в которой вода так и не превращается в вино
По московским меркам невысокий — в два этажа — особняк князя Огинского стоял в тихом тенистом переулке. В отличие от главных улиц города, здания здесь не лепились одно к другому, а прятались в зеленых садиках за коваными оградами с изящными, увенчанными острыми пиками фигурными балясинами. Ни малейшей преграды любопытному взгляду они составить не могли, но за них эту миссию с успехом исполняли ряды густых кустов и шеренги раскидистых деревьев, неизменно высаженные сразу за забором.
Вкатившись в неширокие ажурные воротца, «манамобиль» подвез нас к скромному, без особых архитектурных излишеств крылечку, где благополучно и остановился.
— Ну-с, приехали, господин крамольник, — с усмешкой бросил мне Сергей Казимирович, молодцевато выпрыгивая из коляски.
— Я ничего такого не имел в виду! — в очередной раз принялся оправдываться я.
— Как говаривают у нас в Москве, III Отделение разберется! — хохотнул жандарм.
Очевидно, стоит пояснить, что послужило полковнику поводом для этой отнюдь не изысканной, на мой вкус, остроты, доля невинной шутки в которой могла на поверку оказаться не столь уж и велика.
Дело было так. Проезжая по московским улицам, Сергей Казимирович, видать, со скуки, решил устроить мне нечто наподобие обзорной экскурсии, указывая то на одно, то на другое проплывавшее мимо строение с комментариями, вроде: «Сие дом князя Голицына, сие графа Шереметева городской дворец, за оным графа Ростопчина зимняя резиденция, а далее весь квартал роду Трубецких принадлежит, в верхней части — старшей ветви, в той, что к реке спускается — младшей…» Голицыны, Шереметевы, Трубецкие… А еще всевозможные Меньшиковы, Толстые, Долгоруковы, Волконские — сплошь фамилии, ярко проявившиесяи в нашей истории — я же как раз только что ЕГЭ сдал, еще не выветрилось из головы…
Много знания — много печали. В общем, брякнул я сдуру — просто чтобы разговор поддержать:
— Дайте угадаю. А правит страной царь из династии Романовых! Верно?
Тут полковник разом изменился в лице и аж поперхнулся.
— Окститесь, сударь, — качая головой, выговорил он спустя не менее минуты, не без труда откашлявшись. — Государь наш, Борис VIII — из венценосной фамилии Годуновых, от Римского кесаря Августа и Сотрясателя Вселенной кагана Чингиза род свой ведущей! Нынешний московский наместник, Светлейший князь Всеволод Романов, с Его Императорским Величеством, конечно, в некотором родстве состоит — но тем в большей степени ваши слова являются крамолой! Нашими, III Отделения, клиентами и за куда меньшее становятся!
— Ну, я же это… — сконфуженно забормотал я. — Просто аналогию со своим миром провел…
— Так, погодите языком трепать… — Огинский проделал левой рукой замысловатый жест, и из-за спинки нашего сиденья выдвинулся, растягиваясь, серый полотняный тент — как у кабриолета. Укрыл он нас только сверху, не сомкнувшись с кузовом коляски ни спереди, ни по бокам, но все звуки улицы разом оказались начисто отрезаны — словно невидимой, но непроницаемой стеной.
— Терпеть не могу так ездить, но что делать, — проворчал Сергей Казимирович, опуская руку. — Так у вас там нынче что, Романовы на троне Империи Российской? — воззрился он на меня.
— Нет, — замотал головой я. — У нас там вообще эта… Демократия! Республика! Российская Федерация называется!
— Час от часу не легче, — нахмурился жандарм. — Хотя, по-своему, наверное, и объяснимо, — задумчиво проговорил он после небольшой паузы. — Отсутствие в мире магии — катастрофический уравнитель. Разница между природным нулем-простолюдином и одаренным-аристократом, даже и самим Императором — враз нивелируется… Не понял только, в чем аналогия с царствующим домом, ежели у вас всем чернь заправляет?
— Прежде, до республики, были цари, — сочтя за благо пропустить мимо ушей нелестный термин, коим князь охарактеризовал народ, принялся объяснять я. — Последнего звали Николай II. Из династии как раз Романовых. Только его свергли. Давно уже, в прошлом веке.
— Только в прошлом веке? — переспросил князь. — По моим прикидкам — весьма грубым, конечно — силы Ключа вы должны были лишиться лет этак четыреста назад… Хотя, конечно, остается только гадать, как мир отреагирует на уход магии — могло ведь и течение времени ускориться… А как так вышло, что (страшновато даже такое вслух произнести!) Романовы у вас сменили на престоле Годуновых? — осведомился он.
