Глава 15

в которой я сталкиваюсь со старым знакомым


— Это я во всем виновата! — едва сдерживая слезы — вот уж от кого такого не ожидал — проговорила Морозова. — Если бы я не прогнала тебя с лестницы…

— Ты была права, — покачал я головой. — Ты же не знала, что в гостиной провалился пол! А тратить в бою ману еще и на меня… — я развел руками.

— Когда подоспел Сергей Казимирович с жандармами, у меня еще под триста мерлинов оставалось! Я должна была … Обязана была понимать, что пробой заметят и помощь вот-вот придет! Но запаниковала — и получите результат!

— Любой бы на твоем месте запаниковал, — не нашел сказать ничего лучше я.

— Вот только я — не любой! — взорвалась Надя. — Сергей Казимирович на меня полагался… А я его подвела! И ничего уже не исправить… — и тут каблучок ее туфли угодил в трещину. Ступени лестницы, ставшей этой ночью ареной сражения, были сплошь ими испещрены, так что, поднимаясь, я внимательно смотрел под ноги, а вот девушка, пребывая в расстроенных чувствах, такой ерундой не озаботилась — вот и оступилась. И упала бы, не подхвати я ее под локоть.

— Осторожнее! — вырвалось у меня.

— Спасибо… — Морозова потянула было руку, чтобы высвободиться, но, когда я уже готов был ее отпустить — будто бы передумала и, наоборот, уже осознанно оперлась на мое предплечье.

Давно бы так: на ногах девушка еле держалась. Жандармский лекарь, осматривавший Надю внизу, в столовой, строго рекомендовал ей незамедлительно отправляться в постель. А был это у него отнюдь не универсальный совет: так, мельком глянув на меня, доктор лишь небрежно отмахнулся: «Ерунда, сударь, до свадьбы заживет!»

Не знаю, в какие сроки ему виделась моя женитьба, но, едва схлынул адреналин отгремевшей битвы, почувствовал я себя словно через мясорубку пропущенным. Ну, ерунда так ерунда, врачу виднее.

Воспользовавшись тем, что меня признали здоровым, я вызвался сопроводить девушку наверх — а то лекарь уже собирался поручить ее заботам одного из наводнивших особняк жандармов. Но и мое предложение его вполне устроило. На этом доктор откланялся, одарив Морозову на прощанье собственной форменной епанчей — длиннополой накидкой с прорезями для рук, напоминавшей армейскую плащ-палатку. Пришлась та весьма кстати: многострадальная Надина «пижама» в сватке с духами была изодрана разве что не в клочья, а под ней у девушки, как я и подозревал… Ну, вы поняли. Я уже даже подумывал содрать со стола цветастую скатерть и завернуть спутницу в нее, но жандармский Пилюлькин придумал лучше.

Епанча, правда, оказалась мокрой от дождя, но только сверху, внутри — сухая, я проверил.

Добряка-доктора мы, однако, в некотором смысле обманули: поднявшись по лестнице, свернули не к нашим спальням, а в противоположное крыло, где лежал умирающий Огинский.

— Не могу поверить… — снова заговорила Морозова, когда, последовательно миновав то, что осталось от зеленой гостиной, почти не пострадавшую библиотеку и лишившийся письменного стола кабинет князя, мы оба невольно замедлили шаг перед той самой дверцей, к которой, убегая от рогатых чудовищ, я так и не нашел ключей — именно за ней, как выяснилось, располагались личные покои хозяина дома. — Стольких спас, а себя уберечь не сумел! Да и пробой был уже, почитай, ликвидирован! Откуда только этот проклятый минотавроид взялся?!

— Если платина для духов смертельна, почему нельзя сделать из нее защитные доспехи? — в свою очередь озвучил я давно вертевшуюся у меня в голове мысль. — Или слишком дорого?

— Не для всех духов она губительна, только для некоторых, — покачала головой Надя. — И у Сергея Казимировича была платиновая кольчуга, — продолжила моя спутница. — Только нынче он отдал ее какому-то стажеру, для которого это был первый дозор в карьере. Мне лекарь рассказал, пока отвлекал разговорами… А тому парню это все равно не помогло, — чуть помолчав, едва слышно добавила девушка. — Его цербероид спалил. Вместе с кольчугой…

Между тем, продолжать топтаться на пороге было глупо, и мы наконец вошли в спальню Огинского.

