После отставки Варгаса военные и либеральная оппозиция, действуя с согласия двух кандидатов в президенты, решили временно передать бразды правления председателю Федерального Верховного суда. Дата будущих выборов — 2 декабря — оставалась без изменения.
При сравнении степени участия обоих претендентов в предвыборных митингах могло показаться, что уровень поддержки кандидатуры генерал-майора авиации Эдуарду Гомиса все более возрастал, в то время как рейтинг популярности Дутры застыл на одной точке. Кампания Гомиса привлекала под знамена демократии и экономического либерализма средний класс крупных городов. Дутра же никого не мог вдохновить, и даже возникла идея заменить его кем-то другим, кто смог бы получить больший электоральный успех. В конце концов уже практически накануне дня голосования Варгас выступил с публичным заявлением, в котором он выражал поддержку кандидатуры Дутры. Но он особо подчеркнул, что в случае, если после победы на выборах новый президент не выполнит своих предвыборных обещаний, он выступит против него и на стороне народа.
Выборы 1945 г. вызвали большой интерес среди населения. После долгих лет диктатуры электоральная юстиция еще не упорядочила процесс обработки и подсчета голосов. Бразильцы выстраивались в длинные очереди и терпеливо ждали, чтобы проголосовать. Во время последних прямых президентских выборов, состоявшихся в марте 1930 г., проголосовали 1,9 млн избирателей, что составляло 5,7 % от общей численности населения; в декабре же 1945 г. голосовали 6,2 млн человек, что соответствовало 13,4 % населения.
В ту эпоху, когда не было предвыборных социологических опросов, явная победа Дутры застигла оппозицию врасплох. Если взять за основу подсчета число поданных за кандидатов голосов, за исключением испорченных и недействительных, то генерал Дутра победил с 55 % голосов против 35 % у генерала авиации Гомиса. Подобный результат продемонстрировал силу «электоральной машины» СДП, зиждившейся на деятельности интервентóров на местах, и авторитет Жетулиу среди трудящихся, а также отвержение массой населения противников Варгаса, которые ассоциировались с защитой интересов богачей.
Объяснение победы Дутры кроется в сочетании всех этих факторов. Поэтому это не была победа отсталости против модернизации или деревни против города. Дутра одержал убедительную победу в трех крупных штатах — Минас-Жерайс, Риу-Гранди-ду-Сул и Сан-Паулу. Гомис же получил свой наилучший результат на Северо-Востоке, где он проиграл Дутре всего лишь с небольшим отрывом.
Весьма выразительными были результаты голосования за БКП, которая ныне находилась на легальном положении. Выставив никому не известного кандидата — инженера Йеду Фуизу, — БКП получила 10 % голосов; это были избиратели, значительная часть которых проживала в больших городах. Внутри страны коммунистам помог авторитет Престеса, а извне им на руку сыграл авторитет Советского Союза.
Одним из крупных победителей на выборах 1945 г. был Варгас — и далеко не только из-за того, что он сыграл большую роль в победе Дутры. Обратив избирательный закон себе на пользу, он был избран депутатом и сенатором от разных штатов и остановил свой выбор на должности сенатора от штата Риу-Гранди-ду-Сул.
В ходе парламентских выборов следовало избрать депутатов в нижнюю палату и в Сенат. Обе палаты объединились в Учредительный конгресс, который должен был одобрить новую конституцию. Затем они разделятся и станут функционировать как обычный Конгресс. Выборы ясно показали, как политическая машина «Нового государства», созданная для поддержки диктатуры, смогла стать весьма эффективной в деле привлечения избирателей и в условиях демократического режима. Для значительной части электората было важнее сохранить личные клиентелистские отношения, чем сделать выбор между сторонниками «Нового государства» и либералами. Для повседневной жизни избирателей этот выбор не имел никакого значения, еще более абстрактным он был для людей с минимальным уровнем образования. Абсолютное большинство мест как в нижней палате, так и в Сенате, было у СДП; следом шла партия НДС.
В конце января 1946 г. Дутра вступил в должность президента, и начал свою работу Учредительный конгресс. В сентябре была провозглашена новая бразильская конституция, которая заменила Основной закон 1937 г.; выбор был сделан в пользу либерально-демократической парадигмы. Однако в некоторых вопросах она все же оставляла возможности для продления корпоративной модели.
Согласно конституции, Бразилия представляла собой федеративную республику с президентской формой правления. Исполнительная власть должна была быть сосредоточена в руках президента, избираемого на пятилетний срок прямым и тайным голосованием.
С другой стороны, было упразднено предусмотренное Конституцией 1934 г. для палаты депутатов представительство по профессиональному признаку, которое было отмечено печатью корпоративизма, скроенного по образцу фашистской Италии.
В разделе конституции, посвященном вопросам гражданства, право и одновременно обязанность участвовать в выборах предоставлялись бразильцам обоих полов, старше 18 лет, грамотным. Тем самым мужчины и женщины уравнивались в политических правах, так как Конституция 1934 г. устанавливала обязательное участие в выборах только для тех женщин, которые являлись госслужащими.
В разделе, посвященном социальному и экономическому порядку, устанавливались критерии использования минеральных ресурсов и электроэнергии (в экономической части); в статьях, посвященных социальным отношениям, были перечислены минимальные социальные блага, которые должно было обеспечить действующее законодательство; этот список был весьма похож на то, что устанавливала Конституция 1934 г.
Раздел о семье породил длительные и жаркие споры между сторонниками и противниками разводов. В конечном счете возобладали давление католической церкви и взгляды наиболее консервативных участников дебатов. Было определено, что семья должна строиться на основе брака, который не может быть расторгнут.
Свои симпатии к корпоративистской системе «Нового государства» составители конституции продемонстрировали в той ее части, которая была посвящена организациям трудящихся. Профсоюзный налог как основа института «pelego» не был отменен[142]. Право на забастовку в принципе признавалось, но текущее законодательство делало его неприменимым. Законодательство определяло «основные сферы деятельности», в которых забастовки не были разрешены, и эти сферы охватывали собой почти все отрасли. По замечанию профессора трудового права Сезарину Жуниора, если бы этот раздел конституции соблюдался, то законный характер забастовки носили бы только на парфюмерных фабриках.
В период правления Дутры начались гонения на компартию. Они стали результатом влияния консервативных настроений, роста самой этой партии, а также изменения отношений между великими державами. БКП в 1946 г. занимала 4-е место среди политических партий, насчитывая в своих рядах 180–200 тыс. членов.
С другой стороны, триумф братской солидарности между победителями германского нацизма и итальянского фашизма продлился совсем недолго. Китай и Греция стали ареной конфронтации и гражданской войны. Гегемония США и сложившееся равновесие в Европе были поставлены под угрозу фактом прямой или косвенной оккупации восточноевропейских стран Советским Союзом. Это подтверждало пессимистические предположения по поводу намерений Сталина. Иными словами, надежды на всеобщий мир вылились в холодную войну.
В мае 1947 г. Федеральный Верховный суд, опираясь на доносы двух никому не известных депутатов, постановил аннулировать регистрацию компартии. Это спорное решение было принято всего одним голосом. В тот же день, когда была запрещена БКП, министерство труда санкционировало вторжение полиции в помещения 14 профсоюзов и запретило профцентр, находившийся под контролем коммунистов. Затем последовали новые репрессивные акции, в результате которых в последний год правления Дутры полиция захватила помещения более двухсот профсоюзов. Было ясно, что во имя «борьбы с коммунизмом» правительство пыталось переломить хребет тех организаций трудящихся, которые шли вразрез с его установками, хотя во многих профсоюзах влияние коммунистов было весьма ощутимым.
В январе 1948 г. меры, которые привели к переходу БКП на нелегальное положение, были дополнены одобренным Конгрессом законом, определявшим порядок аннулирования мандатов федеральных депутатов и сенаторов, а также депутатов муниципальных советов, избранных по спискам компартии.
Экономическая политика начального периода правления Дутры развивалась в рамках либеральной модели. Государственное вмешательство в экономику было отвергнуто, а установленный «Новым государством» контроль над экономикой был отменен. Считалось, что развитие страны и окончание инфляции, появившейся в последние годы войны, зависят от свободных рыночных отношений в целом и от свободного импорта товаров в частности. В финансовом отношении положение Бразилии было благоприятным, поскольку страна накапливала свои валютные запасы за границей, что стало результатом развития экспорта в годы войны. Однако, несмотря на это, либеральная экономическая политика окончилась провалом. Поток импорта всевозможных товаров, подпитываемый ростом стоимости бразильской денежной единицы, не дав никаких позитивных последствий, на деле привел к истощению валютных запасов.
В ответ на это правительство в июне 1947 г. сменило экономический курс, введя систему импортных лицензий. На практике критерии выдачи данных лицензий способствовали импорту основных товаров, таких как оборудование, машины и топливо, и ограничил ввоз предметов потребления. Поддержание бразильской национальной валюты на высоком уровне по отношению к доллару сделало невыгодным экспорт и, наоборот, создало стимул для развития производства на внутренний рынок.
Новая экономическая политика, явившись в первую очередь ответом на проблемы платежного баланса и на рост инфляции, в итоге способствовала развитию промышленности. В последние годы своей деятельности правительство Дутры достигло впечатляющих результатов. Начиная с 1947 г., показатели роста стали измеряться более эффективным образом — путем ежегодного подсчета валового внутреннего продукта (ВВП). Если взять в качестве точки отсчета 1947 г., то ВВП в 1948–1950 гг. вырос в среднем на 8 %.
С другой стороны, репрессии в отношении профсоюзного движения облегчили процедуру сокращения реальной зарплаты. Подсчитано, что в период с 1949 по 1951 г. стоимость жизни возросла на 15 % в Сан-Паулу и на 23 % в Рио-де-Жанейро, в то время как средняя зарплата выросла в Сан-Паулу на 10,5 %, а в Рио-де-Жанейро — на 12 %.
Не прошло и половины срока правления Дутры, как уже начались ухищрения вокруг следующих президентских выборов. Пунктом притяжения стал Жетулиу Варгас. Практически не участвуя в деятельности Сената, он совершал поездки в различные штаты, и эти поездки носили стратегический характер; в г. Сан-Боржа политики признали его своим лидером. Его стратегия была ясна: получить гарантии верности от глав политических группировок, организованных СДП в сельской местности, и одновременно создать прочную базу поддержки своей кандидатуры.
Новая сила зарождалась в штате Сан-Паулу. На местных выборах 1947 г. губернатором был избран Адемар ди Баррус, получивший поддержку коммунистов. Его политическая карьера началась в рядах ПРП, в годы «Нового государства» он был интервентóром штата, а затем сумел приспособиться к новым временам, когда политический успех стал зависеть от способности собрать голоса большого количества избирателей.
