Красавчик

Глава 6

ФИНН

В моей работе есть множество вещей, о которых люди не знают. Я играю в шахматы. Вы можете думать, я просто стою в толпе на поле или на линии розыгрыша, выкрикивая команды, переданные мне тренером. В реальности я делаю намного больше. Я читаю защиту, расставляю парней, как фигуры на доске, реагирую и выстраиваю стратегию. И на всё это мне даётся около пяти секунд.

Я — чирлидер. У меня нет помпонов, и хотя задница, по общему признанию, довольно симпатичная, я ей не трясу, ну сильно не трясу. Но, безусловно, подбадриваю своих ребят. Гордость — мощный мотиватор. Как и преданность. Я вызываю в них и то и другое, когда говорю, как чертовски блестяще они сыграли, чтобы они продолжали в том же духе, никогда не сдаваясь.

Я — лидер. Они смотрят на меня, задавая тон, беря игру в свои руки. Несмотря на то, что некоторые из них никогда в этом не признаются.

И я — актер. Если спасую, покажу страх, тогда борьба для моих парней окончена. Не было игры, в которой бы я не придумывал защиту, не выставлял хорошую оборону и не играл в игры разума.

На поле разум, тело и дух работают в идеальной гармонии.

Как я и говорил, это лучшая работа в мире.

Но бывают и другие дни.

Подавив вздох, пролистываю массивную папку, лежащую на коленях. В кресле рядом сидит запасной квотербек, Диллон. Вустер, квотербек третьей линии развалился на диване. Не знаю, как этот ублюдок умудрился прилечь. По местным правилам все рассаживаются, кто где успел. Почему-то Вустер всегда добирается до дивана первым.

Альтман, наш координатор нападения, продолжает бубнить, объясняя новые игровые комбинации, которые я могу изучить сам, если он закончит это собрание и позволит мне. Сто тридцать новых комбинаций, если быть точным.

Я уже говорил, что учусь? Каждую неделю я учусь, изучаю и запоминаю. Сборник игровых схем — моя жизнь. Я читаю его по ночам, за завтраком, и при любой возможности. Но сейчас?

Хочу уйти отсюда.

Моя голова не здесь. Сегодня пятница, почти пять часов вечера, и я устал. Мы сидим здесь уже несколько часов, просматривая отснятый материал, а теперь еще и схемы игры.

Щелчок пальцев привлекает внимание. Альтман сверлит меня парой холодных голубых глаз. Он примерно на пятнадцать лет старше, когда-то был резервным квотербеком, которого обменяли в конце карьеры. Это то, чего все мы боимся больше всего: быть выброшенным за борт, барахтаться в поисках работы и наконец понять, что никто тебя не наймет.

Но Альтман извлек из этого максимум пользы. Он отличный координатор нападения и, возможно, когда-нибудь станет тренером.

— Ты хочешь чем-то поделиться с нами, Мэнни? – спрашивает он.

Мы работаем вместе второй год, и я неплохо научился читать его. Сейчас он не зол. Пока.

Одариваю его легкой улыбкой.

— Да, мне нужно воспользоваться уборной.

— Не можешь удержать в себе? — дразнится Диллон.

— Слышал, это вредно для простаты, — мягко говорю я.

Вустер фыркает.

— Мы же не хотим, чтобы Мэнни налажал на поле, не так ли?

Ему бы понравилось, несмотря на это мы не враги.

Показываю ему средний палец.

— Отвали, идиот.

— Будете валять дурака в свое свободное время, детишки, — фыркает Альтман, но отпускает нас.

Спасибо, блин.

Не успеваем мы выйти в коридор, Диллон уже говорит по телефону, даже не пытаясь понизить голос.

— Привет, детка, — тянет он. — Только что вышел. Да. Да, — кивает в ответ на все, что говорит жена.

Я знаю, что это жена, потому что он всегда звонит ей после собраний и всегда называет ее деткой.

Стараясь быть вне зоны слышимости, иду немного быстрее, но впереди техобслуживание полирует пол, и я замедляюсь.

— Она еще не спит? — спрашивает Диллон жену. Наступает пауза, а затем он воркует — Малышка, правильно, это папочка.

В трубке раздается детский визг, и он хихикает.

Я огибаю препятствие и двигаюсь дальше. Диллон догоняет меня у входа в спортзал, заканчивая разговор с женой, пообещав скоро быть дома. У него такое выражение лица, довольное и счастливое, что кажется, будто я вторгаюсь в его личную жизнь.

Он ловит мой взгляд и улыбается еще шире.

— Вера начала вставать.

Вера. Правильно. Я знал.

— Ей уже около года?

