Кража

ГЛАВА 10

Вечер выдался тихий, не по-осеннему теплый. Из массивных стеклянных дверей кинотеатра медленно выливался людской поток — только что закончился очередной сеанс.

Машина подкатила к знакомому дому. Метрах в десяти от подъезда, прислонившись к стене, стоял пьяный с сеткой-авоськой в руках, в которой лежал разбитый арбуз.

— Соединись с дежурным, пусть подберут, — сказал Солдатов шоферу и быстро взбежал по лестнице. На его звонок дверь сразу же открылась.

— Это вы? — спросил Боровик спокойно, не удивившись, будто ожидал Солдатова. — Проходите.

В квартире было уже прибрано. Фарфоровый турок все так же безучастно смотрел прямо перед собой светящимися глазами. Из кухни доносился аппетитный запах яичницы и разогретого кофе.

— Что-нибудь случилось? — Боровик взял из рук Солдатова плащ.

— Да нет… вроде ничего.

Они прошли в комнату и уселись друг против друга за низким журнальным столиком.

— Поужинаете со мной? Правда, кроме яичницы и сыра, угостить ничем не смогу. Кофе или чай?

— Лучше чай.

От остального Солдатов отказался и тут же пожалел: он с удовольствием съел бы бутерброд.

— Покрепче?

— Пожалуйста, покрепче. — И, помогая освободить место для чашек, отодвинул в сторону пепельницу и газеты. — Вы меня не ругаете за позднее вторжение?

— Да нет. Как-то уж повелось, что раньше двенадцати не ложимся. То одно, то другое. — Боровик посмотрел на Солдатова и опустил голову. Солдатов заметил, что лоб его собеседника покрылся мелкой испариной: то ли от горячего кофе, то ли от волнения.

— Мне бы хотелось вернуться к разговору о ключах вашей жены. Эта деталь приобрела некоторое значение… Вот я и решил не дожидаться утра.

Боровик нахмурился, встал и, отодвинув стекло полированной стенки, вытащил конверт с типографской надписью «Союзхимэкспорт».

— Я понимаю, что вас заставило приехать ко мне. Еще в милиции я почувствовал вашу неудовлетворенность некоторыми моими ответами.

— Было такое дело.

— Я расскажу то, о чем не договорил в вашем кабинете. Там у меня для этого не хватило сил. — Боровик снова сел за столик. — Ключи жены никакого отношения к краже не имеют. Тем не менее сказать надо. В общем, ушла от меня жена. Неудобно об этом говорить, но недомолвки только во вред делу пойдут. И вас отвлекут… Хотите взглянуть на нее? — оживился Боровик и раскрыл конверт.

Солдатов взял отлично сделанный снимок. Молодая стройная женщина стояла, чуть опершись на теннисную ракетку. Она доверчиво улыбалась, на солнце блестели ее длинные вьющиеся волосы.

— Здесь ей двадцать шесть лет, — пояснил Боровик. — Тогда она еще работала на комбинате. Чертежницей. А вот этот, — он достал еще один снимок, — я сделал спустя два года после свадьбы. Кира закончила вечернее отделение института и работала в лаборатории.

Это была уже другая женщина. Сфотографированная у решетчатого парапета городской набережной, она стояла непринужденно, ее слегка пополневшее лицо было холодно и самодовольно.

Боровик вытряхнул из конверта остальные снимки.

— Это на даче у Щеглова. Вы знаете его? Он работал директором центральной гостиницы… А это нас пригласили на маленький пикник… Принести еще чаю? Да! У меня же есть коробка отличного печенья! — Боровик быстро поднялся и вышел на кухню.

— Мы прожили вместе шесть лет, — продолжал Боровик. — Это были хорошие годы. Я старше ее на восемь лет и знаю жизнь. Она была отличной женой. Но я перестарался. Работал как вол, чтобы не отказывать ей ни в чем, постепенно привык к ее капризам. В общем-то я благодарен судьбе, что она связала меня с Кирой хотя бы на эти несколько лет. Я даже пошел учиться в текстильный институт — для большей интеллектуальной совместимости. — Он простодушно улыбнулся. — Но удар получил не с этой стороны. На выпускные экзамены из Москвы приехал один доцент. Как-то нас пригласили на банкет. Был там и он. Кривить душой не стану — доцент оказался бесспорным чемпионом застолья. Остроумные фразы, красивые тосты, блистательная речь — они и на меня произвели впечатление. После банкета все и началось. Я уж потом догадался. Сначала Кира рассчитала домашнюю работницу. Вроде резонно: зачем держать в доме постороннего человека, когда ее учеба закончилась? Потом она запретила мне покупать ей вещи, даже безделушки. Говорила, что ей хочется заняться мной. И она действительно стала больше заботиться обо мне. Я будто открыл для себя новую Киру, ее доброту, бескорыстность, искренность. А через полгода стала поговаривать о поступлении в аспирантуру. И ведь не настаивала. Просто мечтала. Она добилась того, что я сам стал уговаривать ее подать заявление. Понимаете, она вроде бы для меня согласилась. В результате сейчас она живет у доцента. — Боровик с минуту молчал, помешивая чай ложечкой. — Теперь-то я понимаю, почему она отказывалась от моих забот — она уже тогда решила рассчитаться за все, что я для нее сделал раньше. Но ушла не по-людски. Тайком, когда я на работе был.