Адемар ди Баррус создал Социал-прогрессистскую партию (СПП — Partido Social Progressista, PSP) с единственной целью — продвинуть собственную кандидатуру. Не предложив ничего, что могло хотя бы отчасти напоминать идеологически насыщенную программу, он растиражировал образ политика, обладающего навыками управленца и лишенного политического морализаторства. Сторонники НДС, которые как раз настаивали на необходимости нравственности в политике, его ненавидели. Он привлек в свою партию представителей народных классов, мелкой и средней буржуазии из столицы штата, но в особенности — из его глубинки.
В начале 1950-х гг. Адемар ди Баррус не обладал достаточными силами ддя борьбы за президентское кресло, но он вполне мог усилить свою поддержку одному из кандидатов. Выступив за Варгаса, он тем самым усилил сторонников последнего, «передав» в его распоряжение серьезную электоральную базу, которая имелась в штате Сан-Паулу и уже начала расширяться вплоть до Федерального округа.
Дутра отказался поддержать кандидатуру Варгаса, так как тот не стал бы продолжать курс Дутры. СДП лавировала, выставив от партии почти безвестного политика из штата Минас-Жерайс адвоката Кристиану Машаду. На деле же большинство лидеров СДП отказались поддержать эту кандидатуру.
НДС вновь выдвинул генерал-майора авиации Эдуарду Гомиса, который уже не обладал такой притягательной силой, как в 1945 г. Он получил поддержку старых интегралистов и показал себя достаточно жестким политиком, настаивая на отмене закона о минимальной зарплате.
Варгас построил свою президентскую кампанию на идее необходимости индустриализации и расширения трудового законодательства. Он менял свои выступления в зависимости от штата, где он находился во время своих предвыборных поездок. В штате Рио-де-Жанейро, где влияние коммунистов было весьма осязаемым, он даже заявил, что в случае его избрания народ вступит вместе с ним на ступени дворца Катети[143] и останется у власти. Помимо опоры на БТП и СПП, он обладал открытой или завуалированной поддержкой части СДП и даже НДС.
Несмотря на все это, расхождения между СДП и БТП не позволили Варгасу получить те же результаты, которые были у Дутры в 1945 г. Но и без этого на выборах 3 октября 1950 г. он одержал убедительную победу, получив 48,7 % голосов, в то время как результатом Гомиса были 29,7 %, а Кристиану Машаду — 21,5 %.
Жетулиу Варгас вступил в должность президента 31 января 1951 г. НДС безуспешно пытался оспорить его избрание, ссылаясь на то, что победителем мог считаться только тот кандидат, который набрал бы абсолютное большинство голосов. Однако тогдашнее законодательство не содержало подобного требования. Тем самым либералы обнажили собственные противоречия. Отстаивая демократическую законность, они в то же время не сумели в ходе самых главных выборов привлечь голоса крупных масс населения. И вот тогда они стали отрицать результаты выборов на основании весьма сомнительных аргументов либо все больше апеллировать к необходимости вмешательства армии.
Варгас начал свое правление с попытки играть — теперь в условиях демократического режима — ту роль, которую он уже исполнял, а именно — быть арбитром, который стоит над различными социальными и политическими силами. Он попытался сблизиться с НДС; одновременно он сформировал достаточно консервативный кабинет, в котором преобладали члены СДП. Это не помешало Варгасу назначить на стратегический пост военного министра генерала Эстиллака Леала — бывшего тенентиста, председателя Военного клуба, связанного с националистическим течением в армии.
Внутри армии проявился четкий идеологический водораздел между националистами и их противниками, которых презрительно называли «энтрегистами»[144]. Этот водораздел пролегал как по проблемам внутренней экономической политики, так и по вопросам положения Бразилии в системе международных отношений.
Националисты отстаивали идею развития, основанного на индустриализации, особо подчеркивая необходимость создания автономной экономической системы, независимой от мирового капитализма. Это означало придание государству важной роли регулятора экономики и инвестора в стратегические отрасли — нефть, металлургию, транспорт, систему коммуникаций. Не отвергая иностранный капитал, националисты накладывали на него многочисленные ограничения — как по чисто экономическим соображениям, так и в силу их убежденности в том, что иностранные инвестиции в стратегические отрасли могли бы подвергнуть риску национальный суверенитет.
Противники националистов ратовали за меньшее вмешательство государства в экономику, не отдавали приоритета индустриализации и считали, что прогресс страны зависит от контролируемого доступа иностранного капитала. Кроме того, они выступали за решительную борьбу с инфляцией, которая осуществлялась бы путем контроля над денежной эмиссией и над бюджетными расходами.
На поле международной политики националисты выступали за дистанцирование от США или даже за оппозицию по отношению к этой стране. Их противники же отстаивали необходимость наибольшего сближения Бразилии с США в целях борьбы с «мировым коммунизмом» — в контексте усиления напряженности, связанной с началом войны в Корее. Явным признаком того, что тенденция к сближению с США приобретала все больше сторонников среди офицерства, стала победа противников националистов на выборах руководства Военного клуба в мае 1952 г.
В начале 1950-х гг. правительство предприняло ряд мер, направленных на стимулирование экономического развития с упором на индустриализацию. Особое внимание было уделено государственным инвестициям в транспортную и энергетическую системы; с этой целью был взят внешний заем в 500 млн долл. Речь шла о расширении энергетического снабжения Северо-Востока и об урегулировании проблемы поставок угля. Было проведено частичное переоснащение торгового флота и портов. В 1952 г. был основан Национальный банк экономического развития, непосредственной целью которого должно было стать ускорение процесса диверсификации промышленного производства. Одним из главных инициаторов создания банка был министр финансов в правительстве Варгаса Орасиу Лафер.
Стремясь придать больший динамизм экономике, правительство одновременно столкнулось с проблемой, которая имела крупный социальный резонанс, а именно с ростом инфляции. В 1947 г. инфляция, шлейф которой тянулся еще с последнего периода Второй мировой войны, ослабла, но вскоре снова набрала силу: ее среднегодовые показатели взлетели с 2,7 % в 1947 г. до 13,8 % в 1948–1953 гг., а за один только 1953 г. она поднялась до 20,8 %.
В океане противоречивых течений и тенденций Варгас был вынужден лавировать. С одной стороны, он не мог перестать уделять внимание требованиям трудящихся, страдавших от повышения стоимости жизни, а с другой — в целях контроля над инфляцией он должен был принимать непопулярные меры. В июне-июле 1953 г. он реформировал правительство. На пост министра труда он назначил молодого политика из штата Риу-Гранди-ду-Сул, владельца скотоводческого имения Жуана Гуларта, более известного как Жанго. Политическому восхождению Жанго благоприятствовали связи его семьи с Варгасом в муниципии Сан-Боржа. Он присоединился к синдикалистским кругам, связанным с БТП, и стал фигурой, способной сдержать нараставшее влияние коммунистов в профсоюзах. Несмотря на ту потенциальную роль, которую он мог бы сыграть в будущем, Жанго превратился в деятеля, неприемлемого как для НДС с его весьма значительным влиянием в определенных секторах среднего класса, так и для настроенных против Варгаса военных. В глазах и тех и других он представал как защитник «синдикалистской республики» и олицетворял собой «бразильский перонизм».
Тогда же Варгас назначил министром финансов своего старого соратника Освалду Аранью, который в начале 1930-х гг. уже зарекомендовал себя на этом поприще. Целью программы нового министра, названной «план Араньи», был контроль над расширением кредитных операций и над обменным курсом при сделках на внешних рынках. Контроль над обменным курсом стал продолжением мер, принятых после января 1953 г. Эти меры устанавливали гибкий обменный курс, который менялся в зависимости от того, какие товары шли на экспорт либо импортировались. Наиболее гибкий курс предназначался для восстановления конкурентоспособности экспортной продукции и поощрения импорта тех товаров, которые считались существенными для экономического развития страны.
В октябре 1953 г. были проведены операции по занижению стоимости иностранной валюты. Такая мера предусматривала, что для доллара, получаемого от экспорта кофе, при переводе его в крузейру[145] устанавливалась более низкая стоимость. Благодаря этому правительство могло перемещать выручку, полученную от экспорта кофе, в другие сектора экономики, особенно в промышленность. Подобный шаг спровоцировал соответствующую реакцию со стороны производителей кофе, попытавшихся организовать марши протеста под политическими лозунгами, проведению которых воспрепятствовали военные. Это были так называемые «марши производителей», которые проходили позже, уже в период правления Жуселину Кубичека. Однако было бы преувеличением сказать, что правительство Варгаса просто «забросило» кофейное производство. Напротив, оно, пусть и безуспешно, пыталось проводить политику поддержания высоких цен на внешних рынках, что вызывало раздражение США. Одна из комиссий Сената США даже стала расследовать бразильскую практику «чрезмерно высоких цен».
С 1953 г. начала меняться политика США в отношении стран «третьего мира». Президент Трумэн (1945–1952) требовал от них определиться по отношению к социалистическим странам — особенно после начала войны в Корее. Вместе с тем он предоставлял помощь тем странам, которые были включены в орбиту американской политики. В январе 1953 г. президентское кресло в США занял генерал Эйзенхауэр; главой казначейства и госсекретарем он назначил соответственно Джорджа Хэмфри и Джона Фостера Даллеса. Превратив преследование коммунистов в настоящий «крестовый поход», правительство США одновременно заняло жесткую позицию в отношении финансовых проблем развивающихся стран. Господствующей политической линией должно было стать прекращение помощи со стороны государства и поощрение частных инвестиций. Возможности получения Бразилией государственных кредитов для возведения объектов инфраструктуры и для покрытия дефицита платежного баланса заметно сократились.
Подобное изменение ориентации создало трудности на пути выполнения весьма значимого Национального плана экономической перестройки, известного как «план Лафера». Значительная часть его проектов уже в годы правления Жуселину Кубичека будет включена в план под названием «Программные цели»[146].
С самого начала своего правления Варгас, стремясь объединить вокруг себя все консервативные силы, не забывал и об одной из основных поддерживавших его групп — городских рабочих. На митинге 1 Мая 1951 г. он сделал шаг в направлении установления более прочных связей с рабочим классом. Он не ограничился общими словами и призвал трудящихся организовывать профсоюзы, чтобы помочь ему в борьбе против «спекулянтов и алчных корыстолюбцев». В то же самое время он отменил требование так называемого свидетельства об идеологической благонадежности для участия в профсоюзной деятельности. Тем самым он создал благоприятные условия для возвращения на политическую арену коммунистов и вообще всех «изгнанных» в период правления Дутры.
Но правительству так и не удастся поставить рабочее движение под свой полный контроль. Либерализация профсоюзного движения и проблемы, порожденные высокой стоимостью жизни, привели в 1953 г. к целому ряду забастовок, среди которых особенно выделялись всеобщая забастовка в Сан-Паулу (март 1953 г.) и забастовка моряков в Рио-де-Жанейро, Сантусе и Белеме (июнь того же года). Обе они, впрочем, носили весьма различный характер.