— Десять месяцев, — открывает фотографию в телефоне и показывает мне.

Жена Диллона красивая блондинка, похожая на королеву выпускного. А дочь — их идеальное сочетание. Ее волосы — буйство тугих медных кудрей, светло-коричневая кожа сияет свежестью. Яркие карие глаза светятся, когда она улыбается в камеру, показывая два передних зуба.

На нее почти больно смотреть, она такая милая и счастливая.

— Она прекрасна, чувак.

— Я знаю, — гордо говорит Диллон, дружески обнимая меня за плечи. — Самое лучшее в жизни, дружище, иметь семью. Не важно, какое за дерьмо говорят парни.

Семейные люди всегда стараются обратить нас, бедных, заблудших одиночек. Джейк утверждает, они делают это для того, чтобы почувствовать себя лучше, будучи пойманными в западню. Раньше я с ним соглашался, но теперь уже не так уверен.

Диллон направляется к выходу, а я остаюсь, потирая напряженную слева грудь. Большинство парней давно разошлись по домам и сейчас это место почти безлюдно. Сворачиваю за угол и захожу в спортзал, направляясь в раздевалку. Знакомый запах металла, резины и застарелого пота немного успокаивает.

Ролондо делает жим ногами, его мышцы напрягаются, когда он, пыхтя, выпрямляет их.

— Тебя должен кто-то страховать, — говорю я. — По крайней мере, если занимаешься с утяжелением.

— Да, знаю. — Гири лязгают, опущенные слишком быстро. Он хватает полотенце и вытирает пот с лица. — Что ты здесь делаешь, Мэнни? Остальные разбежались, как тараканы от света.

Я смеюсь.

— Могу спросить тебя о том же.

Он со стоном встает и потягивается.

— Потерял счет времени.

В зал входит Вустер с вкрадчивым выражением, которое кажется навсегда приклеилось к его лицу.

— Парни, вы слышали о Дексе?

— Я слышал, — невозмутимо отвечает Ролондо, бросая ему раздраженный взгляд.

— А я нет, — от беспокойства мои слова звучат резче. — Что случилось? Он в порядке?

— С ним все нормально, — говорит Ролондо. — Все это какая-то чушь собачья.

Вустер его игнорирует.

— Пиарщики опубликовали несколько фотографий из того календаря с качками для которого вы снимались.

Качками? Я закатываю глаза. Тем не менее это новость, я не знал. Наверное, моих там нет, иначе я бы уже услышал. Подумав о Чесс, просматривающей снимки, которые мы сделали, снова чувствую уязвимость. Стряхнув с себя это ощущение, машу рукой Вустеру, чтобы он продолжал.

— Фотографии Декса во всех газетах. — Он смотрит на Ролондо с блеском в глазах. — Похоже, они сочли его самым достойным внимания.

Ролондо лениво показывает ему дрочащий жест.

Но Вустер продолжает:

— Старый товарищ Декса по команде дал интервью, утверждая, что Декс — девственник. Затем какая-то безумная служба знакомств пронюхала об этой истории и теперь предлагает щедрую награду за его девственность.

Пару секунд я могу только пялиться, мой разум вращается.

— Какого черта?

Серьезно, какого черта?

— Как же я это пропустил? — спрашиваю самого себя.

— Был слишком занят поисками себя в газетах? — выпаливает Вустер.

Я бросаю взгляд на Ролондо.

— Он в порядке?

— С ним все в порядке. Как я уже и сказал, — он кидает на Вустера еще один злобный взгляд. — Это просто какое-то тупое дерьмо.

Сомневаюсь, что с Дексом все так хорошо, как утверждает Ролондо. Декс охраняет свою частную жизнь, как скряга золото. И я его не виню, никто из нас не любит, когда личную жизнь выставляют на всеобщее обозрение. Надо напомнить себе позвонить Дексу, как только останусь один.

— Я слышал, что тот фотограф — женщина, — вмешивается в мои мысли Вустер.

Резко вскидываю голову, мой взгляд сужается, и горячая волна поднимается внутри.

— А это здесь, блядь, при чём?

Ролондо качает головой.

— Блин, — тихо бормочет он.

Вустер, однако, уже явно почуял кровь в воде и поэтому он тупица.

— Думаю, ни при чём. Просто слышал, что она была горяча, типа в стиле «Форсаж» («Форса́ж» — американская медиафраншиза, состоящая на 2019 год из одиннадцати фильмов. В оригинале The Fast and the Furious, дословно на русском — «Быстрые и яростные».)

Делаю шаг в его сторону. Кровь стучит в голове.

— «Форсаж»?

— Да, ну знаешь, когда быстро и яростно трахаешь кого-то на капоте машины...

