Коннера удивило, что Николь согласилась переехать к нему так быстро. Наверное, эта статья и правда важна для нее. Как бы то ни было, узнавая ближе эту рыжеволосую журналистку, он все меньше волновался о том, что она напишет.
Поймав себя несколько раз на этой мысли, Коннер осекся. В первую очередь Николь журналистка. Ситуацию ни на минуту нельзя выпускать из-под контроля. Она должна получить лишь ту информацию, к которой он откроет доступ.
Квартира Коннера находилась на верхнем этаже небоскреба в восточной части города. Деньги, которые он потратил на ее дизайн и внутреннее обустройство, не поддавались исчислению. Так же как и в офисе, одна стена в гостиной представляла собой огромное окно от пола до потолка, из которого открывался потрясающий вид на город.
Коннер открыл дверь, и Николь вошла. Он помог донести ее небольшой чемодан. Сама Николь держала в руках ноутбук и сумочку. Еще несколько сумок принес Рэнделл. Коннер почему-то думал, что вещей будет больше.
— Добро пожаловать, — сказал он, ставя чемодан У двери.
— Спасибо. На всякий случай я сказала родителям, что делаю в своей квартире ремонт и какое-то время поживу у друга, — объяснила Николь, оглядываясь. — Мама любит звонить мне на домашний телефон.
Коннер смотрел на нее, пытаясь уловить, каково ее первое впечатление от квартиры.
— Можешь дать маме мой домашний номер, если хочешь, — предложил он.
— Если ты не возражаешь. Родителям будет спокойнее. Но про тебя я им рассказывать не буду.
— Отчего же?
— Оттого, что, узнав о тебе, они захотят с тобой познакомиться. А когда через месяц мы расстанемся, будут переживать.
— Мамы все одинаковые, — вздохнул Коннер. — Им не терпится женить детей и нянчить внуков. Я покажу тебе твою комнату, — продолжил он. — Конечно, мы будем жить вместе, но каждому человеку иногда хочется побыть в одиночестве. Например, чтобы поговорить с мамой, верно?
Николь кивнула:
— Спасибо. Мне действительно требуется личное пространство, чтобы писать статьи. Я часто работаю дома, потому что в редакции слишком шумно.
Коннер провел ее в большую гостевую комнату, прилегающую к хозяйской спальне.
— Здесь есть письменный стол, — заметил он.
— Замечательно.
Когда Николь кинула на кровать сумочку, Коннер задумался. У него никогда не было любовницы, и все свои познания по этому поводу он почерпнул из рассказов друзей и из кинофильмов. Наверное, сейчас нужно что-то сказать или сделать. Но что именно?
— Это твоя комната. Будь как дома. — Это все, на что он оказался способен.
— Спасибо, — ответила Николь, присаживаясь на кровать.
— Хочешь есть?
— Умираю от голода. Сегодня был поистине сумасшедший день.
— У меня то же самое, — кивнул он. — Я оставлю тебя ненадолго, а через двадцать минут встретимся на террасе, хорошо? Можешь пока разложить вещи.
— Договорились.
Коннер вышел, еле сдерживая желание схватить Николь и повалить на кровать. Весь сегодняшний день он только об этом и мечтал. Представлял, как набросится на нее, как только она перешагнет порог его роскошного пентхауса. Однако, когда Николь наконец оказалась здесь, такое поведение показалось ему необдуманным. Он отправился в свою спальню и сменил деловой костюм на серые шорты и черную футболку. Затем заглянул в почту, прочитал входящие письма и ответил на самые срочные. А потом, покачиваясь в кресле-качалке рядом с кроватью, Коннер осознал, насколько он рад, что Николь согласилась переехать.
Да, он позаботился о том, чтобы в пентхаусе было и красиво, и одновременно уютно, но все же иногда ему бывало одиноко. Коннер ни разу не приводил сюда ни женщин, ни друзей и теперь испытывал легкий трепет от присутствия Николь.
Раздался легкий стук в дверь, и Коннер встал. Вошла Николь в облегающих джинсах и майке. Она была босиком, а ее огненно-рыжие волосы были собраны в хвост.
— Итак, это твоя комната? — спросила она, оглядываясь.
— Да, — ответил Коннер.