Забастовка в Сан-Паулу, начатая трудящимися текстильной промышленности, охватила собой 300 тыс. участников, среди которых были столяры, плотники, обувщики, работники полиграфической и стекольной промышленности. Главным требованием было увеличение зарплаты на 60 %, а также пересмотр законодательства, ограничивавшего право на забастовку. Забастовка, перемежавшаяся стычками с полицией, продолжалась 24 дня. В конце концов она завершилась принятием сепаратных соглашений, заключенных каждой отраслью по отдельности.
Данная забастовка ознаменовала собой поражение политики Варгаса в Сан-Паулу. Президент частично сохранял свой личный авторитет, но в руководстве забастовкой БТП и профсоюзные «pelegos» оказались на вторых ролях. Главную роль в организации стачки сыграли коммунисты, которые в тот момент находились в непримиримой оппозиции к Варгасу, называя его «прислужником империализма».
Забастовка моряков охватила около 100 тыс. человек. Участвовавшие в ней профсоюзы требовали увеличения зарплаты, улучшения условий труда и увольнения руководства Федерации моряков, которую они обвиняли в связях с министерством труда. Данное требование совпало с намерением Варгаса сменить главу министерства.
Получилось так, что Гуларт получил пост министра труда в ходе забастовки и в своих действиях показал себя эффективным посредником. Поскольку забастовка разворачивалась в отрасли, связанной с государственными интересами и являвшейся объектом экономического регулирования со стороны государства, Гуларт распорядился выполнить большинство требований бастующих. Одновременно он заставил уйти в отставку руководство Федерации моряков, открыв дорогу для создания другой, более близкой трудящимся и себе лично профсоюзной организации.
Тогда же, в марте 1953 г., когда вспыхнула 300-тысячная забастовка, в Сан-Паулу произошло политическое событие, которое тогда было воспринято как весьма важное, но реальный масштаб которого можно было осознать только по прошествии нескольких лет. На выборах мэра Сан-Паулу победил депутат муниципального совета, бывший школьный учитель, баллотировавшийся по списку Христианско-демократической партии и крошечной Бразильской социалистической партии и нанесший поражение кандидатам от других, считавшихся более сильными, партий. Этот успех Жаниу Куадруса был основан на популистской кампании («грошик против миллиона»[147]), которая ассоциировалась с лозунгами борьбы против коррупции. Куадрус понимал, что если лишить верхушку НДС монополии на данную тему, а затем ярко и образно ее «подать», то она сможет принести немало политических дивидендов. Наилучшим примером здесь стал образ метлы. Стремление к обновлению, сметающее «партийные машины», вера в магическую силу человека-провидца в его борьбе с коррупцией — все это объединило вокруг имени Жаниу Куадруса различные социальные слои — от трудящихся до среднего класса.
Гуларт, между тем, превратился в излюбленную мишень для нападок антижетулистски настроенных гражданских и военных кругов, действовавших на федеральной политической арене. С одной стороны, его имя увязывалось с вынашивавшимися проектами установления «синдикалистской республики», а с другой — с возможным повышением вдвое минимальной зарплаты. Среди гражданских противников правительства было большинство членов НДС и более мелких партий, а также значительная часть прессы. Своими радикальными позициями и ораторским искусством выделялся бывший коммунист Карлус Ласерда. По прошествии лет Ласерда не только порвал со своими старыми товарищами, но и превратился в одного из их самых непримиримых противников. Его излюбленными мишенями были популизм и «коммунизм». На страницах своей газеты «Трибуна да импренса» («Tribuna da Imprensa») он развязал яростную антижетулистскую кампанию, призывая к отставке президента. В его представлении эта отставка должна была сопровождаться введением чрезвычайного положения, во время которого демократические институты были бы реформированы, чтобы не допустить того, что Ласерда трактовал как их извращение популистскими политиками.
В числе противников правительства из среды военных находились антикоммунистически настроенные офицеры, враждебно относившиеся к популизму; некоторые из них отождествляли себя с НДС, а другие возражали против политиков в целом. Самыми известными из них были такие генералы, как Кордейру ди Фариас и Жуарис Táeopa, и генерал-майор авиации Эдуарду Гомис. Вскоре выявилась и такая сила, как молодые офицеры. Показателем «градуса кипения» в армейских кругах стало обнародование в феврале 1954 г. так называемого «меморандума полковников», подписанного 42 полковниками и 39 подполковниками сухопутных войск, которые выразили свой протест против того, что они считали разрушением материальных и моральных устоев армии. Также в манифесте критиковался завышенный рост минимальной зарплаты, несовместимый с национальными реалиями.
В феврале 1954 г. Варгас произвел перестановки в правительстве. На смену Гуларту был назначен малоизвестный чиновник, но еще до этого Гуларт представил предложения по увеличению вдвое минимальной зарплаты. Он создавал впечатление министра, который покидал свой пост из-за того, что хотел облагодетельствовать трудящихся. Надеясь успокоить военных, Варгас назначил на должность военного министра генерала Зенобиу да Косту, которому он доверял и который был известен как противник коммунистов.
Несмотря на все эти перестановки, президент и в своих выступлениях, и в своей политике все больше склонялся к действиям, которые приходили в противоречие с интересами консервативно настроенных социальных слоев. В экономической области он проводил националистическую линию, возлагая ответственность за проблемы платежного баланса на иностранный капитал. Его ответом на сомнения канадских и американских энергетических компаний относительно новых инвестиций в экономику Бразилии стал законопроект, согласно которому в данном секторе экономики создавалась государственная компания «Элетробраз» (апрель 1954 г.).
В том же самом месяце бывший министр иностранных дел Жуан Невис да Фонтоура дал интервью, в котором он в еще большей степени обосновал критические выступления оппозиции. Жуан Невис обвинил президента и Гуларта в подписании секретного соглашения с Аргентиной и Чили, направленного на то, чтобы воспрепятствовать американскому присутствию в Южном конусе[148]. Этот предполагаемый альянс, особенно с перонистской Аргентиной, был представлен как еще один шаг по пути установления «синдикалистской республики». Что же касается трудовых отношений, то сделанное Варгасом 1 Мая заявление о повышении вдвое минимальной зарплаты вызвало бурю протестов.
Несмотря на давление со всех сторон и отсутствие на тот момент прочной социальной базы, на которую могло бы опереться правительство, Варгас по-прежнему удерживался у власти. Оппозиции не хватало какого-нибудь одного, но достаточно шокирующего события, которое заставило бы армию нарушить рамки законности и сместить президента. И это событие было «предоставлено» ближайшим окружением президента. Там возникло убеждение, что для обеспечения постоянного пребывания Варгаса у власти было необходимо убрать с политической арены Ласерду. Как выяснилось позже, люди из ближнего круга Варгаса предложили начальнику президентской гвардии Дворца Катети Грегориу Фортунату «постараться помочь» Ласерде. Грегориу, верно служивший Варгасу более 30 лет, стал готовить убийство этой самой яркой фигуры оппозиции.
Если неуклюжей была сама эта преступная идея, еще более неуклюжей стала ее реализация. На рассвете 5 августа 1954 г. наемный убийца попытался застрелить Ласерду в тот момент, когда тот подходил к двери своего дома в Рио-де-Жанейро. В результате он убил сопровождавшего Ласерду майора ВВС Рубенса Ваза, а сам Ласерда был лишь легко ранен. Теперь против Варгаса «работала» преступная акция, которая вызвала всеобщее возмущение; он получил готового к атаке противника с еще большими козырями на руках и взбунтовавшиеся ВВС. Расследование преступления, проведенное, с одной стороны, полицией, а с другой — самими ВВС за собственный счет, постепенно выявило темные стороны правления Варгаса, хотя скомпрометировать или, по его собственным словам, «смешать с грязью» лично президента не удалось.
Движение за отставку Варгаса набирало обороты. Варгас сопротивлялся, настаивая на том, что он воплощает в себе принцип конституционной законности. 23 августа стало ясно, что правительство лишилось поддержки армии. В тот же день был опубликован подписанный 27 генералами сухопутных сил «Манифест к нации», в котором содержалось требование отставки президента. В числе подписавших этот документ были не только известные всем противники Варгаса, но и генералы, весьма далекие от системной оппозиции, такие как Энрики Лотт, который, спустя год с небольшим, станет выразителем настроений защитников конституционной законности.
Когда круг почти окончательно замкнулся, Варгас совершил последний и трагический акт. Утром 24 августа он покончил жизнь самоубийством, выстрелив себе в сердце. Это произошло в его личных апартаментах во дворце Катета. Самоубийство Варгаса стало выражением его личного отчаяния, но помимо этого имело и глубокий политический смысл. Данный акт сам по себе был окрашен в драматические тона, что было способно наэлектризовать большие массы населения. Помимо этого, «в наследство» президент оставил волнующее послание, адресованное всем бразильцам, — так называемое письмо-завещание, в котором он представлял себя как жертву и вместе с тем выступал в качестве обвинителя антинародных сил, возлагая ответственность за сложившееся для него безвыходное положение на международные группы, связанные с его, Варгаса, врагами внутри страны.
Этот поступок имел незамедлительные последствия. Во всех крупных городах огромные массы населения вышли на улицы, выражая свое отношение к главным объектам ненависти — оппозиционным газетам и дипломатическому представительству США в Рио-де-Жанейро. В этих манифестациях участвовали и коммунисты. После того как все правительство Варгаса перешло в оппозицию и чуть ли не объявило об отставке, они буквально в мгновение ока совершили поворот на 180 градусов. С этого момента они перестали придерживаться радикальной политической линии (которая зачастую шла на пользу их главным противникам), став все более поддерживать национализм популистского толка[149].
Тот факт, что верхушка армии отдавала предпочтение выходу из кризиса в рамках закона, а также роль народных выступлений — все это воспрепятствовало антиконституционному перевороту. Должность президента занял вице-президент Кафе Филью. В сформированном им правительстве большинство министров были членами НДС. Новый президент выступил с заверениями, что он гарантирует проведение президентских выборов, назначенных на октябрь 1955 г.
Первой партией, выставившей своего кандидата, была СДП. В феврале 1955 г. свою кандидатуру выставил Жуселину Кубичек, сделавший карьеру в СДП штата Минас-Жерайс[150] и ставший губернатором этого штата. Он в полной мере воплощал в себе одну из черт жетулизма и имел все возможности получить поддержку со стороны БТП, что в итоге и произошло. Тем самым был возрожден альянс между СДП и БТП, который на выборах 1945 г. обеспечил Дутре столь высокий результат. В мае 1955 г. в предвыборную борьбу решил вступить Адемар ди Баррус, несмотря на то, что на выборах губернатора Сан-Паулу в октябре 1954 г. он потерпел поражение от Жаниу Куадруса.
Месяц спустя НДС вновь выставил представителя армии в качестве своего кандидата. Поскольку снова продвигать кандидатуру генерал-майора авиации Эдуарду Гомиса, ослабленного двумя предыдущими поражениями, не представлялось возможным, кандидатом от этой партии стал другой давний участник движения тенентистов — генерал Жуарис Тавора.