Моя рука сдавливает его горло прежде, чем он успевает закончить. Не помню, как схватил его, но не отпускаю.

— Если ты не можешь держать язык за зубами, — цежу сквозь зубы, — я помогу тебе заткнуться на хрен.

Вустер цепляется за мою руку, но у него не получается освободиться. Он расслабляется и, улыбаясь, говорит:

— Я понял. Ты ее трахаешь. Круто, чувак. Держу пари, она хороша.

Два шага вперед, и я швыряю его в стену.

— Заткнись на хуй, придурок.

Ролондо встает между нами, но смотрит на меня.

— Он не стоит штрафа, Мэнни.

Спорный вопрос. Но все же ослабляю хватку.

Вустер стряхивает мою руку и ухмыляется.

— Мы же не можем забыть о деньгах, не так ли?

Ролондо издает презрительный звук.

— Прекрати вести себя, как будто штраф не создаст тебе столько же проблем, сколько нам, придурок. И перестань неуважительно относиться к женщинам. Разве мама не научила тебя этому?

— Я почти уверен, ты бы пел совсем по-другому, если бы тебя вообще интересовали женщины, — протягивает Вустер.

Ролондо — гей. Он никогда этого и не скрывал, но до сих пор я не слышал, чтобы кто-нибудь его доставал.

— Что ты, блядь, сказал? — бросаюсь на Вустера снова.

Ролондо блокирует меня, его лицо почти невозмутимо, когда он смотрит сверху вниз на Вустера.

— Я сказал бы, отсоси, но у меня есть свои стандарты. А теперь убирайся на хрен отсюда и беспокойся лучше о том, как исправить свою паршивую игру.

Вустер ощетинился, словно собирается ответить, но его взгляд скользит между нами, и он отступает.

— Никакого гребаного чувства юмора.

— О да, это же именно мы здесь так по-дурацки шутим. — Беру пример с Ролондо и посылаю Вустеру быстрый дрочащий жест.

— Мы закончили.

Не оглядываясь, направляюсь к гантелям. Хочется свалить отсюда, но будь я проклят, если сделаю это из-за Вустера. Ролондо присоединяется ко мне, и Вустер, махнув на нас, уходит.

— Чувак... — начинает Ролондо.

— Знаю, — перебиваю его. — Я не должен позволять этому мудаку добраться до меня.

— Хорошо, что вспомнил. Сейчас.

Застыв на месте, смотрю вниз на гири.

— Он и раньше к тебе цеплялся?

Ролондо издает легкий смешок.

— Беспокоишься обо мне, Мэнни?

Похоже, его это забавляет.

Поднимаю голову.

— Ты мой товарищ по команде.

Мне не нужно больше ничего говорить, он и так все понимает. Выражение его лица совершенно спокойное.

— Парни болтают чепуху. Не важно, о чём. Ты либо игнорируешь это дерьмо, либо нет.

Он пристально смотрит на меня, и я вижу тревогу в глубине его взгляда.

— На твоем месте, я бы оставил при себе все, что происходит у тебя с этой девушкой. Парни все равно будут трепаться о ней, просто потому, что она фотографировала их голыми.

Правда жалит. Раздражает, что она видела член кого-то еще из нашей команды, кроме меня. Бесит, что парни расценивают это как шутку, над которой можно поржать. Но я ни черта не могу с этим поделать.

— Чесс — мой друг, — жестом указываю в том направлении, куда ушел Вустер. — А я никому не позволяю говорить гадости о моих друзьях.

Лицо Ролондо медленно расплывается в улыбке.

— Я видел.

Коротко киваю.

— Только один вопрос, — говорит Ролондо.

— Что?

— Твой член в курсе, что вы друзья?

Он смеется, когда я замахиваюсь на него, и легко уклоняется от удара.

— Это все, на что ты способен?

Мы уворачиваемся друг от друга, обмениваясь несколькими ударами вполсилы, нам обоим нужно снять напряжение, вызванное приходом Вустера.

Смеясь, Ролондо тянется к рюкзаку, который бросил у ножного пресса.

— Ладно, я пойду.

Странно, но его слова подчеркивают, насколько здесь чертовски тихо. Где-то вдалеке раздается и затихает звонок телефона. Мне не страшно, но и задерживаться в пустом здании не хочется.

— Чем займешься? — спрашиваю я.

— Моя мама приехала.

— Серьёзно?

— Да, веду её ужинать в «Коммандерс пэлас» — он ухмыляется. — Эта женщина насела на меня, не успев сойти с проклятого самолета.

— Знаю, как это бывает. Моя мама такая же. Пришлось ехать и туда и в «Галатуаз».

