Коврижка

КОРЕЙСКИЙ СТАНДАРТ

Есть такое слово «село».

Оно известно каждому и неизвестно никому — думаю я. «А, это что-то вроде шестичасовой „Родной сторонки“, верно, да?» — так ответила мне Ким Ха Ныль, вчерашняя выпускница коммерческого техникума. Поставив на стол кофе, она прыснула. Вышло что-то между недосмешком и недопшиком. «Спасибо», — отвечаю я серьезно, как будто это абсолютно меня не касается. В точности как… девятичасовые «Вести». Прежде всего, я и должен создавать такую атмосферу. Пью кофе. «Хейзлнат».

Звонок из села я получил сегодня утром. По окончании еженедельного совещания меня в свой кабинет позвал начальник, чтобы обсудить кое-что с глазу на глаз. Затрезвонил телефон. «Алло», — ответил начальник и, недоуменно сказав: «Это тебя», передал мне трубку. «Син Сок Хён слушает». Это начальник может вальяжно отвечать: «Алло». Я же был само подобострастие. «О, Сок Хён, это ты?» — неожиданно с той стороны провода громко и жалобно… доносится совершенно не связанный с общественной жизнью Республики Корея голос. Я оглянулся и уже другим тоном произнес: «Алло».

Это был старший товарищ Ки Ха.

Есть такое слово «активисты». Оно известно всем и неизвестно никому. В точности как «село», да. «Я знаю. Это что-то вроде телепередачи „PD ноутбук“, верно?» — так думает Чон Хи Джон, которая проработала у нас уже два года. «Ты зачем перевела звонок в кабинет начальника?» — «Потому что тот господин сказал, что он по очень срочному делу». — «Тогда надо было номер у него взять». Зайдя в свой кабинет, я позвонил домой. Пи-пи-пи. Жена не подошла к телефону. Набрав около пяти цифр номера ее мобильника, я положил трубку. Возможно два варианта: либо жена в «Карфуре», либо за рулем. Я подумал, что они оба не подходят для разговора об активистах, селе и Ки Ха. Вот и все объяснение. Я посмотрел на календарь. До отпуска осталось около недели. После небольшой паузы кондиционер снова задул на полную мощность.

— Правда?!

Я уже и не помнил, когда в последний раз видел, чтобы у жены округлялись глаза. По этой причине тем вечером, в кои-то веки, мы устроили романтический ужин. В квартире площадью 112 квадратов, безупречной по всем корейским стандартам, на кухне, за обеденным столом мы пили пиво. Несколько бутылок пива из «Карфура», которые шли в нагрузку к акционным товарам… ну очень быстро они показали донышко. Наша дочка мирно посапывала. Она училась во втором классе. Уроки, домашнее задание и посещение трех платных факультативов выжимали девочку как лимон. Поговорив и выкурив по сигарете, мы сделали то, чем уже давно не занимались. «Сходи помойся», — прошептала жена, а я пригнул ее к столу и довольно грубо, как при нападении, ворвался в нее. Покорно снесла мою горячность жена. Пробиваясь сквозь толстые, заплывшие жиром ягодицы, я чувствовал, что меня ждет долгий и выматывающий, как посещение трех платных факультативов, путь. Семнадцать лет назад жена не была такой. Она была худенькой студенткой, подружкой Ки Ха.

Я встретил ее, когда учился на втором курсе. Кажется, это было в 1986 году. Да, скорее всего. В тот день, на слете ячеек активистов, она выступила с докладом. Я влюбился в нее с первого взгляда — да, можно и так сказать. Кто она? — С выскакивающим из груди сердцем… я до последнего не покидал собрание. На фуршете я узнал, что она подружка Ки Ха. Мы состояли с ним в одной ячейке, он был у нас, что называется, звездным игроком. Ки Ха неоднократно объявляли в розыск, и только одно упоминание об этом отдало в его руки ключики от девичьего сердца. Неожиданно я почувствовал, что товарищ канул в небытие, и только знамя… продолжало реять.

И вот, еще преданнее я следовал за Ки Ха. Да, странная психология, но это было так. Любой знал, какая дорожка уготована активистам: в конце концов Ки Ха был арестован и надолго закрыт в тюрьме. Между тем жизнь страны поменяла свое имя с «Военная диктатура» сначала на «Гражданская власть», а потом на «Демократия». Берлинская стена рухнула, памятники Ленину снесли, а худенькая студентка стала моей девушкой. Отлично все вышло. В конце концов на тюремном свидании я все выложил Ки Ха, а он ответил мне: «Прошу тебя, позаботься о Су Хи». Я кивнул головой. Почему же? Я хотел извиниться, а вместо того у меня вырвалось: «Спасибо». Почему же?

Курс жизни существенно изменился. Я и Су Хи сыграли скромную свадьбу, устроились в частные компании и, вдвоем проработав семь лет, смогли купить нашу теперешнюю квартиру в городе-спутнике. Я стал человеком, который подспудно мечтает не о том, чтобы изменился мир, а о том, чтобы изменился собственный статус. В какой-то осенний денек, закурив и сделав глубокую затяжку, я осознал этот факт. Жизнь уже… не повернуть вспять. Сорок лет. Товарищ вернулся из небытия, но знамя больше не реяло. Переехав в город-спутник, жена начала стремительно набирать вес.

Ки Ха был у нас в гостях всего один-единственный раз. Тогда мы с женой были заняты зарабатыванием денег и жили на съемной квартире. Ки Ха только освободился, вместе с ним был товарищ Чон. «Пришел, потому что хотел вас увидеть». Это была единственная причина его визита. В руках Ки Ха был невзрачный и оттого еще более прекрасный букет. Мой товарищ был такой до мозга костей. Мы пили, пока не завяли эти цветы. «Извини меня, брат». — Я хотел поблагодарить его, а вместо этого у меня вырвалось извинение. Почему же? Жена скрылась в уборной и долго не выходила.

