Красная площадь

Центр города

В жизни старой Москвы Красная площадь играла чрезвычайно важную роль. С востока к ней сходились три оживленнейшие улицы Китай-города - Никольская (ныне улица 25 Октября), Ильинка (теперь улица Куйбышева) и Варварка (улица Разина). С севера через Воскресенские ворота Китайгородской стены в нее вливалась бойкая Тверская улица (ныне улица Горького), с юга к площади прилегали набережная Москвы-реки и «живой» мост, который вел в густо застроенное в ту пору Заречье (Замоскворечье).

Тем не менее площадь и в конце XVII столетия оставалась незамощенной. Лишь от мостов через ров у Спасских и Никольских ворот поперек площади к улицам Китай-города тянулись неширокие бревенчатые настилы, на всем же остальном протяжении площадь в непогоду покрывалась вязкой грязью.

Соседство Кремля - резиденции царя и патриарха, места, где располагалась большая часть приказов - органов центрального управления, привлекало на Красную площадь бояр и высшее духовенство, служилых людей - дьяков, подьячих и мелкий приказный люд, а вместе с ним и многочисленных челобитчиков, осаждавших приказы просьбами, жалобами, тяжбами. Важнейший в быту москвичей Земский приказ, ведавший всеми городскими делами, помещался на самой площади, близ Воскресенских ворот Китай-города. На углу Никольской улицы в конце XVII века было построено здание Монетного двора, где трудились литейщики и чеканщики, изготовлявшие медную и серебряную монету (это здание сохранилось во дворе дома № 5/1 по Историческому проезду).

Поблизости, в Китай-городе, также было немало центров тогдашней московской жизни. На Никольской улице помещались Печатный двор, возникший еще при Иване Грозном, и первое высшее учебное заведение Москвы - Славяно-греко-латинская академия, основанная в 80-х годах XVII века; на Ильинке - Посольский двор, где останавливались приезжавшие в столицу послы иностранных государств; между Ильинкой и Варваркой - Гостиный двор, центр крупной оптовой торговли и заключения международных торговых сделок; ближе к Москве-реке - Мытный двор (таможня), где взималось мыто (пошлина) со всех привозимых в Москву на продажу заморских и иногородних товаров.

На восточной стороне площади, напротив кремлевской стены, стояло большое каменное здание Торговых рядов, построенное еще при Борисе Годунове, но в XVII столетии дважды - в 30-х и 60-х годах - перестроенное и расширенное. Государство сдавало здесь лавки купцам за определенную годовую плату. Был строго установлен размер лавки - 2 сажени в ширину и 21/2 в глубину. Купцы победнее снимали пол-лавки и даже четверть лавки.

Торговали здесь по рядам, каждый из которых был специализирован на определенных товарах. Были ряды серебряный, ветошный, сапожный, медовый, седельный, овощной, котельный, замочный, перинный, щепетильный (галантерейный), белильный, где московские щеголихи приобретали «красоту» - белила и румяна, два шапочных ряда - мужской и женский. Всего, как свидетельствует изданная в 1626 году «Книга об устройстве торговых рядов», насчитывалось более сотни различных рядов.

Особо, вне Торговых рядов, существовал иконный ряд, где иконы не продавались, а «выменивались» на деньги, ибо продавать и покупать «святыню» считалось грехом. Эта наивная словесная казуистика успокаивала совесть и продавцов и покупателей.

Торговали не только в рядах. По всему широкому пространству площади - от Воскресенских до Москворецких ворот - было разбросано множество маленьких лавчонок, палаток, ларей, шалашей, рундуков, скамей, где продавались самые разнообразные товары - от золотого колечка до лаптей или луковицы.

Между этими палатками и ларями бродили «походячие» торговцы, продававшие товар с рук, разносчики кваса и сбитня и случайные продавцы, по нужде в деньгах вынесшие на продажу ношеное платье, обувь, различный домашний скарб.

В торговле на площади соблюдалась специализация, как и в здании Торговых рядов. У Никольских ворот стояли пирожники, близ Лобного места продавали домотканое полотно и рубахи, на углу Никольской улицы лудили посуду. Между «Василием Блаженным» и кремлевской стеной, рядом со Спасскими воротами, сидели стригуны-цирюльники, под открытым небом обслуживавшие своих клиентов. Земля вокруг них была так густо усеяна слежавшимся в войлок человеческим волосом, что здесь ходили, как по ковру. На Васильевском спуске с площади к Москве-реке располагался обжорный ряд, где торговали главным образом соленой рыбой и калачами.

Лобное место и стоявший близ него раскат с пушками были тоже окружены мелочными лавками, здесь же помещалось большое кружало (питейное заведение), называвшееся «Под пушками». Винные лавки, харчевни и кружала были разбросаны и в других местах. Торговля там шла распивочно и навынос, вино продавали в глиняных и медных кувшинах и кружках.