Ролондо хихикает.

— В «Галатуаз» я водил её вчера.

Мы оба смеемся. Внезапно, понимаю, что соскучился по маме. Это бессмысленно, я давно уже взрослый мужчина, она чертовски раздражает в последнее время, и поэтому я стараюсь избегать ее.

Ролондо идет в душ, а я остаюсь пялиться на гантели невидящим взглядом. Не хочу быть здесь. И не знаю, где, черт возьми, я хочу быть. Но одно знаю точно.

Я достаю телефон.

BigManny: Тебя может заинтересовать один бедный парень ? (Игра слов: бедный парень — по-английски «poor boy» (По-бой) в просторечии "po' boy". Так же По- бой название сэндвичей повсеместно продающихся в Новом Орлеане, чаще всего их делают с ростбифом, жареной куриной грудкой, жареными же морепродуктами (например, устрицами) и с рыбой. )

Чесс отвечает почти сразу.

ChesterCopperpot: Среди твоих знакомых правда есть бедные парни?

BigManny: Мило. Ладно, могу я пригласить тебя съесть сэндвич в компании богатого парня?

ChesterCopperpot: По правде говоря, я сейчас на вечеринке. У меня на ужин закуски и коктейли.

Разочарование разливается в груди. Проглатываю жалость и беру себя в руки.

BigManny: Тогда в другой раз. Повеселись, тусовщица.

Иду в раздевалку забрать ключи. Возьму «по-бой» с собой и посмотрю баскетбол. Я так устал, что ленивый вечер на диване кажется самым правильным решением.

Почти дохожу до машины, когда телефон снова издает сигнал.

ChesterCopperpot: Приходи сюда. Здесь полно еды.

Останавливаюсь, глядя на экран. Чесс опять пишет.

ChesterCopperpot: Обещаю, никто не будет тебя лапать, пока не попросишь.

Я улыбаюсь.

BigManny: А ты меня облапаешь, Честер?

ChesterCopperpot: Нет, но Джеймс хотел бы. Он твой большой фанат.

BigManny: Я с удовольствием дам ему автограф. Но это все, что он получит.

ChesterCopperpot: Честное предупреждение... если он попросит подписать его мяч, беги.

Смех вырывается из меня, заполняя пустоту в груди. Боже, я хочу её увидеть. Но все еще не решаюсь, вечеринка не совсем то место, где бы я хотел провести с ней время.

В руке звонит телефон.

— Честер, — говорю я с улыбкой.

Ее хриплый, сексуальный голос заглушается звуками болтовни и музыки на заднем плане.

— Ну, так что? Ты придешь или нет?

— Так хочешь меня увидеть, да?

— Да, — протягивает она. — Мне нужно еще раз убедиться, что твоя голова действительно такая большая.

Теперь я широко улыбаюсь, хотя она и не видит.

— О какой голове идет речь?

— Я вешаю трубку...

— Ладно. Я буду вести себя хорошо.

— Конечно, будешь. — Кто-то громко и пронзительно кричит на заднем плане. Затем Чесс снова спрашивает. — Ну, так что?

— Уверена, что хочешь, чтобы я пришел? Не хочу портить тебе вечер.

Чесс на секунду замолкает. И когда снова заговаривает, голос звучит натянуто, напоминая о нашей первой встрече, тогда она подумала, что я придурок:

— Я приглашаю не просто из вежливости, Финн. Но ты вовсе не обязан приходить. Честно говоря, все в порядке.

Представляю, как удобно валяться дома на диване с сэндвичем, и как некомфортно будет сидеть рядом с Чесс, в комнате, полной незнакомых людей. Это легкий выбор.

— Давай адрес.

Быстро приняв душ и переодевшись, направляюсь на встречу с Чесс. Вечеринка проходит на окраине города, недалеко от парка Одюбон. К тому времени, как подъезжаю к дому с двойной галереей, моросит мелкий дождь. Все окна в доме светятся, из них доносится композиция Луи Армстронга Don’t Get Around Much Anymore, и на мгновение кажется, что я попал в прошлое.

В Новом Орлеане такое часто бывает. Старый джаз, старые дома, потрескавшиеся тротуары и корявые дубы, с которых свисает мох, вырывают вас из реальности заставляя почувствовать прикосновение истории. Пройдя через низкие кованые ворота, направляюсь к двери.

Кажется, я нервничаю. Нажав на звонок, замечаю вспотевшие ладони, и смеюсь над собой. Меня допрашивают репортеры, по крайней мере, раз в неделю, и я никогда не потею. Я выиграл национальный чемпионат на глазах орущей стотысячной толпы, даже не дрогнув. И все же сейчас нервничаю, как подросток на первом свидании.

