Красивая дочь, ружьё, лопата, алиби

Глава 18. Обидели котика… отняли ценное

Знаете ли, что является серьёзной проблемой в доме? Обиженный кот! Нет, даже не так – ОЧЕНЬ обиженный кот, воспитанный полковником Потаповым и оскорблённый в лучших своих чувствах.

Лошарик, в сокращённо-ласкательном обращении Шарик, как любой нормальный кот точно знал, что он умнее. Вот кого ни возьми – всех-всех умнее. Нет, пусть себя люди потешаются со своими мудрованиями и умствованиями, пусть со смешным всезнающим видом говорят разные хитрые слова… когда какие. То так, то этак – по противоположному. Коты это отлично видят и втихаря посмеиваются.

Нет, это и собаки видят, просто у них междуушье по-другому устроено – слишком много места отведено для слушанья хозяев, так что людоанализатор не помещается. Коты тоже слушают, но людские глупости нечасто их занимают – своих мыслей много.

Тем обиднее было Шарику узнать, что его всухую обыграли! И кто? Человек!

– Обидели-обездолили-обокрада́лиии!– тоскливо мяукнул Шарик.– Налапники передние мехучие украааали!

Меховые перчатки Потапова, о которых скорбел Шарик, числились у полковника в категории любимых вещей, к выбрасыванию и разбазариванию категорически запрещённых.

Собственно, никто и не собирался их выбрасывать – отличные перчатки были сшиты местной мастерицей-кожевником, с которой сдружилась Вера, и послужили подарком отцу на позапрошлый Новый год.

Самому Потапову они нравились чрезвычайно. Потаповскому коту – тоже. Он рассмотрел их, обнюхал и уверенно счёл, что в его личном Шариковском хозяйстве этакие штуки точно-точно пригодятся, вот и спёр их ровно через полтора часа после первой встречи с ними.

Тогда он ещё был мал и бесхитростен, так что их дружную тройку – котёнка и пару «мехучих» перчаток быстро нашли.

Дальнейшее общение кота и части хозяйского гардероба происходило по старой формуле: «Вы привлекательны, я чертовски привлекателен, чего время зря терять?» – Шарик, не жалея сил и времени, тырил их где только видел и когда только мог.

– Миш, нам что? Твои перчатки резиночками к одежде крепить? – недоумевала Надя. – Как в СССР в детском садике?

Потапов представил, долго смеялся, а потом сказал, что эта затея закончится тем, что Шарик уволочёт вместе с перчатками ещё и то, к чему они буду пришиты:

– Надь, это ж моя школа – он, если цель видит, уже нипочём не отступит.

Вот кот и не отступал, раз за разом утягивая завлекательные налапники.

Он рос, становился всё хитроумнее и сообразительнее, но каждый раз, когда, пряча честно стыренные меховушки, он наполнялся законной котогордостью, выяснялось, что старшая из хозяек их уже нашла и убрала.

– Опять! Опять обездолили!– переживал Шарик.

Собственно, в данный момент времени он как раз этим и занимался – страдал.

– А чего это у нас с Шариком? – поинтересовался Потапов, только-только разогнавший очередную автомобильную сходку у ворот – парни, приехавшие на дачи или просто к озеру, как перелётные птицы на юг, как стрелка компаса на север, устремлялись к Вериному дому. – Что такое? Мы с собаками занимаемся охраной рубежей, а рядовой фелинологического полка Лошариков дeзeртирует!

– Он в трауре! – сообщила Надя мужу, – Вскрыл запертый шкаф, обыскал его, обнаружил твои перчатки, успешно их уволок, отлично и оригинально спрятал – креативно, можно сказать, а я, паразитка…

– Нашла? – продолжил догадливый Потапов.

– Именно. Так что теперь кот оскорблён до глубины души. Миш, он так совершенствуется… Я боюсь, что он может замылить перчатки так, что мы и не найдём! Я вот что думаю – может, мы сойдёмся на ничьей и предложим ему твою старую пыжиковую шапку?

Потапов покосился на демонстративно скорбящего кота, от которого прямо-таки волнами распространялась гнетущая атмосфера величественного котоосуждения. Да и разгон ухажёров с ним происходил значительно бодрее, разнообразнее и жизнерадостнее…

– Да, давай попробуем! Военную хитрость никто не отменял! – согласился Потапов.

Когда Шарику хозяйка принесла шапку, кот сначала не удостоил её взглядом, как это и положено по правилам котообщения с их подопечными.

– Нда… хотела я котику интересную вещь показать, но раз он не хочет, так и ладно! Я-то думала – зачем Шарику перчатки? Только сейчас поняла – затем, что на них мех есть, только там меха-то мало, а вот тут на шапке его гораздо, гораздо больше отличного меха. Но раз ты не в настроении, тогда ладно… Отдам шапку кому-нибудь другому! – словно сама с собой рассуждала Надежда.

