Красная маска

Просто друг

Я отключилась так сильно, что не слышала, как Джун ушел на работу. Очнувшись с тупой головной болью, я приподнялась на руке и второй потерла глаза. Дотянувшись до будильника, я посмотрела на время. Час до полудня. Вот это разоспалась! Спустив ноги на пол, я подошла к окну и развела шторы в стороны, желая впустить свет. Но его на улице было мало. Шел осенний дождь, и сквозь тучи солнце выглядело как серо-сизая неоновая подсветка. Поискав в косметичке таблетку от головной боли, я пошла на кухню, запить её, а заодно поставила на плиту чайник. Найдя банку растворимого кофе, приготовила чашку, выставив её с полки на стол. Есть не хотелось. У меня было непонятное, тяжелое и неприятное состояние. Какая-то апатия. Меня не изнасиловали, не принуждали, не обидели. Я переспала с мужчиной, о котором мечтала. Без его желания. Это его принудили, обидели и насильно заставили побыть со мной. Это отвратительно, гадко, мерзко. А он ещё и отнесся ко мне по-человечески.

Мне хотелось бы заплакать, но лицо сковала меланхолия. О чем плакать? О девственности? Не так уж я над ней тряслась, просто, действительно, раньше не было подходящих кандидатов. А этот что, подходящий был? Казался таким. Но лишь теперь я стала понимать, что каким бы ни был мужчина, важно то, что он чувствует. Это кашу можно варить без любви, или пыль протирать, а сексом заниматься нужно по обоюдному желанию. Мне стало прохладно. Может, так оно и было, а может, тоска и грусть леденили изнутри. Достав свой пакет с вещами, я нашла теплые носки, натянула их и, сняв пижаму, облачилась поверх одетого нижнего белья в кремово-персиковый свитер-платье, одернув его почти до колен. Вернувшись на кухню и налив себе кофе, я побрела к телевизору. Обычно я провожу так время, если простываю и болею. Но я была здорова. Чего же мне не хватало, чтобы чувствовать себя хорошо? Мозгов мне не хватало до вчерашнего дня. Как же поздно они зашевелились!

Едва устроившись на диване, забравшись на него с ногами, я услышала звонок. Если это Красная маска, я буду очень зла. Я ненавидела его. Я буду кричать матом так, что соседи Джуна вызовут скорую помощь. А если это не маньяк, то ни с кем говорить не хотелось. Но рингтон продолжал петь и я, чтобы избавиться от назойливого звука, пошла к трубке и взяла её.

— Здравствуйте, девушка, наконец-то, я до Вас дозвонился! — шутливо поздоровался ДонУн. Я была не в том настроении.

— Что-то такое важное?

— Я думал, что тебе интересно, как прошел мой вчерашний вечер. Кстати, твой мне тоже интересен, где ты была? — он, конечно, не мог и представить, как неуместны сейчас его вопросы.

— Общалась с одним возможным свидетелем. Но мне это ничего не дало. — я замолчала.

— Так, ты опять не спрашиваешь, что раскопал я? Я общался с ДжонИном, между прочим. — моя реакция на все его реплики была более чем чудной. Обычно я на энтузиазме выпытывала сразу и всё. Надо постараться держаться.

— И как? Получилось? — выжала я из себя.

— Получилось, но скажу вечером у меня. Заеду за тобой на работу, как обычно. — пытался заинтриговать и заманить меня в очередной раз ДонУн.

— Я сегодня не на работе. — призналась я, сев на кровать, рядом с которой разговаривала.

— Как? А что такое? — взволновался он.

— Ничего серьёзного. Приболела. — пришлось солгать, потому что быстро на ум ничего не пришло. Никто не знает и не должен знать, что мы с Йесоном были вместе.

— Простуда? Мои методы лечения в твоем распоряжении. — ещё и заигрывает! Он издевается.

— Не надо, само пройдет.

— То есть, ты сейчас там одна, болеешь, никто о тебе не заботится? Я приеду. У меня тут никаких особых дел нет.

— Не надо. — повторила я.

— Не спорь! — опять начинает командовать!

— Я не скажу тебе адрес. — показала я язык телефону.

— Я тебя подвозил, я знаю, где это. Буду стоять у подъезда под дождем, мокрый, заболею сам, буду кашлять, чихать, плакать, пока ты не назовешь номер квартиры. — поспорив и пререкаясь, я вынуждена была сдаться и назвала ему то, что он требовал.