Дверь открывает женщина в фиолетовом платье в стиле пятидесятых. Она молча пристально смотрит на меня.

— Привет, — говорю я.

Она моргает, а потом качает головой, словно выходя из тумана.

— Пожалуйста, скажи, что ты стриптизер.

— Стриптизер? — повторяю я изумлено и немного смущаясь. Позади нее дом полон людей в платьях и костюмах, так что я задаюсь вопросом, не ошибся ли адресом.

— Никогда раньше на вечеринки П&К не приглашали стриптизера, — возбужденно тараторит она. — Но я полностью поддерживаю эту идею.

П&К?

— Я ищу Чесс Куппер.

«Фиолетовое платье» хмурится, словно впервые слышит о ней. Я уже собираюсь развернуться и уйти, когда внезапно появляется Джеймс, почти сшибая женщину с ног.

— Мэнни, — восклицает он, радостно улыбаясь. — Ты все-таки пришёл.

Я облегченно расслабляюсь.

— Привет, Джеймс.

Он хватает меня за руку и тянет в дом. Я мог бы сказать, что слишком большой, чтобы меня тащить, но вместо этого, просто шагаю внутрь. Фиолетовое платье» издает разочарованный звук.

— Значит, ты не стриптизер?

— Стриптизер? — Джеймс кажется потрясенным. — Этот парень настоящий король. Прояви немного уважения.

— Тогда ему нужна корона, — замечает женщина в зеленом платье с пышной прической на голове, когда мы проходим мимо.

Внутри многолюдно и тесно. Кругом старинная мебель и портреты в золоченых рамах. Над головами витает сигаретный дым, несколько человек курят группами, держа в руках коктейли. Клянусь, я ощущаю мурашки по коже, словно реально попал в какую-то причудливую временную деформацию.

— Почему все одеты, будто здесь прослушивание на роль сумасшедших? — спрашиваю Джеймса.

— Это обычная одежда для «Петухов и Коктейлей», — говорит он, когда мы останавливаемся у столика с импровизированным баром. — Будешь пиво?

— Конечно. Петухи и коктейли?..

Джеймс протягивает мне бутылку пива и наливает себе джин с тоником.

— Это же коктейль-вечеринка. Сюда одевают свои лучшие винтажные шмотки. — Проводит рукой по своему черно-белому костюму в тонкую полоску, увенчанному ярко-розовым бантом, резко контрастирующим с рыжей бородой. — Суть в том, чтобы быть самым разодетым петухом на прогулке, так сказать.

Учитывая, что на мне джинсы и простая серая рубашка с длинным рукавом, я одет не в тему. При этом выше всех присутствующих почти на голову, так что торчу как бельмо на глазу.

— Не волнуйся, — говорит Джеймс, словно читая мысли. — Когда кто-то выглядит так хорошо, как ты, никому нет дела, во что он одет.

Снова бросаю взгляд на его костюм.

— Думаю, это не про тебя, но иногда приятно затеряться в толпе.

Джеймс ухмыляется, отпивая из стакана.

— Возможно. С другой стороны, если бы это было правдой, одна очень особенная леди сейчас не смотрела бы на тебя так.

Поворачиваюсь в сторону его взгляда и вижу ее. Любые ответы вылетают из головы. У меня нет слов. До сих пор я видел Чесс только в повседневной одежде — джинсах и футболках. Эта версия Чесс похожа на подарок.

Она подходит, и мое сердце ускоряется, пытаясь вырваться из груди. Её обычно суровое выражение лица сейчас мягче, в зеленых глазах улыбка.

— Триш болтала о какой-то модели из GQ, которая ищет меня, — говорит она вместо приветствия. — Я решила, либо это ты, либо мне сегодня крупно повезло.

— И то и другое, — отвечаю, наконец, сознавая, что голос звучит хрипло.

На ней платье. Черный бархатный лиф обтягивает стройную фигуру и охватывает плечи, оставляя их открытыми. Юбка похожа на пышное облачко из белой тюли длиной до колен.

— Финн, ты пялишься.

— Окно во двор, — выпаливаю я, заставляя ее моргнуть. — Это платье. Грейс Келли носила такое в фильме «Окно во двор».

Джеймс смеется.

— Срань господня, поверить не могу, что ты узнал.

Делаю глоток пива, чтобы промочить пересохшее горло.

— Это любимый фильм моей матери.

Я умалчиваю о своей детской влюбленности в Грейс Келли.

Мягкий розовый румянец окрашивает щеки Чесс.

— Большинство людей не догадались. Все ожидают видеть ледяной блонд с этим платьем.