Возможным этот визит сделала непорочность Ки Ха (жена мне досталась девственницей). Вы думайте, что хотите, а я думал именно так. Дойдя до нужной кондиции, товарищ Чон пламенно запел:

Мне потом пришлось много чего выслушать от хозяина квартиры. Но не нашлось ни одного самоотверженного живого, который последовал бы за решительным сраженным. Оравший песню товарищ Чон впоследствии стал популярным репетитором, кроме того, все наши соратники также нащупали свою жизненную стезю. Остался только… товарищ Ки Ха.

Ки Ха до конца был верен себе. Его сватали в большую политику, а он отмел все и примкнул к стану трудящихся. Слухи об этом дошли до меня как раз тогда, когда у нас родилась дочь. С женой, у которой еще не сошел отек, мы обсудили эту новость. В тот момент для Ки Ха уже была сформирована группа поддержки. Одна половина ее членов верила, что он когда-нибудь станет депутатом Национальной Ассамблеи, а вторая половина надеялась, что он никогда не запятнает свою честь депутатским мандатом. Мы с женой примерно наполовину разделяли чаяния и одной, и второй стороны.

«Даешь возрождение села!» — с таким заголовком мы однажды получили «Вестник группы поддержки». Если вкратце, то Ки Ха изъявил намерение свернуть рабочее движение и посвятить себя сельскому движению. За дело создания провозглашенной им коммуны ряд товарищей взялись засучив рукава. Нам с женой в тот момент предстояло то ли внести последний промежуточный платеж, то ли закрыть ипотеку. «Мы уже и так много ему помогли», — первой подняла эту тему жена. Я ничего не сказал, но подумал, что она права.

На этом связывавшие нас ниточки начали обрываться. Ки Ха постепенно предавался забвению, его личность выпала из поля зрения СМИ, и пропорционально этому деятельность группы поддержки сошла на нет. По сравнению с давними соратниками Кимом и Кваком, которые стали политиками, картина была прямо противоположной. После переезда в город-спутник мы окончательно позабыли о товарище, который уехал поднимать село. Нет, один разок я все-таки слышал о нем от Чона. Наш разговор состоялся за рюмочкой водки. «Был у меня один ученик. Чудак, бросивший школу. Так он подался в коммуну, организованную Ки Ха. Вот вы, уважамеши, представляете это?» Я несколько раз уже предлагал перейти на «ты», однако Чон гнул свое. Сдается мне, это странное «уважамеши» было его главным козырем, благодаря которому он и приобрел популярность. Мегазвезда репетиторства уже успел стать ВИП-клиентом в рюмочной, где мы сидели. «Так вот, тот чудак продержался в коммуне полгода и дернул оттуда. Говорит, что там жесть жестянская. Надо браться за реальные вещи, реальные. Уважамеши, скажите, разве я не прав? Так, девочки, а мы чего сидим, кого ждем?»

Прямо на моих глазах… девица стянула с Чона брюки и припала к его паху. Ее напарница — не дай бог отстать — начала обрабатывать меня. Я подумал, что надо бы перебраться в более подходящее для такого занятия место, но тут Чон вдруг перешел на «ты»: «Не обессудь, кореш, пустим их по кругу прямо здесь». Не секс — чувствовал я, — а справление нужды в общественном туалете. Мы по два раза поменялись партнершами. Все это время я представлял себе китайский туалет, в котором, говорят, нет перегородок.

«Что будем делать?» — закурив, спросила жена. «Гм. Еще неделя есть. Значит, можно все обдумать не спеша», — сказал я и тоже закурил не спеша. «Ты должен быстро принять решение. Ведь бронь гостиницы повисает». — «Все, я понял». В этот момент я пытался представить: а что, если бы студентка из прошлого семнадцатилетней давности стала женой Ки Ха? Мне показалось, что если бы я сейчас вдруг разгреб складки на ее животе, то обнаружил бы там наколку «Вряд ли». Не знаю почему, меня охватило настроение, словно мы курим, сидя рядом друг с другом в китайском общественном туалете.

Голос…

Ки Ха, просящий о помощи, звучит в моей памяти снова и снова: «Сок Хён, мне действительно неудобно просить тебя…» Эти слова — такое чувство — тяжелым туманом окутывают всю комнату. Я поднялся и открыл окно. «Ой, холодно». — Словно студентка, закуталась в плед растолстевшая женщина, которая уже семнадцать лет как не студентка. В темноте огни города-спутника колыхались как люминесцентное знамя. Рыча мотором, спорткар без глушителя салатовым текстовыделителем — в последнем столичном абзаце это важно — стремительно прорезает горизонт.

К слову, вот он…

Фон моего сельского приключения. Если бы из всего перечисленного выше выпала хоть одна деталь, я бы вежливо отказал Ки Ха на его просьбу приехать. То есть если бы я не любил ту студентку; если бы жена предложила платить в кассу группы поддержки Ки Ха; если бы в тот момент мимо пронесся не спортивный автомобиль, а мусоровоз. «Если он связался со мной, разве это не означает, что от него все отвернулись?» — убеждал я жену, натягивая шапку. Дочь прислала с факультатива эсэмэску: «Папа, это слишком». В итоге я решил отправить жену и дочку на Чечжу вместе с семьей моего младшего брата. «Ты не хочешь со мной?» — «Куда?» — «К Ки Ха». — «Что я в деревне не видела?» — Губы жены медленно двигались, разжевывая эти слова. Жена и дочь, они отправились на Чечжу на два дня раньше меня.