В ходе своей кампании Жуселину Кубичек делал упор на необходимости продвижения по пути экономического развития при опоре на государственный и частный напитал. Жуарис Тавора особое внимание уделял моральным аспектам в политике. Также он выступал против избыточного вмешательства государства в экономику, которое вело страну к опасной разбалансированности и неустойчивости.
Во время кампании не было недостатка и в «грязной игре». В сентябре 1955 г. противники Гуларта и Кубичека опубликовали в газетах так называемое «письмо Бранди»; предполагалось, что депутат аргентинского парламента Хесус Бранди послал его Гуларту в бытность последнего министром труда. В письме говорилось о контактах Гуларта с Пероном, направленных на развязывание в Бразилии вооруженных операций с целью установления «синдикалистской республики». Проведенное военными вскоре после выборов расследование подтвердило, что письмо было сфабриковано в Аргентине и продано противникам Гуларту.
3 октября 1955 г. Жуселину Кубичек одержал победу на выборах, но от соперников его отделяла лишь тонкая грань. Он получил 36 % голосов, в то время как Жуарис Тавора набрал 30 %, Адемар ди Баррус — 26 %, а Плиниу Салгаду, выступавший от бывшей партии интегралистов, — 8 %. Допускалось раздельное голосование за президента и за вице-президента. Гуларт был избран вице-президентом, получив чуть больше голосов, чем Кубичек. Этот успех Гуларта свидетельствовал о растущем влиянии БТП.
После победы Жуселину Кубичека и Жуана Гуларта была развязана кампания против их вступления в должность. В начале ноября 1955 г. Кафе Филью перенес инфаркт, что вынудило его временно покинуть свой пост. Его место занял председатель палаты депутатов Конгресса Карлус Луз, которого обвиняли в оказании открытого покровительства сторонникам военного переворота. Тогда и произошел так называемый «превентивный переворот» — иными словами, военные вмешались не для того, чтобы воспрепятствовать вступлению в должность избранного президента, а, наоборот, чтобы обеспечить это вступление.
Главным персонажем в этих событиях, происшедших 11 ноября 1955 г., стал генерал Лотт, объявивший мобилизацию войск в Рио-де-Жанейро. Войска заняли правительственные здания, радиостанции и редакции газет. На стороне Лотта выступило и руководство вооруженных сил, хотя министры ВМФ и ВВС[151] расценили данную акцию как «незаконную» и носящую «подрывной характер». Тогда войска окружили военно-морские и военновоздушные базы с целью воспрепятствовать конфронтации внутри самих вооруженных сил. Карлус Луз был отстранен от исполнения обязанностей президента и в сопровождении министров и других политиков, в числе которых был и Карлус Ласерда, укрылся на крейсере «Тамадарё», безуспешно пытаясь дать отпор военным.
Незамедлительно, в тот же день 11 ноября, собрался Национальный конгресс, чтобы оценить сложившуюся ситуацию. Вопреки голосованию депутатов от НДС, парламентарии постановили считать Карлуса Луза неправомочным исполнять обязанности президента; пост президента, в соответствии с определенной в конституции последовательностью, перешел к председ ателю Сената Нереу Рамусу. Через десять дней, оправившись от болезни, Кафе Филью выразил намерение вновь занять президентское кресло. Однако Конгресс счел, что он больше не имеет права быть на этом посту, и назначил главой исполнительной власти Нереу Рамуса. Вскоре после этого по требованию военных министров Конгресс утвердил введение чрезвычайного положения сроком на 30 дней с возможностью его продления на такой же период. Данная серия чрезвычайных мер и обеспечила вступление в должность Жуселину Кубичека и Жуана Гуларта 31 января 1956 г.
В сравнении с правлением Варгаса и теми месяцами, которые последовали за его самоубийством, годы пребывания у власти Жуселину Кубичека могут рассматриваться как время политической стабильности. Более того, это были годы оптимизма, на которые пришлись высокие показатели экономического роста, годы, в которые воплотилась мечта — строительство новой столицы страны, Бразилиа. Лозунг официальной пропаганды «за пять лет пройти путь длиной в 50 лет» нашел отклик в широких массах населения.
Большинство представителей высшего командования вооруженных сил, в особенности в сухопутных войсках, было настроено на то, чтобы гарантировать сохранность демократического режима в определенных рамках, в частности, при условии поддержания внутреннего порядка и борьбы с «коммунизмом». Политика Варгаса поддерживалась этим большинством только до тех пор, пока она не начинала развиваться в русле наступательного национализма (направленного против иностранного капитала. — Примеч. пер.) либо пока не раздавались призывы к созданию организаций трудящихся.
Но в среде вооруженных сил были группировки, которые не следовали за установками большинства. С одной стороны, это были националистически настроенные офицеры (некоторые из них были близки к коммунистам), которые выступали с позиций радикального национализма, противостоявшего так называемому «американскому империализму». С другой же стороны, имелись и те, кто ратовал за «очищение демократии»; они были убеждены в том, что только переворот, направленный на обновление демократических институтов, был бы способен воспрепятствовать установлению «синдикалистской республики» и продвижению «коммунизма».
Не все сторонники идеи переворота были, однако, «энтрегистами». Идею переворота некоторые из них сочетали с необходимостью защиты национальных интересов. Так, например, восставшие в январе 1956 г. офицеры военно-воздушных сил выступили с разоблачениями не только проникновения коммунистов на высшие командные посты в армии, но и гипотетических соглашений между правительством и международными финансовыми группами, которые якобы предполагали передачу последним нефтяной промышленности и продажу им полезных ископаемых стратегического назначения.
В начале правления Жуселину Кубичека армейская верхушка успокоилась. Уход Варгаса и попытка воспрепятствовать вступлению Кубичека на пост президента были последней возможностью для сторонников переворота разыграть свою козырную карту, однако они потерпели поражение. Правление Жуселину Кубичека началось с особого акцента на необходимости продвижения по пути «развития и порядка»; эти общие цели вполне согласовывались и с устремлениями военных. Президент стремился удовлетворить специфические требования армейской корпорации, касавшиеся денежного довольствия и воинского снаряжения. Также он пытался, насколько это было возможно, удержать под контролем государства профсоюзное движение. Кроме того, в период его правления усилилась тенденция назначения военных на стратегически важные посты в правительстве. Так, например, военные занимали ключевые посты в компании «Петробраз», а также в Национальном совете по нефти.
Поддержка, которую армия оказывала правительству Кубичека, воплотилась в фигуре генерала Лотта, занимавшего кресло военного министра в течение практически всего президентского срока Жуселину. Лотт не был лидером в армейской среде, но обладал двумя важными качествами: он имел безупречный послужной список и не принадлежал ни к одной партии. Последнее обстоятельство весьма способствовало его деятельности по сглаживанию разногласий внутри вооруженных сил.
На партийно-политическом поле соглашение между СДП и БТП стало гарантией прохождения основных правительственных проектов в Конгрессе. За прошедшие десять лет обе партии определили направления своей деятельности. Обе они продолжали оставаться ареной как личных споров, так и примирения группировок, соперничавших в борьбе за привилегии. Но в то же время каждая из них представляла и более общие устремления и интересы.
Несмотря на расхождения, СДП и БТП сближала одна общая черта — жетулизм. Впрочем, существовал «жетулизм СДП» и «жетулизм БТП». Вокруг «жетулизма СДП» объединилась часть сельской правящей элиты, порожденная «Новым государством» правительственная бюрократия, промышленная и торговая буржуазия, выигравшая от политики развития и от прибыльных в условиях высокой инфляции сделок. «Жетулизм СДП» включал в свои ряды профбюрократию, чиновников министерства труда, державших под контролем вертикальную структуру синдикализма и такие важные сферы, как социальное страхование, тяготевшую к национализму часть промышленной буржуазии и большинство организованных городских трудящихся.
Для обеспечения реального функционирования этого двухпартийного альянса ни одна, ни другая партия не должны были радикализировать свои позиции. Нужно было сделать так, чтобы, с одной стороны, СДП не ударилась в консерватизм, что спровоцировало бы ее столкновение с профбюрократией и шло бы вразрез с требованиями рабочих; с другой стороны, БТП в своей погоне за наиболее престижными государственными постами не должна была ни слишком дистанцироваться от требований рабочих, ни сделать национализм знаменем социальных волнений.
На протяжении значительной части своего правления Кубичеку удавалось сводить к единому знаменателю крайности обеих партий. Для СДП — партии, откуда происходил он сам, — принцип «развитие и порядок» был весьма приемлем. В социальной сфере Кубичек не выступал против интересов профбюрократии и стремился ограничить вспышки забастовочного движения. Тем самым он не препятствовал деятельности БТП и Гуларта, хотя и нельзя утверждать, что он играл на руку этой партии.
Экономическая политика Кубичека была определена в его плане «Программные цели». План содержал 31 цель; все они были объединены по шести крупным направлениям: энергетика, транспорт, продовольствие, базовые отрасли промышленности, образование, строительство Бразилиа (названное наивысшим воплощением всего плана).
Стремясь преодолеть бюрократические препоны, правительство создавало органы, «параллельные» уже имевшимся правительственным учреждениям, либо совершенно новые институты. Например, наряду с бесполезным и коррумпированным Национальным департаментом по борьбе с засухой возникло «параллельное» Верховное управление по развитию Северо-Востока, призванное осуществлять планомерное индустриальное развитие этого региона. Для работ по строительству Бразилиа возник орган под названием «Новая столица»[152].
Правительство Жуселину Кубичека способствовало развертыванию широкомасштабной деятельности государства как в области инфраструктуры, так и в плане прямого стимулирования индустриализации. Но также оно открыто признало необходимость привлекать иностранный капитал, в том числе предоставляя ему значительные льготы. Тем самым идеология национализма начинала отступать перед лицом идеи ускоренного экономического развития. Правительство разрешило широкое использование принятого еще при Кафе Филью законодательства, позволявшего предприятиям импортировать иностранное оборудование без валютного обеспечения, т. е. без депозитов в иностранной валюте для оплаты этого импорта. Необходимым условием для того, чтобы воспользоваться этой привилегией, было право собственности за границей на оборудование, которое должно было быть поставлено в Бразилию, либо финансовыми ресурсами для его оплаты. Иностранные предприятия, которые с легкостью могли выполнить эти требования, оказались в выгодной ситуации в деле передачи оборудования своих головных фирм и инкорпорации его в свои капиталовложения в Бразилии. Законодательство способствовало привлечению иностранных инвестиций в те отрасли, которые правительство считало приоритетными: автомобилестроение, воздушный транспорт и железные дороги, электроэнергетика и сталелитейная промышленность.
Результаты плана «Программные цели» были впечатляющими, особенно в сфере промышленного развития. С 1955 по 1961 г. стоимость промышленного производства без учета инфляции выросла на 80 %, — высокие показатели были зарегистрированы в сталелитейной промышленности (100 %), станкостроении (125 %), электроэнергетике и коммуникациях (380 %) и в производстве оборудования для транспорта (600 %). С 1957 по 1961 г. годовой рост ВВП составил 7 %, что соответствовало годовому росту доходов на душу населения в размере около 4 %. На фоне всего десятилетия 1950-х гг. рост ВВП на душу населения в Бразилии примерно втрое превышал соответствующие показатели в остальных латиноамериканских странах.