– Какой мех? Шапка? Что за шапка? Кому это ещё другому отдашь?– забеспокоился Шарик, быстренько отшвыривая подальше свой скучающе-оскорблённый вид и принюхиваясь к штуке в руках у Нади. – Ой, это же такая мехокоробочка!

Любой нормальный кот обожает всё то, что напоминает им о собственной удивительной особенности: котики – это жидкость. Короче, всё то, во что можно ВТЕЧЬ, заполнить это что-то собой и уютностью – это как раз то, что нужно! Более того, это уже вопрос принципа!

Уже разворачивающуюся Надежду с шапкой в руках, решительно остановила пушистая полосатая лапа и подтянула к себе мехокоробочку.

– Какая… какая отличная штука!– воспрял кот, торопливо переступая шапочный борт.

– Шарик, только ты же туда не влезешь! – расчётливо засомневалась Надя.

– Я? Я и вдруг не влезу? Да ты смеёшься!– Шарик затоптался по донышку шапки, утаптывая пространство в комфортные котограницы,– Cмотри и учись!

Всегда приятно ощущать себя выше этих самых людей! Ну и пусть его людь настолько умна, что может найти передние налапники, упрятанные им в самый колючий куст крыжовника, но вот этак делать она точно не умеет!

Шарик вписался в шапку так, словно она шилась именно на его тушку, уложил подбородок на край и блаженно прикрыл глаза от хорошистости, внезапно настигшей его и захватившей в плен.

– Неправильно мы определяем размер шапок – надо не в сантиметрах окружности головы, а в кошачьих килограммах! – вынесла вердикт Вера, приехавшая с Сашкой из магазина. – Торт купили, и по дороге видели того чудика, который мне розы приволок!

– Опять приставал? – нахмурился Потапов, пытавшийся понять: его шесть килограммов кота – это солидный размер шапки, или так себе?

– Нет, что ты! Он нас даже не заметил – не до того бедолаге было. Его машину вытащили из канавы на обочине и грузили на эвакуатор. Я, правда, не поняла, почему всё вокруг было засыпано розовыми лепестками… может он так эвакуатору обрадовался, что ему путь лепестками устилал? Аааа, да кто их знает? Ладно, пошли пить чай и есть торт! Саш, после торта за козьим молоком со мной съездишь?

Cашка была готова ездить куда угодно и делать всё, что ей предлагают – так это было непохоже на её обычное летнее корпение над учебниками, родительское недовольство и предвкушение встречи с одноклассниками…

Сашке даже думать не хотелось о том, что лето закончится, и придётся возвращаться в школу. Да, дома было тоскливо, но в школе… там было несоизмеримо хуже! Всё дело был в том, что она считалась заучкой, ради оценок готовой на всё, предательницей и ябедой.

Она тянула руку и шла отвечать, получала пятёрки по всем предметам, отправлялась на все без исключения олимпиады. Единственный предмет, по которому она неизменно получала бы двойки и колы, мог бы называться «Безопасное общение с одноклассниками».

Она никогда не давала списывать – просто потому, что ей это строго-настрого запретили родители.

– Саша, это твой труд и ты обязана, слышишь, ОБЯЗАНА его ценить! – строго говорил отец, а мама послушно кивала в такт его словам. – Какие-то серости и посредственности будут на твоём горбу выезжать, да ещё и конкуренцию тебе устраивать? Не смей это позволять!

Более того… когда она ещё только училась в третьем классе, она сдуру рассказала родителям о том, как Серёжа Гришин списывал на контрольной.

– И что он получил? – с кажущейся небрежностью поинтересовался отец.

– Пять! – честно глядя в глаза отцу ответила Саша.

– И ты ЭТО допустила? – тут же разъярился отец, и к нему сразу же присоединилась мама. – Ты почему сразу не сказала, что этот ваш Гришин списывает? Ты должна была поднять руку и сказать это учительнице. И вообще, почему она у вас не следит за этим?

Перепуганная Сашка замотала головой – она не знала, почему…

– Так, я ей сейчас сам позвоню! – решил отец семейства.

Почему взрослые подчас делают такие глупости? Почему лезут в то, что их не касается, и портят жизнь своим собственным детям, ни на секунду не задумываясь, какие последствия вызовут их поступки?

А последствия были вполне предсказуемы…

– Ты представляешь, эта их учительница сказала, что отметку снимать не будет! Сказала, что если бы Сашка сразу сказала, что тот списывает, то она бы проверила эти слова и наказала бы Гришина, а сейчас она уже не может это сделать! Мало ли, а вдруг Сашке померещилось? Но я это так не оставлю! Я их завучу позвоню, директору напишу! Почему моя дочь должна иметь ту же отметку, какую поставили, кстати, незаслуженно и тому двоечнику?

К счастью, до директора и завуча отец не добрался – помешала работа, но вред уже был нанесён.