Он не мог глаз отвести от нее, когда она медленно проходила мимо него. Сорвать с нее майку и джинсы было бы так естественно! Хотя для Николь, возможно, так же естественно задать ему долгожданные вопросы. Поэтому Коннер решил отложить секс.
Николь остановилась у комода орехового дерева и провела пальцем по лакированной поверхности. На комоде стояла фотография мамы и сестры Коннера, сделанная, видимо, на Рождество. Это было единственное напоминание о том, что у хозяина комнаты есть родственники. Других фотографий или картин не было.
— Ни одной детали, способной рассказать о тебе, — прокомментировала она.
— Я предпочитаю минимализм, — заявил Коннер. — Ничего лишнего.
— Даже Шерлок Холмс не понял бы, что за человек здесь живет.
— Рыжик, о хозяине квартиры многое можно узнать на этой кровати.
— Почему ты меня так называешь? — спросила Николь.
— Не знаю, — пожал плечами Коннер. — Потому что ты рыжая, яркая, страстная.
— В детстве я стеснялась цвета своих волос.
— Мы все многого стеснялись в детстве.
— Неужели и ты?
— Представь себе.
— Ты учился в частной школе?
— Да, в школе для детей богачей. У нас всех были похожие биографии. Наши родители с детства знали друг друга, их родители тоже и так далее. Все как по шаблону.
— И все же ты отличался от других детей?
— Мне казалось, что да, — ответил Коннер. — Но так кажется всем детям. Среди нас не было бунтарей, как это бывает в обычных школах. Странно быть бунтарем, если у тебя есть все.
Николь понимающе кивнула.
— А теперь добро пожаловать в кухню, — пригласил он. — Мне ужасно хочется выпить, и что-то мне подсказывает, что тебе тоже.
Николь шла за Коннером, по дороге осматривая квартиру. Теперь ей казалось, что здесь очень многое говорит о характере хозяина, и спальня не исключение. Другое дело, что нигде не было фотографий его семьи, но это тоже характеризовало хозяина определенным образом.
— Итак, хочешь вина? — поинтересовался Коннер.
— Да, пожалуйста.
Николь присела на высокий барный стул и обратила внимание на плиту. Она была огромной. На таких плитах готовят в ресторанах профессиональные повара.
— Ты любишь готовить? — спросила молодая женщина.
— Нет, но у меня есть повариха, которая готовит разные фирменные блюда. Я советовался с ней, когда делал ремонт. В обычные дни я пользуюсь микроволновкой.
— Я тоже. Мне некогда готовить.
Николь взяла из рук Коннера бокал белого вина.
— С новосельем. — Он поднял бокал.
Они чокнулись.
— Твою повариху зовут Джейн? — догадалась Николь.
— Верно, — ответил Коннер, делая глоток вина.
— Почему ты сразу не сказал, что это она?
— Потому что я не привык говорить о своей сестре.
Николь не рассчитывала, что его защита будет настолько прочной. Если он не изменит этой привычке, то каким, черт возьми, образом она получит материал для статьи?
Коннер поставил бокал на столешницу:
— Итак, посмотрим, что у нас на ужин.
Он нагнулся к нижнему отсеку духовки. Выглядело это довольно эротично, и Николь игриво присвистнула. Единственный способ разговорить Коннера — непринужденное общение. Он знал, насколько важно ей получить интервью, и постоянно был настороже. Отвлечь его и заставить расслабиться — вот ее основная задача.
— Нравится вид? — спросил он, поигрывая ягодицами.
— Очень. Так что у нас на ужин?
— Семга в сыре. В последнее время Джейн много экспериментирует.
— Звучит аппетитно, — улыбнулась Николь. — А как давно Джейн стала твоей поварихой?
— Восемь лет назад. Когда я въехал в эту квартиру. — Он вытащил из духовки две тарелки с рыбой и попросил: — Возьми, пожалуйста, вино и бокалы.
— Да, сэр.
С тарелками в руках Коннер подошел к стеклянной двери. Автоматические датчики уловили движение, и дверь открылась. На террасе он поставил тарелки на столик.
— Хорошая дверь, — заметила Николь. — Как в фильмах про будущее.