— А вы пытались вернуть ее? С ее родными, знакомыми поговорить? Они бы вразумили…

— Я ездил к ней. Встретились у «Детского мира», но разговора не получилось, на торг наш разговор смахивал. Я даже растерялся поначалу. Совсем другим человеком стала. «Ты, — говорит она, — мне не даешь того, что я имею здесь. Москву менять не стану. Я жизнь настоящую увидела». Сгоряча проговорилась, что доцент диссертацию для нее пишет. «Как же можно вот так все, что у нас было, перечеркнуть?» — спрашиваю я ее. Она только поморщилась: слова все это… Написал я заявление, что согласен на развод, и уехал. А родные и знакомые — чем они могли помочь? Не их дело в чужой беде копаться. Ни брат ни сват не помогут.

Солдатов дружески похлопал Боровика по колену.

— Не отчаивайтесь! Жизнь-то продолжается.

— Конечно, — сказал Боровик. — От жизни под лавочку не спрячешься, я понимаю. Главное теперь — не выдумывать для себя ложных отношений: а то больно тяжелым похмельем оказывается… — Боровик с усмешкой посмотрел по сторонам. — Что вещи, безделушки? Ерунда все это. Доцент вот счастье средь бела дня выкрал — и хоть бы хны! Язык не поворачивается преступником его назвать… А ведь он настоящий преступник — наглый, прекрасно понимающий, что делает. Он сразу сообразил, в чем слабость Киры. Аспирантура, диссертация — как звучит! И поставьте рядом — ателье, закройщик, клиент… Кира тщеславная женщина, в этом и была ее слабость. Доцент сумел из этой слабости вырастить порок. Он ведь не доблестями своими соблазнил ее, тщеславие в ней растревожил. Закон за растление малолетних карает. Но ведь и взрослого человека можно растлить… Именно это он и сделал. Сознательно, тонко, умеючи. И ничего. Вчерашняя кража не так сильно ударила меня, как та. По сравнению с той… это пустяк. А может быть, я стал жертвой собственной ошибки?

— Возможно, хотя и не убежден, — участливо ответил Солдатов, — не ворошите старое. Впереди большая, новая жизнь.

— Еще чаю? — Боровик вопросительно посмотрел на него.

— Нет, спасибо. — Солдатов отодвинул чашку подальше, как бы давая этим понять, что чайная беседа кончилась. — Если вы не против… — начал было он, но Боровик остановил его выразительно теплым взглядом.

— Конечно, не против, — сказал он, улыбаясь. — Прекрасно понимаю, что вы пришли не для того, чтобы слушать мои воспоминания.

— У вашей жены остались ключи от квартиры?

— Нет. После отъезда Киры я сменил замки. — И, как бы спохватившись, добавил: — Не потому, что не доверял ей. Квартира пустой осталась. Мало ли что… Я же до позднего вечера на работе. А тут замок надежный предложили…

— Наверное, Кухарев? — спросил как бы между прочим Солдатов.

— Да. Ему откуда-то привезли.

— Значит, он побывал в его руках?

— Мне эта мысль в голову не пришла, когда вы о ключах все допытывались, — Боровик был искренне поражен. — Да нет, — тут же добавил он, — Кухарев на это не способен.

— А я не утверждаю, — ответил Солдатов не сразу. — Но тут есть над чем подумать. Не сам же он делает замки. Наверное, и он через кого-то его достал?

— По-моему, да. Он что-то говорил об этом.

— Ну с этим вопросом мы разберемся. А что вы скажете о Кухареве?

— Ну что сказать? Как человек — честен, неглуп. Специалист отличный, его модели отмечались премиями. Холостяк…

— Почему не женится? С его внешностью, положением…

— Убежденный холостяк. Я с ним как-то говорил. У него своя теория. Он в холостяцкой жизни видит преимущество. Уверен, что счастливых семей нет, что любовь как сосулька на крыше — все равно со временем растает. В пример мою жизнь ставит.

— Вы ничего не хотите сказать о той белокурой девчушке в черных сапожках-чулочках, с которой вы так мило танцевали в ресторане… месяца полтора назад?

— Ого! — Боровик оторопело посмотрел на Солдатова. — Вот это работа! Честно говоря, я к милиции относился с предубеждением. Недооценивал.

— А как вы относитесь к той девушке? — рассмеялся Солдатов.

— Можете меня ругать, но к ней я отнесся более чем легкомысленно.

Солдатов с удивлением посмотрел на него.

— Не понимаю.

— Она не для меня. Кухарев ею увлекался. Мимолетно. — Боровику показалось, что ему не поверили, и он от волнения невольно сжал ладони и хрустнул пальцами.

— Что у вас общего с ним? — холодновато спросил Солдатов.

— Чисто деловые отношения. Он меня с новыми моделями знакомит. Для меня это очень важно, не хочется от жизни отставать. А я… его клиентам иногда шью…