Ее чернильно-черные волосы собраны в свободный пучок, изящно заколотый на затылке, открывая длинную линию шеи. Она чертовски красива, и я говорю ей об этом.

Румянец на щеках вспыхивает ярче, но она отмахивается от комплимента.

— Ты легко нашел адрес?

Она кажется взволнованной, взгляд мечется вокруг по людям, которые пялятся на нас. На меня. Чувствую покалывание в затылке от их внимания, но игнорирую всех, кроме нее.

— Да. — Опускаю голову, легкий аромат ее духов щекочет нос. — Знаешь, я тоже мог бы приодеться.

Она сжимает вишнево-красные губы.

— Прости, даже не подумала об этом, когда мы переписывались.

Не могу удержаться и не поддразнить ее.

— Хм... думал, ты испугалась, что я сбегу, как только услышу про петухов и коктейли.

Она приподнимает уголок губ.

— Ну, может быть, не про коктейли.

— Все в порядке, Честер. — Желание прикоснуться к нежному изгибу ее щеки заставляет крепче сжать бутылку с пивом. — Спасибо, что пригласила.

Чесс теребит нитку жемчуга на шее.

— Пойдём. Я представлю тебя Малькольму, хозяину дома. Он торговец антиквариатом.

— Это многое объясняет.

Ее глаза сверкают.

— Подожди, пока не встретишься с ним. Он разговаривает так, словно родился здесь лет пятьдесят лет, хотя я точно знаю, что он из Кливленда.

Малькольм оказался мужчиной средних лет с тонкими черными усиками, одетым в белый костюм и черный галстук-бабочку. Он сходу сообщил, что сегодня в образе Кларка Гейбла из «Унесенных ветром», мне же на ум почему-то пришел полковник Сандерс. Оставив это при себе, пожимаю ему руку.

— Вы кажетесь мне знакомым, мистер Мэннус, — говорит он, вглядываясь в мое лицо. — Вы случайно не модель?

Образ полковника в моей голове становится все ярче, к нему добавляется внезапное желание съесть жареного цыпленка.

—Нет, сэр, я квотербек.

Он выглядит озадаченно.

— Мог бы поклясться, что ты один из мальчиков Чесс.

Мальчики Чесс? Я смотрю на нее, и она морщится.

— Нет у меня никаких мальчиков, Мал.

Он отмахивается.

— Ты прекрасно знаешь о ком я. О твоих друзьях моделях. — Он снова пристально смотрит на меня. — Так вы говорите, квотербек?

— Господи Иисусе. Он профессиональный футболист. И причина, по которой он кажется тебе знакомым, висит на Канал-стрит в виде огромного рекламного щита с его улыбающимся лицом, — вмешивается Джеймс.

Я съеживаюсь. Чертова реклама. Ненавижу проезжать мимо. Достаточно видеть себя в зеркале каждый раз когда бреюсь, мне не нужно пятидесятифутовое напоминание.

Малькольма осеняет узнавание, он явно тоже видел рекламу.

— Футбол. Брр... — усы подергиваются. — Ненавижу футбол. Все эти отвратительные звуки и пот. И никакого секса по-настоящему.

— Бьёт по больному, не так ли? — язвительно замечает мужчина рядом.

— Тебе лучше знать, Роберт. — Малькольм закатывает глаза, и снова возвращает внимание ко мне. — Пожалуйста, скажите, что у вас есть и другие интересы, мистер Мэннус.

Чесс бросает обеспокоенный взгляд. Но меня не задевают его слова. Я слишком часто окружен подхалимами, а он спрашивает совершенно беззлобно.

— О, конечно, — беспечно отвечаю — Я также люблю бейсбол и баскетбол.

Он глазеет на меня, и я вежливо улыбаюсь в ответ. Его губы вздрагивают.

—Ну, ты милый.

— Стараюсь.

К нам присоединяется «фиолетовое платье».

— Я приняла его за стриптизера.

Кажется у этой цыпочки одноклеточный мозг.

— Стриптизер должен быть в костюме, Триш, — раздраженно говорит Роберт, растягивая слова. — Если бы он появился в футбольной форме, я бы с тобой согласился. В противном случае, ты просто выдаешь желаемое за действительное.

Триш сердито смотрит на него, затем лениво пожимает плечами.

— Я была не так уж далека от истины. Если он футболист, то точно раздевался для Чесс.

— Господи, Триш, — бормочет Чесс.

Малькольм и Роберт оба оживляются.

— Мы работали для благотворительного календаря, — объясняет она, ничуть не смутившись, но явно раздосадованная поведением Триш.

