Красная площадь

В «заштатной» столице

В 1713 году Петр I и важнейшие правительственные учреждения переехали в новый город на Неве - «Санкт-Питербурх». Москва сохранила звание столицы, но утратила значение резиденции царя и правительства. Опустел Кремль, и несколько затихла Красная площадь. Перестали проезжать по ней тяжелые боярские колымаги, уменьшилось число приказного люда. Население Москвы продолжало расти, постепенно оживлялись промыслы и торговля, и спустя каких-нибудь пять лет площадь опять гудела и шумела едва ли не пуще прежнего.

С тех пор как Петр отменил патриаршество, заменив его Синодом, больше не проводилось на Красной площади торжественное празднование вербного воскресенья. Но зато в 1722 году площадь увидела новое зрелище совсем в ином вкусе. За год перед тем длившаяся с 1700 года война со Швецией закончилась победным Ништадтским миром. Россия вышла к берегам Балтийского моря, отвоевав у шведов города Ригу, Ревель (ныне Таллин) и Нарву. Торжественно отпраздновав Ништадтский мир в Петербурге, Петр продолжил празднование в Москве. По Красной площади прошло большое маскарадное шествие, в котором сам царь участвовал в костюме моряка. Московские ревнители старины негодовали и отплевывались, глядя на такое нарушение былого «царского благолепия».

В 1727 году, после смерти Петра, велено было срыть на Красной площади пыточные столбы и виселицы, оставшиеся после стрелецких казней.

Об изменениях в жизни Москвы в связи с созданием новой столицы рассказал А. И. Герцен в статье «Москва и Петербург», написанной в 1842 году, когда он отбывал свою повторную, после Вятки, новгородскую ссылку. «Москву забыли после Петра, - писал он, - и окружили тем вниманием, теми знаками благосклонности, которыми окружают старуху бабушку, отнимая у нее всякое участие в управлении имением».

После переноса столицы в Петербург Красная площадь внешне несколько поблекла. Кремлевские стены и башни постепенно ветшали и утрачивали свое прежнее великолепие. Несмотря на ряд указов об очистке площади от загромождавших ее лавчонок, рундуков и шалашей (такие указы издавались еще в конце XVII века, были повторены и при Петре I), с годами площадь все больше покрывалась беспорядочно разбросанными строениями. К середине XVIII столетия оказался целиком закрытым проезд с площади к Москве-реке - все пространство южнее храма Василия Блаженного до Китайгородской стены было занято лавками живорыбного ряда, жилыми дворами и несколькими маленькими церквами.

Старый Алевизов ров, давно уже потерявший свое оборонительное значение, стоял без воды. Часть его в 30-х годах XVIII века Главная аптека использовала под Аптекарский сад, где выращивались лекарственные растения.

Торговля на площади шла прежним порядком, без заметных изменений. Особенную устойчивость обнаружил Спасский крестец, где в течение всего XVII столетия продолжалась торговля «грамотностью» - книгами и лубочными картинками.

В 1740 году в северо-восточном углу площади, около Казанского собора, архитектором И. И. Гейденом было построено большое здание губернского правления, сохранившееся поныне.

Старое здание Земского приказа, а потом Главной аптеки, на северном краю площади в 1755 году обрело новых хозяев. Здесь разместились учрежденный по замыслу великого М. В. Ломоносова первый в стране Московский университет и состоявшие при нем два средних учебных заведения - гимназии: одна - для дворянских детей, другая - для прочих сословий, за исключением крестьян, которых правящее дворянство никак не соглашалось допустить к образованию.

Среди первых гимназистов были и такие, имена которых впоследствии прогремели на всю Россию, - драматург Денис Иванович Фонвизин, автор бессмертного «Недоросля», известный русский полководец Григорий Александрович Потемкин, Николай Иванович Новиков, выдающийся журналист и просветитель, создатель крупнейшего русского книгоиздательства XVIII века.

В этом здании у Воскресенских ворот университет находился первые свои десятилетия до переезда в здание на Моховой (ныне проспект Маркса, 18), построенное для него знаменитым московским зодчим Матвеем Федоровичем Казаковым. Здесь же в здании Воскресенских ворот помещалась университетская типография. В 1756 году в ней начала издаваться газета «Московские ведомости», остававшаяся вплоть до начала XIX века единственной газетой Москвы; просуществовала она до 1917 года.

Осенью 1762 года в Москву прибыла для коронации только что взошедшая на престол Екатерина II. По традиции коронация должна была совершаться в Успенском соборе Кремля. Таких пышных торжеств Москва еще не видала. Вся Красная площадь была расцвечена огнями праздничной иллюминации. На 200 колесницах двигалось по площади грандиозное маскарадное шествие, организованное актером Федором Григорьевичем Волковым, создателем первого русского театра в Ярославле. Гремела музыка. Ряженые участники маскарада изображали людские пороки: лень, невежество, пьянство, распутство, взяточничество. Богиня Минерва - под ней подразумевалась сама Екатерина - карала порок и награждала добродетель. На площади были выставлены громадные столы с угощением для «простого народа»: зажаренные целиком быки, бочки меда и пива, горы хлеба. Московская голытьба, оттеснив всех, навалилась на дармовой харч.