Я ни разу не ездил в деревню. Да, насколько я помню. Действительно, я видел село несколько раз в шестичасовой «Родной сторонке», да еще порой, мчась по междугороднему шоссе, пролетал мимо деревенских пейзажей. Заехав на Йондонскую скоростную автомагистраль, я почувствовал легкую тревогу. Словно тропическая рыба, которую переселяют на глубоководье, я собрал всевозможное снаряжение. Подготовил походную одежду и обувь; различные медикаменты, бинты, опять же, набор инструментов и охотничье ружье, опять же, достаточный запас дроби и пороха погрузил в багажник. И еще, самое главное, деньги, я прихватил кругленькую сумму наличными. Ничто так не умиротворяет человека, как деньги.

О том, какого рода нужна помощь, Ки Ха, в конце концов, умолчал. Может, надо подсобить на поле? А может быть, нужно отогнать кабанов? Эти мысли создавали путаницу в моей душе. А если там ящур или еще какая зараза? Ведь он опасен и для человека, — признаться честно, мне было не по себе. Так я довспоминался до птичьего гриппа и коровьего бешенства. Что же у него там стряслось? В пункте отдыха, на скамеечке, я пил «Хейзлнат» и курил. И вот что странно: сделав одну-единственную затяжку, я расчихался как курица, подхватившая смертельный вирус. В этой буре голубое, как море у берегов Чечжу, небо отхлынуло, как отлив — казалось мне. Словно тропическая рыба, чувствительная к перепадам атмосферного давления, я вспомнил жену и дочь. Раз и вспомнил.

В село Неправдоподобное я прибыл за полдень. Ки Ха подробно обрисовал мне путь, но, когда я добрался до райцентра, его объяснения утратили свою силу. Глядя на карту, опять же расспрашивая встречных, я с горем пополам отыскал-таки Неправдоподобное. В так называемом селе было всего несколько пустых домов, а людей — не то что людей, даже человеческой тени — не было видно. Зато я мог созерцать широченную тропу и величественную природу. Ого, прямо «Нэшнл джиографик»! Я окунул руку в ручеек, который струился вдоль тропы. Вода была освежающе прохладной, несколько мальков резвились в девственной тени, покачивая лобиками. Поразительно! Чтобы в нескольких часах езды от Сеула была такая первозданность! Потягиваясь, я пытался разглядеть конец тропы, теряющейся вдали. Всего несколько часов езды, а у меня было такое чувство, словно я в полном одиночестве стою на крутом скалистом берегу острова Уллындо, что лежит на юго-востоке в двухстах километрах от Большой земли. Словно прибой, ветер… зарокотал у меня в ушах. Если верить полученным ориентирам, чтобы добраться до коммуны, надо дойти до конца этой тропы, а потом обогнуть крутой косогор, к которому она выведет. Сколько же лет прошло? В девственной тени мне было почему-то неловко загибать и разгибать пальцы. С выражением нерестовой рыбы, которая вернулась в родную реку спустя семнадцать лет, я сел в свой внедорожник.

— Есть кто живой?

«Есть кто живой?» — несколько раз крикнул я, но никто не отзывался. В конце концов я решил оглядеть постройки коммуны. Из оных было несколько домиков, амбар и еще что-то вроде небольшого клуба, которые, однако, занимали обширную — по корейским меркам — территорию, так что обход отнял у меня целых десять минут. По пути я увидел рисовые чеки и отгороженное от них несколькими теплицами кукурузное поле, раскинувшееся до самого подножия холма. Жилые домики были сгруппированы в два массива, среди них выделялось главное здание; амбар и клуб располагались отдельно, а еще где-то, судя по приглушенному, разбавленному ветром мычанию, был коровник. В общем, размах приличный, раз ГДЕ-ТО был коровник. «Есть кто живой?» — я снова начал звать хозяина.

«Сок Хён, это ты? О, Сок Хён!» — Появился Ки Ха. Я уже успел высмолить сигарету. Видит бог, показался тарахтящий мини-трактор; видит бог, верхом на тарахтелке был Ки Ха. «Давно ждешь? Я прямиком из хлева, там… — и Ки Ха осекся на полуслове. — Как Су Хи?» — «Очень хорошо». — «Дочка растет?» — «Да». — «Спасибо тебе». — Ки Ха, пожав мою руку, долго не выпускал ее, на его глаза навернулись слезы. Не смея смотреть в его глаза, я виновато потупил взгляд на землю, на его тень. Ки Ха был наполовину седой. На фоне черной как тень кожи его седина сияла еще ярче. Былые годы сиятельно всплыли из глубин памяти на самую поверхность.

«Угощайся, это выращено моими руками». — Пусть все угощение состояло из пучка зелени и соевой пасты, зато какая гордость была вложена в него! За столом я выслушал несколько историй, связанных с коммуной. Если вкратце, то дело дышало на ладан, ведь это же был Ки Ха. Сначала завхоз, контра, сбежал, прихватив последние взносы группы поддержки и всю кассу коммуны — все, что было заработано за это время. Произошло это три года назад. Чтобы провести посевную, пришлось залезть в долги, но год выдался неурожайный. Вскоре долг вырос в три раза. Злосчастным оказалось решение поверить правительству и высадить особые сельхозкультуры. Через каких-то шесть месяцев политика изменилась, субсидирование перекрыли, а про какую-либо компенсацию забыли. Вместе с коммунарами построили курятник. Занялись птицеводством. Все бы хорошо, но цены на курятину упали. Птичий грипп, будь он неладен. Вскоре случился массовый падеж птицы. Курятник переделали в коровник и на чьи-то чудом полученные пожертвования купили десять коров. Большинство коммунаров разбежалось. Среди оставшихся возникли резкие противоречия. Консенсус так и не был достигнут. Худо-бедно держались благодаря чумизе и черному рису, однако ни с того ни с сего правительство пустило на внутренний рынок иностранных производителей зерна. Три месяца назад… общину покинули последние члены.

