Краденая магия. Часть 1

Глава 9

в которой мне не помогают ни соблазнительное зрелище, ни каллиграфия, ни злость

— Ничего не получается! — со вздохом проговорил я, расслабляя затекшие пальцы. — Наверное, силы не хватает!

— Сила тут вообще ни при чем, — расстроенно покачала головой Морозова. — До нее дело просто не доходит: нет даже первоначального импульса — как мы его называем, зажигания!

— Ну, тебе виднее, — развел я руками.

— Попробуй снова! — потребовала Надя. — Рано или поздно должно сработать…

Впрочем, той задорной уверенности, с которой утром девушка взялась по просьбе Сергея Казимировича обучать меня магии, в ее голосе, как будто бы, уже и не звучало.

И да, в процессе работы мы и не заметили, как перешли на «ты», из «Надежды Александровны» и «Владимира Леонидовича», сударыни и сударя, волшебным образом превратившись друг для друга просто в Надю и Володю. Увы, пока это оставалось единственным зримым плодом наших усилий — прочее чародейство мне упорно не давалось. Вроде все делал в точности, как велела моя юная наставница (кстати, уточнил — будто бы невзначай: не такая уж и юная, лет ей было как мне, семнадцать — видать, просто мелкая уродилась, все в ману ушло)… Так вот, я послушно выполнял все указания: до боли в висках сосредотачивался на сложенных в замысловатую фигуру пальцах, затем наоборот, расслаблялся, «позволяя сознанию свободно плыть в астрал», добросовестно пытался «заглянуть в собственное сердце и найти там искру» или «представить миг ничем не омраченного блаженства» (ох, лучше Наде не знать, что за картины — с ее непосредственным участием — рисовало при этом мое бойкое воображение)…

Увы, пока что все старания были напрасны: лежащее на столе в центре зеленой гостиной гусиное перо, которое мне надлежало, стоя в пяти шагах, у стены, сдвинуть, не прикасаясь к нему, даже дрогнуть не желало. Впрочем, нет: однажды оно и правда живенько так сорвалось с места и спорхнуло на пол, но быстро выяснилось, что виной тому — заглянувший в комнату сквозняк.

Воспитанница Сергея Казимировича эти мои раз за разом повторявшиеся неудачи переживала, кажется, даже сильнее меня самого. Временами просто жалко ее становилось! Но единственным утешением для девушки, похоже, мог бы послужить мой магический успех — пусть даже крошечный — а его пока и близко не просматривалось.

— Наверное, что-то мы делаем не так, — пробормотала Морозова после очередной моей бесплодной попытки. — Что-то важное…

Девушка сидела в кресле, забравшись в него с ногами — так что ее и без того не слишком длинная юбчонка приоткрывала куда больше, чем, должно быть, требовали приличия, но, погрузившись в мучительные раздумья, Надя, похоже, ничего неуместного за собой не замечала. Не то чтобы мне это зрелище сильно мешало — когда требовалось мысленно «представить миг блаженства», так даже отчасти вдохновляло — но некоторую неловкость, как ни крути, порождало. С другой стороны, ведь и не подскажешь — одерни, мол, подол — только хуже получится…

Отмечу, что на самом мне были полученные утром от Сергея Казимировича узкие темные брюки по местной моде и белая сорочка с просторными рукавами, но ужасно тесными манжетами без какой-либо застежки — с трудом протиснув в них кисти рук, я отнюдь не был уверен, что, когда потребуется, вытащу их назад, не порвав одежды. Обувью же мне верно служили мои собственные, пережившие и ЕГЭ, и похищение, и холопство, и даже пыточный подвал кроссовки — нечто подобное, по заверению Огинского, носили и в этом мире, и князь разрешил их сохранить.

— У тебя внутри словно глухой барьер стоит, — продолжила между тем рассуждать из кресла моя белокурая наставница. — Наверное, это такая защитная реакция организма — проведя всю жизнь в отрыве от Ключа, столкнувшись наконец с ним, ты невольно пытаешься отгородиться, спрятаться. Вроде как малыши с испугу глаза ладошкой прикрывают — и думают, что их никто не заметит. Но правда в том, что сами они при этом действительно никого не видят — несмотря на острое детское зрение. Так и ты… Нам бы только раз этот заслон пробить — и дальше по накатанной пойдет, я уверена! — звонко шлепнула она себя ладошкой по голой коленке. — О дýхи, ну что может быть проще?.. — сведя нужным образом пальцы, Морозова без видимых усилий оторвала «мое» перо от стола и, подвесив в воздухе, принялась крутить волчком.

Все, что мне оставалось — молча наблюдать за этой завораживающей круговертью.

— Должно существовать решение… — покачала тем временем головой девушка. — Если не получается идти от простого, может быть, тогда… ну, не знаю… — не договорив, она остановила вращение пера и воззрилась на него, словно не понимая, что это вообще такое и откуда взялось на ее голову посреди гостиной.

