Вера наливала чай и косилась на Сашку. Та сидела примолкшая, с мечтательно-просветлевшим лицом, чуть улыбалась и выглядела как человек, получивший очень-очень приятный, но совсем неожиданный подарок.
– Тебе понравилось в гостях? – не выдержала Вера.
– Не то слово… – откликнулась Сашка. – Я даже не представляла себе, что так бывает!
Она машинально погладила Шарика, перетёкшего на её колени с соседнего стула, а потом и голову Топа, по которой Шарик только что прошёлся.
– Вот странно! Я же так собак боялась! – удивилась она.
– Ну, конечно боялась, раз тебе постоянно говорили, что они страшные-ужасные-опасные. Как тебе не бояться-то? Нет, понятно, что с незнакомыми псами надо вести себя аккуратно – ты же не знаешь, как собака воспитана, что у неё на уме. Поэтому касаться чужих собак без разрешения хозяев запрещено. Категорически нельзя присаживаться перед ними на корточки или наклоняться так, чтобы глаза были на одном с ними уровне, не стоит долго смотреть глаза в глаза. А если тебе разрешили погладить собаку, протягивай ей открытую руку ладонью вверх – свидетельство того, что ты не собираешься ударить и в руке ничего типа камня не зажал, – Вера улыбнулась Топу, который терпеть не мог, когда к нему тянули руки чужие люди. – А лучше всего гладить и общаться со знакомыми собаками. Потому что бывает такое – и собака может быть не против, а хозяина такие просьбы уже достали так, что он сам готов покусать вопрошающих!
Сашка рассмеялась и тут же испуганно осеклась, заслышав с улицы какой-то шум.
– Веееер, Верааааа! Я тебе звоню-звонюююю, а ты трубу не берёёёёшь! – вопил кто-то за забором.
Топ вздохнул, перестал гипнотизировать сырники и отправился на пост – к входной двери. Бук уже давно поджидал «вторженца», устроившись в тенёчке за сиренью, а Шарик, по извечной кошачьей привычке быть в центре событий, не спеша влез на форточку и канул в палисадник.
– Не бойся, – успокаивающе махнула рукой Вера, – Это один из настырников.
– Настырников?
– Ну, да… – Вера прихватила с тарелки сырник, покрутила его в руке, примеряясь, куда бы укусить, и объяснила: – Настырник – это человек, который в упор не понимает, что с ним общаться не хотят. Понимаешь, любой человек имеет право НЕ хотеть общения. Ну, может, ему вообще одному побыть охота… Только некоторые люди этого понимать нипочём не хотят – как это с ним не жаждут куда-то сходить, что-то замутить, не осознают, какие они клёвые и так далее. По мнению настырника, такого быть просто не может, а это значит одно – ты ломаешься, выпендриваешься, что-то из себя изображаешь! Да, может, он действительно всем хорош, но это же не повод мне непременно быть с ним! – с досадой сказала Вера.
– Веркааааа! – продолжал кто-то орать.
– Этому типу я уже раз пять объясняла, что вместе мы не будем, но осознать этот факт человек не может ни в какую! Причём объяснять-то начинаешь вежливо, мягко, чтобы не задеть. Нормальные понимают, а настырники только сильнее цепляются. Вот и этот… уверен, что это я так, понарошку. Цену себе набиваю или не поняла его совет «будь проще – и люди к тебе потянутся». А если я не хочу, чтобы тянулись? – уточнила она у сырника, но тот скромно воздержался от ответа. – Если и так тянутся – лопатой не отмахнёшься?
– Вераааа, я знааааююю, что ты тууууут! – голосил упорный настырник.
Сашка, с которой отродясь никто так, как сейчас Вера, не разговаривал, осторожно хихикнула.
– Вер, а что с ним теперь делать? – кивнула она в сторону калитки.
– Пока ничего. Может, поорёт, поорёт, да и успокоится, – не очень-то веря в такой расклад, ответила Вера. – Но вообще-то, этот самый Антон Жучиков упёртый донельзя… Так что вряд ли сам уйдёт.
– И что же будет? – Сашка немного встревожилась.
– Всё зависит от того, надо нам куда-то или нет. Если ты на озеро пока не хочешь, можно не обращать на него внимания.
– А потом?
– А потом посмотрим, что будет раньше – он устанет или мои родители приедут. Хотя есть ещё вариант перелаза объекта через забор и попытки вторжения, – хмыкнула Вера. – Сразу говорю, лучше, безопаснее и спокойнее для него будет свалить прямо сейчас.
– Это понятно, но что будет, если он перелезет? – Cашка сразу даже как-то съёжилась, представив, что распахивается дверь, и кто-то чужой врывается в дом, пусть даже просто с целью встретиться с её двоюродной сестрой.
– Да ничего такого… не он первый, боюсь, не он и последний! – пожала плечами Вера. – Скамейку на веранде видела?
– Конечно!