— Мне нравятся уют и удобство, — ответил Коннер, — и у меня есть деньги, чтобы позволить себе и то и другое. Подожди меня буквально одну минуту.
Николь села в низкое кресло у столика. Коннер вернулся с двумя тарелками салата:
— Не знаю, есть это все сразу или отдельно…
— Пусть каждый ест, как хочет, — перебила его Николь. — Еще не хватало, чтобы в еде были какие-то правила.
— Это верно. — Коннер сел напротив и взял бокал. — Кстати, ты вроде говорила, что знакома с Уиллоу.
— Да, мы дружим с детства — я, Уиллоу и Гейл. Мы учились в одной школе.
— Хорошо, когда друзья остаются друзьями, — сказал он. — Создается ощущение цельности жизни. С детства до сегодняшнего дня.
За ужином Николь смогла по-настоящему расслабиться. В какой-то момент она заметила, что Коннер тоже расслаблен, и решила не упускать возможность.
— У тебя есть хобби? — спросила она.
Ответ последовал мгновенно:
— Есть. Я люблю яхтенный спорт.
— А что именно тебе нравится в яхтенном спорте?
Николь была уверена, что на яхте Коннер больше всего любит отсутствие рядом людей, докучающих ему.
Он пожал плечами и отрезал кусочек рыбы. Какое-то время Коннер молчал, а Николь смотрела на него и понимала, что ей нравится в этом мужчине абсолютно все.
— Наверно, одиночество, — ответил Коннер, прожевав. — В море, как правило, не работает мобильный телефон, поэтому тебе никто не может дозвониться. Со мной на яхте ходит только экипаж — всего три человека, с которыми я практически не общаюсь.
Николь решила, что это скорее не одиночество, а уединение. В детстве Коннер пережил драму, сильно повлиявшую на его общение с людьми. Слишком много внимания было приковано к нему. Будучи маленьким мальчиком, он надломился и решил, что больше никого не впустит в свою личную жизнь.
Может быть, поэтому Коннер видит ее только в качестве любовницы, а не спутницы жизни. Вероятно, он считает, что любовница не будет занимать все его свободное время и донимать вопросами о том, что он думает и что чувствует.
Что касается Николь, теперь она стала спокойнее относиться к своей карьере. В мыслях она уже не раз представляла себе их совместную жизнь.
С появлением Коннера Николь задумалась о вещах, которые раньше ее не волновали. И как ни старалась она вернуться к прежнему ритму жизни, у нее не получалось. Что-то внутри бесповоротно изменилось после встречи с Коннером Макейфи. Иногда она радовалась этому. Но чаще это ее беспокоило.
Коннер наслаждался вечером с Николь. Она о чем-то спрашивала его, но и сам он был не прочь задать ей несколько вопросов. Да, она всего лишь его любовница, но чем дальше заходили их отношения, тем меньше Коннер понимал, какая она, Николь Рейнолдс. Загадочность этой женщины волновала и будоражила его.
После ужина Коннер принес две чашки кофе. Себе он добавил сливки и сахар, а Николь только сливки.
— Видишь, — сказал он, — ты только и делаешь, что интересуешься моим прошлым. Но оно интересно тебе потому, что ты знаешь, кто мои родители. Если бы я был простым парнем, из семьи со средним достатком…
— Все верно, — перебила его Николь. — Но мы такие, какие есть, и этого не исправить. Главное — жить не прошлым, а настоящим.
— Ты очень милая, когда ослабляешь свою защиту, — вдруг бросил Коннер.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты не только невероятно сексуальна, но и умна. Ты поняла, что единственный способ выудить у меня информацию — это раскрыться самой. Ты раскрылась и такой нравишься мне еще больше.
— А вы нахал, мистер Макейфи, — засмеялась Николь. — В нашу первую встречу мне показалось, что никто не в силах изменить твою манеру поведения. А уж я и подавно.
На этот раз засмеялся Коннер:
— Да, я привык поступать так, как считаю нужным. Привык и к тому, что люди вокруг поступают так, как хочу я. Но этому предшествовали долгие годы усердной работы.
Да, он действительно много работал, чтобы стать тем Коннером Макейфи, который теперь ездит на черном «роллс-ройсе», занимает верхний этаж элитного здания и руководит многомиллионным бизнесом. Но до сих пор единственным, что интересовало в нем каждого встречного, был злополучный скандал. В таких обстоятельствах легко объяснить тягу к уединению.
