В конце XV века начался для Москвы период нового расцвета. В то время как Русь богатела, крепла и объединялась, Золотая орда слабела, раздираемая междоусобицами. Князь Иван III перестал платить дань Орде. Золотоордынский хан Ахмат ответил на эти действия Москвы надменным, полным угроз ярлыком - посланием. Но Иван III, как утверждает предание, в присутствии ханских послов разорвал ярлык.
Тогда хан Ахмат решил силой принудить Русь к подчинению. Он двинулся на Москву, взяв направление на запад, к реке Угре, левому притоку Оки, где надеялся соединиться со своим союзником - польско-литовским королем Казимиром. Иван III с большим войском выступил ему навстречу.
Вскоре войска противников вступили в соприкосновение. В ежедневной перестрелке сразу выявилось несомненное преимущество русских воинов, имевших помимо луков и стрел также и огнестрельное оружие. Это был один из первых случаев применения такого оружия в полевых условиях. Прежде пищали использовались лишь при обороне крепостей. «Стояние», по выражению летописи, двух войск на Угре затянулось с лета 1480 года до середины ноября, когда татары ушли обратно на юго-восток.
Так в 1480 году, ровно через сто лет после славной Куликовской битвы, наступил конец монголо-татарского ига, тяготевшего над Русью без малого два с половиной столетия. Русское государство стало полностью независимым.
Карл Маркс в своей работе «Секретная дипломатия XVIII века» писал о значении этого события: «В начале своего княжения Иван III все еще был татарским данником; его власть все еще оспаривалась удельными князьями… К концу его княжения мы видим Ивана III сидящим на вполне независимом троне… Изумленная Европа, в начале княжества Ивана III едва ли даже подозревавшая о существовании Московии, зажатой между Литвой и татарами, была ошеломлена внезапным появлением огромной империи на восточных своих окраинах».
Создание единого Русского государства и свержение татаро-монгольского ига не могли не отразиться на внешнем облике Москвы и ее сердца - Кремля и расположенной под кремлевскими стенами рыночной площади.
Белокаменные кремлевские стены и башни, возведенные при Дмитрии Донском, выдержав за сто с лишним лет ряд пожаров и боевых испытаний, изрядно обветшали. Повреждения в них наспех залатывались деревом. Этих деревянных «заплат» было так много, что венецианскому послу Амброзио Контарини, побывавшему в Москве в 1476 - 1477 годах, Кремль показался почти сплошь деревянным.
В середине 80-х годов XV века начали строить новые стены из кирпича. Территория Кремля снова была несколько расширена и достигла своих теперешних размеров - около 28 гектаров. При этом и рыночная площадь опять немного отодвинулась к востоку и наконец приобрела постоянную оседлость.
Кремль Ивана III, нетленной красотой которого любуются сейчас москвичи и гости советской столицы, в отличие от Кремля Дмитрия Донского строился долго - целое десятилетие, с 1485 по 1495 год. Дмитрий был вынужден спешить, а Иван III заботился не только о надежности кремлевских укреплений, но и о том, чтобы внешний вид их отразил торжество и могущество Русского государства. Новый Кремль должен был стать символом возмужания Руси - крупнейшего государства Европы, памятником завоеванной в кровопролитных боях государственной независимости.
В этих огромных строительных работах - одновременно с крепостными стенами и башнями возводились кремлевские соборы и палаты - приняли участие лучшие русские зодчие из Москвы, Владимира, Новгорода, Твери и других русских городов. Вместе с ними трудились и итальянские архитекторы - фрязи, как называли тогда на Руси выходцев из романских стран Европы. Москва и ранее знала итальянцев, изредка приезжавших сюда в качестве купцов и ремесленников. Появление же сразу целой группы итальянских зодчих связано с рядом чисто московских и даже международных событий.