Окончились празднества, и Екатерина II возвращается в Петербург. Вскоре ей доносят, что в Москве поговаривают о незаконности ее восшествия на престол - «она мужа уморила», о том, что следовало бы сделать царем ее малолетнего сына Павла. Императрица обеспокоена. В июне 1763 года народ сгоняют на Красную площадь. Под барабанный бой оглашается царский манифест «О воспрещении непристойных рассуждений, нарушающих покой и тишину». Нарушителям императрица угрожает «всей строгостью законов».

Екатерина II до конца жизни сохранила подозрительное отношение к Москве. В своих «Записках» она отозвалась о старой столице самым нелестным образом. Царица сетует на «чрезмерное количество рабочих» и характеризует всех москвичей как «сброд разношерстной толпы, которая всегда готова сопротивляться доброму порядку и с незапамятных времен возмущается по любому поводу, страстно даже любит рассказывать об этих возмущениях и питает ими свой ум».

В 1771 году в Москве разразилось страшное бедствие: вспыхнула чума, занесенная с турецкого фронта. Первыми жертвами эпидемии стали жившие в невообразимой нищете и скученности рабочие Суконного двора - крупнейшего промышленного предприятия тогдашней Москвы. С каждым днем чума становилась все более грозной. В одном только сентябре она унесла более 20 тысяч жителей - десятую часть тогдашнего населения Москвы.

Дворяне, купцы, крупные чиновники один за другим бежали из города. Одним из первых уехал в свою подмосковную усадьбу Марфино московский генерал-губернатор Салтыков.

Народ, приведенный в отчаяние этим ужасным бедствием, возмущенный бегством богатых и знатных, полным отсутствием каких-либо мер борьбы с «моровой язвой», поднялся против властей. Сигналом к восстанию явился колокольный звон с Набатной башни Кремля.

Множество москвичей собралось на Красной площади. Но у Никольских и Спасских ворот уже стояли наготове воинские команды с пушками. Когда восставшие приблизились к воротам, заговорили пушки. Но на другой день москвичи опять собрались на Красной площади. И опять солдаты рубили людей палашами, стреляли в них из ружей и пушек.

Власти были сильно встревожены восстанием. Генерал-губернатор Салтыков, пристыженный и вынужденный вернуться в город, писал Екатерине II: «Пожалейте, милостивая государыня, о нас бедных, живущих в Москве, с одной стороны чума… а с другой - бунт, так чума когда еще придет, а бунтовщики изрежут». Остававшиеся еще в Москве дворяне были так напуганы, что, по словам современника, «и свечи в домах погасили, будто никого в доме нет, а иные, бросая именье, из домов своих отступились».

На подавление восстания из Петербурга были переброшены в Москву четыре гвардейских полка и прислан для расследования и расправы фаворит Екатерины граф Орлов. В ноябре чума пошла на убыль. Но на смену ей начала свирепствовать комиссия Орлова.

По личному указанию императрицы комиссия всячески допытывалась у арестованных, кто ударил в колокол на Набатной башне. Но ничего не узнала. Тогда Екатерина 11 велела наказать колокол - у него вырвали язык. Теперь этот безъязычный колокол работы замечательного мастера Ивана Моторина, того самого, кто отлил кремлевский Царь-колокол, как своеобразная реликвия хранится в Оружейной палате Кремля.

Можно было заставить замолчать колокол, но трудно было заглушить голос народа. Прошло всего два года после прекращения «моровой язвы», как в Москве вновь начало разгораться пламя народного возмущения. На далекой реке Яике (на Урале) донской казак Емельян Иванович Пугачев поднял восстание против дворян. Под знамена Пугачева, объявившего себя спасенным от козней Екатерины царем Петром III, стекались все недовольные: закрепощенные крестьяне, рабочие уральских заводов, гонимые православным духовенством староверы, согнанные дворянами со своих земель башкиры и калмыки. За короткое время движение охватило огромную территорию - весь Урал, Нижнее и Среднее Поволжье. Народная молва повсюду разносила весть о справедливом «крестьянском царе» и пробуждала надежду на скорое избавление от нестерпимого дворянского гнета. Но не сбылись мечты простого народа. На Волгу были двинуты отборные войска, и крестьянская рать была разгромлена.