На Спасском мосту и возле него шла бойкая торговля книгами - рукописными и печатными, лубочными картинками и гравюрами - «фряжскими листами», как их тогда называли. Так как продажа этого товара требовала грамотности, а грамотность была распространена по большей части среди духовенства, то торговали здесь главным образом бывшие попы или дьяконы, отставленные за разные провинности, пономари, причетники, монахи.

Рядом, на Спасском крестце - перекрестке Спасского моста с площадью, собирались на свою «биржу» безместные попы. Здесь они ожидали, чтобы их наняли для отправления церковных служб в приходских или домовых церквах. Домовых церквей в старой Москве было немало - любой москвич с достатком, не только боярин или дьяк, но и купец, стремился обзавестись хоть и маленькой, но своей церковью. Поэтому спрос на попов был велик и устойчив.

По московскому обычаю, нанимая попа, клиент долго и упорно с ним торговался. Попы тоже поднаторели в торговле. Называя цену и желая убедить нанимателя, что эта цена крайняя, больше уступки не будет, поп обычно вынимал из кармана подрясника запасенный заранее калач и, поднося его ко рту, заявлял: «Смотри, закушу!» Угроза действовала: по церковным правилам, служить обедню можно было только натощак.

Томясь в ожидании нанимателей, попы, по свидетельству старинных документов, вели себя довольно легкомысленно. На них поступали жалобы, что они «бесчинства чинят великие, меж собой бранятся и укоризны чинят, скаредные и смехотворные, иные меж собой играют, и борются, и в кулачки бьются». Даже близкое соседство стоявшей тут же, под боком, Тиунской, или Патриаршей, избы, ведавшей порядками церковного управления и взиманием пошлин с безместных попов, не могло унять их. Патриархия не раз пыталась усовестить безместных попов, обращалась к ним с назиданиями, установила даже определенную плату - таксу - за различные церковные службы («божественной бы литургиею не торговали»), но успеха так и не добилась.

На Красной площади нередко можно было встретить и иноземных купцов - персов, бухарцев, кавказцев, греков, итальянцев, шведов, англичан, выделявшихся из толпы москвичей всем своим обликом и необычной одеждой.

Своеобразны были и торговые нравы. Покупатели, торгуясь, перекрикивали продавцов, те не отставали от покупателей. Нередко вступали в ожесточенные споры продавцы одинаковых товаров, желая перехватить покупателя. Перебранка между торговцами иногда переходила в драки. Бывало и так, что рассерженный продавец лез с кулаками на покупателя, если он, приценившись, не купил товара, а еще того хуже - охаял его. От всего этого на площади стоял неумолчный шум.

Среди этой пестрой и шумной толпы сновали «площадные подьячие». С гусиным пером за ухом и подвесной чернильницей на поясе, с книгой законов и запасом бумаги в карманах, подьячий с раннего утра выходил на промысел - за определенную мзду писать челобитные, различные прошения и ходатайства, составлять купчие Записи и духовные завещания. Существовал строгий порядок составления челобитных, особенно если они подавались на имя царя. Подьячий был нужным человеком, так как законы эти далеко не всем были известны, да и большинство москвичей не знало грамоты. Кто побогаче, тот звал подьячего к себе домой или в харчевню, а у бедных клиентов подьячие часто строчили документы на спине.

Площадь жила своей напряженной жизнью. Здесь бродили нищие, выпрашивая подаяние, и голосили юродивые. Сюда «божедомы» выносили напоказ найденных на улице мертвецов, и часто раздававшиеся вокруг них истошные вопли и причитания свидетельствовали о том, что кто-то опознал в покойнике своего пропавшего отца, брата или мужа. Сюда же в плетеных корзинках выносили подкидышей, собирая у сердобольных людей деньги на их пропитание или отдавая младенца любому желающему усыновить его.

Тут же толклись и карманные воры, в постоянной давке и толчее находившие применение своим запретным способностям. Они даже вырыли себе для жилья «подземную палату» под храмом Василия Блаженного. В нее вел искусно замаскированный ход из кремлевского рва. В 1683 году это подземелье обнаружили и уничтожили.

Находили себе применение на площади и веселые люди - скоморохи, развлекавшие толпу игрой на домрах, сопелях и других нехитрых инструментах, шутками и прибаутками, до которых всегда были охочи бойкие на язык москвичи.

Лишь в дни больших религиозных праздников шумная площадь затихала, наблюдая торжественное зрелище крестного хода. Особенно пышно и красочно совершался крестный ход в вербное воскресенье. За деревом, увешанным плодами, цветами и чучелами птиц, несли иконы и хоругви, затем следовала добрая сотня священников в праздничных ризах, за ними шли бояре, дьяки и богатые горожане, и, наконец, сидя боком на лошади, покрытой белой попоной, ехал патриарх. К голове его коня были привязаны длинные уши - он должен был изображать осла, на котором, по преданию, въехал в Иерусалим Иисус Христос. По одну сторону патриаршего коня, держа его под уздцы, шел боярин, по другую - сам царь. Это было символическое торжество духовной власти над светской.

Но кончались праздники, наступали будни, и опять кипело и бурлило великое московское торжище.