– Вот, специально для таких непосед поверхзаборных и стоит! Как только кто-то пробирается на участок, его встречает Бук и провожает до дома. У алабаев такая породная особенность – они впустить незваного гостя могут, а выпустить – неее, это не предусмотрено встроенными настройками. Это только с хозяином можно. Короче, незваный гость шлёпает к дому, а там его встречает Топ. Он, когда нас дома нет, сидит на веранде открытой или внутри – в закрытой, и ждёт, не придётся ли кого-то призвать к порядку, а если мы все дома – может и на улице с приятелем поработать. Дальше нарушитель препровождается на скамейку и там сидит.
–А почему именно на скамейку? – вдруг заинтересовалась Саша.
– Так кинолог порекомендовал. Объяснил, что собаки – существа чёткие. Им проще знать, что вот это, через забор сиганувшее, надо загнать на скамеечку для выполнения команды «Место для чужака» и не выпускать, пока мы не придём.
– Веееер, я всё равно с тобой встречуууусь! – донеслось из-за забора.
– Ну, вот что с таким дуболомом делать, а? – флегматично поинтересовалась Вера. – Ежели чего в голову втемяшилось, поленом не перешибить!
– Вер, я идууу к тебе!
– Ну, иди-иди! Ко мне! – чисто рефлекторно облизнулся алабай Бук, наблюдая за ветками зазаборной рябины, которые закачались от того, что на них забрался невоспитанный тип.
– А потом – ко мне! – дополнил ротвейлер Топ, в нетерпении переступив лапами.
– Можно было бы рябину спилить, – вздохнула Вера, глядя, как над забором появляется красное от натуги лицо Жучикова, – Но жалко! Она такая красивая, ровненькая. Да и вообще, если из-за всяких баранцев деревья пилить, никаких лесов не останется!
Жучиков перевалился через забор на посыпанный песочком пятачок, специально оставленный для приземления особо упёртых поклонников – жалко растения, там же кого ни посади – сломают и затопчут.
– Веееер, я уже почтииии дошёёёл! – сообщил настойчивый ухажер и бодро пошагал к дому, не замечая, что за ним беззвучно следует здоровенная бело-кремово-серая тень. – Любимая, я уже рядом! Прости, розы я оставил в машине – через забор их кидать не решился!
– Предусмотрительный какой! – Вера хладнокровно помешала чай в чашке и улыбнулась замершей Саше. – Не переживай, в дом его не пустят.
– Вера-АААААА! – последняя «а» у Жучикова получилась очень активной и громкой.
Наверное, потому, что решительно открыв магнитную антимоскитную занавеску и шагнув через порог, он нос к носу столкнулся с очень крупным ротвейлером.
– Аааай, ты чего? Ты чей? – нелепо загомонил Жучиков, осторожно отступая назад и убираясь из дома. – Верааа, у тебя тут псина! Убери пса! Вераааа!
– Вот скажи, Саш… я кого-то сюда звала? – Вера отпила чай.
– Неа! – Сашка вдруг поняла, что ей почему-то ни капельки ни страшно.
Собственно, именно этого Вера и добивалась. Да, можно было бы выйти к воротам, сразу послать паразита в шестой раз, а он, оскорбившись, начал бы распускать руки, как это уже бывало…
– Пришлось бы слегка потрепать и Жучиковское самомнение, и тушку… А зачем это ребёнку наблюдать? Она и так нервная и забитая. И вообще, если можно решить вопрос проще, лучше так и делать, – рассудила Вера.
– Ладно-ладно! Я сейчас ухожу! – митинговал Жучиков, с собаками дела не имевший, и поэтому не различивший на морде ротвейлера откровенно насмешливое выражение. – Вот, собака, видишь, я сейчас уйду…
– Ну, счас! Уйдёт он… – негромко рыкнул Бук за спиной у настырника. – Куда ж ты, болезный так заторопился-то? Звал тебя сюда кто? А?
Жучиков меееедленно повернул голову, встретился взглядом с алабаем и замер. Тут-то он вспомнил о том, что ему говорили приятели:
– К Верке просто так не подкатишься, очень уж замороченная. А потом, у неё собаки и такой батька…
Нет бы ему уточнить, о чём они, но так хотелось утереть нос всем, кто пробовал покорить неприступную красавицу, так хотелось прослыть «первым парнем на деревне», самым крутым и клёвым, что он только отмахнулся от предупреждений. Как выяснилось, очень напрасно!
– Верааа, Вер! Они же меня сейчас сoжрyт! – Жучиков медленно отступал к скамейке, куда его препровождали псы, а когда край скамьи ткнулся ему под колени, попросту рухнул на её сидение. Ощутил какое-то движение сбоку, в ужасе покосился туда и обнаружил рядом с собой серого полосатого кота, рассматривающего его с таким высокомерием, что если бы не стоящие рядом псы, точно бы швырнул вредного кошака в бочку с дождевой водой, стоящую у веранды.
Бедняге неоткуда было узнать, что при одной только попытке схватить Шарика, он бы сам полетел в эту самую бочку, а может, и куда подальше… Уж что-то, а ронять людей Шарик умел филигранно!
