин» и на фермы я пойду сама...

— Я говорю о первом несчастном случае, — сказала Тинка. — Теперь ясно, что это был несчастный случай.

— Возможно, — кивнул Чаки. — Но в результате его последствий второй несчастный случай может оказаться убийством.

В наступившем молчании было слышно, как миссис Уильямс зовет Айруэн, а та пищит, что мама не пустила ее в школу, чтобы она помогла ей со стиркой, и папа отнес учителю записку, где говорилась, что она в постели с болью в животе, так что если учитель увидит ее в деревне с молочной тележкой...

— Это правда, мисс Эванс, я оставила ее дома, так как одна бы не справилась со стиркой...

Тинка наконец пролепетала о записке с предложением встретиться. Кто... что... и где Амиста? Если мистер Чаки это знает...

Мистер Чаки пожал плечами.

— Кем бы и где она ни была, любой мог нацарапать эти несколько слов и подписаться ее именем. А поскольку Анджела Карлайон, откликнувшись на приглашение, споткнулась о заранее приготовленный силок для кроликов и свалилась в пропасть, логично предположить, что автор записки был убийцей.

— ...возьми тележку, Айруэн, и разнеси бидоны, будь умницей...

— Выходит, вы опять говорите, что мистер Карлайон убил свою жену — убил бедную Ангел Сун?

— Я говорю только то, что у него по-прежнему остается мотив и что он легко мог написать эту записку.

Снаружи послышался топот школьных ботинок — Айруэн бежала по садовой дорожке выполнять поручение.

— Я не утверждаю, что он это сделал, — продолжал инспектор Чаки, — но если девушка была убита, то с помощью записки, выманившей ее к Таррен-Гоч. Доказательства? После вашего ухода она осталась в холле наедине с мистером Карлайоном. Произошла сцена, и он услал слуг в кухню, заявив, что «справится сам». Потом ее увидели бегущей на гору, а у мистера Карлайона, который легко мог догнать и остановить жену, в критический момент внезапно развилась хромота. Она нырнула в туннель и выбежала на площадку, где был установлен силок для кроликов таким образом, чтобы любой, выбегающий из пещер, непременно споткнулся. Впоследствии мистер Карлайон подобрал силок и избавился от него, бросив в пропасть. Миссис Карлайон обнаружили на дне с запиской в руке. Если записка была невинной, почему автор не заявил об этом?

— А если вы знаете, кто такая Амиста, то почему не спросите у нее?

— Я только говорю, — повторил Чаки, — что мистер Карлайон мог написать эту записку.

Тинка сидела, стиснув голову руками и опираясь локтями на зеленую скатерть. Мистер Чаки предоставил ее собственным размышлениям и сел рядом с глухой женщиной. Когда Катинка наконец прислушалась, то поняла, что он осторожно мостит дорогу к трагическому известию.

— Вы знаете о несчастном случае? — Его ручка заскрипела, когда он доверил вопрос бумаге.

— Конечно знаю, — ответила женщина.

— Она имеет в виду первый несчастный случай, — вмешалась Катинка. — Естественно, о нем она знает.

Мистер Чаки снова начал писать, одновременно произнося слова.

— Вы знаете, что ваша племянница мертва?

— Да. — Женщина достала конверт из сумочки. — И теперь, когда она умерла, я хочу вернуть мою собственность. У него картина, которая стоит тысячи фунтов, и другие вещи — не здесь, в Лондоне; он говорит, что отдал их на хранение. Вот перечень — здесь ясно сказано, что их только одолжили. Но если он их продал...

— Ангел Сун больше не могла зарабатывать деньги, — сказал Чаки Катинке. — Но у нее оставалось имущество, которым можно было распорядиться — законным или незаконным способом.

— Но Карлайон сам был достаточно богат — вы ведь слышали, как он напомнил ей, что доказал это поверенным, когда они поженились. Почему вы думаете, что он убил жену, что она вообще была убита?

— Из-за этой записки, — терпеливо ответил Чаки.

Глухая женщина с трудом поднялась.

— Когда мы пойдем? Я хочу попасть в тот дом. — Она шагнула вперед, держа две трости в одной руке и опершись другой на стол, стукнула ими по полу. — Я не могу ждать весь день — придется договориться с кем-нибудь еще... — Слабый аромат дорогих духов наводил на мысль о Париже, Лондоне и Нью-Йорке — неукротимый дух проглядывал сквозь украшенную драгоценностями увядшую оболочку. Почему эти варвары заставляют ее ждать, пока они уладят свои никчемные дела? Очевидно, снова вопрос денег. Она открыла сумочку.

Катинка и мисс Эванс запротестовали — одна с улыбкой, другая с негодованием, — но женщина не могла расслышать искренность их отрицаний и упорно предлагала им две десятишиллинговые купюры. Усопшие предки молча взирали со стен на эту сцену, часы на каминной полке продолжали неправильно отстукивать время под стеклянным колпаком. Увидев на столе сумочку Катинки, женщина открыла ее и начала совать туда банкноты.

Свадебная фотография Карлайона выскользнула из бокового кармашка, где оставалась все это время. Что-то, всю ночь мерцавшее в голове у Катинки, превратилось в слепящую вспышку света.

— Но это не моя племянница! — заявила женщина, склонившись над фотографией.

— Это не Ангел Сун! — одновременно с ней воскликнула Тинка.