— Там все сложно было, — проговорил я, старательно припоминая прочитанное при подготовке экзамену. — Как раз около четырехсот лет назад случилось так называемое Смутное время. Перед этим правил царь Иван Грозный, но он умер, и сын его, Федор, умер. И на царство избрали боярина Бориса Годунова. Но и тот умер — вроде как отравили его, а наследника его уже открыто убили другие бояре, посадив на трон самозванца — Лжедмитрия. Потом и этого убили, царем же стал, если ничего не путаю, Василий Шуйский…
— Шуйский? — быстро переспросил Сергей Казимирович, будто бы делая себе мысленную пометку.
— Кажется, да… — в этой круговерти царских династий я, признаться, и на ЕГЭ слегка запутался, из-за чего и недобрал баллов. Теперь-то последнее не важно, конечно, а тогда переживал — жуть! — Но его свергли поляки…
— Поляки? — вздернул брови жандарм.
— Или шведы… Нет, точно поляки! Они засели в Московском кремле, откуда их потом выперло народное ополчение во главе с Мининым и Пожарским…
— Так, — кивнул Огинский. — Народное ополчение, понятно. Воюющая чернь, как в Африке. Значит, Ключа уже нет. Все сходится. Но вы говорили про царей-Романовых? Эти-то когда успели вознестись?
— Вот после изгнания из Москвы поляков Земский Собор и избрал на царство Михаила Романова, — в этом периоде истории я уже неплохо ориентировался. — С тех пор потомки его и правили. Аж три века с гаком, пока революция не случилась…
— Невероятно, — дослушав, покачал головой князь. — Просто невероятно… — что именно в моем рассказе так его потрясло, я не понял, и предпочел заметить:
— Ну, так нас учит история…
— Так вас учат истории, — поморщившись, перефразировал полковник. — И держу пари, о самом главном при этом умалчивают — умышленно ли, или уже по собственному невежеству… Ну да ладно, — кивнул он каким-то своим мыслям. — Сие дела вашего мира. А в нашем… Я-то ладно, но глядите, не сказаните тут еще при ком, что Романовы, мол, на императорский трон зарятся!
— Так я ж ничего подобного и не говорил! — взвился я.
— А услышат именно так. Сие крамола почище покушения на наследника Воронцовых выйдет! Светлейший князь Всеволод вас за такое первым прикажет в застенок кинуть, дабы малейшие подозрения в измене от себя отвести! Да и меня с вами заодно — просто на всякий случай…
— Так я ж не…
— Вот и не надо! Сперва думайте, потом говорите. А не спрашивают — так и вовсе лучше помалкивайте! Как гласит поговорка, через раскрытый рот мана уходит!.. Кстати, заболтались — а ведь подъезжаем, — заметил Сергей Казимирович, сбавив тон. — Вон из-за ясеневых крон флюгер виднеется — сие уже моего домишки крыша…
И в самом деле, не прошло и полуминуты, как наша поездка завершилась возле уже упомянутого мной выше крыльца.
Дворцу Воронцовых особняк Сергея Казимировича богатством убранства значительно уступал — не говоря уже о размерах. Войдя, мы очутились в сравнительно простецкой передней, не то чтобы тесной, но и не поражавшей воображение размахом. Пол — кафельная плитка с незамысловатым рисунком, стены сплошь окрашены одним цветом, голубым — приятным глазу, но никакой тебе декоративной росписи, за которую цеплялся бы взгляд. Из мебели — два массивных окованных железом сундука по углам, пустующая медная вешалка в три рожка да высокое зеркало в широкой деревянной раме, в которое я не преминул искоса заглянуть — сам не знаю зачем, разве что лишний раз убедиться, что на лбу не проступило клеймо. Убедился.
Окон здесь не имелось, но темно не было — свет падал с ведущей вверх широкой каменной лестницы, по ступеням которой и взбежал князь.
— Надежда Александровна! — воззвал он при этом, задрав голову. — У нас гость!
— Я здесь, Сергей Казимирович, — ответ пришел вовсе не со второго этажа, а в буквальном смысле из зазеркалья — на миг мне даже показалось, что с Огинским заговорило, ожив, мое собственное отражение. Ну, мало ли, магия и все такое… Почему только таким высоким голоском?
В следующую секунду загадка разрешилась: зеркало, как оказалось, скрывавшее за собой дверцу — потайную, не потайную, но малозаметную — резко отошло в сторону, и из открывшегося проема в прихожую вынырнула худенькая белокурая девчушка лет пятнадцати-шестнадцати в цветастом клеенчатом переднике поверх короткого, не прикрывавшего острых коленок летнего платьица. В руке Надежда Александровна, как, очевидно, ее звали, держала высокий хрустальный бокал, до краев наполненный чем-то темно-красным.
— Ой! — должно быть, не ожидая наткнуться на гостя, о котором предупредил князь, прям вот так сразу за дверью, девушка смутилась и резко замерла, не завершив шага.
А вот ноша ее к столь внезапному маневру, как видно, оказалась не готова, и рубиновая жидкость из дрогнувшего бокала щедро плеснула прямиком на рукав пожалованной мне полковником куртки.