В 1467 году умерла жена Ивана III. Как обычно в таких случаях, ему стали настойчиво сватать невест в различных странах, заинтересованных в улучшении отношений с русской державой. Вынашивали такие планы и в Италии, где с 1453 года, после падения Византийской империи и завоевания Константинополя турками, жила в изгнании царевна Зоя, племянница последнего византийского императора Константина Палеолога. Ее опекун кардинал Виссарион, грек по национальности, замыслил выдать ее замуж за Ивана III, рассчитывая с его помощью изгнать турок из Константинополя и восстановить Византийскую империю. В 1469 году приехал в Москву от Виссариона грек Юрий Траханиот.
После длительных размышлений предложение Виссариона было принято. В 1472 году за царевной был послан в Италию московский денежник (мастер-чеканщик Монетного двора) Иван Фрязин. В ноябре этого же, 1472 года в сопровождении Ивана Фрязина царевна Зоя прибыла в Москву, и в тот же день состоялось ее торжественное венчание с Иваном III, при этом дали ей более привычное для Руси имя - Софья.
В эти же годы в Кремле шло строительство нового Успенского собора взамен старого, сооруженного еще при Иване Калите и настолько обветшавшего, что его каменные стены приходилось подпирать, по выражению летописи, «большими древами». Строили новый собор московские мастера Кривцов и Мышкин. К весне 1474 года они уже возвели стены, но 20 мая произошла катастрофа - стены рухнули. Летопись сообщает, что в этот день в Москве был «трус» - землетрясение. Однако оно, по-видимому, было очень небольшим, так как летописец не упоминает ни о каких других пострадавших зданиях. Надо думать, что малоопытными строителями были допущены серьезные технические ошибки.
И вот после этой катастрофы, направляя по разным делам в Венецию, к «венецийскому дуке» (дожу), своего посла Семена Толбузина, Иван 111 поручил ему заодно сыскать там искусного «муроля» (архитектора). Толбузин успешно выполнил это поручение и привез с собой в Москву в 1475 году прославленного итальянского зодчего и инженера Аристотеля Фиораванти. Итальянец прибыл с сыном Андреем и «пароб-ком» (т. е. слугой или учеником) Петром.
Выбор Толбузина был очень удачным. Аристотель - Ро-дольфо Фиораванти дельи Альберти - таково было его полное имя - справедливо считался одним из самых выдающихся инженеров и архитекторов Италии. Он родился около 1414 года в городе Болонье в семье потомственных архитекторов. Громкая слава пришла к нему в 1455 году, когда он передвинул в Болонье на 5 саженей высокую колокольню со всеми колоколами, что по тем временам граничило с чудом. Позднее Фиораванти успешно завершил исправление крепости своего родного города, строил мосты и каналы, спрямлял течения рек, отливал пушки, лил и поднимал на башни колокола.
Слава Фиораванти перешагнула границы родной страны, Венгрия приглашала его строить оборонительные укрепления на Дунае, турецкий султан звал в Стамбул возводить свой дворец. Немудрено, что Толбузин остановил свой выбор именно на нем. Впрочем, возможно, что эту мысль подсказал Тол-бузину кардинал Виссарион, лично знавший Фиораванти.
Итальянскому зодчему было положено, сверх «кормовых», немалое по тогдашним временам жалованье - 10 рублей в месяц, что соответствовало примерно двум фунтам серебра. О положении Фиораванти в Москве говорит и тот факт, что Иван III поселил его в Кремле, поблизости от своего дворца.
Необычное имя зодчего москвичи истолковали по-своему, предположив, что имя знаменитого древнегреческого философа Аристотеля дано Фиораванти за его глубокие и разносторонние познания. «Хитрости его ради зваху Аристотелем», - пишет летописец. В действительности же в эпоху Возрождения, при всеобщем увлечении античностью, в Италии было модным давать новорожденным греческие имена.
Вслед за Фиораванти, прельщенные слухами о щедрости московского великого князя, в Москве появляются и другие итальянские зодчие - Пьетро Антонио Солярио, Марко Руффо, Антон Фрязин, Алевиз Новый…
Совместными трудами русских и итальянских мастеров и был создан Кремль. В сооружении стен и башен Кремля Аристотель Фиораванти мог участвовать лишь на самом первом этапе, так как он умер вскоре после начала стройки, но участие его в проектировании Кремля более чем вероятно.