— Я видела в новостях фотографию того здоровяка с татуировками на руках, — говорит Триш. — Жаль, что он тоже не пришёл. Он чертовски горяч.

Едва шагнув на порог этого места, Декс бы сразу же развернулся и убежал.

Чесс бросает нерешительный взгляд.

— Ты видел фотографии?

Делаю глоток пива. Оно уже стало теплым и выдохлось.

— Нет. Но наслышан.

Я должен был узнать об этом от тебя. Почему меня задевает, что Чесс не сказала мне? Не знаю, но задевает. Думал, друзья делятся такими вещами.

Но вы не друзья, не так ли? Один раз пообедали и пару раз поболтали, это не значит, что вы теперь друзья, просто знакомые.

— По-моему, они неплохо получились, — лепечет Чесс. — Меган хочет использовать фотографию Декстера для декабря.

— Наденешь на него шляпу Санты? — шучу я.

Она вздрагивает, но молчит, и я тут же чувствую себя сволочью. Какая-то девушка натыкается на Чесс, и вовлекает ее в разговор. Я остаюсь наедине со своим пивом и любопытными взглядами людей, кружащих по комнате.

Умираю с голоду. Дым щиплет глаза и наполняет рот. Я устал стоять и начинаю чувствовать себя стариком, потому что все, чего хочу, это удобно присесть где-нибудь в тишине. Меня снова толкают в толпе, и я, извинившись, отправляюсь на поиски ванной.

— Воспользуйся той, что наверху, дорогой, — говорит милая пожилая женщина, когда я обнаруживаю, что на первом этаже занято. — Малькольм не будет возражать.

Я быстро нахожу другую ванную, но на самом деле она мне не нужна, это был лишь предлог, чтобы уйти.

Несколько французских дверей в конце коридора ведут на галерею наверху — широкое крыльцо, которое проходит по всей задней части дома. Выхожу на улицу, закрываю за собой дверь и делаю глубокий вдох. Две круглые настенные лампы освещают пространство. Здесь тихо, звуки вечеринки едва слышны. Присаживаюсь на деревянные качели и позволяю им медленно раскачиваться.

Я не должен сидеть наверху. Надо найти Чесс и... уйти? Просто оставить все это? Не знаю, что на меня нашло сегодня вечером, может я вообразил о ней то, чего никогда не было.

Дверь открывается, я замираю. Но это всего лишь Чесс. Наверное, она искала меня. Пульс учащается, как и всякий раз, когда её вижу. Все чувства настраиваются на нее, словно она мой единственный маяк во тьме.

— Вот ты где, — говорит она, выходя на галерею. — А я все думала, когда же ты удерешь с криком.

Почти так и вышло.

— Просто захотелось подышать свежим воздухом.

— Понимаю тебя. Иногда сама забываю, как много люди курят на подобных вечеринках. — Чесс подходит ближе, и я замечаю в её руках тарелку, накрытую салфеткой. — У меня всегда болит горло от дыма.

Юбка шуршит и пенится, когда девушка садится на качели. Присаживаюсь рядом.

— Вот, — протягивает тарелку. — Принесла тебе поесть.

Я удивлен и неуверенно беру тарелку из рук.

— Ты не должна была этого делать.

Но я так чертовски благодарен, что съем каждый гребаный кусочек, что бы это ни было.

— Должна, — говорит она, когда поднимаю салфетку. — Я тебя сюда притащила и не позволю умереть с голоду. — Наклоняется ко мне. — Это сэндвич.

Ухмыляюсь.

— Вижу. — На самом деле здесь несколько кусков похожих на муффулетту .(Сэндвич Муфулетта представляет собой рассеченный горизонтально хлеб с выложенной слоями начинкой из маринованного оливкового салата, мортаделлы, салями, моцареллы, ветчины и проволоне. Подают целиком, половиной, либо четвертью. Место происхождения сэндвича Муфулетта — итало-американский продуктовый магазинчик Central Grocery во Французском квартале Нового Орлеана. ) Съедаю первый в два укуса. Да, определенно муффулетта.

У меня вырывается тихий благодарный стон.

Чесс улыбается.

— О, подожди. — Встает и засовывает руки в складки юбки, которая, очевидно, имеет потайные карманы, потому что она достает банку содовой и что-то, завернутое в другую салфетку.

— Кока-Кола и пирожное на десерт, — гордо сообщает она.

Я готов сделать ей предложение прямо здесь и сейчас.

Чесс тихо сидит рядом, пока я ем, и качает головой, когда предлагаю ей кусочек. Жадно поглощаю еду, не только потому что голоден, но и потому что она ждет. Брауни в пару укусов следует за сэндвичем.

