Козырной стрелок

Глава 16

Корольков Илья Григорьевич, известный его окружению не как Корольков, а как Папа, пребывал в раздумьях. Вообще-то он думал редко, так как гораздо чаще, прежде чем думать, — действовал. Но сегодня был другой случай. Особый случай. Сегодня речь шла не о снятии дани с оптового рынка или сети фирменных магазинов. Сегодня речь шла о гораздо большем — о бабках, лежащих в иностранных банках. Тут действовать раньше, чем думать, себе дороже выйдет.

Чьи бабки лежали на счетах в иностранных банках, Папу интересовало меньше всего. Если партии — пусть будут партии. Лишь бы были. И лишь бы достались Папе, а не кому-нибудь другому.

Папа давно бы вытащил эти деньги, если бы не происки Иванова, который, похоже, тоже до бабок не дурак. И если бы не трупы «быков», которых тот «зажмурил» один — четырнадцать. И за которых Папе пришлось отстегивать на памятники, отстегивать родственникам покойников и отстегивать за банкет в конференц-зале УВД. Ну да главное теперь, братва, отобедавшая в ментовке, успокоилась, и можно начинать подтягивать узду, чтобы покрыть случившуюся растрату. Из-за него случившуюся. И из-за Иванова.

Пора возвращать назад деньги и возвращать власть. И лучше всего возвращать власть, возвращая деньги. Это самая удобная, потому что убивающая двух зайцев, схема.

— Шустрого ко мне! — распорядился Папа прислать к нему его помощника. — Через полчаса.

— Через полчаса он не успеет. Он на уик-энде.

— Где?!

— В лесу, шашлыки жарит.

— С девками?

— Не знаю.

— Передайте Шустрому, чтобы через полчаса был здесь. Если больше чем через полчаса, может не приезжать!

Подтягивать братву следовало начинать с бригадиров и тех кто командует бригадирами. Удар по ним множится слухами и вызывает уважение. Разборка с рядовым «бычком» исчерпывается «бычком».

Желающий наказать нашкодившую кошку глупец — наказывает кошку. Желающий наказать кошку умник — наказывает хозяина. А кошка получит свое от хозяина.

— Шустрый. Папа хочет видеть тебя через полчаса. Папа рвет и мечет, — сообщили Шустрому по мобильному телефону — Папа говорит, что если не через полчаса, то уже не надо.

Шустрый убрал телефон и бросился к машине.

— А как же шашлыки? — хором пропела толпа голодных девиц, столпившаяся возле горячего мангала.

Но Шустрый их не слышал. Его на поляне уже не было. Через полчаса, запыхавшийся и взмыленный, Шустрый постучал в заветную дверь.

— Звал, Папа?

— Не звал бы — не пришел. Дело у меня к тебе есть. Шустрый изобразил на лице почтительное внимание.

— Скажи бригадирам, что с сегодняшнего дня расценки меняются. Что налог поднимается вполовину. Всем поднимается — оптовикам, барыгам, фирмовым.

— Вполовину много будет. Папа. Сейчас в торговле застой. Даже барыги плачут. Говорят, концы с концами свести не могут. Хотят тебя просить сбросить с налога четверть. А тут вдруг рост вполовину! Они могут психануть и отказаться платить.

— А ты надави!

— Могут пойти к ментам. Сбросить бы. Папа...

— Я сказал — вполовину. Кто пойдет к ментам — порежьте, чтобы другим неповадно было. У кого живых денег нет — берите товаром.

— Боюсь, Папа, что...

— Не того ты боишься. Ты одного только должен бояться. Моего гнева должен бояться.

— Папа! Ты меня не так понял...

— Хватит базлать! Пойди и скажи, что я велел. А потом пойди и собери первые деньги. Лично сам собери. Чтобы пример показать, как это надо делать...

— Иду, Папа.

— Стой. Я еще не все сказал. Я еще не сказал главного.

— Слушаю, Папа.

— Подбери из своих «бычков» тех, что посмышленей. Которые хотя бы школу закончили. Есть такие?

— Обижаешь, Папа. У нас все со средним образованием Десять с техникумом. Трое с высшим. Пять мастеров спорта.

— У тебя что, олимпийская сборная? Откуда ты их взял?

— На улице подобрал. Возле мебельного магазина.

— Возле мебельного?

— Они шкафы подряжались носить. За копейки. А я другую работу предложил. Высокооплачиваемую. И по их профилю.

— Ладно. Спортсмены так спортсмены. Они или кто-нибудь еще из твоих языки знают?

— Не спрашивал.

— Спроси. Если нет — придется подучить.

— Папа, неужели...

— Прикуси язык. Если не хочешь, чтобы я его вырвал. То, что я знаю и ты знаешь, касается только тебя и меня.

— Но братва тоже...

— Ту братву, что знала, Иванов зажмурил. А остальные за золото не знают.

— Папа, значит, все-таки!..

— Я все сказал. Иди... За деньгами иди. И без денег не возвращайся...