Эта древняя крепость заслуживает самой высокой оценки и как выдающееся произведение архитектуры, и как образец фортификационного искусства своего времени. Кремль слит с естественным рельефом окружающей его местности и приспособлен к нему. Во всем облике и в деталях Кремля ощущается подлинное вдохновение строителей как художников и как инженеров. Этим, наряду с безвестными отечественными мастерами, мы в немалой мере обязаны и итальянским зодчим.
Поверху стены Кремля заканчиваются двурогими зубцами, напоминающими по форме ласточкины хвосты. Эти зубцы, создавшие кружевную оторочку глади могучих стен и воспринимаемые теперь как украшения, имели чисто практическое назначение - они служили прикрытием для стоявших на стенах бойцов. Высота этих зубцов от 2 до 2,5 метра. По всей окружности кремлевской стены, длина которой почти 24 километра, насчитывается 1045 зубцов.
Стены Кремля различны и по высоте и по толщине. Наибольшей высоты - 19 метров, несчитая зубцов, - достигает стена вдоль Красной площади: широкое и ровное пространство облегчало противнику организацию штурма. На некоторых участках, где условия местности затрудняли нападение, например на крутом спуске с Красной площади к Москве-реке, высота стен значительно снижается: толщина кирпичной кладки колеблется здесь от 3,5 до 6,5 метра.
В толще стен были устроены склады для боеприпасов и потайные ходы. Несколько подземных ходов, в старину именовавшихся слухами, выводили из крепости наружу - через них защитники Кремля могли делать вылазки и наблюдать за действиями противника. Один такой ход выводил к теперешней улице 25 Октября, другой, как полагают, шел к нынешней улице Разина.
Каждая из башен Кремля была способна защищаться и в том случае, если ближняя башня или стена оказалась бы захваченной неприятелем. Башни намеренно поставлены не по линии стен, а несколько выступают наружу. Это облегчало обзор поля боя и обстрел противника с флангов.
Башни с воротами были дополнительно укреплены стоящими перед ними отводными стрельницами. Арка ворот защищалась, кроме того, массивной железной решеткой - герсой. В любой момент ее можно было опустить, чтобы преградить дорогу врагу или отрезать прорвавшийся в ворота передовой неприятельский отряд от основных сил. В воротах проездных башен по сей день сохранились пазы, по которым скользили эти опускные решетки. В глубоко уходящих под землю фундаментах некоторых башен были устроены водоемы на случай длительной осады крепости.
На рыночную площадь выходили во времена Ивана III пять башен: Никольская, Безымянная (ныне Сенатская), Фроловская (ныне Спасская), Набатная и Константино-Еленинская. Стоящая на кремлевской стене Царская башня построена много позднее.
Эти башни, как, впрочем, и все другие, первоначально выглядели иначе, чем теперь. Они еще не имели своих нарядных шатров, надстроенных лишь в XVII столетии, и заканчивались наверху плоскими боевыми площадками, где стояли пушки. Площадки эти покрывались деревянными навесами. Облик башен был тогда проще, суровее и больше напоминал об их непосредственном военном назначении.
Первой из башен, выходящих на Красную площадь, была построена Константино-Еленинская - та, что на спуске с площади к Москве-реке. Ее возвел в 1490 году итальянский зодчий Пьетро Антонио Солярио. Свое название она получила по церкви, стоявшей близ нее в Кремле. В те годы башня была проездной. До сих пор на ее фасаде отчетливо видна заложенная кирпичом арка ворот. Ворота эти больше чем наполовину ушли в землю; - так повысился уровень почвы перед ними от постепенно накоплявшихся пыли и мусора (мостовая перед башней появилась лишь через три с лишним столетия после ее постройки). Над аркой заметна неглубокая ниша, напоминающая раму, - здесь некогда помещалась над-вратная икона. Следующими, в 1491 году, были возведены Фроловская, Никольская и Безымянная башни (Фроловская и Никольская с самого начала были проездными).