— И всё-таки я хочу побыть одна!

— Ты знаешь, что женщины всегда говорят противоположное тому, чего хотят? «Дорогая, купить тебе это кольцо с бриллиантом?», а она «Нет-нет, что ты!». И глаза блестят в ожидании, когда ты навяжешь ей это кольцо. Или «ты обиделась? Дай я тебя обниму!», а она «уйди от меня, убери руки!». И стоит, повернувшись спиной, ни шагу в сторону, мол, чего замер, скотина, обнимай, давай. Так что жди, скоро буду!

— Я не… — он положил трубку. Отлично, ещё не хватало ДонУна в квартире Джуна! Впрочем, тот вряд ли раньше придет с работы и увидит тут непрошенных гостей.

Не прошло и получаса, как в дверь раздался звонок. Выключив телевизор, который я смотрела, даже не сосредотачиваясь на том, что по нему показывали, я пошла в прихожую и открыла. В кожаной куртке с каплями дождя на плечах, ДонУн, как нахохлившийся воробей, тер ноги перед порогом, держа в руке белый бумажный пакет. В его спешащем виде не было и грамма того пафоса, который он излучал обычно, но даже такой, он был полон лоска и своеобразной элитной красоты.

— Это тебе, но я тебе это дам только в машине. Поехали ко мне. — он с недоверием оглядел обстановку, шагнув вперед.

— Что это? — протянула я руку к свертку, тут же спрятанному от меня за спину.

— Твоя мама сказала, что ты обожаешь пирожки с вишней. — улыбнулся он. — Ещё даже горячие.

— Когда ты успел у неё спросить?! — распахнула я глаза.

— Позвонил и спросил. Для чего иначе мы телефонами менялись? Сказал, что хочу сделать тебе приятное на Сейшельских островах. — я привалилась к стенке. Вот же досужий!

— Зачем сразу ехать к тебе?

— Потому что у меня мне будет удобнее за тобой ухаживать, — ДонУн снял ботинки, чтобы подойти ко мне ближе. — уложить в постель — в плохом и скучном смысле — отпаивать чаем и греть под одеялом.

— Да не надо за мной ухаживать! — всплеснула я руками. Я вот-вот сама поверю, что у меня грипп. — Я похожа на немощную? Приглядись внимательно.

— Не знаю, выглядишь ты всегда хорошо, мне трудно судить. — я посмотрела на себя в зеркало. Не накрашенная, с небрежно забранными в резинку волосами, в растянутом домашнем свитере. Шутник он, однако.

— Это ты называешь «хорошо»?

— А что не так? Килограммов искусственной ерунды нет на лице? Вообще-то, это здорово. — ДонУн несмело потянул меня за край рукава. — Ну, поехали, пожалуйста…

— Мне собраться надо! — сдалась я. Когда он начинал что-то упорно просить и умолять, то выглядел так впечатляюще жалко, что отказать было невозможно.

— Что тут собираться? Оделась, обулась, и поехали! — я пошла в спальню за телефоном. Он последовал за мной. Кинув мобильный в сумочку, я осмотрелась. ДонУн посмотрел на кровать. На ней лежала одна подушка. Мне показалось или его лицо преобразилось от радости? — Пирожки остывают!

Для не завтракавшего человека это была сильная приманка, хотя до этого я совершенно не чувствовала потребности в еде. Но ведь пирожки с вишней! Мама, ты предатель. Я перекинула ремешок сумки через плечо, и молодой человек схватил меня за руку, потащив на выход.

— А переодеться? — уперлась я пятками.

— Тебе только из двери до машины и обратно прыгнуть, зачем эти сложности? — сняв с крючка моё пальто, он накинул мне его на плечи. Я еле натянула сапоги на теплые носки. Обычно они легко скользили по капрону, а не по шерсти.

Хорошо, что был будний день и все в городе в основном были на работе или занимались своими делами. Потому что я в жизни не выходила на улицу в таком виде. Поторапливая саму себя, чтобы никому не попадаться на глаза, я села в тачку ДонУна. Он положил мне на колени пакет.

— Вот теперь кушай. — парень завелся и мы поехали. Дворники тихонько поскрипывали, подогрев сидений усыплял, а пирожки были изумительно мягкими и вкусными. Я согласна была остаться здесь и больше никуда не ходить. На душе немного полегчало. Не забывать бы изображать простуженную, а не контуженную на голову вчерашними событиями.