Как же получилось, что сейчас этот загадочный малообщительный миллионер, мечта любого репортера, сидит на балконе напротив журналистки? Коннер и сам не знал ответа на этот вопрос. Ему хотелось верить, что причина кроется лишь в его необузданном сексуальном влечении к Николь.
— И все же, — продолжила она, — почему вы не уехали из города после той истории? Или по крайней мере не перебрались в другую его часть?
— Мама сказала, что если мы убежим, значит, нам есть что скрывать. — Коннер постучал пальцами по столику. — Хочешь увидеть остальные комнаты?
— Конечно. — Николь встала. — Твоя мама очень сильная женщина. И Джейн тоже.
— Ты тоже сильная женщина, — добавил он. — Я привык находиться в кругу женщин, которые делают то, что считают нужным, и не раскаиваются в содеянном.
Он взял ее за руку и повел по коридору влево от спальни. Здесь была лестница, ведущая на второй этаж.
— Там моя игровая зона, — пояснил Коннер, поднимаясь по лестнице первым.
Николь не терпелось увидеть, что за игры он имеет в виду.
На втором этаже стоял бильярдный стол, а в одну из стен был встроен бар. Полки бара были заполнены самыми разными напитками, а возле стойки стояло шесть стульев.
Дверь в стене напротив вела в большой кабинет. Левая стена кабинета представляла собой огромное зеркальное окно, у которого стоял темный деревянный стол. Три другие стены с пола до потолка были закрыты высокими книжными шкафами. Каждая полка была заполнена книгами.
Николь прошла вдоль шкафов, читая названия. Там было много литературы, касающейся бизнеса, но встречалась и классика. Отдельно лежала маленькая книжечка, привлекшая особое внимание женщины, — повесть Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Одна из самых известных историй о раздвоении личности, написанная автором «Острова сокровищ».
— «Доктор Джекил и мистер Хайд», — прочитала вслух Николь.
— Я был маленьким, когда прочитал ее в первый раз. Это любимая книга мамы. Она считает, что это лучший пример того, как человек оказывается не тем, кто он есть на самом деле.
Николь улыбнулась:
— У твоей мамы отличное чувство юмора. Не самая веселая книга и совсем не для детей.
— У мамы всегда был специфический вкус, — заметил Коннер. — Вкус, который я во многом разделяю.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что наша мать — лучшая на свете. Она всегда разрешала нам с Джейн делать то, что мы хотим, но при этом не забывала про воспитание. Идеальное сочетание.
— Ты рад, что вы живете рядом?
— Да. Мы с Джейн по очереди ездим к ней. Джейн чаще, я реже. Но мама не требует много внимания к себе.
— Ты часто работаешь дома? — спросила Николь, меняя тему.
— По-разному. Если бы ты не приехала, я поужинал бы, отвечая на электронные письма.
— Да ты трудоголик!
— Наверное, да, — согласился Коннер. — Нельзя быть успешным бизнесменом, не являясь трудоголиком. Все говорят о том, что нужно уметь отдыхать, но бизнес по-настоящему заводит меня. Я не могу сидеть без дела.
Слова Коннера добавили новые штрихи к его портрету. Статья, которую задумала написать Николь, начала вырисовываться у нее в голове. Коннер родился в богатой семье, имея все с момента рождения, но он знал цену труду и не терпел праздности. Он не любил, когда ему подносят что-то на блюдечке. Николь с детства уважала таких людей.
— Теперь предлагаю спуститься вниз и посмотреть остальные комнаты, — сказал Коннер.
— А я предлагаю спуститься и посмотреть только одну комнату, — возразила Николь. — Спальню.
Он взял ее за руку и повел в свою спальню. Здесь они занялись любовью, и Николь наконец перестала думать об условиях соглашения, о своей статье и о чем бы то ни было еще. Она отдавалась Коннеру целиком, получая неземное удовольствие от каждого его прикосновения и поцелуя. А посреди ночи он взял ее на руки и отнес в отведенную ей спальню.
Николь переехала к нему, а он предложил ей спать в разных комнатах.