Правительство Кубичека работало над созданием автомобилестроительной промышленности, хотя еще и раньше в Бразилии существовали, пусть и в ограниченном количестве, сборочные предприятия и заводы по производству запчастей для автомобилей. Правительство стимулировало производство автомобилей и грузовиков на предприятиях с частным капиталом, особенно с иностранным частным капиталом. Привлечение этого капитала в Бразилию стало возможным благодаря созданным для него привлекательным условиям, а также ввиду широких возможностей национального рынка.
Крупные мультинациональные предприятия, такие как «Виллис Оверлэнд», «Форд», «Фольксваген» и «Дженерал Моторе», были сосредоточены в «треугольнике АВС паулиста» (зоне Большого Сан-Паулу, которая включает в себя муниципии Санту-Андре, Сан-Бернарду и Сан-Каэтану)[153], что полностью изменило облик этого региона. В числе других последствий этого процесса было и то, что на предприятиях автомобилестроительной промышленности сконцентрировалось небывалое до сих пор количество рабочих. В 1960 г. — последнем году правления Кубичека — только четыре вышеупомянутых предприятия производили около 78 % от общего числа автомобилей (133 тыс. штук), достаточного для удовлетворения спроса в Бразилии. Иностранные предприятия продолжали расширять свое присутствие. В 1968 г. «Фольксваген», «Форд» и «Дженерал Моторе» уже выпускали почти 90 % всех произведенных автомобилей.
И по количественным показателям, и с точки зрения организации производства создание автомобилестроительной промышленности стало несомненным успехом. Вместе с тем ее цель создать «автомобильную цивилизацию» шла вразрез с расширением сети общественного транспорта для широких масс населения. Начиная с 1960 г., производство автомобилей возросло, составив 58 % от производства всех транспортных средств в 1968 г. В силу того, что железнодорожное сообщение было практически заброшено, Бразилия начинала все больше зависеть от расширения и поддержания сохранности шоссейных дорог и от использования нефтепродуктов в транспортной сфере.
В коллективной памяти пятилетие Кубичека осталось как время оптимизма, проистекавшего из реализации крупных проектов, ярчайшим примером которых стало строительство Бразилиа. В тот момент строительство новой столицы породило водораздел в общественном мнении, кроме того, госслужащие, работавшие в прежней столице, восприняли его как подлинное наказание, поскольку это вынуждало их переехать в регион центрального плоскогорья[154].
Данная идея не была нова, поскольку еще первая республиканская Конституция 1891 г. давала Конгрессу полномочия по «перемещению столицы Федерации». Однако именно на долю Кубичека выпала реализация данного проекта; это делалось с огромным энтузиазмом, были мобилизованы все ресурсы и рабочая сила, состоявшая по преимуществу из мигрантов с Северо-Востока; этих первых прибывших с Северо-Востока строителей столицы называли «кандангус»[155]. Главными фигурами в деле проектирования, конструирования и планировки Бразилиа были архитектор Оскар Нимейер и градостроитель Лусиу Коста, имевшие международную известность.
В сентябре 1956 г. законопроект о строительстве Бразилиа, направленный исполнительной властью в Конгресс, был одобрен, несмотря на сильное сопротивление НДС. Эта партия считала данную инициативу демагогической, способной породить еще большую инфляцию, а новое местопребывание правительства — как изолирующее его от остальной страны. Когда работы уже шли полным ходом, Карлус Ласерда выступил во главе тех, кто требовал создать парламентскую комиссию по расследованию хода строительства с целью выявления нарушений в процессе заключения контрактов, подрядов, трудовых соглашений; этот демарш не увенчался успехом. В символическую для страны дату 21 апреля[156] 1960 г. Жуселину Кубичек торжественно открыл новую столицу.
Синдикализм при Кубичеке пережил ряд изменений, которые с большей четкостью проявились в начале 1960-х гг., в эпоху Гуларта. Лидеры профсоюзов различных направлений начали осознавать трудности управления расширявшимся движением трудящихся в тесных рамках официальных структур. Тогда и возникли организации, которые стали действовать параллельно официальным, например, созданный в Сан-Паулу в 1955 г. Пакт межпрофсоюзного единства (ПМЕ — Pacto de Unidade Intersindical, PUI) и созданный в Рио-де-Жанейро Пакт единства и действия (ПЕД — Pacto de Unidade е Ação, PUA). В отличие от ПМЕ, ПЕД действовал в госсекторе или в тех отраслях, которые контролировались государственными фирмами, выполнявшими общественные работы. Именно эта организация подготовила почву для возникновения профсоюза Всеобщее командование трудящихся (ВКТ — Comando Geral dos Trabalhadores, CGT), сыгравшего выдающуюся роль в забастовочном движении эпохи Гуларта.
Создание ПЕД усилило уже существовавшую ранее тенденцию, связанную со сферой деятельности профсоюзов. Речь шла о наращивании этой деятельности в госсекторе либо в отраслях общественного значения. В частном же секторе роль профсоюзных организаций была более значительной в традиционных отраслях, находившихся в состоянии упадка, как, например, в текстильной промышленности.
В то время синдикализму оказалось сложно проникнуть в такой ключевой сектор экономики, как автомобилестроение. Это объясняется двумя основными факторами. С одной стороны, ставшим уже традиционным укоренением профдвижения и особенно компартии на предприятиях госсектора, а с другой — растерянностью перед лицом новых трудовых отношений, насаждавшихся мультинациональными предприятиями.
Одновременно с формированием параллельных профсоюзов синдикалистские лидеры стремились политизировать профсоюзное движение. Это означало, что оно должно было поддерживать национализм и выдвижение идеи социальных (так называемых базовых) реформ, в том числе аграрной реформы.
В эпоху Кубичека не все шло гладко. Главные проблемы концентрировались в сфере внешней торговли и госбюджета. Расходы правительства на поддержку программы индустриализации и на строительство Бразилиа, серьезное ухудшение условий внешней торговли привели к растущему дефициту федерального бюджета, который вырос с уровня менее 1 % ВНП в 1954 и 1955 гг. до 2 % в 1956 г. и 4 % в 1957 г. Подобная ситуация, за исключением 1957 г., сопровождалась ростом инфляции, достигшей наивысшего за всю эпоху Кубичека показателя в 1959 г. — 39,5 %.
Причины роста инфляции были весьма различными. Среди главных можно назвать бюджетные расходы на строительство Бразилиа и на одобренное Конгрессом увеличение зарплат чиновникам; падение обменного курса и товарооборота; эмиссия бумажных денег для закупок кофе государством и поддержания снизившихся на него цен; облегченные условия для банковских кредитов частному сектору.
В июне 1958 г. министр финансов Жозе Мариа Алкмин, будучи не в состоянии решить вышеуказанные проблемы, подал в отставку. На смену ему Кубичек назначил инженера Лукаса Лописа, который в его правительстве был первым председателем Национального банка экономического развития; руководство банком перешло к Роберту Кампусу. Кампус и Лопис совместно разработали план стабилизации экономики, в котором была сделана попытка совместить борьбу с инфляцией и за сокращение бюджетного дефицита с основными целями «Программного плана».
Стабилизационный план не предусматривал крупных жертв, но и даже в таком варианте он вызвал резкое неприятие. Во-первых, ни одна социальная группа не была готова ничем поступиться ради стабильности, хотя каждая из них надеялась, что кто-то другой это сделает. Во-вторых, для многих социальных слоев инфляция была очень выгодна: по мере того, как зарплаты не успевали за ростом цен, она открывала перспективу получения небывало высоких прибылей в результате индексации цен и спекулятивных операций с товарными запасами, которые проводили некоторые промышленники и коммерсанты. Кроме того, в силу того, что внутренний и внешний долг еще не индексировался в связи с обесценением валюты, инфляция делала необыкновенно привлекательными займы, особенно те, которые банки и государственные финансовые органы выдавали по привилегированным схемам.
Что касается неприятия плана профсоюзами, то здесь имелись две основные причины. Во-первых, это были подозрения в том, что стабилизационный план якобы представляет собой «сговор с империализмом», что вызывало отторжение в БТП и в левых кругах. Во-вторых, поскольку любой план подобного рода в самом начале своего действия должен был содержать в себе дополнительные ограничения, профсоюзное руководство и находившиеся под его влиянием трудящиеся опасались, что этим новым ограничениям будут подвергнуты именно лица наемного труда, в то время как другие социальные слои не будут ими затронуты. Тем самым лица наемного труда оказались бы в наихудшем положении: перед лицом одинаковой для всех или растущей инфляции их реальные заработки были бы урезаны больше.
Попытки ограничить кредиты для промышленников вызвали протесты в Сан-Паулу, которые были поддержаны председателем Банка Бразилии. В октябре 1958 г. производители кофе организовали марш против занижения обменного курса и новых правительственных мер, ограничивавших закупки кофе государством.
Действенность стабилизационного плана, особенно в части, затрагивавшей внешнеторговый баланс Бразилии, зависела от согласования действий с Международным валютным фондом (МВФ). Бразилия проводила консультации с МВФ, в том числе и потому, что фонд предполагал предоставить ей американский кредит в 300 млн долл. Вместе с тем МВФ не стоял за этим планом, в отличие от того, что о нем говорили его противники. МВФ критиковал постепенный характер стабилизационной программы и предусмотренные ею бюджетные расходы для субсидирования импорта зерна и нефти.
Неопределенность в отношениях между Бразилией и МВФ длилась почти целый год и разрешилась в конце июня 1959 г. Приближалось окончание президентского мандата Кубичека, и он задумывался о том, кто придет ему на смену. Националисты и коммунисты выступали с нападками на президента за его стремление «выставить национальный суверенитет на продажу иностранным банкирам и МВФ». Соглашение с МВФ приветствовал только НДС, но даже если бы Кубичек и решился на заключение этого соглашения, он не мог бы рассчитывать на политическую поддержку оппозиции.
В силу этих причин и произошел разрыв отношений между правительством и МВФ. Это означало, что стабилизационный план был окончательно отвергнут. В августе 1959 г. Лукас Лопис и Роберту Кампус ушли со своих постов. Разрыв отношений с МВФ вызвал настоящий вал поддержки Кубичека. Как и следовало ожидать, данное решение приветствовала БТП. В манифестации в поддержку президента, которая прошла в садах дворца Катети, участвовали коммунисты. Среди манифестантов находился Луис Карлос Престес, который с 1958 г. вышел из подполья. Шаг за шагом БКП находила каналы самовыражения, несмотря на то, что формально она продолжала оставаться на нелегальном положении. Но поддержка Кубичеку шла не только со стороны БТП и левых сил. Разрыв с МВФ получил одобрение со стороны Федерации промышленников Сан-Паулу и командования вооруженных сил.
