— Сколько, сколько? — удивленно переспросил своего старинного приятеля, работавшего в Министерстве внутренних дел, Юрий Антонович, бывший принципиальный коммунист, ныне переквалифицировавшийся в беспринципного бизнесмена.
— Четырнадцать! — повторил тот. — Четырнадцать трупов в поселке Федоровка.
— Кто они были, эти четырнадцать?
— Уголовниками были.
— Все четырнадцать?
— Все четырнадцать.
— И он их один?
— Похоже, что один.
— А ты ничего не путаешь?
— Как же тут спутаешь, когда министр нас по этому поводу чуть не час в хвост и в гриву склонял!
— Ты документы лично сам видел?
— Видел.
— Ну и что?
— То самое! Пять убиты тупыми, тяжелыми предметами, остальные застрелены из двух пистолетов. Один пистолет найден. На нем отпечатки пальцев Иванова. Который еще по двум делам проходит и о котором ты меня спрашивал.
— А мне нельзя на те документы взглянуть? Хоть одним глазком.
— А тебе что, моего слова недостаточно?
— Достаточно. Но хотелось бы лично.
— Лично не получится. Дела Иванова теперь под контроль министра взяты. Так что доступ сильно ограничен.
— А ты посмотреть можешь?
— Я могу.
— Тогда узнай, сколько на нем всего потерпевших висит. Если от самого первого до последнего.
— А это и смотреть не надо. Я так скажу. Пятеро на Агрономической. Один и четверо на Северной. Четырнадцать в поселке Федоровка. И еще, возможно, трое раньше, если судить по пистолету. Впрочем, те трое могут быть не его. Просто и тут и там использовался один пистолет.
— А почему ты считаешь, что это он всех? Один...
— Это не я считаю. Это следователи считают. Исходя из существующей доказательной базы — актов экспертиз, свидетельских показаний, отпечатков пальцев.
— Его пальцы?
— Его. По всем четырем эпизодам. На стенах, на мебели, на пистолетах, на трупах, на напильнике, которым он зубы спиливал...
— Кто он, этот Иванов?
— Рядовой инженер какой-то занюханной лаборатории.
— Я не про это. Кто он на самом деле?
— Не знаю. Судя по биографии — никто. А если по количеству потерпевших и способам их умерщвления — отечественный Джек-Потрошитель.
— И что, никаких зацепок?
— Никаких.
— Совсем никаких?
— Совсем. Кроме разве пистолета.
— Какого пистолета?
— Из которого он шлепал потерпевших на Северной. А до того то ли он, то ли еще кто угробил троих человек несколько лет назад.
— Ну и что с того?
— Только то, что тот пистолет был похищен со складов военной разведки. И еще то, что трое потерпевших, убитых несколько лет назад из того пистолета, тоже служили в военной разведке. В ГРУ.
— Ты хочешь сказать... Ты хочешь сказать, он грушник?
— Я ничего не хочу сказать. Ты спросил — я ответил.
— А следствие что по этому поводу говорит?
— Следствие по данному поводу молчит. Следователям не до прошлых мертвецов. Им свежих трупов хватает.
— А как ты сам думаешь? Если без протокола?
— Если без протокола, то вполне может быть. По гражданским делам такое количество трупов редкость. А по военным — в самый раз. Они привыкли у себя мертвецов взводами и ротами исчислять.
— Тогда спасибо. За информацию. И особенно за личное мнение...
«Неужели он действительно грушник?» — подумал Юрий Антонович, положив трубку.
Если судить по числу трупов. По тому, как он стреляет. И по тому, что думает его старинный эмвэдэвский приятель...
Может, действительно? Ну кто еще, кроме хорошо обученных и натасканных на убийство военных диверсантов, способен уложить четырнадцать человек?
Кто?
Вряд ли кто...
А раз так, то вполне вероятно, что за идейных коммунистов и за покойного Петра Семеновича взялись военные. В связи с чем приходится предположить, что военные что-то узнали о счетах партии. И ввязались в драку за счета партии.
И выходит, что некто Иванов не просто мочит не понравившихся ему граждан, а мочит конкурентов. Таких, как покойный Петр Семенович. И таких, как уголовники. Которые тоже что-то такое про те деньги узнали.
То есть получается, что к швейцарской кассе, где выдают партийное золото, выстраивается целая очередь. Очень длинная очередь. Уменьшающая шансы на удачу каждого в ней стоящего с каждым вновь в нее встающим.
Еще потому уменьшающая, что у каждого в ней стоящего уменьшаются шансы на жизнь. Так как смертность среди них намного опережает средние показатели.
И что следует предпринять ему, Юрию Антоновичу, теперь, когда определился его противник? Когда он наконец узнал, откуда уши этого Иванова растут.
Что ему делать?
Форсировать события, чтобы успеть взять деньги самым первым?