— Через полчаса! Всех! Если опоздают, пусть уже не приходят! — продублировал приказ Папы Шустрый. Но уже для тех, над кем власть имел он.

Через полчаса бригадиры были у него. Кроме одного. Этот один опоздал на пять минут.

— Ты опоздал, — сказал ему Шустрый. — Пойдешь в бригаду Ломового. Возьмешь на себя киоски на Заречном рынке и на «пятачке» возле парка.

— Ты что, Шустрый? Какие киоски?! Я бригадир! — возмутился опоздавший бригадир.

— Уже нет, — покачал головой Шустрый. — Ты опоздал на пять минут.

— Ты что, стал козырным? — с угрозой в голосе спросил опальный бригадир. — Не пускай пыль в глаза! Ты такой же, как мы. Только к Папе ближе. Не тебе решать, кому где быть.

— Не мне. Папе, — тихо сказал Шустрый. — Папа сказал за порядок. Папа сказал, что с бардаком пора кончать. И еще сказал, что дань повышается вполовину. Со всех. И с барыг, и с фирмовых.

Бригадиры напряженно переглянулись.

— Такие бабки они не дадут. Удавятся, а не дадут.

— Смотря как просить.

— Все равно не дадут. Они пустые. Они просили сбросить на четверть.

— Я знаю. Но Папа сказал поднять наполовину. И начинать собирать сегодня. Сейчас. Значит, сейчас и пойдем.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

Бригадиры неохотно поднялись и двинулись к выходу, переговариваясь на ходу насчет того, что барыги так просто бабки не сдадут и что будет большая буза и, возможно, придется пускать кому-то кровь.

— Лысый, Дылда, Гундосый, Татарин, остаетесь здесь, — сказал Шустрый.

— Почему остаемся?

— Папа сказал. У вас своя работа будет.

— Какая?

— Французский язык изучать.

— Ха-ха-ха! — заржали в голос бригадиры. — Ну Шустрый, как скажет...

Зря, между прочим, заржали. Потому что Лысому, Дылде, Гундосому и Татарину действительно предстояло изучать французский язык. По ускоренному методу. Причем не сомнительному Илоны Давыдовой, а по очень действенному методу Королькова Ильи Григорьевича. По кличке Папа.

— Сколько вы берете за час занятий? — спросил зам Папы по финансовым и деликатным вопросам найденную по объявлению в газете преподавательницу французского языка.

— Дело в том, что я высококвалифицированный специалист. Я преподавала много лет в вузах. Кроме того, я не могу опускать расценки ниже существующих. Меня не поймут мои коллеги по цеху.

— Сколько?

— Тридцать. За час.

— Долларов?

— Что вы?! Конечно, нет! Конечно, рублей.

— Хорошо, мы будем платить вам сто рублей.

— В час?!

— В час.

— Но это слишком дорого. Я боюсь...

— Дело в том, что у нас трудный контингент. И когда вы с ним столкнетесь, названная сумма не покажется вам большой.

— Трудные ученики?

— Очень трудные.

— Второгодники?

— По-разному. Кто второгодник, а кто и того больше.

— Какова предполагается, интенсивность обучения? То есть я хотела спросить, сколько предполагается часов?..

— Двенадцать.

— В неделю или в месяц?

— В день.

— В день?!

— Да, в день. Это должен быть очень интенсивный курс. Который позволит заговорить вашим ученикам через две-три недели.

— Через две-три недели заговорить невозможно!

— Почему?

— Потому что невозможно заставить ученика заниматься по двенадцать часов в сутки. Он просто-напросто откажется.

— Эти не откажутся. Эти будут заниматься столько, сколько надо.

— И все равно я не возьму на себя ответственность...

— Хорошо. Если вы считаете, что не справитесь, мы найдем другого преподавателя...

— Вы меня неверно поняли. Я могу попробовать, но нет никакой гарантии...

— Если ваши ученики заговорят через две недели, мы удвоим ставку. То есть вы будете получать в час не сто, а двести рублей.

— Когда приступать к занятиям?

— Сегодня. Сейчас.

— Но я... Но учебники, пособия... Наконец, ученики.

— Ученики ожидают вас в соседней комнате. Все учебники, которые вам необходимы, мы привезем через двадцать минут. Что еще?

— Больше ничего.

— Тогда прошу в класс...

— Здравствуйте, — приветствовала своих новых учеников учительница. — Как вас зовут?

— Это Дылда, этот вон Гундосый, тот Татарин, — представил своих «одноклассников» Лысый. — Ну и я — Лысый.

— Как вы сказали? — растерялась учительница.

— Дылда, Гундосый, Татарин и Лысый, — повторил Лысый. — Чего тут еще непонятно?

— Это, так сказать, клички? — переспросила учительница.

— Ну?

— А как ваши имена?

— Чего?

— Имена.

— Нас как зовут? — спросил Лысый.

— Меня Серый. Гундосого Колян. Татарина — Абдула.

— Меня Жора зовут, — поправил Татарин.

— Один хрен — Абдула. И вообще, кончай, ворона, гонять порожняк, пора уже делом заниматься...