Вместе с тем, как показали президентские выборы 3 октября 1960 г., этот энтузиазм не затронул больших масс населения. Уже в течение 1959 г. возникали кандидатуры на президентский пост. Одна мелкая партия выставила — при поддержке Ласерды — кандидатуру Жаниу Куадруса, который к тому времени был избран губернатором штата Сан-Паулу. От Социал-прогрессистской партии был выдвинут Адемар ди Баррус, окрыленный результатами выборов 1955 г. СДП и БТП вновь объединились, на этот раз вокруг кандидатуры генерала Лотта; на должность вице-президента в этой связке претендовал Гуларт.
НДС колебался, не зная, выставить ли собственную кандидатуру либо поддержать Жаниу Куадруса. Последний вел свою игру, критикуя коррупцию в правительстве и финансовую нестабильность. Не имея четкой программы, с пренебрежением относясь к политическим партиям, он тем не менее сумел привлечь на свою сторону народ, выставляя себя в качестве обычного, заурядного человека, представлявшего угрозу для тех, кто промышлял аферами и финансовыми спекуляциями и обогащался на коррупции, так как сулил им неотвратимое наказание. Это не соответствовало образу «добропорядочного кандидата от НДС», но тем не менее Куадрус, пусть по-своему, но все же включал в свою программу некоторые положения из дискурса НДС. Главным же было то, что с выдвижением кандидатуры Куадруса партия могла в конечном счете реально прийти к власти, выбрав кратчайший, хотя и неизведанный путь. На съезде НДС в ноябре 1959 г. большинство высказалось в поддержку кандидатуры Куадруса.
С самого начала президентской кампании стали очевидными такие черты Куадруса, как склонность к клиентелизму и кумовству. На него возлагали надежды представители настроенных против Варгаса элит, часть среднего класса, уповавшая на привнесение морали в политику и страдавшая от повышения стоимости жизни, а также подавляющее число трудящихся.
Что касается Лотта, то его кандидатура была неудачной. Он мог представлять интерес лишь для весьма узких приближенных к власти кругов, видевших в нем гаранта продолжения демократического режима. Когда же он представал перед более широкой аудиторией, его слабости проявлялись со всей очевидностью. На публике он говорил плохо, весьма ненатурально стремясь перенять ту манеру выступать, которая была свойственна Жетулиу Варгасу. СДП не одобряла его идею предоставления права голоса неграмотным, БТП и в целом левые были недовольны его критикой в адрес Кубы, компартии и СССР.
В ходе четырех президентских кампаний, состоявшихся после 1945 г., значительно вырос электорат, что стало результатом как процессов урбанизации, так и возрастания интереса к участию в политической жизни. Число избирателей увеличилось с 5,9 млн человек в 1945 г. до 7,9 млн человек в 1950 г., до 8,6 млн человек в 1955 г. и, наконец, до 11,7 млн человек в 1960 г. — году, ознаменованном последними прямыми президентскими выборами, которые возобновились лишь в 1989 г.
На президентских выборах в октябре 1960 г. Жаниу Куадрус одержал победу, получив 48 % голосов от этой массы в 11,7 млн человек; Лотт набрал 28 %, а Адемар — 23 %. В процентном отношении успешный результат Куадруса уступал лишь результату Дутры на выборах 1945 г. Несмотря на явное поражение Лотта, Жуан Гуларт был избран вице-президентом.
Впервые президент вступил в должность в новой столице — Бразилиа: это стало символом надежды на будущее. За менее чем семь месяцев эти надежды будут развеяны из-за отставки Куадруса, которая ввергнет страну в тяжелый политический кризис.
Жаниу Куадрус начал свое правление весьма беспорядочным и странным образом. Он занимался делами, несоизмеримыми с его должностью, — запрещал парфюмерные аэрозоли, бикини и петушиные бои. В более серьезных сферах деятельности он сочетал меры, которым симпатизировали левые, с мерами, которые нравились консерваторам. Тем самым сам он не нравился ни тем, ни другим. Его внешняя политика вызывала неприятие консерваторов, особенно большинства партии НДС. С коротким правлением Куадруса совпало выдвижение правительством США программы реформ «Союз ради прогресса», в соответствии с которой Латинской Америке было обещано выделить 20 млрд долл, в течение 10 лет. Программа «Союз ради прогресса» была принята на межамериканской конференции в уругвайском городе Пунта-дель-Эсте. Кубинская делегация во главе с Че Геварой не подписала «Хартию Пунта-дель-Эсте». На обратном пути на Кубу Че Гевара сделал остановку в Бразилиа, где Куадрус вручил ему весьма важную награду — орден Южного креста. В этом не было никакого намерения продемонстрировать поддержку коммунистическим идеям; этот жест символизировал — и должен был показать широким массам, что Куадрус начал проводить независимый внешнеполитический курс, стремясь найти для Бразилии «третий путь» между двумя крупными противоборствующими блоками.
В финансовой области Жаниу провозгласил программу решения проблем, доставшихся в наследство от правления Жуселину Кубичека; в своей речи при вступлении в должность он особо подчеркнул трудности, с которыми сталкивалась страна. Он принял решение реализовать неолиберальную стабилизационную программу, включавшую в себя значительное снижение курса бразильской национальной валюты, меры по сдерживанию бюджетных расходов и роста денежной массы. Было сокращено субсидирование импорта зерна и нефти, что вызвало повышение вдвое цен на хлеб и на топливо.
МВФ и другие кредиторы Бразилии приветствовали данные меры. Гаагский клуб, в который входили кредиторы из европейских стран, а также США, пересмотрели в 1961 г. график погашения внешнего долга Бразилии в сторону продления сроков выплаты. В США при поддержке президента Кеннеди были получены новые кредиты. Жаниу Куадрус считался воплощением курса, способного предотвратить сворачивание крупнейшей страны Латинской Америки на путь нестабильности и «коммунизма».
В августе 1961 г. Куадрус начал ослаблять меры финансового сдерживания, но не сумел реализовать возможность смены курса. В том же самом августе он сам, совершив определенный поступок, положил конец собственному правлению.
Президент управлял страной, не имея никакой политической опоры. В Конгрессе большинство было у СДП и БТП; Ласерда перешел в оппозицию, критикуя Куадруса с тем же упорством, с каким он его поддерживал. Немало причин для недовольства было у НДС. Ведь президент действовал, практически не прибегая к консультациям с руководством фракции в Конгрессе. Помимо всего этого, озабоченность вызывали независимая внешняя политика Куадруса, а также его благожелательное отношение к аграрной реформе.
Вечером 24 августа 1961 г. Ласерда, избранный к тому времени губернатором штата Гуанабара, выступил по радио с речью, разоблачавшей попытку задуманного Куадрусом переворота, нити которого были сплетены министром юстиции Оскаром Педрозу Ортой. По странному стечению обстоятельств, сам Ласерда, по его словам, получил приглашение примкнуть к этому заговору. Педрозу Орта отрицал все обвинения в свой адрес. На следующий день Жаниу Куадрус подал в отставку с поста президента и сообщил об этом Национальному конгрессу.
Этой отставке не было дано никакого объяснения. Сам Куадрус отказался прояснить факты, постоянно намекая на некие «ужасные силы», которые вынудили его совершить этот шаг. Самым вероятным объяснением станет указание на неустойчивость личности президента в сочетании с ошибочным политическим расчетом. Согласно этой гипотезе, Куадрус вознамерился красивым жестом получить себе больше полномочий и в какой-то мере «освободиться» от Конгресса и от партий. Он считал себя необходимым партиям, участвовавшим в президентской кампании; кроме того, себя в качестве президента он считал крайне необходимым Бразилии. Не захотят ли без него консерваторы и военные передать управление страной Гуларту?
Куадрус поспешно покинул Бразилиа и прибыл на военную базу в Сан-Паулу. Именно там его застал призыв некоторых губернаторов пересмотреть свой шаг. Но кроме этого не было предпринято ни одного значительного действия для возвращения президента. Каждая из политических групп имела свои основания для недовольства им и уже начинала определяться в складывавшейся новой ситуации. Поскольку отставка не выносится на голосование в парламенте, а носит уведомительный характер, Конгресс всего лишь был информирован о поступке Куадруса. С этого момента в стране началась борьба за власть.
Конституция не оставляла никаких сомнений по поводу того, кто придет на смену Куадрусу: пост президента должен был занять вице-президент Гуларт. Между тем, вступление в должность было отложено по инициативе армейских кругов, в глазах которых Гуларт воплощал в себе «синдикалистскую республику» и ту лазейку, через которую к власти могли бы прийти коммунисты. По какому-то символическому стечению обстоятельств Гуларт в этот момент находился за пределами страны, совершая визит в коммунистический Китай.
Несмотря на то, что функции президента временно исполнял председатель палаты депутатов, военные министры — члены кабинета Куадруса — запретили Гуларту вернуться в Бразилию, прикрываясь соображениями национальной безопасности. Однако группировка, склонявшаяся к идее объявления Гуларта неправомочным исполнять обязанности президента, не нашла единомышленников среди армейской верхушки. Командующий дислоцированной в штате Риу-Гранди-ду-Сул Третьей армией заявил о своей поддержке права Гуларта занять поста президента, и это стало началом так называемой «битвы за соблюдение законности». Главной фигурой этой битвы стал Леонел Бризола — губернатор штата Риу-Гранди-ду-Сул и шурин Гуларта. Бризола внес вклад в дело военного отпора действиям противников Гуларта и способствовал организации крупных народных манифестаций в Порту-Алегри. Когда министр военно-морских сил заявил о направлении на юг страны военных кораблей, Бризола пригрозил затопить ряд судов и тем самым блокировать подходы к городу.
В конце концов Конгресс принял компромиссное решение. Система правления превратилась из президентской в парламентскую, и 7 сентября 1961 г. Гуларт занял пост президента, обладая ограниченными полномочиями. Но парламентская форма правления, принятая лишь в целях разрешения кризиса, не смогла бы долго продлиться, что и произошло в действительности.
С самого начала правления Гуларта стало ясно, что получат развитие социальные движения и появятся новые политические акторы. Пришли в движение всеми забытые, оставшиеся выброшенными за борт в годы проведения популистской политики жители сельских районов. Глубинная причина этой мобилизации коренилась в происшедших в Бразилии в 1950–1964 гг. крупных структурных изменениях, характеризовавшихся ростом городов и процессами быстро развивавшейся индустриализации.
Эти перемены способствовали расширению рынка сельскохозяйственной и животноводческой продукции и привели к появлению новых форм владения землей и ее обработки. По сравнению с прошлыми временами, земля стала более рентабельной, и ее собственники стремились либо изгнать прежних владельцев, либо сделать более тяжелыми условия их труда. Это вызывало сильное недовольство сельского населения. Помимо этого, миграции сближали город и деревню, способствуя осознанию частью сельских жителей того факта, что они подвергаются крайним формам эксплуатации.