Кровать князя обступало не менее полутора десятков человек — судя по всему, его сослуживцев по IIIОтделению. Кто в епанче, вроде Надиной, кто в синем мундире. Эполеты на плечах, правда, сверкали золотом лишь у одного из них, прочие носили простенькие погоны — должно быть, это были нижние чины. При нашем с Морозовой появлении собравшиеся молча расступились, пропуская нас к ложу умирающего.

Сергей Казимирович лежал на спине, по самую шею укрытый клетчатым шерстяным пледом. Был он бледен. Усы полковника, обычно задорно торчавшие часовыми стрелками, теперь поникли, словно увядшая трава. Веки князя были опущены, но при нашем приближении глаза Огинский тут же открыл. Вяло улыбнулся Наде, затем перевел взгляд на меня.

— Ну, вот, Владимир Леонидович, — прошептали его губы. — Так и не успели мы с вами сыскать тропинку в мир-донор…

— Бредят-с… — участливо пробормотал за моей спиной кто-то из жандармов.

— Сам ты бредишь, Тимоха, — тут же шикнул на него другой. — Это господин полковник в философическом контексте!

— Вы… умираете? — задал я тем временем, наверное, самый идиотский вопрос из возможных.

— Умираю, — спокойно подтвердил князь.

— Но… Неужели ничего нельзя сделать?! У вас же тут магия и все такое…

— Она-то меня сейчас и убивает, — заявил Сергей Казимирович. — Магия и все такое… Я говорил вам, сударь: обычные раны легко исцелить, а вот нанесенные при ее помощи… — плед колыхнулся, будто бы Огинский попытался развести под ним руками.

— Но должен же быть какой-то способ… — потеряно покачал головой я.

— Может быть, именно вы, Владимир Леонидович, когда-нибудь его и изобретете, — выдохнул полковник. — Я же, как могу, помогу вам напоследок… О, а вот и вы, господин поверенный! — перевел вдруг князь взор куда-то мне за спину. Голос его при этом будто бы зазвучал чуть тверже — и точно суше.

Я обернулся, и чуть в осадок не выпал: через толпу жандармов к нам пробирался не кто иной, как козлобородый Антон Игнатьич, тот самый, из пыточного подвала, один из приспешников графа Воронцова. Синие мундиры пропускали его куда менее охотно, нежели до того нас с Надей, но протиснуться к кровати все же позволили.

— Что вы здесь делаете? — процедил я, невольно подбираясь и сжимая кулаки.

— Поверьте, сударь, сам задаю себе сей вопрос, — хмыкнул вновьприбывший. — И не могу не заметить, господин полковник, — обратился он уже к князю. — Как вам, без сомнения, известно, я вовсе не ваш поверенный!

— Сие ненадолго, — скривился Огинский. — Я как раз желаю назначить вас своим душеприказчиком.

— В самом деле? — вроде бы удивился Антон Игнатьич — фиг его знает, насколько искренне. — С чего бы вдруг такая честь?

— Вы человек весьма неглупый, — заметил Сергей Казимирович. — Сами догадаетесь.

— Единственная разумная версия: дабы сим исключить мою персону из числа тех, кого привлекут для оспаривания вашего завещания, — принял комплимент как должное козлобородый.

— Браво, — слегка кивнул умирающий. — Я знал, что в вас не ошибся: все именно так и есть.

— Что ж… Не стану отрицать: весьма лестно, что вы считаете меня столь опасным противником, господин полковник, — расплылся в холодной улыбке Антон Игнатьич. — Но что, позвольте поинтересоваться, заставляет вас думать, будто я соглашусь? Вот уже пять лет, как я защищаю интересы графа Воронцова, и что-то мне подсказывает, что именно Анатолия Глебовича вы и видите наиболее вероятным оппонентом своей последней воле… — хитро прищурился он на князя.

— Хотите сказать, что не продаетесь, господин законник? — поморщился тот.

— С какой стати? — невозмутимо развел руками козлобородый. — Я из мастеровых, мне сие не зазорно. Но дешево не продаюсь — таки да. А граф Анатолий — патрон щедрый…

— Примете мое предложение — разом получите вдвое против того, что вытягивали из Воронцова за год, — пообещал Огинский.

— Даже так? — брови Антона Игнатьича взметнулись «домиком» — вот теперь его изумление точно было неподдельным. — Гм, мне уже по-настоящему любопытно, что же такого написано в вашем завещании, господин полковник!