— Так, что там Ким ДжонИн?

— Узнаю тебя, — улыбнулся ДонУн, посмотрев на меня, жевавшую с деловым видом. — милый хомячок.

— Иди ты! Рассказывай, давай.

— Ну, ничего особенного. Обычный человек. На удивление, не из богатеев и не из «аристократии». Поговорил с ним, пригрозил. Впрочем, поняв мою осведомленность, он и сам понял, что от тюрьмы в паре шагов. Так что назвал следующего. — с полным ртом, я хотела сказать довольное «о-о! Мы и этого расколем», но получилось невнятное «у-ум! Ы и эоо аскоим». — Сиди ты, не рыпайся. Я со следующим тоже сам разберусь. Вон, довела себя неугомонностью своей уже, заболела.

Проглотив очередной кусок, я недовольно запыхтела.

— Просто сезон такой! Расследование тут ни при чем. — если бы он знал, до чего я довела себя, и не только себя, этим расследованием. Дура, какая же я недоделанная! Воспоминания опять нахлынули на меня. Почему ничего в жизни нельзя вернуть и исправить? Я никогда не смогу освободиться от вины. Совесть, как ржавчина, имеет свойство разъедать.

— Эй, ты меня слушаешь? — я опомнилась. Он, оказывается, продолжал говорить, пока я поддалась надлому разума. Из этого надлома, как из щели, сквозняком летели горести и разочарования.

— Извини, я задумалась. — едва наметившийся подъем бодрости исчез. ДонУну почти удалось отвлечь меня, но слишком тяжело было то, что случилось.

— О чем? — полюбопытствовал парень. Я посмотрела на него. Помолчала. Он, отвлекаясь от дороги, несколько раз взглянул на меня. Я отвернулась. — Заяц, ты мне не нравишься. Либо тебе нехорошо, либо…

Я не выдержала и заплакала, глядя в окно. Закрыв ладонью рот, я хныкала в неё. Перед взором мутнело от слез и от дождя, разрисовывавшего стекла прозрачными струйками. Хотелось бы думать, что это просто девичья сопливая депрессия, но было ощущение, что внутри что-то умирает. ДонУн начал жать на тормоз и остановился на аварийке у бордюра. Отпустив руль, он обхватил меня за плечи и наклонил, прижав к груди над коробкой передач. Я уткнулась ему между распахнутой курткой, в белоснежную рубашку, пахнущую так умиротворяющее. Чистотой и свободой, уютом и безопасностью, созданной большим капиталом. Парень погладил меня по волосам. Втягивая носом воздух, я быстро успокаивалась. Я не собиралась впадать в уныние, просто сорвалась. Должно было, наконец-то, прорвать.

— Я больше не буду спрашивать, прости. — он поцеловал меня в темя и потер, сквозь пальто, плечи. — Что бы ни случилось, всё будет хорошо. Обязательно будет. Не плачь.

Я подняла руку и вытерла пальцами мокрые глаза. Стиснув зубы, я велела себе не быть размазней и улыбнулась.

— Конечно, будет. Когда-нибудь. — вновь отвернувшись, я окончила беседу и мы так и поехали дальше.

Поднявшись в квартиру, я тут же пошла в спальню. Меня же хотели уложить, как болящую. Вот и буду там лежать и ныть, как ипохондрик, пряча за пустыми жалобами истинную драму. ДонУн прошел за мной. Подойдя к постели, я обернулась, натянув рукава свитера до самых ногтей.

— Черт, я пижаму свою забыла. Не надо было меня торопить! — парень открыл шкаф и достал оттуда свою рубашку, вручив мне. — Спасибо, но как-то это…

— Ну да, обычно их одевают после секса. — ДонУн хмыкнул, видя, как я верчу её перед собой. — Но, вдруг, примета хорошая и быстрее перейдем к нему.