Наиболее значительным крестьянским движением того периода стало движение крестьянских лиг, во главе которого встал представитель городского среднего класса, адвокат и политик из штата Пернамбуку Франсиску Жулиан. Он довел эти лиги до уровня профсоюзов и стремился организовать крестьян, считая, что в широкое социальное движение куда более реально привлечь крестьян, чем наемных сельских трудящихся.
Крестьянские лиги начали возникать еще в конце 1955 г, Они ставили своей целью, помимо всего прочего, препятствовать сгону крестьян с земли, защищать их от повышения арендной платы за землю и от укоренившейся практики «cambao», согласно которой колон, которого на Северо-Востоке называли «жителем», должен был один раз в неделю бесплатно работать на землевладельца.
Жулиан стремился придать лигам централизованное управление и организовал их представительства, которые могли находиться либо в столице штата, либо в наиболее крупном городе соответствующего региона. Эту линию он обосновывал тем, что, по его убеждению, в большом городе имелись классы и социальные группы, способные стать союзниками крестьян, — рабочие, студенты, революционно настроенная интеллигенция, мелкая буржуазия, — а также тем, что городские органы юстиции были менее реакционными. Лиги возникали в различных регионах, особенно на Северо-Востоке, в таких штатах, как Пернамбуку и Параиба.
В ноябре 1961 г. в г. Белу Оризонти состоялся I Национальный конгресс сельских трудящихся, в ходе работы которого выявились различные подходы по вопросу об организациях сельского населения. Организаторами Конгресса стали, с одной стороны, Жулиан и другие члены лиг, а с другой — руководители БКП, чья наиболее обширная социальная база находилась среди наемных сельских трудящихся штатов Сан-Паулу и Паранá. В ходе работы Конгресса эти две группы разделились. Лидеры лиг настаивали на том, что первостепенной задачей сельских жителей должно стать требование экспроприации земли без предварительного возмещения, а коммунисты предпочли сосредоточиться на работе по синдикализации сельских трудящихся и распространению на сельские районы трудового законодательства.
В марте 1963 г. Гуларт одобрил закон о статусе сельского работника, что стало немалым успехом в деле законодательного оформления положения сельских трудящихся. Закон разработал профессиональный статус сельского работника, регламентировал продолжительность рабочего дня, соблюдение закона о минимальной зарплате и предусматривал такие права, как оплачиваемые выходные и праздничные дни.
В годы правления Гуларта нарастали и движения других слоев общества. Студенты во главе с Национальным студенческим союзом выдвигали все более радикальные требования социальных перемен и превратились в непосредственных участников политической борьбы.
Важные перемены произошли даже в деятельности католической церкви. С 1950-х гг. многие ее деятели начали задумываться о положении народных слоев — социальной базе церкви. Непримиримый антикоммунизм постепенно уступал дорогу более гибкой позиции: борьба с «коммунизмом» продолжалась, но при этом признавался тот факт, что именно тяготы капитализма были причиной социальных выступлений, а уже из этого вытекало и распространение коммунистических идей.
Церковь оказалась разделена между различными позициями — от ультраконсерватизма некоторых епископов до восприятия левых идей, что было характерно для организации Университетская католическая молодежь (УКМ — Juventude Universitária Católica, JUC). Испытав на себе влияние радикализации студенческого движения, эта организация постепенно переходила на социалистические позиции и вступила в конфликт с церковными иерархами. В 1962 г. на ее базе возникло Народное действие (НД — Ação Popular, AP) — организация, порвавшая с церковными иерархами взявшая на вооружение революционные цели. НД активно участвовала в политических битвах того времени, а после установления военного режима в 1964 г. подверглась жестоким репрессиям.
На Северо-Востоке церковь продвигала политику синдикализации сельского населения, но в то же время резко выступала против крестьянских лиг. В мае 1961 г. была обнародована булла папы Иоанна XXIII Mater et Magistra, в которой впервые речь открыто зашла о проблемах стран «третьего мира» и которая стала важным толчком к формированию реформистского течения в католицизме.
Президентство Гуларта означало возврат к популистской модели в контексте гораздо более крупных массовых социальных движений, чем это было в эпоху Варгаса. Идеологи правительства и профсоюзные лидеры совместно пытались укрепить эту модель. По их мнению, она должна была зиждиться на сотрудничестве государства, в сферу которого включались националистически настроенные военные и интеллектуалы, призванные определять основные направления развития, с организованным рабочим классом и национальной буржуазией. Стержневой осью этого альянса мыслилось государство, основополагающей идеологией которого должен был стать национализм вкупе с проведением социально-политических реформ, которые именовались базовыми реформами.
Эти реформы включали в себя широкий спектр мер. В социальном плане предусматривалось проведение аграрной реформы, целью которой стало бы прекращение конфликтов в борьбе за землю и гарантии получения собственной земли миллионами сельских работников. Для этого предлагалось изменить статью конституции, предусматривая возможность изъятия собственности в силу необходимости или исходя из государственных интересов, но при условии обязательного предварительного денежного возмещения. Наряду с аграрной реформой возникла необходимость и в городской жилищной реформе, главной целью которой должно было стать создание условий для перехода арендованной жилплощади в собственность нанимателей жилья.
В области политических прав предусматривалась необходимость распространения права голоса на два столь разных социальных слоя, как неграмотные, с одной стороны, и нижние чины армии — от сержанта и ниже — с другой. Тем самым планировалось расширить базу поддержки популистского правительства, которое опиралось на широкие массы бедноты и маргинализированные низшие слои армии.
Реформы содержали и меры националистического характера, предусматривавшие более широкое вмешательство государства в экономику, а также национализацию предприятий госсектора с участием иностранного капитала, мясохладобойной и фармацевтической промышленности, строгое регламентирование вывоза прибылей за границу и укрепление монопольного положения компании «Петробраз».
Базовые реформы не были направлены на установление социализма. Они представляли собой попытку модернизировать капитализм и сократить глубокое социальное неравенство при помощи государственной политики. Вместе с тем реализация этих целей означала наступление крупных перемен, которые вызвали сильное сопротивление правящих классов. Правительство и выступавшие за базовые реформы интеллектуалы из среднего класса рассчитывали на то, что их борьба против империализма и за аграрную реформу будет поддержана национальной буржуазией. Ведь, по их представлениям, иностранные инвесторы ведут бесчестную конкуренцию против национального капитала; что же касается аграрной реформы, то она, способствуя интеграции сельского населения в рыночную экономику, тем самым содействует расширению спроса на промышленную продукцию. Однако на деле национальная буржуазия избрала для себя другой путь: видя нарастание социальных движений и ощущая нестабильность ситуации, не благоприятствующей инвестициям, она все более отдалялась от правительства.
Надежной опорой популистской модели были профсоюзные лидеры. Это были в основном трабальисты и коммунисты, которые действовали под сенью государства, но не раболепствовали перед ним, подобно прежним «ре1едоз». Была продолжена политика создания параллельных организаций, что воплотилось в образовании Всеобщего командования трудящихся (ВКТ) в 1962 г. Тем самым профсоюзы все больше и больше выступали в качестве проводников политических требований. Это не означало, что непосредственные экономические требования рабочих были забыты, просто им стали придавать меньшее значение.
Говоря о забастовочном движении, необходимо отметить три фактора: во-первых, значительно увеличилось количество забастовок; во-вторых, стачки имели место в основном на предприятиях госсектора и, в-третьих, из Сан-Паулу они распространились на другие регионы.
В 1958 г. состоялась 31 забастовка, а в 1963 г. их количество возросло до 172. Если в 1958 г. не менее 80 % стачек концентрировались в частном секторе, то в 1963 г. их большая часть (58 %) имела место в госсекторе.
Нарастание забастовочного движения свидетельствовало о росте социальной мобилизации. Переход частных предприятий в сферу действия госсектора сочетался с политическим характером многих забастовок, поощрявшихся правительством, которое стремилось навязать нужные ему меры.
Что же касается новых мест проведения забастовок, напомним прежде всего, что в Сан-Паулу в основном были сосредоточены частные предприятия, особенно принадлежавшие мультинациональным корпорациям. Поэтому в этом регионе, где руководители предприятий думали лишь о собственных прибылях и не стремились приобщать рабочих к своим политическим замыслам, было значительно труднее добиться успеха. Профсоюзы националистического толка не находили большого отзвука в Сан-Паулу, и поэтому здесь было весьма проблематично извлечь из идеологии национализма какие-то конкретные выгоды. Нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что в то время как федеральное правительство шло навстречу профлидерам, губернатор штата Сан-Паулу Адемар ди Баррус жестоко подавлял забастовки.
Все это породило у части профсоюзных руководителей предчувствие надвигавшихся тяжелых последствий. Сближение с властями, рост числа забастовок, участие в митингах порождали эйфорию и в то же время камуфлировали слабые места рабочего движения. Эти слабости, как позже стало ясно, заключались в двух взаимосвязанных обстоятельствах. С одной стороны, постепенное угасание рабочего движения в штате, на территории которого были сконцентрированы наиболее динамично развивавшиеся отрасли промышленности, а с другой — избыточная зависимость рабочего движения от режима. И действительно, падение режима похоронило вместе с собой и популистский синдикализм.
В политической области, параллельно с процессами общественной мобилизации, все более четкие очертания обретало растущее идеологическое самоопределение различных группировок, которое в ряде случаев уходило своими корнями еще в эпоху Кубичека и как бы переступало через границы партий. Росла численность БТП; эта партия извлекала пользу из нелегального положения БКП, переманивая к себе многих из тех, кто раньше голосовал за коммунистов. Успешный ход индустриализации также был выгоден БТП: ведь она была по преимуществу городской партией. Она выигрывала и от общего климата в стране, благоприятствовавшего национализму и социальным переменам.
Внутри партий уже не было прежней однородности, но в период правления Гуларта их внутренние противоречия усилились. Они стали больше отражать идеологические различия, нежели просто личные споры. Формирование разных идеологических направлений внутри каждой партии указывало на продвижение — в каждом случае в разной степени — позиций национализма либо левых убеждений. В БТП сложилась «компактная группа», которая придерживалась позиций наступательного национализма и одновременно выступала за конкретные меры по социальному реформированию. Внутри НДС сформировалось течение «боссанова», поддерживавшее базовые реформы и финансовые программы правительства.
Между тем, большая часть НДС сблизилась с враждебным Гуларту течением внутри армии, а многие члены НДС вошли в ультраконсервативную организацию «Парламентское демократическое действие» (Ação Democrática Parlamentar). Именно эти круги способствовали осуществлению государственного переворота, который положил конец режиму, установленному в 1945 г.
Еще раньше появилось внутрипартийное разделение в СДП, проявившееся в образовании группы «Молодежное крыло» (Ala Moça), которая сформировалась в 1955 г., в ходе президентской кампании Жуселину Кубичека. В этой группе выделялись политики Ренату Аршер и Улисес Гимараэнс. «Молодежное крыло» с осторожностью противостояло «старым лисам» из СДП и заняло националистические позиции. После поражения Лотта группа самораспустилась, но ее члены внесли вклад в создание Националистического парламентского фронта (Frente Parlamentar Nacionalista).