Вытерев руки салфеткой, ставлю тарелку и пустую банку на столик рядом и удовлетворено вздыхаю.

— Спасибо. Мне это было необходимо.

Ее улыбка маленькая и быстрая.

— Мне следовало накормить тебя сразу же, как приехал.

— Теперь я в порядке.

Чесс упирается руками в сиденье и наклоняется вперед посмотреть на свои ноги, пока мы медленно раскачиваемся. Повисает тишина, густая и неловкая, впервые в ее присутствии не могу подобрать слов.

Я почти не знаю эту девушку. Ну, может немного. И все же вторгся в ее жизнь с решимостью, которую обычно приберегаю для победы на поле. Только здесь нет победителей и проигравших. Я сказал, что хочу быть другом. Но как нам это сделать?

Наши друзья и образ жизни абсолютно разные. Вечеринка для меня — это праздник тщеславия, наполненный людьми, чья единственная цель подпитывать моё эго, и как следствие здесь всегда есть возможность найти развлечение на одну ночь. Все мои друзья в разной степени имеют отношение к футболу. Наши разговоры в основном крутятся вокруг футбола или просто спорта. Такой образ жизни имеет довольно узкие рамки, но это моя зона комфорта. И меня раздражает, что со стороны людям кажется, будто я живу свободной и бесконтрольной жизнью, хотя на самом деле она закрытая и упорядоченная.

Молчание слишком затянулось. Мне пора идти. Но я не двигаюсь с места. Знаю, если сейчас уйду, это конец всему, что бы это ни было. Смущение не позволит мне искать её общества снова, и скорее всего она поступит также. Думаю, так и будет.

Это знание камнем лежит на груди.

— Я хочу извиниться за своих друзей, — говорит Чесс. — Они бывают слишком бесцеремонными.

— Мои тоже. — Пожимаю плечами. — Твои друзья… забавные.

Она сжимает губы.

— Вполне возможно. Но они определенно повели себя некрасиво с тобой, а значит и со мной. — Прикусывает нижнюю губу. — Думаю, ты остался для них загадкой.

— Значит, мне не показалось.

— Боюсь, нет.

Чувствую себя не в своей тарелке, и это ощущение усиливается. Приехав, я испортил Чесс вечер и мне очень жаль.

— Мне не следовало приглашать тебя сюда, — тихо говорит Чесс.

Она лишь повторяет мои мысли, и камень в груди сильнее давит на ребра.

Чесс издает тихий звук, словно безуспешно пытается засмеяться.

— Вечеринки — отстой, когда приезжаешь в самый разгар и никого не знаешь.

— Я знаю тебя, — замечаю тихо.

Она поворачивается, и свет лампы падает ей на лицо. Зеленые глаза встречаются с моими и удерживают, медленная, искренняя улыбка появляется на вишневых губах. Что-то внутри обрывается и падает. Я хочу поцеловать Честер Куппер. Затащить к себе на колени и целоваться как подростки, спрятавшиеся на вечеринке родителей. Но она не для этого меня пригласила.

— Я хотела тебя увидеть, — признается Чесс тем самым хриплым сексуальным голосом, который имеет власть над моим членом. Она отворачивается и смотрит в темноту. — Знаешь, все это так странно. Но наше с тобой общение было настолько неожиданным, что в какой-то момент показалось, будто я все это себе придумала.

Я точно знаю, что она имеет в виду. Кладу руку рядом с её так близко, что мизинцы соприкасаются. Эта маленькая точка контакта посылает искру по коже, заставляя желать придвинуться ближе. Не уверен, что смогу удержать себя в руках, поэтому просто замираю рядом.

— Я тоже хотел тебя увидеть, — говорю ей. — Сегодня был чертовски длинный день.

Я не собирался это говорить, но теперь рад, что признался.

Чесс откидывается на спинку сиденья, обхватывает мою ладонь пальцами и легонько пожимает. Это внезапное прикосновение захватывает все внимание. Всего-то скромный жест утешения, но я вздрагиваю, как будто она обхватила мой член. У меня проблемы, эта девушка действует на меня так, что не знаю, как себя вести. Но не отстраняюсь. Ни за что.

— Так расскажи мне об этом, — говорит Чесс, возвращая внимание к разговору.

Не могу вспомнить, когда в последний раз кто-то просил меня о подобном. Скорее всего, никто и никогда.

И я это делаю. С каждым словом, слетающим с губ, мне становится легче. Нет, я все еще толком не знаю Чесс. И да, наши жизни совсем разные. Но я ни за что не отступлюсь. Потому что когда мы только вдвоем, все вокруг исчезает. Я не позволю себе снова забыть об этом.