Фроловская башня, позже переименованная в Спасскую, первое свое название получила по ближней церкви Фрола и Лавра. По традиции, перешедшей еще от Кремля времен Дмитрия Донского, она считалась главной башней. Через ее ворота въезжали в Кремль цари и митрополиты, иностранные послы; через них же проходили крестные ходы и другие важные шествия и процессии. Как главный, парадный вход в Кремль, башня заканчивалась не плоской боевой площадкой, а деревянным шатром, где висел колокол, а сверху над шатром красовался великокняжеский герб - двуглавый орел с распростертыми крыльями. Военная защита ворот обеспечивалась могучей отводной стрельницей.
Над Фроловскими воротами с обеих сторон были помещены доски из белого камня с резными надписями об истории построения башни. Надпись на доске, обращенной к Кремлю, сделана по-русски, а со стороны Красной площади - по-латыни, бывшей в то время международным языком ученых и дипломатов. В тексте этих надписей ощущается горделивое стремление Ивана III восславить свои политические успехи, рассказать об огромном росте Русского государства, объединившего ряд княжеств и земель. Вот этот текст:
«В лето 6999 июля божию милостию сделана бысть сия стрельница повелением Иоанна Васильевича государя и самодержца всея Руси и великого князя Володимирского и Московского и Новгородского и Псковского и Тверского и Югорского и Вятского и Пермского и Болгарского и иных в 30 лето государства его, а делал Петр Антоний Соларио от града Медиолана».
Эта надпись нуждается в пояснениях. Летосчисление в Древней Руси велось от так называемого «сотворения мира». Для перевода в ныне принятый счет нужно из древней даты вычесть 5508 лет. Таким образом, 6999 год - это 1491-й. Князем Болгарским Иван III величает себя не по стране Болгарии на Балканском полуострове, а по покоренному им древнему Булгарскому царству, существовавшему с VIII века на средней Волге и Каме. Медиоланом наши предки называли итальянский город Милан.
Никольская башня построена тем же зодчим, что и Фроловская, - Пьетро Антонио Солярио. Никольской ее назвали по висевшей над ее воротами иконе Николая Чудотворца. Возможно, впрочем, что выбор святого для иконы был предопределен названием Никольской улицы (ныне улица 25 Октября), начинавшейся напротив этой башни. Через Никольские ворота сообщались с торгово-ремесленным посадом расположенные в Кремле многочисленные боярские дворы, церкви, монастырские подворья, служилый люд, царская и боярская челядь.
Последней из башен, выходящих на Красную площадь, была возведена глухая Набатная - та, что напротив храма Василия Блаженного. Ее закончили в 1495 году. Кроме своего прямого назначения, она выполняла роль дозорной вышки. С башни открывается широкий и дальний обзор на юг, за Москву-реку, откуда в те времена скорее всего можно было ожидать появление врага. На башне круглые сутки стояли сторожа, пристально вглядываясь вдаль: не покажутся ли на южных дорогах столбы дыма от подожженных татарами окрестных сел?
При первых же признаках приближения врага дозорные ударяли в висевший на башне набатный, или всполошный, колокол. По его тревожному звону посадские люди спешили в Кремль: мужчины - на помощь ратникам, старики, женщины и дети - чтобы укрыться за стенами. После этого ратные люди приводили Кремль в полную боевую готовность - ворота затворялись, а бойцы занимали позиции по стенам, башням и у ворот. Этот набатный колокол и дал башне ее название.
По преданию, первым на Набатной башне был повешен новгородский вечевой колокол - символ независимости и вечевых свобод Новгородской республики. Он был вывезен Иваном III из Новгорода после его покорения и окончательного присоединения к Московскому государству.
Кремль в то время был уже густо обстроен со всех сторон, не исключая и рыночной площади, по которой были разбросаны дворы посадских людей, лавки торговцев и деревянные церкви с погостами, где хоронили покойников.