Учительница схватилась за лицо и выбежала вон.

— Они, они... — пыталась она сказать хоть слово заму Папы по финансам.

— Ну что еще они?

— Они по кличкам. И назвали меня... назвали вороной.

— И что?

— Но это оскорбление!

— Никакое это не оскорбление. Это на их языке рассеянная женщина. Не кошелка какая-нибудь.

— А что такое кошелка?

— Это не вы.

— Но все равно. Они так странно выражаются. И вообще...

— Я же предупреждал, что контингент будет непростой. И что сто рублей за их обучение немного. Впрочем...

— Нет, я все понимаю. Но нельзя ли...

— Хорошо. Я помогу вам. Больше они выражаться не будут. Когда учительница вернулась в «класс», там было уже пять учеников. Пятый выглядел хуже предыдущих четверых вместе взятых.

— Слышь, училка, меня Юрист прислал, чтобы эти Васи с парашютами тебе мозги не пудрили.

— Вы кто?!

— Я? Я Лось Рваный. Да ты, училка, не дрейфь. Если эти фраера дешевые еще будут базлать и будут лезть на рога, я им уши пообтесываю, а мало будет, очки опишу или вообще вглухую заделаю...

— Что-о-о?

Первый урок пришлось отложить на день. Но только на день...

— Здравствуйте, — опасливо поздоровалась учительница при новой попытке войти в «класс».

— Здравствуйте, Зинаида Ивановна, — нестройно приветствовали ученики свою учительницу, опасливо косясь на сидящего в стороне Рваного Лося.

— Bon jour, — еще раз поздоровалась учительница по-французски. — Asseyez-vous.

— Чего это она? — удивились между собой ученики.

— А ну тихо, малахольные! — прикрикнул Лось.

— Это я по-французски сказала «здравствуйте» и разрешила сесть.

Ученики плюхнулись на стулья.

— Мослы подберите, — предложил Лось. Ученики втянули под стулья ноги.

— Французский язык — это язык великой нации... — начала свое вдохновенное вступление Зинаида Ивановна.

— Какой нации? — перебил ее Гундосый Колян.

— В каком смысле «какой»? — не поняла учительница. — Естественно французской... нации. Если французский язык.

— А-а.

— Тогда давайте начнем сразу с алфавита, — печально сказала учительница. — Во французком алфавите двадцать шесть букв... Повторяйте за мной... Еще раз... Еще... А теперь попытайтесь сами. Еще раз... Еще... Но ведь это так просто! Ведь букв всего двадцать шесть. Ну я прошу вас! Напрягите память. Ну?.. — Нет. Безнадежно! Татарин снова споткнулся на четвертой букве, Лысый и Гундосый — на пятой. Дылда дотянул до шестой.

— Ну неужели это так трудно, запомнить несколько букв? — сокрушалась учительница. — Неужели вам неинтересно изучить один из самых красивых языков мира?

Ученики незаметно переглядывались, перемигивались блудливо усмехались друг другу. Достала их эта училка и её язык.

— Вы че, точно никак не можете запомнить? — участливо спросил Рваный Лось.

— Не-а. Ну падлы будем!

— Папа сказал, что, если вы, фраера драные, не выучите язык за две недели, он вам кишки на вертел намотает.

— Чей папа? — удивилась учительница. — Его папа?

— Их Папа. Их общий Папа.

— Они разве братья? — поразилась учительница внешнему несходству своих учеников.

— Ага. Братья. Вы, Зинаида Ивановна, пока покурите. А я с ними алфавит выучу.

— Вы?!

— Я.

— Вы знаете французский язык?

— Я? Не-а. Но я знаю, как этих фрае... я хотел сказать учеников, учить. Вы идите. А через полчаса приходите...

— Ну я не знаю... — сказала учительница. — Но если вы настаиваете... Тогда я пока схожу пообедаю...

— Идите, идите, Зинаида Ивановна.

Через полчаса Зинаида Ивановна вернулась и была немало удивлена. Алфавит у нерадивых учеников просто отскакивал от оставшихся целыми зубов.

— Как вы смогли?! Так быстро? И почему... почему у них лица такие?.. Такие опухшие...

— Упали они, Зинаида Ивановна.

— Упали мы, Зинаида Ивановна...

— Как упали?.. Так, может, в больницу... А то вдруг...

— Не надо в больничку, — сказал Рваный Лось. — Им некогда в больничку. Они это, заниматься хотят.

— Ага, ага, — согласно закивали головами ученики. — Не надо больницу. Давайте лучше учиться.

— Ну раз вы так... Раз вы так хорошо усвоили французский алфавит, давайте запомним, как звучит по французски слово «мама».

Ученики с великим вниманием выслушали слово «мама» по-французски и с не меньшим энтузиазмом стали его запоминать...

Нет, все-таки методика Папы — это вам не какая-то там Илона Давыдова. По методике Папы язык выучить можно гораздо быстрее и гораздо лучше. Причем даже если очень этого не хочешь...