«Так сейчас никого нет?» — «Нет. Остался один, зовут его Сок. У меня ведь водительских прав нет. Он на грузовичке уехал в райцентр. Продукты купит, пятое-десятое, корма, оборудование присмотрит. Ах да, раз ты приехал, надо сказать ему, чтобы мяса прикупил». — «Спасибо, не стоит». — «Нет. Здесь мясо совершенно другое». Ки Ха стал звонить, но сотовый телефон Сока был отключен. Не мяса, я хотел кофе. Обшарив все шкафчики в столовой, я смог разжиться лишь парой засохших скрюченных морковок. «Скажи своему другу… — начал я, но осекся. — Нет, ничего». Я подумал, что если даже он и привезет кофе, то это будет «Максим».

«Однако, брат, чем я могу тебе помочь?» — «Ну, это…» — Ки Ха на секунду призадумался, а потом встал из-за стола: «Сначала покажу тебе хлев». На тракторе — впервые в жизни — я доехал до хлева, который был на холме. Тощие коровенки издавали какие-то звуки, совершенно не похожие на мычание, а их глаза были налиты кровью. «Вот уже несколько дней они не дают молока». — «Если они заболели, надо обратиться к ветеринару или в другие соответствующие органы. Разве не так?» — Я покачал головой. «А это ты видел?» — Ки Ха указал на столб. Как бы это сказать? В средней части столба было сквозное отверстие примерно десяти сантиметров в диаметре. Оно шло под углом, и было такое впечатление, что его моментально просверлили чем-то вроде дрели. Да, и при этом внутренние стенки отверстия были гладкие, как стекло. «Что это?» — спросил я. Вместо ответа Ки Ха показал мне заросли вокруг коровника. Часть растений высохла, а часть обуглилась. Этот желто-черный участок резко выделялся на фоне окружающей его зелени. «Что это?» — снова спросил я. Ки Ха похолодел и отвердел лицом. Он испустил несколько протяжных вздохов, жидких и белесых, как струйки молока из вымени больной коровы. «В последнее время…

Мы подвергаемся нападению инопланетян».

Коровы снова заревели. Я слушал рассказ Ки Ха. История была и понятной, и непонятной. Нападения начались примерно две недели тому назад. Сначала умерла собака. Ее труп был совершенно обезвожен, словно мумия. Ки Ха предполагал, что убийство не было предумышленным, просто собака оказалась в эпицентре приземления: «В радиусе десяти метров вся трава высохла дожелта, вот так». На следующий день он видел летающий объект. Висящий на десятиметровой высоте диск заметил не кто иной, как сам Ки Ха. Примерно пять секунд диск оставался неподвижным, а потом мгновенно исчез. Это было начало. Как говорится, это было очень странное нападение. Одной ночью были разорены капустные грядки, а другой — от части налитых рисовых зерен остались только пустые оболочки. Стебли и листья растений в теплицах рассыпались как пепел, а вчера вечером, когда Сок уехал в райцентр, небо над хлевом озаряли какие-то вспышки, похожие на лазерные лучи. Увидев летающую тарелку, коровы стали бесноваться, и так в их глазах полопались капилляры, а дырка в столбе появилась тогда же. Кивая головой, я внимательно выслушал этот фантастический сельский триллер до конца. Моя невозмутимость, по всей видимости, успокаивающе подействовала на Ки Ха. Оплотом моей безмятежности был возраст… возраст, когда уже ничему не удивляешься. «Здесь выдумки ни на грамм. Тебе же лучше всех известно, какой я человек». Я и не думал, что это ложь. В своей жизни я видел, как 44-килограммовая девушка превратилась в 72-килограммовую махину.

«А полиции здесь нет? Или в чьей там компетенции такие дела?» — «В моем положении… затруднительно даже заикаться о таком. К тому же всем известно, что я антиправительственный элемент, поэтому смотрят на меня искоса». — «Вон оно что!» — «Есть еще компетентные лица в ассоциации фермеров и животноводов. Но там та же петрушка. Я даже шоферу нашему, Соку, ничего не говорил. Сеульские товарищи туда же. Скажут небось, что на фоне очередной неудачи последствия тюремных пыток дали о себе знать и Кан Ки Ха тронулся умом». — «Скорее всего». Вдруг я почувствовал, будто нахожусь на чужой планете. Спина Ки Ха… его спина показалась мне еще более одинокой. Человек человеку — инопланетянин.

И в тот миг я вдруг почувствовал, как воздух разрезает какой-то звук, очень похожий на мычание. «Твою мать!» — закричал Ки Ха. Оглянувшись, я увидел над кукурузным полем летающий объект, издающий мощное свечение. Поразительное чувство. Испытал бы я то же самое, если бы увидел, как 44-килограммовая девушка превратилась в 72-килограммовую махину и взмыла в небо? Так или иначе — я закурил. Наматывая виток за витком, летающий объект набрал высоту, несколько раз пьяно шатнулся и куда-то пропал. И вот что странно: от него не исходило никакой угрозы. Конечно, я вспомнил о лазерных лучах, но, в общем, страха не было. «Шустрая шельма!» — единственное, что сказал я. «Что им надо?» — единственное, что сказал Ки Ха. И больше мы не обмолвились ни словечком. Буренки ревели, их рев был совершенно не похож на мычание.