— Может, наоборот, начать с чего-нибудь сложного? — предположил я за нее. — Ну, скажем, с Зеркала?

— Что ты, — скривилась Надя. — Зеркало я и сама не умею ставить, я же говорила.

— А у меня однажды сработало, — напомнил я — хотя едва ли Морозова могла упустить это из виду. — Почему, кстати, тогда твой барьер не пробился?

— Не мой, а твой, — хмыкнула девушка. — А почему не пробился — дýхи его знают! Интуитивная магия — штука малоизученная. Да что там — вообще неизученная. Понятно лишь, что там все совсем иначе работает, а как — поди, догадайся…

— У меня перед глазами маленький красный огонек появился, — непрошено принялся описывать случившееся во дворце Воронцовых я. — И сам собой стал чертить узор…

— В том-то и дело, что сам собой, — вздохнула Надя. — А так — да, типичная внутренняя техника. Иероглифическая надпись. В твоем случае — это должно было быть слово «Кагами» — «Зеркало», — перо в воздухе дернулось и принялось выписывать в воздухе штрихи — правда, не алые, а синие. Полдюжины секунд — и появился рисунок: 鏡.

— А говоришь, не умеешь, — узнал я начертание.

— Это просто картинка, — снова вздохнула Морозова. — Магии в ней ноль. Чтобы сработало, нужно сердцем писáть…

— А при чем тут вообще иероглифы? — спросил я, задумчиво всматриваясь в рисунок.

— Что значит — при чем? — удивилась вопросу девушка. — Я же говорю: внутренняя техника. Так она всегда проявляется.

— Но почему через иероглифы? Мы же не в Китае и не в Японии какой-нибудь, в конце концов! Почему волшебные слова надо писáть этими нерусскими крокозябрами?

— А, вот ты про что, — поняла наконец Надя. — Ну так магия же в Китае зародилась! Так, по крайней мере, считается официально… И еще до появления в Поднебесной письменности — это уже потом хитрые китайцы позаимствовали для немагических текстов готовые универсальные символы. А у нас к моменту знакомства с искусством чародейства уже имелась своя азбука — глаголица. В быту, вне магии, так ею до сих пор и пишем.

— Глаголица? — переспросил я. — Не кириллица?

— А что такое кириллица? — в свою очередь осведомилась Морозова.

— Не важно, проехали, — махнул я рукой.

Так я, получается, что, еще и книги местные читать не смогу — раз тут азбука иная?

Ну да ладно, будем решать проблемы по мере их поступления…

— На Русь, кстати, магия пришла не напрямую из Китая, а транзитом через Японию — поэтому и чтение иероглифов у нас закрепилось японское, а не китайское, — не настаивая на ответе, продолжила рассказывать девушка. — Вот Зеркало — читается «Кагами». Как это будет звучать по-китайски, даже и не знаю. Или взять пресловутую холопскую печать, — смахнув прежний, перо начертило в воздухе новый узор, тоже хорошо мне знакомый: 奴隷. — Читается «Дорей».

— Убери эту дрянь, — поморщился я, непроизвольно хватаясь за лоб.

— Ой, прости, я не подумала, — всплеснула руками Надя, поспешно стирая рисунок.

— Да ничего… — пробормотал я. — Просто неприятные воспоминания.

— Слу-у-ушай! — подорвалась вдруг с кресла Морозова. — А давай попробуем их использовать! Воспоминания эти твои. Ну, для прорыва барьера! Так сказать, от противного… Э, я не слишком многого прошу? — опомнившись, уточнила она. — Понимаю, как это должно тебя ранить, но…

— Да не, — мотнул я головой. — Если нужно для дела — стерплю…

— Отлично! — просияла моя голубоглазая наставница. — Только и творить тогда будешь что-нибудь этакое… Менее изящное, чем левитация. Даже грубое. Но несложное. Например… Ну да, прямой удар подойдет. Боевая техника. Просто и эффективно.

— Удар? И кого будем бить? — демонстративно сжав кулаки, уточнил я.

— Не кого, а куда — все туда же, — кивнула девушка на так и висевшее в воздухе перо. Не особо задумываясь, я шагнул к намеченной мне цели. — Эй, вернись-ка назад! — тут же, впрочем, остановила меня Морозова. — Ты что, рукой собрался бить?

Я машинально кивнул:

— Ну не ногой же! Высоко! Я, конечно, дома пару лет ходил на каратэ, но без разминки на такой высоте с ноги не пробью.

— Варвар, — усмехнулась Надя. — Когда я сказала «что-то грубое» — не имела в виду, что настолько! Бить будешь, как положено — на расстоянии, магией!

— А… — протянул я. — Понятно… Я подумал, ты меня горячкой боя хочешь раззадорить, — буркнул в свое оправдание.