– Ябеда! Предательница! Кострова предательница! Крыса! – через пару дней услышала Сашка от Гришина.

Нет, она было попыталась объяснить свою позицию, то есть позицию родителей, конечно, но, увы, понимания среди одноклассников её слова не получили.

Напротив, стало только хуже. Неделю с ней никто не разговаривал, и она от паники и ужаса по-настоящему разболелась.

Когда пришла через две недели в школу, про неё немного подзабыли – когда на носу Новый год, кто будет особенно вспоминать о Сашке-крыске, но ни в игры, ни в компанию её никто не звал, а если она, решившись, сама подходила, отворачивались, отодвигались и демонстративно замолкали.

– Саша, ты отойди от нас, а то ещё что-то донесёшь своим родителям, а они потом учительнице позвонят! – вполне вежливо, но так обидно отшила Сашку девочка, с которой она почти подружилась до той проклятой контрольной.

Тот Новый год был невесёлым. Она получила в подарок от родителей стопку детских энциклопедий и обучающую программу по английскому, а потом долго плакала у себя в комнате.

Нет, конечно, когда она добралась до бабушки, там её ждали настоящие подарки – шарнирная кукла – такую давно хотелось, но в квартире родителей никаких игрушек не было с того момента, как она пошла в первый класс – ибо нечего отвлекаться на всякую чепуху. Ещё был замечательный мягкий медведь с умильной и немного хитрой мордочкой, наборы бусинок для ожерелий и браслетов. Да, пусть со всем этим Саша могла играть только у бабушки, но и это уже было радостью!

Бабушка, конечно, поняла, что внучка расстроена, но, сколько она ни пыталась разговорить Сашку, ничего не вышло!

– Расскажу бабушке, она что-то скажет маме или папе, а те запретят мне к ней ходить! Точно знаю, что запретят! – думала Саша, вот и молчала.

Любые праздники и каникулы заканчиваются, закончились и те… Пришлось идти в школу. Нет, у Саши хватило ума не сообщать учительнице о шпаргалках, которые она видела, но как наладить отношения с классом она не знала, поэтому всё глубже и глубже становилась пропасть между ней и одноклассниками.

Это стало заметно и родителям – они как-то пришли на концерт и обнаружили, что вокруг их дочери образовался какой-то перманентный вакуум – к ней не подходят, не обращаются, не стоят с ней в паре. Разговаривают через неё, словно Сашки просто не существует.

– Ты почему такая неактивная? Никто с тобой не дружит… – возмутился отец.

– Да, даже девочки не подходят! – привычно поддержала супруга мама – она ведь всегда его поддерживала.

Сашка попыталась было объяснить, что это было из-за того звонка, но традиционно получилось у неё только хуже.

– Ах, вот ты какая! Неблагодарная маленькая дрянь! – разобиделся отец. – Ты даже общаться не можешь со сверстниками, а виноваты, оказывается, мы?

Сашка действительно не могла общаться – все по привычке или держались от неё подальше, или хамили на любые попытки сблизиться.

– Крыса вида костровых! Берегитесь костро-крысы! – потешались мальчишки, когда им нечем было заняться. – Жадная ябеда, предательница!

Жадной её величали из-за того, что она так и не давала списывать, получив строжайший запрет от отца, а остальное накрепко прилипло после той злополучной ситуации со шпаргалкой.

Нагрузка, требования и усталость всё росли и росли: родители записывали её на всевозможные дополнительные занятия, подбавляя жару, всё чаще бывали недовольны недостаточно идеальной учёбой – «можно было сделать больше и лучше, вот у моих знакомых дочь учит дополнительно три языка, да ещё теннисом занимается, а ты?», и словно всего этого было мало. Подкрался седьмой класс, к которому зачем-то надо было выбирать себе специализацию…

Кто и зачем придумал такую глупость – непонятно! Как в тринадцать лет человек может решить, что именно для него станет профессией в дальнейшем? Да, возможно, сейчас тебе не даются точные науки, но это же не повод идти в «актёрский» класс с его минимумом математики. Да, ты можешь потом перевестись, но только досдав весь необходимый уровень, который прошел тот класс, куда ты хочешь. Да, ты можешь выбрать «химико-биологическую» параллель, но как? Если ты пока не проходил химию, да и из биологии-то видел только сухую и скучную ботанику? Зачем запихивать своего слабого в математике сына в математический класс со словами «он у меня там любой ценой учиться будет, пусть хоть треснет»? Зачем усложнять и без того непростую жизнь школьников в тринадцать, если и в восемнадцать лет люди находятся в сомнениях и смятениях, куда бы им податься и как решить свою дальнейшую судьбу?

Разумеется, родителям Саши и в голову не пришло спросить, что она хочет. Они жалели только о том, что нельзя выбрать всё сразу, и вполне ожидаемо записали Сашку в самый сложный по нагрузке и предметам класс. Класс, в котором собрались все самые непереносящие Сашку одноклассники…