Вскоре после ужина мы развернули дискуссию о нападении. Мне очень понравилась атмосфера семинара. Меня охватило бурное чувство, будто я вернулся в студенческие годы. «Итак, поскольку ты связан с телевидением…» — перебарывая себя, заговорил Ки Ха. Он просто физически не мог говорить то, что могло обременить кого-то. Итак, я легко догадался, о чем он не договорил. «Ты хочешь, чтобы я снял передачу?» — «Ты же сам видел своими глазами». — «Да, это достаточный инфоповод», — произнес я, но про себя рассмеялся. На самом деле я работал не на телевидении, как думал Ки Ха, а в небольшой продакшн-студии, занимающейся субподрядами. Конечно, мы были связаны с телевидением, но ничего не решали. Опять же, допустим, я дерну за кое-какие ниточки и пробью репортаж, так от него не будет никакой пользы. Люди примут это за очередную репортерскую утку. Если Ки Ха засветится в передаче вроде «Боже, бывает же такое!», это будет еще ужаснее, чем нападение инопланетян. Опять же, где гарантии, что летающая тарелка появится снова? Ниточки, за которые я мог бы потянуть, при малейшем недоразумении могут оборваться. Все эти мысли сверкающим НЛО рассекли голубое небо в моей голове.

«Инфоповод им подавай! Гораздо важнее другое. Знаешь что? Наше традиционное органическое земледелие, я уже собирался пожинать его плоды, а сейчас, сейчас на него совершено подлое покушение. Ты знаешь, сколько лет я потратил на то, чтобы получить тот сорт риса, от которого осталась одна шелуха?» — выпалил Ки Ха в сердцах. Взяв себя в руки, он продолжил обычным спокойным тоном: «Вот поэтому, Сок Хён, мне нужна твоя помощь. Если меня подкосят, кто будет поднимать село?» Сама семинарность… нравилась мне. Думалось мне. Итак, Ки Ха хотел, чтобы немедленно приехала передвижная телевизионная станция, а я неубедительно пытался утешить его словами: «Я сделаю все возможное. Однако требуется соблюсти кое-какие формальности». «А ущерб-то приличный…» — «М-м… ущерб-то большой… но в итоге у всех одинаково». — «Что? На другие деревни тоже нападали?» — «Нет, не в этом дело. Большинство фермеров в знак протеста на политику правительства спалили все посадки и перекопали поля. Вот так. Денег от продажи они все равно бы не выручили».

«Вот это да!» — сказал я и закурил. В мирных деревнях такая же ситуация, как и в той, что подверглась инопланетному нападению?! Чем больше я думал о селе, тем меньше понимал его. Коммунар Сок так и не вернулся, кругом все было тихо, поэтому мы пораньше залезли под одеяла. Ки Ха зажег спираль от комаров. Дым, от едкого запаха которого я уже давным-давно отвык, начал щипать глаза и нос. «Сок Хён, ты спишь?» — Голос товарища под лунным светом заиграл яркими красками. «Нет, не сплю». — «Спасибо тебе за все». Я не ответил, потому что в его словах благодарности таилась виноватость. Я повернул голову. Лунный свет как-то враз состарил профиль Ки Ха. На глазах мужчины, который был стойким и непреклонным, как зеленая сосна… на его глазах блеснуло что-то, похожее на слезы. Я затаил дыхание. Слезы не пролились, а снова ушли внутрь его глаз. Слезы с сильнейшим поверхностным натяжением, слезы бойца. «В последнее время я по-настоящему одинок. Даже в тюрьме мне не было так тоскливо». — «Похоже на то». Это «Похоже на то» моими устами произнесло нечто, похожее на МЕНЯ СЕМНАДЦАТИЛЕТНЕЙ ДАВНОСТИ. Дым репеллента курился прямо; казалось, что он вот-вот подернет лунный диск. Луна за окном, такой близкой она ощущалась.

«Брат, а что, если тебе прямо сейчас пойти в политику?» — внезапно вырвалось у меня. «Об этом даже не заикайся». — «Я… об этом. Я смотрю и не нахожу ответа. Честно». — И я рассказал о Киме и Кваке. Конечно же, не забыл упомянуть и о Чоне. Также я по очереди вынес на обсуждение Ли, Ки, Пака, Хвана, Юна и других товарищей, о делах которых я кое-что знал. «Хорошо устроились, — сказал Ки Ха. — Я рад за них». — «То-то и оно…» — Я приготовился сыпать аргументами, но Ки Ха оборвал меня и добавил: «Однако скажи мне, Сок Хён, кто, если не я?.. Не затем ли я не марался, чтобы не мараться дальше?» — «Да, но…»

Мы шептались и шептались, опять же, сказалась усталость от долгого переезда, поэтому наутро я проснулся очень поздно. Пока я спал, Ки Ха, видимо, успел обойти рисовые чеки и все огороды. «Товарищ Сок еще не приехал?» — «Нет, он всегда так. Его только за смертью посылать. Небось, сидит в райцентре в интернет-кафе». — «В интернет-кафе?» — «Паренек просто помешан на компьютерных играх. Крестьянин из него никудышный…» — «Однако…» — Я поинтересовался, где туалет. Я пошел туда, куда указал Ки Ха, но там все было, одним словом, по старинке. «Другого туалета нет?» — «В деревне только так…» — И Ки Ха завел пространную лекцию о хитросплетенных принципах органического земледелия, о неразрывной связи между дерьмом и едой, о важности этого круговорота. Я не дослушал и, стиснув зубы, пошел в туалет. Внутри все клокотало. Я закурил. Мне хотелось прямо сейчас вскочить на машину и махнуть в райцентр, в интернет-кафе. Солнце за окошком, таким далеким оно ощущалось.