Не имея настроения пошлить и похабничать, я пропустила это между ушей, и ему ничего не осталось, как выйти, чтобы позволить мне переодеться. Забравшись в его кровать, я легла на бок и, подложив сложенные руки под щеку, закрыла глаза. Конечно, я не усну сейчас — слишком долго спала утром. Но я абсолютно не знала, что можно делать, чем себя занять, как отвлечься? Всё сознание было полно слов Йесона. Они боролись с тем, что помнили руки и губы. То, что никогда уже не повторится. К счастью. Потому что ещё раз испытать, как с тобой совокупляется любимый человек, любя другую — это больно. Но моя боль была мелочью, по сравнению с его. С тем, как он любил жену, я не могла сравниться. Он раз и навсегда остался не моим. А я хотела своей такой любви. Хотела! Кусая губы, я сдерживала слезы, теперь уже не обиды, а злости на жизнь. Почему у меня нет такого мужчины? Почему я не встретила его раньше? Мог бы он тогда полюбить меня? Или он прав, и другие тоже в силах испытывать подобное? Да, кажется, даже я сама не в силах. Но он был прав в том, что он не подходил мне. Осмысляя всё и анализируя, я понимала, что не выдержала бы такого мужчины — провалилась бы от недостатка собственных достоинств, при этом считая, что у него невыносимый характер. Если всё, что он поведал о себе и жене — правда, то я поднимаю белый флаг и отбиваю поклон до земли госпоже Ким.

Сзади послышались тихие шаги.

— А тебе не надо обратно в свой офис? — спиной к нему, спросила я.

— Нет, я там сам себе хозяин. — он сел на кровать. Она слегка промялась. — Ты ведь не из-за простуды с работы отпросилась, да? — мягко и вкрадчиво прошептал он.

— Ты прав. — дернув плечами, я перевернулась на лопатки, чтобы видеть его. — Мне плохо. Но не телом.

— Да я вижу, что с телом твоим всё в порядке, — привычно начал он, но посерьёзнел. — и ты не скажешь, в чем дело?

— Причин много. Первая — я устала ото всего и сдаюсь, вторая — я дура, какой не видел свет, третья — я чувствую себя никому ненужной и сама ненавижу всех вокруг! — я ждала, что он скажет. Посочувствует, пособолезнует, продолжит расспрашивать или предложит не сдаваться и выдаст лозунг оптимистов?

— У тебя предменструальный синдром? — повел бровью он. Я села, в ярости откинув по пояс одеяло.

— Для мужчин что, других оправданий женщин не существует?!

— Но-но-но, я просто спросил, — отшатнулся он. — и, можно выступить адвокатом Ваших причин?

— Валяй, — сверкнув глазами, разрешила я.

— Во-первых, — ДонУн подполз поближе. — давно пора устать гоняться за психом и расслабиться. Во-вторых, ты не дура хотя бы потому, что они отдаются мне максимум через неделю знакомства, а тебя на это никак невозможно развести. И, в-третьих, ничего, что я пролетел через весь Сеул, позвонил женщине, которую видел единственный раз в жизни и назвал её «мамой», пытаюсь развлечь тебя, хоть как-то и даже не пристаю — и это всё ради того, чтобы услышать, что ты считаешь себя никому ненужной? И что ненавидишь всех вокруг и, я так понимаю, меня в том числе! Ты верх благодарности, спасибо! Если это не гормональный бум, то я не прощу тебя никогда в жизни.

Обрисованная им ситуация немного отрезвила меня. Ну да, как минимум, нужно меня очень сильно хотеть, чтобы отчаяться на все эти поступки. Я не только виновата в беде Йесона, я ещё и неблагодарная хрюша. Что ж за день-то такой. ДонУн скрестил руки на груди, отвернувшись. Я положила ему ладонь на спину и чуть-чуть похлопала.

— Ну, ладно тебе, я не подумала, да. Я истеричка. Извини.

— Нет. — не оборачивался он. Как ребенок. Я нервно хмыкнула, и это вылилось в полуулыбку.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала, чтобы ты простил меня? — подвинулась я к нему ближе. — Ты очень дорогой мне друг, и я не хотела бы обижать тебя.

— Я ещё до сих пор и просто друг? Минус сто баллов на пути к прощению. — я ткнулась лбом в его плечо. — Не подлизывайся.

— ДонУ-ун, — протянула я. Нет, ну это уже смешно. Я в печали, а наиграно успокаиваю этого наигранно расстроившегося молодого человека. — ты не просто друг. Ты лучший друг!

— Ещё минус сто баллов. — я погладила его руку от плеча до локтя, обхватив другой вокруг талии. — Запрещенный прием.

— Ты такой лучший друг, что уже почти не очень-то и друг, — ДонУн обернулся, посмотрев на меня свысока. — но в любовники я тебя всё равно не возьму.