Вера покосилась на двоюродную сестру. Та порозовела, пугаться точно перестала, а значит уже можно выпроводить гаврика за забор – пусть сам нюхает свои розы в своей крутой тачке.
– Вера! – возликовал Жучиков, узрев девушку на пороге дома. – А я к тебе, ой…
– Вот не надо тут делать резких движений! – пожала плечами Вера, наблюдая, как настырник замер в неудобной позе, зависнув над скамейкой и уставившись на две оскаленные морды. Шарик оторвался от вылизывания задней лапы и переглянулся с Верой, явно демонстрируя своим занятием высокую степень презрения к этому конкретному людю.
– Вера, убери собак! Ну, что чё? Я ж к тебе приехал, через забор того… перебрался. Букет в машине… лежит…
– На могилку? – деловито уточнила Вера. – Тебе как, веничком цветы положить или веночек сплести?
– А? – несколько подзавис Жучиков.
– Я же тебе сказала, что не буду с тобой! Что не хочу ни поездки на море, ни побрякушек, ни айфона. Сказала?
– Ага… только я ж приехал…
– И очень напрасно ты это сделал! Я ещё раз тебе говорю, последний, потом повторять это будет уже некому – просто потому, что объект для объяснений закончится! – констатировала Вера. – Давай, дуй отсюда по-быстрому, пока мой отец не вернулся! Бук, Топ! Провожаем!
Псы тут же перестроились, освободив проход, Жучиков осторожно сполз со скамьи и потихоньку, медленно да плавно начал движение к калитке, радуясь, что никому из приятелей-сокурсников не рассказал, что едет покорять эту нeнoрмaльную!
– Чё ей надо? А? Ну, чё? Я ж нормальный, ни кривой, ни косой! При бабках, с тачкой! Чё ломается? – беззвучный монолог был настолько очевиден, что Сашка, стоящая у окна и наблюдающая за всем этим, чуть в голос не расхохоталась, когда Вера, распахнувшая калитку, спокойно ответила:
– От тебя мне не надо ничего, совсем вообще ничего! То есть абсолютно! Да, ты вовсе не косой или кривой, просто НЕ мой. Бабки мне твои ни к чему, машина – тем более. И да… я не ломаюсь, а просто очень надеюсь больше в непосредственной близости от себя тебя не видеть – тебя и так вокруг очень много получилось, понимаешь? Перебор! Я достаточно понятно выразилась?
– Кому-то тут нужны понятные выражения? – прогремело из-за забора, и Жучиков, выпровоженный из калитки, запнулся о кота, который непонятно как материализовался у него в ногах, напрочь их стреножив, и влетел прямо в руки здоровенного и чрезвычайно мрачного типа, чем-то напоминающего не вовремя разбуженного медведя.
– Вера? Что это ещё за гости у нас из калитки вываливаются? – рыкнул Потапов, и сердце Жучикова очередной раз за последнее время скрылось в пятках.
– Пап, это из института… Он уже уходит, – флегматично отозвалась Вера.
– Молодой человек, Вы уходите? – спросил у Жучикова этот человеко-медведь, небрежно придерживая его в вертикальном положении.
– Ааааа… в смслиии дааааа! – проскрипел Антон, бочком-бочком пробирающийся к собственной машине, благоухающей розами.
– Прекрасно! Вот и идите, да больше через заборы не наведывайтесь! Ещё раз Вас тут обнаружу, так просто уже не отпущу! – пригрозил Верин отец, и Жучиков решил, что как только он доберётся до приятелей, то всё им выскажет! Чего его не предупредили по-человечески, что там не просто «у неё собаки и такой батька…», а караул сплошной!
– Медееедь какой-то, да не один, а аж три штуки – два собачьих и один человечий! – невнятно бухтел невезучий ухажер по дороге в Москву. – Ну её, эту Верку… я себе получше найду и попроще, а то ишь ты, какая цаца!
То же самое определение под кодовым названием «ишь ты какая цаца» использовал и Сергей Сергеевич Фроликов, в раздумьях о собственной бывшей жене.
– Понапридумывают бабы всякой глупости и мути, и давай права качать! Ишь, половину всего отцапала! Да уже небось всё спустила – опыта-то в делах нет. Сейчас приеду, потребую триммер. Строго так скажу, мол, отдавай немедленно! Опять же, если там будут те страшные псы и тот… ээээ… та мeрзкaя свинья, триммером не в пример легче отогнать их подальше.
Он уже представил себя, гоняющим с помощью садового инвентаря дyрaцких собак, свиней и наглых соседей, посмевших привести на его дачный участок всякое разное…
– Главное, сразу ей дать понять, что больше я её глупости не потерплю! Что моё слово – закон! – Фроликов надувался от чувства собственной значимости, поглядывая на себя в зеркальце заднего вида. Правда, что-то ему мешало… что-то такое важное…
– А! Вспомнил! Надо не забыть окна в машине закрыть! Ту, прошлогоднюю пришлось за бесценок продать из-за какого-то поганого кота! – наконец-то припомнил Фроликов, и, уже полностью успокоившись, отправился вперёд, навстречу своему триумфу.