Съев поздний завтрак, я помог подать воду на рисовые чеки, и так наступил полдень. Всего какой-то часок не самой тяжелой работы, и, как ни странно, я был сыт селом по горло. Отъезд — завтра утром. Смывая грязь с рук, я уже все просчитал. Для приличия вечером нужно пропустить по рюмочке. Вода была холодная и прозрачная, но смеситель не работал. Все это, все это доставляло мне дискомфорт. Ах, если бы Ки Ха снова занялся политикой! — замечтался я. По меньшей мере ему светит место в Национальной Ассамблее. Нет, по меньшей мере ему не будут пакостить инопланетяне. Вспоминая личность, которая своим странным «уважамеши» спокойненько гребет деньги, я все больше убеждался в осуществимости моих фантазий.

После обеда я заснял на видеокамеру колосья, от которых осталась одна шелуха, и останки тепличных растений, рассыпавшихся белым пеплом. Ки Ха рьяно давал пояснения, но, на мой взгляд, это были всего лишь пустые колосья. Батарея была заряжена до предела, и мне подумалось, что это и есть моя дань приличиям. Труп собаки однозначно был странный. Подделать такое было бы не под силу ни одному фальсификатору. Переведя камеру в режим фотоаппарата и щелкая затвором, я вошел в азарт: вот бы заснять сам НЛО! Если появятся доказательства, это изменит дело. Будет основа для сенсации, и, при удачном раскладе, будет возможно выпустить такой репортаж, как хочет мой друг. На всякий случай я проверил камеру. Как и всегда, обошлось без сюрпризов.

Камера работала безотказно, а равно с ней день тоже норовил обойтись без сюрпризов. День был настолько безмятежен, что у меня возникло чувство, будто я отмотал пленку и смотрю вчерашнюю запись. Примчал какой-то мужик, спросил, нет ли желания продать землю, естественно, получил отказ, сунул визитку «Комитет комплексного развития территорий при Союзе независимых риелторов Республики Корея», попросил связаться с ним, если что, прыгнул в свое авто и умчался восвояси. И все. Все не все: мы с Ки Ха выпили по чарочке слабенькой рисовой браги, я обзвонил ряд товарищей, поделился новостями, что здесь ну очень сложная обстановка (естественно, про НЛО ни полслова), от каждого выслушал, что он ну очень занят, прямо не продохнуть. «Видишь, всем тяжело». — Поговорили мы с Ки Ха о его жизни, о проблемах корейского общества и так… ненадолго прикорнули в беседке. Ну, я думал, что ненадолго. Сколько мы проспали — не знаю. Открыть глаза нас заставил рев коров, даже отдаленно не похожий на мычание. На фоне одетого в сумерки холма висел огромный флюоресцирующий шар.

Это была летающая тарелка.

«Садись ко мне!» — Я сдернул Ки Ха с мини-трактора и, за руку оттащив его к своему внедорожнику, не мешкая завел двигатель. В моей правой руке уже была камера, я ощущал невероятную легкость в теле, словно в мгновенье ока сбросил вес до 44 килограммов. НЛО оставался без движения. Из-за свечения он выглядел совсем не так, как днем. Я нажал на кнопку. Красный значок записи на дисплее начал биться, как сердце рядового землянина. «Японский бог!» — закричал Ки Ха. Пред нами предстало настолько невообразимое зрелище, что мне тоже хотелось кричать. Днище диска разверзлось, и из зияющего люка прямо на коровник опустилось что-то вроде столба света. Этот столб света затягивал в летающую тарелку обезумевшую беспомощную буренку. Ки Ха порывался выскочить из машины, так что я был вынужден осадить его. Точно космические монстры, кошмарно ревели коровы, потерявшие свою товарку.

И все умолкло. Как только люк за буренкой захлопнулся и НЛО исчез, коровы разом замолкли. Только тогда Ки Ха распахнул дверь и бросился к хлеву. Я рванул вслед за ним. И мы увидели нечто запредельное, нечто ужасное. Все коровы были мертвы, их обсмоленные туши висели в воздухе вверх копытами, как большие воздушные шары. Под каким-то внутренним давлением из их сосков фонтанировало молоко. Я заснял на камеру это и даже то, как повалился на пол Ки Ха. Я нажал на кнопку «Стоп». Нет, прежде чем я успел остановить запись, уже весь мир остановился. Такое у меня было чувство.

Переведя дыхание, я попробовал воспроизвести запись. Но как же так?! На том месте, где однозначно должна быть летающая тарелка, был лишь воздух и темнота. Черный экран был заполнен лишь коровником, оградой и истошными воплями коров. На всякий случай я попробовал отрегулировать контрастность, но это не дало результата. Ба-бах! — В этот момент взорвалась туша над крайним стойлом. Едкий газ и внутренности, похожие на личинки инопланетных чудовищ, вырвались наружу. Я подхватил друга и бросился прочь из хлева. Решение вернуться в домик было принято только после второй сигареты, скуренной до самого фильтра. Я сказал Ки Ха: «Давай вернемся в домик и начнем принимать меры». Но ответа не последовало. И я, и он прекрасно понимали, что нам нечего противопоставить инопланетному агрессору. «Здесь… полно мошкары», — промямлил я, закуривая третью сигарету. Ночную дорогу окутывал мрак, свет в домике был выключен.