— Тоже, кстати, мысль, — кивнула девушка — то ли просто чтобы лишний раз не подчеркивать мою тупость, то ли и правда одобрив озвученную идею. Но пока попробуем менее экстремальный вариант. Встань, где стоял!

Я сделал, как мне было велено.

— Сложи пальцы правой руки вот так, — продемонстрировала мне Морозова самый натуральный кукиш.

Не сдержав мимолетной улыбки, я повторил ее жест.

— Есть, кстати, расхожая поговорка — держать фигу в кармане, — проговорила моя хрупкая наставница. — Означает: готовить удар, не показывая, исподтишка. Ну, реально: пальцы в технику сложены, а рука — в кармане, и никто этого не видит.

— Не поверишь, но у нас так тоже говорят, — заметил я. — Только…

— Наверное, из тех времен идет, когда Ключ еще бил, — предположила, перебив меня, Надя. — Ладно, не отвлекаемся! Для простоты вытяни руку вперед и нацелься большим пальцем на перо. Это не обязательно, но так легче настроиться. Я изображу символ холопской печати, а ты бей. Ну, вообрази удар. Как перо сминается и летит на пол, а иероглиф гаснет. Попробуй разозлиться — и бей, что есть силы!

— Хорошо, — кивнул я.

— Готов?

Я снова кивнул.

— Тогда начали!

Перо в воздухе принялось чертить синие штрихи: ломаная линия, пересекающая ее загогулина, перекладинка, еще одна загогулина, рядом… Разозлиться, значит? Ну, это дело не хитрое! Стоит припомнить, как жгло лоб уродливое клеймо. И как подобное же горело на лице незнакомой мне русоволосой девчонки, может быть, как и я, похищенной из нашего мира жадным торгашом, а может, и правда местной — чухонки, как называл ее Ефрем. Вот это самое клеймо, которое сейчас рисует равнодушное перо! А что, если, оказавшись дописан, иероглиф пропечатается на мне? Или на Наде? Нет, не бывать такому!..

— Да не дергай ты рукой! — донесся до моего слуха сердитый голос наставницы. — Сбиваешься с настроя! Ты словно пытаешься физически дотянуться до цели — не надо так! Не рукой бей — сердцем! Ну, я не знаю, как еще объяснить!

В воздухе сиял синий иероглиф. Рядом спокойно висело закончившее рисунок перо. И не думавшее никак реагировать на мои судорожные потуги.

Сердцем, значит?.. Ну и как это? Все, что я сумел — вообразил огненный луч, вырывающийся из моей груди, устремляющийся к проклятому перу и сжигающий его в прах. На миг мне даже почудилось, что где-то возле сердца у меня и в самом деле разгорается жар, но чувство это тут же пропало — я и обнадежиться толком не успел.

Перу же по-прежнему — хоть бы хны.

Несмотря на очередную неудачу, я бы, наверное, попытался снова — еще и еще раз, но в этот момент где-то внизу, на первом этаже, явственно хлопнула дверь.

— О, дýхи, Сергей Казимирович вернулся! — ахнула Надя. — А мы здесь так ничего и не добились!

Иероглиф из воздуха исчез, перо стремительно спикировало на стол.

— Отрицательный результат — тоже результат, — попытался как-то ободрить девушку я.

— Всегда бесила эта дурацкая фразочка, — яростно передернула плечами Морозова. — Твой отрицательный результат — наверняка чья-то победа, да. Но не твоя…

— Ну что, друзья мои, как успехи? — на пороге гостиной и в самом деле появился Огинский. Был он сегодня не в мундире — в темно-сером штатском костюме, при галстуке. Раве что трость никуда не делась — ее князь привычно нес в левой руке, в правой же держал высокую шляпу-цилиндр.

— Так себе, — решил принять первый удар на себя я. — А если по-честному — то пока никак.

— Ну, лиха беда начало, — ничуть не удивившись такому ответу, спокойно заметил Сергей Казимирович.

— Но мы почти нащупали нужный подход! — заявила зачем-то Надя. — Еще бы немного и…

— Завтра продолжите, — кивнул ей Огинский. — А пока, Владимир Леонидович, будьте так любезны, зайдите ко мне в кабинет.

— Конечно, господин полковник, — поспешил склонить голову я.

— А вы, сударыня, не сочтите за труд, распорядитесь об ужине, — попросил князь Морозову. — Мы с Владимиром Леонидовичем освободимся примерно через полчаса — пусть к этому времени будет уже накрыто.

— Хорошо, Сергей Казимирович, — изобразила некий скомканный недореверанс девушка.

Князь сделал мне знак следовать за собой и направился к двери в противоположном конце гостиной. Обменявшись напоследок взглядом с Надей, но не прочтя в ее серо-голубых глазах никакого напутствия, поспешил туда же и я.