— Ну, так возьми же уже в кого-нибудь другого… — развернувшись всем телом, он забрался на постель с ногами и мы оказались друг напротив друга.

— Не могу! — он нахмурил брови. Почему я смотрела в его пылкие глаза и чувствовала себя перед ними предательницей? Почему вопреки всем отговоркам — моим, что я не подпущу к себе близко такого типа и его, что он не станет заводить никаких отношений — я чувствовала, что этому мужчине я принадлежу какой-то частью? Из-за того, что представила его родителям, как своего жениха? Или из-за того, что господин Ким вдолбил мне это в голову?

Я отвернулась, вспомнив о том, что хотела быть честной с тем человеком, с которым окажусь в близости. Ведь ДонУн сейчас однозначно намекнул на то, что готов стать моим бойфрендом. Но он считает меня невинной девицей. И как я ему это объясню? Рассосалось? Бред. Я не должна перед ним оправдываться, если не собираюсь отвечать на его намеки и не рассматриваю как потенциального партнера. Но ведь он сам думает, надеется, что будет первым. Может, поэтому так и лезет. Сорвать приз с бонусом. Нужно как-то напрямую сказать ему. Его пыл тут же поугаснет. Идея как-то сама собой пришла мне в голову, и я решилась.

— Я не девственница, ДонУн. — посмотрела я ему в лицо. Ошарашенный, он воззрился на меня. — да, ты сделал неверный вывод и я не стала отрицать, чтобы не разочаровывать твои светлые обо мне представления. У меня был секс. Однажды. Ещё в университете. Я переспала с мужчиной, думая, что мы будем любить друг друга. Но ничего не вышло. Он меня не любил. Впрочем, он никогда и не утверждал обратного. Я была жертвой своих иллюзий. Поэтому с тех пор боюсь себя. Я не вижу очевидного, когда мне не суждено быть с человеком. А я продолжаю верить и тупить.

Я развела руками, ожидая его комментариев. Я подразумевала Йесона, в этом я была честна. И ситуацию описала правдиво. Просто изменила время и место.

— И… ты до сих пор его любишь? — многозначительно прищурился он. Я попыталась извлечь из глубин эту тайну своей души. Тайну, даже от самой себя. Любила ли я ещё того, о ком говорила? Губы ДонУна нервно дернулись.

— Нет, больше не люблю. — опустив, наконец, взгляд, я стала водить пальцем по одеялу. — Ну, что скажешь? Я совсем не такая, какую ты себе представил? Больше незачем так со мной возиться.

— Да, пиздец! — громко выдал парень. Я вздрогнула, посмотрев на него. Он встал, упершись руками в бока. — Как ты смела разбить образ сказочной принцессы? Я же такой недоразвитый обормот, которому вопросом жизни и смерти было непременно небалованную монашку. Вот трава не расти, как я вообще с тобой разговаривать-то теперь буду без твоей девственности?

Поняв, что он ерничает и иронизирует, я покраснела. Я думала, что это сыграет огромную роль в наших отношениях. ДонУн сел обратно, взяв меня за руку и похлопав по ней.

— Ты думаешь, я не трахался с девственницами? Или что на этой одноразовой преграде свет клином сошелся? — парень покачал головой, усмехаясь. — Я буду с тобой возиться, потому что ты замечательная, потому что ты мне нравишься и потому что ты мне тоже очень, очень дорогой, к сожалению пока что, всего лишь друг. Так что…

Он опять поднялся на ноги. Не сиделось ему что-то.

— Хватит хандрить! Нашла время. На пенсии наноешься. Вставай и пошли готовить обед. Все проблемы мира от безделья. Когда заняты руки — голова не думает. Пошли-пошли, — он наклонился и, взяв меня за запястья, вытащил из постели. — У меня, конечно, есть панацея, которая наверняка бы тебя встряхнула, но… фу, ты же не девственница!

Поморщил он комично носом. Я ударила его в плечо, улыбнувшись.

— Я с удовольствием посмотрю, как ты готовишь, потому что думала, что ты не умеешь этого делать.

— Некогда тебе смотреть будет. — пихая меня в спину, ДонУн подвел меня к разделочному столу и полез в холодильник за продуктами. — Бери нож, доску и готовься угождать моим гастрономическим вкусам. А с меня потом посолить и поперчить. За дело!