— Ох! — пуще прежнего стушевалась Надежда, мило заливаясь румянцем. — Простите, сударь! Сейчас, сейчас я все исправлю!
Пальцы ее левой, свободной руки сложились в щепоть, шевельнулись, будто рассыпая невидимую соль, и прежде, чем я опомнился, никаких следов случившегося конфуза на моем рукаве не было.
— Готово, — по-прежнему виноватым тоном проговорила девушка. — Еще раз прошу прощения за мою неловкость, сударь…
— Вот вы где, сударыня, — не дав мне времени на достойный ответ, с лестницы к нам вернулся Огинский. — А почему в фартуке? Решили все бросить и податься в кухарки?
— Я с жидкостями экспериментировала, — чуть потупив взор, ответила Надежда исподлобья. — Ходят слухи, что на вступительном экзамене в этом году будет превращение воды в вино…
— Чепуха, — скривился Сергей Казимирович. — Магией воду в вино не обратить. Сие старая шутка, коей доверчивых недорослей еще в пору моей юности донимали!
— Но у меня почти получилось! — упрямо подняла на князя серо-голубые глаза девушка, захлопав при этом длинными густыми ресницами. — Вот, сами взгляните! — протянула она ему остатки напитка.
Вздохнув с видом человека, вынужденного заниматься абсолютно бессмысленным делом, Огинский взял бокал за ножку, поднеся к лицу и качнув, понюхал содержимое, затем, снова вздохнув, пригубил. Замер, будто бы прислушиваясь к своим ощущениям…
— Ну? — требовательно поинтересовалась Надежда.
— Скверно сваренный вишневый компот, — пожал плечами полковник. — Нет, если позволить ему хорошенько прокиснуть, добавить дрожжей, сахара и дать перебродить — что-нибудь, возможно, и получится. Но к магии сие будет уже иметь лишь самое стороннее касательство.
— Мне просто времени не хватило, — насупившись, буркнула девушка. — Еще бы чуть-чуть…
— Хорошо, но продолжите все же в другой раз, — прекратил спор Сергей Казимирович. — А сейчас позвольте, наконец, представить нашего гостя. Владимир Леонидович Зотов. Нет, графу Зотову не родственник, — пояснил он, хотя никаких вопросов на этот счет у его собеседницы, кажется, и не возникало. — Наоборот, своего рода беглый холоп, записной крамольник, по которому горючими слезами плачет III Отделение, да еще и личный враг графского дома Воронцовых. Словом, полный флэш-рояль — все, как мы любим, — губы князя сложились в лукавую улыбку. — Сударь, — тут же обратился он уже ко мне, — познакомьтесь с моей воспитанницей. Надежда Александровна Морозова, дочь моего покойного друга, действительного статского советника Александра Юрьевича Морозова. Как вы уже изволили убедиться, особа доверчивая, но одновременно с тем — отъявленная нигилистка, не признающая никаких авторитетов. И поверьте: девицы талантливее в губернии не сыскать. Да что там в губернии — во всей Империи. Не сильно удивлюсь, ежели однажды она и в самом деле сумеет превратить воду в вино одной лишь магией. Но, конечно, не нынче — лет этак через двадцать-тридцать упорной практики!
Не слишком хорошо понимая, как следует себя вести в подобных ситуациях, я поспешил согнуться в поклоне — и, вроде бы, угадал. В ответ моя новая знакомая, обеими руками расправив юбчонку — благо бокал с пресловутым компотом так и остался у полковника — опустила очи долу и плавно присела в реверансе. При этом, кажется, снова покраснев.
— В общем, уверен, вы споетесь, — весело заключил между тем Огинский. — А теперь к делу, — в полковнике, как это уже не раз бывало за недолгое время нашего знакомства, словно рубильник переключился — и тон, и даже весь его облик в миг переменились. — Друзья мои, давайте-ка поднимемся в зеленую гостиную и там, в тиши и комфорте, замерим… Попробуем замерить у Владимира Леонидовича уровень маны.
— Попробуем? — уже двинувшись было к лестнице, обернулась к князю воспитанница. — Сергей Казимирович, да вы о превращении воды в вино увереннее говорите. Что там пробовать-то: бери и качай, пока качается…
— Видите ли, сударыня, — с расстановкой проговорил полковник. — Последний маг, покусившийся на ману нашего гостя — а был сие не кто иной, как молодой граф Воронцов — обратился кучкой черного пепла, не успев и миллимерлина забрать.
— В самом деле? — перевела на меня удивленный взгляд Надежда.
В ответ я лишь развел руками — не хотел, мол, так уж вышло.
— О-бал-деть! — восторженно выговорила девушка. — О духи, я тоже так хочу! Не в смысле кучкой просыпаться, — по-быстрому поправилась она, — а испепелять всяких… ну, разных. Научите меня, сударь?