Еще до завершения кремлевского строительства, в 1493 году, Иван III приказал снести все строения, прилегающие к Кремлю с внешней его стороны, и впредь строиться не ближе «ста сажен да девяти» от Кремля. Мера эта имела противопожарное значение и сверх того усиливала обороноспособность Кремля, создавая перед ним голое пространство, открытое для обзора и для обстрела с кремлевских стен.
Что же касается цифры - 109 сажен, то примерно такова была тогда дальность полета пули.
Приказ Ивана III больно затронул частные имущественные интересы и вызвал в Москве сильный ропот. Недовольство против великого князя подогревалось духовенством, которое было оскорблено сносом церквей и разрушением могил на погостах. Слухи о «нечести» великого князя дошли и до Новгорода, и тамошний архиепископ в письме к московскому митрополиту гневно восклицал: «А гробокопателям какова казнь писана!»
Но Иван III все же властной рукой очистил от строений всю окружающую Кремль местность, и именно с той поры рыночная площадь под Кремлем стала площадью в точном смысле этого слова - свободным от застройки широким пространством в черте города.
В 1508 году был сделан еще один шаг к усилению обороноспособности Кремля - по приказу сына и преемника Ивана III князя Василия III по всей площади вдоль восточной стены Кремля был проведен широкий и глубокий ров, соединивший реку Неглинную с Москвой-рекой. Ров этот был выложен белым камнем, имел в глубину более 8 метров, а ширину поверху около 34 метров.
Ров через подземный канал заполнили водой из запруженной Неглинной, протекавшей тогда на месте нынешней площади Революции. С обеих сторон рва были поставлены невысокие зубчатые стенки, служившие дополнительной оградой кремлевской твердыни. С той поры треугольник Кремля, словно остров, оказался окруженным водой со всех сторон. Пожалуй, Московский Кремль мог считаться в те годы одной из самых неприступных крепостей Европы.
У Фроловских, Никольских и Константино-Еленинских ворот через ров были перекинуты подъемные мосты (следы щелей, через которые пропускались рычаги для подъема и опускания моста, по сей день заметны на Константино-Еленинской башне). Однако вскоре у Фроловских и Никольских ворот, где постоянно было оживленное движение, подъемные мосты были заменены каменными арочными.
Новый Кремль с его высокой стеной и башнями, Алевизов ров и его зубчатые стенки еще больше украсили рыночную площадь, в ту пору именовавшуюся то Пожаром, то Великим торгом. Она стала еще более торжественной и величавой.
С Великого торга, высоко поднятого над долинами Москвы-реки и Неглинной, открывался далекий вид на широко раскинувшуюся Москву. Со всех сторон виднелись огороженные частоколами дворы с бревенчатыми избами, крытыми тесом, а чаще - почерневшей от времени соломой. Избы, амбары, сараи и другие строения перемежались зелеными и желтыми пятнами полей, лугов, рощ, садов и огородов - Москва в ту пору еще полностью сохраняла свой полугородской-полусельский характер. Лишь в Кремле и на тесно застроенном Великом посаде, где теперь улицы 25 Октября, Куйбышева и Разина с пересекающими их узкими переулками, среди сгрудившихся изб посадских людей белели каменные церкви, блестевшие золотыми куполами, да выделялись очень немногочисленные каменные жилые строения частных лиц.
Они впервые появились в Москве в 1471 году, когда некий купец по имени Таракан построил для себя палаты близ Фроловских ворот. Даже на рубеже XV и XVI столетий каменные жилые дома были в Москве так редки, что летописцы отмечали их строительство наряду с войнами, сражениями, мирными договорами и другими важными событиями. Разумеется, эту роскошь могли позволить себе лишь самые богатые и знатные москвичи.
Через Москву-реку, там, где теперь повис Москворецкий мост, был перекинут «живой» мост - лежавший на воде широкий плот из крепко связанных больших бревен. «Живыми» такие мосты называли потому, что они «плясали» под копытами коней и колесами телег. Для прохода речных судов одну половину моста, ухватившись за канаты, отводили к берегу, а потом снова возвращали в прежнее положение.
На этом скромном фоне Великий торг уже в те годы выделялся своим парадным обликом. На нем лежал отсвет величавого Кремля.