Хорошо бы. Только вряд ли удастся первым. Потому что те, что были до него, тоже хотели быть первыми. А стали — последними. Навсегда последними.
Нет. Протиснуться к кассе вперед очереди не удастся. Тогда надо... Тогда остается... Тогда остается поступить так, как поступает Иванов. То есть начать убирать из очереди конкурентов. До тех пор, пока окошко кассы не станет свободным. Причем начать надо с самого главного конкурента. С того самого Иванова.
Потому что если не начать с Иванова, то Иванов в конце концов доберется до него, Юрия Антоновича. И убьет его точно так же, как всех предыдущих претендентов на золото.
Потому что Юрий Антонович тоже конкурент в борьбе за партийные миллионы.
Из чего следует, что все свои усилия надо сосредоточить на Иванове. Только на Иванове. В первую очередь на Иванове.
Через день Юрий Антонович собрал своих соучаст... простите, сподвижников. И поставил вопрос ребром.
— Дело не в деньгах. Уже не в деньгах. Дело в моей и вашей жизнях. Он считает это золото своим. И, оберегая свои богатства, начал чистку всех, кто что-либо знает о золоте. Я и вы знаем об этом золоте. Значит, рано или поздно он доберется и до нас. И убьет вас и меня.
Юрий Антонович мухлевал. Мухлевал сознательно. Ему нужно было запугать своих сотоварищей, чтобы они приложили максимум усилий для розыска Иванова и тех, кто за ним стоит. Партийные деньги были не самым лучшим стимулом. Собственная жизнь — гораздо лучшим. Во имя спасения своей жизни они землю будут рыть. А ради только денег... Деньги у них и так есть.
— Что это за фрукт такой, Иванов?
— Который, если тебя послушать, страшней атомной бомбы!
— Ладно тебе пугать. Видели мы таких Ивановых... — хмыкнули сотоварищи.
— Таких — не видели, — мрачно сказал Юрий Антонович. И выложил на стол пачки переснятых его эмвэдэвским другом из уголовных дел фотографий.
— Что это? — спросили сотоварищи.
— Это его жертвы. Которые тоже сомневались в его возможностях. Вот эти — по первому эпизоду. Вот эти — по второму. Эти — по третьему. А эти, четырнадцать, по четвертому.
— Сколько, сколько по четвертому?
— Четырнадцать! Четырнадцать трупов хорошо вооруженных уголовников!
— Ты хочешь сказать, он их... один? Хотя они были вооружены.
— Один!
— Брось. Такое только в кино бывает...
— И еще в поселке Федоровка. И на улице Агрономическая. И на улице Северная два раза.
— Может, это не он? Вернее, не один он. Может, ты вообще все это сочиняешь.
Юрий Антонович зачитал выдержки из томов уголовных дел. Про «пальчики», пистолеты и извлеченные из тел пули.
— Ё-моё!
— Кто он? — уже гораздо более серьезно спросили соратники.
— Я предполагаю, что военный разведчик. Вернее, военный диверсант. Который всю жизнь учился убивать. И всю жизнь убивал. Для которого эти четырнадцать — всего лишь отделение.
— Почему ты решил, что он военный?
— Пистолет, из которого Иванов убил нескольких человек, был похищен со спецскладов ГРУ. Причем так похищен как мог похитить только человек, работающий в этой системе.
— И все?
— Нет. Еще почерк убийств. Почерк, да. Почерк был налицо.
— ГРУ — это серьезно, — мрачно сказал один из присутствующих. — Я их знаю. Они вначале мочат, а потом разговаривают. Потому что так привыкли. Привыкли убивать два десятка, прежде чем захватить одного того, который нужен.
— Что ты предлагаешь делать? — спросил другой.
— Строго говоря, у нас есть два выхода. Первый — уйти. Второй — драться.
Уходить от вожделенных миллионов никто не хотел. Драться чужими руками — почему бы и нет.
— Что ты подразумеваешь под дракой?
— Поиск этого Иванова и стоящих за ним людей. И уничтожение этого Иванова. И если их это не остановит — этих людей.
— Это не слишком?
— Не слишком. Или мы их, или они нас. С ними надо говорить на понятном им языке. Языке силы. Ну что? Согласны? Присутствующие молча кивнули.
— Тогда я прошу всех вспомнить свои знакомства в милиции, Безопасности и Министерстве обороны.
— Зачем вспомнить?
— Чтобы вычислить этого Иванова. Или с их помощью организовать на него всероссийскую облаву. Мы должны найти и уничтожить Иванова как главную боевую силу наших конкурентов. Мы должны расчистить себе путь к швейцарским сейфам. Потому что у нас нет другого выхода. Что вы на это скажете?
— У меня есть человечек в Первом Главном управлении ФСБ.
— У меня — в Министерстве обороны.
— У меня...