— Дайте свое согласие — и документ будет вам представлен безотлагательно.

— А вы искуситель… — усмехнулся законник и, будто бы в задумчивости, принялся теребить свою идиотскую бороденку. — Давайте так, господин полковник: вы еще удваиваете мой гонорар — и я согласен! — выдал затем он.

— Сумма вознаграждения душеприказчика прописана в завещании, а там что-то менять уже поздно, — ответив усмешкой же, не согласился Сергей Казимирович. — «В здравом уме и твердой памяти» — это обычно не про смертельно раненого духами. Зачем городить лишний повод для оспаривания духовной?

— Сие верно, — кивнул Антон Игнатьич. — Но так ведь и правомерность моего привлечения к делу можно будет под сомнение поставить? Вдруг вы сие учинили в предсмертном бреду? Уверен, кстати: зная историю наших с вами добрых отношений, многие именно так и подумают!

— Посему ваше имя также прямо указано в завещании, — бросил Огинский. — Но на случай вашего отказа, — продолжил он, не дав козлобородому вставить слово — а тот явно порывался, — там прописан и другой человек, запасной кандидат. Так что обернуть сие против меня не удастся — ни вам, никому.

— Предусмотрительно, — уважительно заметил законник. — Весьма предусмотрительно — и только еще больше разжигает мое любопытство… А знаете, господин полковник… Я согласен! — выпалил он, выдержав театральную паузу. — В первую очередь — из профессионального интереса!

— Договорились, — буркнул Сергей Казимирович — завершавшаяся беседа явно была ему в тягость. — Отныне вы мой поверенный, свидетелями чему — присутствующие здесь господа и сам Ключ! Возьмите конверт, — показал он глазами на тумбу у изголовья кровати. — Сие моя духовная.

Просить Антона Игнатьича дважды не потребовалось — почти оттолкнув подвернувшегося на пути жандарма, законник метнулся за документом. Жадно схватил конверт, выдернул из него мелко исписанный листок, углубился в чтение.

Огинский же лишь устало прикрыл глаза.

Однако спокойно лежать козлобородый ему не дал — пробежав завещание глазами, Антон Игнатьич заговорил снова, обращаясь к князю, но косясь при этом почему-то на меня:

— Да уж, господин полковник, чего-то подобного, наверное, и следовало от вас ждать. Но вы же понимаете, что Государь сие не утвердит?

— Посему мне и были потребны вы, сударь, — обронил князь. — Представьте дело так, чтобы утвердил. Не мне вас учить, как сие сделать.

— Анатолий Глебович станет рвать и метать, — покачал головой законник — будто бы даже в сладком предвкушении.

— Вольнó ему…

— Сразу вопрос, — уже деловым тоном проговорил Антон Игнатьич. — Господа, что подписались под завещанием в качестве свидетелей — сплошь сотрудники III Отделения, то есть ваши непосредственные подчиненные?

— Сплошь офицеры и потомственные дворяне, — твердо уточнил Сергей Казимирович. — Сударь мой, вы ничего не перепутали? Вам надлежит защищать духовную, а не оспаривать оную — по форме или по содержанию! — уже не скрывая своего раздражения, добавил он.

— Я всего лишь уточняю факты, — пожал плечами козлобородый. — Поверьте, наши оппоненты, кто бы то ни был, тоже мимо них не пройдут.

— Хорошо, — не стал продолжать спор князь. — Но если у вас нет вопросов, ответить на кои не сможет никто, кроме меня лично, более вас не задерживаю.

— Таковых, пожалуй, нет, — задумавшись на секунду, ответил законник. — Что ж… Тогда прощайте, господин полковник!

— Ступайте — и сделайте свою работу, господин поверенный, — бросил князь. — Господа, вас тоже прошу удалиться, — обратился он к прочим собравшимся — уже несколько мягче. — Кроме вас, Надежда Александровна, — на лицо Сергея Казимировича на миг и вовсе вернулась улыбка. — Вас я попрошу остаться. Или вы думали, что я уйду в Пустоту, не дав вам последнего напутствия?

Вся толпа, как по команде, отхлынула от постели Огинского. Морозова же, решительно забрав у меня свою руку, напротив, шагнула вперед.

Помедлив лишь миг, я покинул покои умирающего вслед за жандармами и новоиспеченным поверенным князя.


Загрузка...