В конце 1774 года плененного Пугачева в клетке, как хищного зверя, привезли в Москву. Больше двух месяцев длился «розыск». Пугачева содержали под стражей, в ручных и ножных кандалах, в здании Монетного двора, на северо-восточном углу Красной площади (ныне дом № 5/1 по Историческому проезду).

Вся дворянская Москва, злорадствуя, съезжалась смотреть на «крестьянского Царя». Рассказывали, записал впоследствии А. С. Пушкин, что какой-то дворянин очень уродливой внешности, увидев Пугачева прикованным к стене, стал осыпать его ругательствами. Пугачев, оглядев его, сказал: «Правда, много перевешал я вашей братии, но такой гнусной образины, признаюсь, не видывал».

10 января 1775 года при огромном стечении народа, собравшегося на Красной площади, Пугачева вывезли с Монетного двора на казнь. Казнь состоялась на Болотной площади. Пугачев был спокоен и держался с достоинством. Перед казнью он поклонился собравшемуся вокруг эшафота народу на все четыре стороны и громко сказал: «Прости, народ православный, отпусти мне, в чем я согрубил перед тобой». Это были его последние слова.

В последние десятилетия XVIII века внешний вид Красной площади несколько изменился. В 1786 году старое Лобное место было заново переложено из тесаного камня под наблюдением знаменитого московского архитектора Матвея Федоровича Казакова - в этом виде оно сохраняется и поныне. Пушки на площади, вместо прежних раскатов, были расставлены в ряд между Спасскими и Никольскими воротами, жерлами к Китай-городу.

В 1788 году М. Ф. Казаков построил в Кремле великолепное здание Сената, где теперь работает Совет Министров СССР. С этого времени глухая башня на Красной площади, стоящая перёд зданием Сената и ранее не имевшая имени, стала называться Сенатской.

Близ Монетного двора, в здании Губернского правления и в прилегавших к нему строениях, разместились суд и различные канцелярии - «присутственные места», как их тогда называли. Здесь же помещалась и долговая тюрьма, в просторечии именовавшаяся «ямой», так как из-за рельефа местности входящим в нее со стороны Красной площади казалось, что они спускаются в яму. В этой тюрьме неисправные должники содержались до тех пор, пока они сами или кто-либо за них не погасит долга. Это суровое законодательство, впрочем, несколько смягчалось тем, что кредитор, засадивший должника в «яму», должен был содержать его на свой счет все время заточения, и часто кредиторы предпочитали махнуть рукой на долг, лишь бы избавиться от этой тягостной повинности.

По соседству с «ямой», в университетском здании, в это время развертывалась деятельность замечательного русского просветителя Николая Ивановича Новикова. Переселившись в Москву из Петербурга, он в 1779 году берет в аренду университетскую типографию.

Талант и кипучая энергия Новикова сделали эту типографию центром русского издательского дела. За 27 лет (включая предшествовавшую деятельность в Петербурге) он выпустил около 1000 названий книг - цифра для того времени необычайно высокая. Новиков первым познакомил русского читателя с лучшими произведениями мировой литературы: он издавал в переводах Шекспира, Мольера, Свифта, Руссо, Вольтера. У него печатались талантливейшие русские литераторы тех лет: А. П. Сумароков, М. М. Херасков, Д. И. Фонвизин, Н, М. Карамзин, А. Н. Радищев. Новиков выпустил много политических и философских произведений прогрессивного направления. Некоторые из его книг расходились тиражами до 10 тысяч экземпляров - современникам это казалось почти чудом. Газета «Московские ведомости» при нем увеличила свой тираж с 800 до 4 тысяч экземпляров. Открытая Новиковым в этом же здании книжная лавка пользовалась у москвичей большим успехом.

Плодотворная просветительская деятельность этого замечательного человека, о котором говорили, что он «наводнил всю Россию своими книгами», была насильственно прервана правительством. После французской буржуазной революции 1789 года напуганная ею Екатерина II была поглощена борьбой с «якобинской заразой». В 1792 году она подписывает приказ об аресте Новикова. Его приговаривают к 15 годам заключения в Шлиссельбургской крепости. Совершена была «казнь» над новиковскими изданиями - около 20 тысяч экземпляров книг было сожжено.

За два года перед арестом Новикова, в 1790 году, скромным тиражом в 650 экземпляров вышла в свет знаменитая книга Александра Николаевича Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» - первый в русской печати открытый призыв к уничтожению крепостного права и свержению самодержавия. Как известно, Екатерина II назвала Радищева «бунтовщиком хуже Пугачева». За свою «мятежную» книгу Радищев был приговорен к смертной казни и после помилования сослан на 10 лет в Илимский острог близ Тобольска. Перед отправлением в Сибирь он некоторое время содержался под стражей в том же здании на Красной площади, где за 15 лет до него томился в ожидании казни Пугачев. Об этом теперь напоминает мемориальная доска на здании у входа на Красную площадь с площади Революции.