В районной полицейской управе довольно вежливо приняли мой звонок. Они подробно расспросили меня, записали место нашего расположения и показания об ущербе, но стоило мне оговориться, что это похоже на инопланетное вторжение, и они мигом охладели. «А, инопланетяне… — сказали мне и больше ни о чем не спрашивали. — В любом случае, завтра мы съездим на место». И тогда я пожалел, что заикнулся о пришельцах, но слово не воробей. Я сообразил, что от визита полицейских не будет никакого проку. Меня бил озноб, словно на меня вылили ушат студеной воды. Раненым воробьем у моих ног лежал Ки Ха. В самый разгар летней жары пол в комнате… казался необычайно холодным.

«Однако товарищ Сок сегодня не вернулся! — внезапно вскочил Ки Ха, лежавший без малейшего движения. — Он ни разу не пропадал так долго. Самое позднее, он возвращался на следующий день». Я и Ки Ха одновременно сглотнули слюну. В голове застучало слово «нападение» и полыхнул образ беспомощной коровы, затягиваемой в НЛО. Я снова позвонил в полицию. На этот раз — чтобы заявить о пропаже человека. «Дай я скажу». — Ки Ха выудил трубку из моих рук и указал личные данные пропавшего, а также государственный номер автомобиля. Пообещав незамедлительно приступить к расследованию, полицейский положил трубку. На происшествия с гражданами полиция реагировала сравнительно чутко, поэтому всего через тридцать минут мы получили звонок: «Гражданин Кан, заявленный вами автомобиль находится в салоне продаж подержанных автомобилей. Он зарегистрирован как законно проданный. Вы можете как-нибудь это объяснить?» — «Продан?» — «Да, у нас в базе значится, что сделка оформлена два дня назад». Объяснения я взял на себя. «Бог с ней. Главное — человек, машина — это ерунда», — шептал сбоку Ки Ха.

Я услышал тиканье секундной стрелки. Эти часы были привезены мне в подарок из Европы. На стыке тысячелетий наша творческая бригада часто выезжала в зарубежные командировки, очень уж был раскручен «ажиотаж на миллениум». «Командировочные остались, представляете! Тратя деньги… по мере продвижения дела я ощутил, что значит „глобальная деревня“. Здорово же!» — сказал тогда коллега. Должно быть, они делали программу о швейцарском часовом заводе. Я вспомнил, как мы с женой наблюдали по телевизору за тем, как седовласый мастер заканчивает филигранную работу. Так это же те самые часы! Я ношу их уже пять лет, а тиканье услышал впервые. Глобальная деревня, в этот момент я чувствовал, что она погрузилась в покой. Дело продвигаем — дело продвигается — дело продвигаем — дело продвигается — дело продвигаем — дело продвигается. Четкое и мерное тиканье навеяло на меня ностальгию. Мне снова захотелось в Европу или, на худой конец, хотя бы в Сеул, и я был голоден. «Пора ужинать», — сказал я, а Ки Ха махнул рукой. Я кое-как накрыл на стол, поужинал в гордом одиночестве, а потом зажег спираль от комаров. Над нами роилась целая туча звенящих кровососов. Пространство между безмолвно сидящими людьми… мед-’ ленно заполонял столб безмолвно курящегося дыма. Раздался телефонный звонок. Это была жена.

«Дорогой, это ты?» — «Угу». Ее голос тонул в ужасном шуме, так что, по всей видимости, она совершенно не слышала меня. «Как деревня?» — спросила жена громче, чем было нужно. «Ну… отлично все», — ответил я. «Мы сейчас в караоке. Я сейчас удивлю тебя. Ты ведь ни разу не слышал, как поет наша Хе Ин, верно?» — «Верно». — «Здесь наша доча произвела настоящий фурор. Вот, послушай». И так в тот момент… мне пришлось слушать пение дочки.

Голос дочки звучал из другого мира, что был на том конце провода. Потом снова подняла гвалт жена: «Ну как? Отпад! А как она танцует! Дорогой, мне кажется, что мы должны сделать из нашей дочки певицу». Казалось, что ее голос вот-вот просочится до ушей Ки Ха. «Да, да». — Я энергично кивнул головой. Мобильник тянул руку, словно он весил все 72 килограмма.

«Сок Хён», — заговорил Ки Ха, когда я положил трубку. «Слушаю». Его лицо было унылым. «Поезжай к себе». — «Нет, тогда…» — невольно выскочило у меня, но я не смог договорить. «Нет. Напротив, я виноват перед тобой. С самого начала не надо было тебя просить. Завтра утром приедет полиция, так что поезжай с чистой совестью». Уже было больше десяти часов вечера, поэтому (и не только) я расстелил на полу одеяло. Я подумал, что даже завтра утром будет подло уезжать, а уйди я сейчас — это будет верхом цинизма. В моей душе все перемешалось. Луна была яркая, а лицо друга, погруженное в лунный свет, было странно умиротворенным, и от этого мне было сложно совладать с собой. «Брат. Ты в порядке?» — нечто, похожее на СТУДЕНТКУ ИЗ ПРОШЛОГО СЕМНАДЦАТИЛЕТНЕЙ ДАВНОСТИ, произнесло моими устами. И голос, совершенно такой же, как семнадцать лет назад, пересек темноту: «Разве я могу быть в порядке?» — «Теперь… что ты думаешь делать?»

— Не знаю.

И мы надолго замолчали. Ба-бах — горное эхо доносило взрывы коровьих туш. Не знаю — думал я, слушая отзвуки этой чудовищной канонады. В темноте Ки Ха нащупал и сжал мою руку. Его ладонь была большая и грубая, совсем не такая, как семнадцать лет назад. «Сок Хён, не забудь завтра захватить рис. Я днем уже приготовил для тебя один мешок. Приготовил заранее, а то вдруг потом забегаюсь и забуду. Этот рис… извини, больше мне нечего тебе дать, это — очень хороший рис. Ты понял?» Я не мог выдавить из себя ни слова, словно мне на грудь положили мешок риса. Я подумал, что выращенный наперекор космическому супостату рис… не полезет мне в горло. Очередной взрыв… не смог преодолеть горный заслон и вернулся эхом.

Не знаю.

Я молился о сне. Второй раз я вряд ли отважусь на поездку в село. Я вслушивался в тиканье швейцарских часов. Дело продвигаем — дело продвигается. Дело продвигаем — дело продвигается. Ки Ха взбудораженно тряс меня. Вся комната была озарена ослепительным светом, однако это был — чувствовал я — не солнечный свет. Придя в себя и надев очки, я увидел в окне часть огромного пылающего шара. Это был НЛО. Перед моими глазами действительно висел огромный летательный аппарат округлой формы. Мы затаили дыхание. НЛО потихоньку двинулся с места. Мы услышали вой. На этот раз оно было не одно. Целых семь летающих тарелок разом собрались вдали над рисовым чеком. Я нащупал камеру и начал снимать, но напрасно. Нам ничего не оставалось кроме как бессильно наблюдать за движением НЛО. Они выстроились в огромный круг и, открыв люки в своих днищах, начали испускать лучи. Ох, не к добру это было. У меня возникло чувство, что эти лучи дочиста вылизывают рисовое поле, и в этот момент Ки Ха выскочил из дома. В панике я кинулся за ним. Я завел джип, но тут же заглушил его. Я подумал, что машина привлечет к себе внимание. Я достал из багажника ружье и бегом бросился догонять друга.

Когда я, задыхаясь, рухнул на земляной вал у рисового чека, казалось, что все уже закончилось. Ки Ха рыдал, перетирая в ладонях рисовый колос. Я тоже сорвал один колос. Мои пальцы не ощутили добрых налитых зерен, под оболочкой была полнейшая, чистейшая пустота. Ки Ха, размахивая руками, по колено в воде, заметался по заливному полю, словно прогонял птиц. Кинувшись к следующему чеку, мы стали проверять колосья черного риса. В них также не было ядер. Под нетронутой оболочкой была лишь идеальная темнота.

Из-за спины раздался смех Ки Ха. Нет, это был странный звук, похожий и на смех, и на плач. Я не осмеливался обернуться. Вместо этого я поднял голову и посмотрел на НЛО. Исходящий от них свет, казалось, ослаб, однако они по-прежнему кружили над полем. Почему же? Я поднял ружье, прицелился и взревел на всю округу: «СВИНЬИ!» Почему же?

И в тот момент, когда нечто, похожее на МЕНЯ СЕМНАДЦАТИЛЕТНЕЙ ДАВНОСТИ, нажало на спусковой крючок, я дернул ствол на пять градусов влево. Дело в том, что за один миг в моей голове щелкнуло множество вспышек: «Это не моя война… месть… умру… буду сам виноват…» Итак, естественно, я услышал свист дроби, рассекающей воздух. Этот звук, похожий на вздох облегчения, итак, он попал точно в мои барабанные перепонки. В ту же секунду летающие тарелки оглушительно загудели и завертели хоровод. Пусть эта пляска и началась сразу после выстрела, я чувствовал кожей, что она никак не связана с человеческим ружьишком. Пришельцы начали медленно отступать, словно пятясь. «Куда?» — снова закричал я. Летающие тарелки отступали прямо на кукурузное поле. Мы бросились вдогонку, не щадя ног своих. Причиной людской самоотверженности… было наше бессилие. Эту истину я осознал на бегу.

Забрезжил рассвет. Стройные и высокие шеренги кукурузы… показались мне несчастными птицами, обреченными на полное истребление. Кукурузное поле, словно угадав опасность, вздыбилось штормовой волной. И вот мы добежали до его края. Зачем — не знаю, просто это все, что мы могли тогда сделать. Летающие тарелки… показывали теперь совсем иной рисунок движения. Ага, заюлили?! — злорадно подумал я, и в этот момент некая сила сшибла меня с ног. Ки Ха тоже повалился на землю в нескольких шагах от меня.

Очнулись мы под давящей грудой кукурузной ботвы. Вес был нешуточный. Только общими усилиями мы кое-как смогли выбраться из-под кучи, летающих тарелок не было видно. В том краю неба, где исчезли пришельцы, поднималось бледное утреннее солнце.

Перед нами предстала удивительная картина. Одни кукурузные стебли стояли ровно, а другие были примяты к земле, образуя определенный узор. Казалось, что таким образом на поле выведены отчетливые симметричные линии. «Брат, возможно это кроп-сёркл», — произнес я, переводя дыхание. «Кроп-сёркл?! Это что?» — «Круги на полях. Я видел документальный фильм про них. Если посмотреть сверху, тогда можно будет увидеть схему или знак. Существует гипотеза, что это — инопланетное послание». — «Какое к черту послание?» — ответил Ки Ха, тоже переводя дыхание. Как два пугала, сосланных в чулан, мы понуро доплелись до домика. «Садись». — Я завел двигатель. Как перепуганный жук-навозник, отчаянно визжа всеми четырьмя колесами, с жуткой пробуксовкой, джип вскарабкался на крутой холм. Оставив машину, мы пешком дошли до вершины. И оттуда как пугала, которые обрели свое место, раскинув в сторону руки, с распахнутыми душами, мы смогли разглядеть рисунок на кукурузном поле. Вот что…

там было изображено. Это были огромные, поразительно симметричные буквы KS. «Паршивцы… — заговорил Ки Ха. — Они слишком хорошо нас знают!» Я зевнул и закурил. Солнце, казалось, уже набрало свою предельную высоту.