Внутри левых сил также произошел раскол, главным образом, связанный с процессами в Советском Союзе, где после распространения доклада Хрущева наступил кризис сталинизма. Часть БКП выступила против либерализации внутрипартийной жизни и против линии на открытое сотрудничество с правительством Гуларта. Эта группа несогласных образовала Коммунистическую партию Бразилии (КПБ)[157], которая в китайской, а позже и в албанской модели нашла подтверждение своего понимания верности марксистско-ленинским принципам. Название же «Коммунистическая партия Бразилии» было заимствовано из первоначального названия Бразильской коммунистической партии (БКП), которая стала именоваться именно «Бразильской коммунистической партией» в 1961 г., на волне национализма.
Одновременно с перераспределением сил в гражданском обществе среди военных возобладало видение международных отношений через призму «революционной войны». Это понятие было выработано в обстановке «холодной войны» и обрело более четкие очертания после прихода к власти Фиделя Кастро. Победа Кубинской революции продемонстрировала определенным военным кругам, что в слаборазвитых странах укореняется революционная война, которая развивается параллельно с противостоянием двух крупных блоков.
Революционная война, конечной целью которой должно было стать установление коммунизма, вовлекала в свою орбиту все слои общества и использовала в качестве инструментов все средства — от идеологических доктрин и психологической войны до вооруженной борьбы. Именно поэтому представлялось необходимым противопоставить «революционной войне» столь же всеобъемлющие действия. В этой обстановке армия стала играть постоянную и весьма активную роль; ее целью было разгромить врага и обеспечить безопасность и развитие страны. Так появилась «доктрина национальной безопасности».
Данная доктрина зародилась под влиянием извне в недрах Высшей военной школы (ВВШ — Escola Superior de Guerra, ESG), основанной в августе 1949 г. при помощи французских и американских советников. Военная миссия США находилась в Бразилии с 1948 по 1960 г. Из бразильцев главной фигурой в административном и организационном отношении был генерал Голбери ду Коута-э-Силва. Лекции в ВВШ были открытыми не только для военных, но и для гражданских лиц, участие которых было важным с точки зрения установления взаимопонимания между гражданскими и теми военными, чьи позиции в ВВШ преобладали.
ВВШ, а также такие организации, как Институт социальных исследований (ИСИ — Instituto de Pesquisas е Estudos Sociais, IPES) и финансировавшийся ЦРУ Бразильский институт демократического действия (БИДД — Instituto Brasileiro de Ação Democrática, IBAD), создавали каркас политического режима, который рассматривался как способный воспрепятствовать подрыву политического строя и обеспечить нужный тип экономического развития. По мере того, как режим Гуларта шел по пути радикализации и становился все более нестабильным, в кругах, связанных с ВВШ — ИСИ — БИДД, все более крепла убежденность в том, что положить конец популистской анархии и сдержать продвижение «коммунизма» можно только вооруженным путем.
В начале правления Гуларта его власть была ограничена системой парламентаризма. Во главе первого кабинета стоял Танкреду Невис, политик из штата Минас-Жерайс, который был министром юстиции в правительстве Варгаса в 1954 г. В первые месяцы своего правления Гуларт проводил умеренную политику, стремясь продемонстрировать приверженность демократическим принципам и отторжение коммунистических идей. В ходе своего визита в США он выступил в американском Конгрессе и получил средства для оказания помощи регионам Северо-Востока.
Вскоре встал вопрос о президентских полномочиях. Согласно акту, вводившему парламентаризм, на 1965 г. было намечено проведение референдума, в ходе которого население должно было окончательно определить форму правления. Тогда окружение Гуларта начало кампанию по переносу народного волеизъявления на более ранний срок.
Уверенность в победе президенциализма была почти полной. Ведь введение парламентаризма в тех условиях, в которых оно произошло, представляло собой явный сговор с целью ограничить полномочия Гуларта. Существовала и убежденность в том, что президент, обладающий большими полномочиями, смог бы привнести в страну стабильность и реализовать базовые реформы. Большинство членов военного руководства также склонялось к решению в пользу укрепления исполнительной власти.
В июне 1962 г. Танкреду Невис подал в отставку с поста премьер-министра. Многие министры, как и он сам, должны были покинуть кабинет для того, чтобы в октябре того же года выставить свои кандидатуры на выборах губернаторов штатов и в нижнюю палату Конгресса. Кроме того, сам Танкреду Невис не верил в парламентаризм. Премьер-министром на смену ему президент назначил Сан Тиагу Дантаса. Будучи министром иностранных дел в кабинете Танкреду Невиса, Сан Тиагу Дантас отстаивал нейтральную позицию Бразилии по кубинскому вопросу, чем навлек на себя гнев правых. Палата депутатов не утвердила это назначение, и тогда в качестве альтернативы возникла кандидатура председателя Сената Ауру ди Моура Андради.
В ответ на выдвижение кандидатуры консерватора Ауру ди Моура Андради вспыхнула первая политическая забастовка того периода. Назначенная на 5 июля как всеобщая 24-часовая стачка в поддержку националистического правительства, она, так и не став всеобщей, нанесла ущерб предприятиям, которые находились либо в собственности государства, либо под его контролем. Докеры блокировали работу практически всех портов страны. Во многих регионах забастовщики были поддержаны военными. Так, например, в Рио-де-Жанейро I армия оградила трудящихся от угроз репрессий со стороны губернатора Ласерды.
В конце концов Конгресс утвердил в качестве главы кабинета Брошаду да Рошу — малоизвестного политика, представителя СДП штата Риу-Гранди-ду-Сул. Именно ему пришлось запросить, а затем и получить у Конгресса разрешение на перенос референдума на январь 1963 г.
Незадолго до референдума, в октябре 1962 г., состоялись выборы губернаторов штатов и в нижнюю палату Конгресса. Они показали значительную роль центристов и правых. Конечно, и те и другие получали финансовую поддержку со стороны БИДЛ, и подобных ему организаций, но и правительство использовало свои механизмы. В штате Сан-Паулу Адемар ди Баррус с небольшим перевесом победил Жаниу Куадруса. В штате Риу-Гранди-ду-Сул Илду Менегетти, опираясь на поддержку НДС и СДП, нанес поражение кандидату, выдвинутому Бризолой. Но националисты и левые также могли праздновать победу: в штате Пернамбуку победил Мигел Арраис, и головокружительного успеха добился Бризола в Рио-де-Жанейро. Выставив свою кандидатуру на выборы в нижнюю палату Конгресса, он получил наибольшее количество голосов, которое когда-либо получал кандидат на парламентских выборах, — 269 тыс. голосов.
Вместе с тем, принимая во внимание тот факт, что еще в 1960 г. Карлус Ласерда и Магальяэнс Пинту были избраны, соответственно, губернаторами штатов Гуанабара (Рио-де-Жанейро)[158] и Минас-Жерайс, Гуларт получил в качестве противников губернаторов крупнейших штатов.
В январе 1963 г. около 9,5 млн избирателей из общего числа 12,3 млн сказали «нет» системе парламентаризма. Тем самым была восстановлена президентская форма правления, и Гуларт возглавил кабинет министров[159].
Подбор Гулартом министров давал ясное представление о его стратегическом курсе. Гуларт со всей серьезностью подошел к решению экономических и финансовых проблем, назначив для этого на посты министров так называемых «позитивных левых» — Сан Тиагу Дантаса на должность министра финансов и Селсу Фуртаду на должность министра планирования. Также Гуларт стремился усилить такие сферы, которые в то время именовались «профсоюзный резерв» и «военный резерв», видя в них опору своего правительства. В поисках министра труда выбор пал на Алмину Афонсу, которого хорошо воспринимали в левых кругах БТП и в компартии. На посту военного министра оставался генерал Амаури Круэл, придерживавшийся умеренных взглядов; он занимал эту должность еще в прежнем составе правительства, которое действовало в период парламентаризма. Одновременно с этим «военный резерв» был весьма усилен присутствием таких фигур, как командующий дислоцированной в Рио-де-Жанейро I-й армией Освину Алвис и командующий III-й армией со штаб-квартирой в штате Риу-Гранди-ду-Сул Жаир Дантас Рибейру.
Финансовое положение было тяжелым. Был зарегистрирован резкий скачок инфляции — с 26,3 % в 1960 г. до 33,3 % в 1961 г. и до 54,8 % в 1962 г. Стремясь разрешить эту и ряд других проблем, Селсу Фуртаду запустил «Трехлетний план», в котором была сделана попытка совместить экономический рост, социальные реформы и борьбу с инфляцией.
Успех плана зависел от взаимодействия наиболее влиятельных в обществе групп. Однако это взаимодействие уже в который раз отсутствовало. Те, кто зарабатывал на высокой инфляции, не были заинтересованы в успехе объявленных мер; противники Гуларта желали краха правительства и жаждали переворота; рабочее движение отказывалось согласиться с урезанием зарплаты; левые повсюду усматривали «руку империализма». Во время визита Сан Тиагу Дантаса в Вашингтон в марте 1963 г., итоги которого были весьма незначительными, иностранные кредиторы вели себя достаточно уклончиво.
В середине 1963 г. провал плана стал очевиден. Последней каплей стало увеличение зарплат госчиновникам на 70 % в виде компенсации инфляции, которая за первые пять месяцев года уже достигла 25 %. Да и экономика в целом подавала признаки упадка. Рост ВВП, составлявший 5,3 % в 1962 г., в 1963 г. упал до 1,5 %.
Тогда Гуларт произвел перестановки в правительстве. Свой пост оставил главный исполнитель плана Сан Тиагу Дантас, у которого был обнаружен рак легких. С должности министра труда ушел Алмину Афонсу, а военным министром стал генерал Дантас Рибейру. Стремясь доказать, что он не собирается применять радикальные меры в финансовой политике, Гуларт назначил министром финансов бывшего губернатора штата Сан-Паулу, консерватора Карвалью Пинту.
С середины 1963 г. позиции различных групп становились все более радикальными. В деревне начали вооружаться сельские собственники, воспринимавшие аграрную реформу как катастрофу. С другой стороны, активизировались такие процессы, как движение крестьянских лиг, синдикализация сельских трудящихся и захваты земли. Когда в октябре 1963 г. Конгресс отклонил конституционную поправку, разрешавшую лишение земельной собственности без предварительного возмещения, участились действия, совершавшиеся на грани законности.
Левое крыло БТП во главе с Бризолой проявляло недовольство неуверенной позицией Гуларта как в области социальных реформ, так и в сфере отношений с империализмом. Уже в 1963 г. Бризола начал создавать группы, которые должны были организовывать по всей стране акции сопротивления попыткам переворота, а также содействовать таким акциям, как созыв Учредительного собрания или мораторий на выплату внешнего долга.
В военных кругах созрел заговор против Гуларта, подкрепленный действиями сторонников «вмешательства с целью защиты» от эксцессов политики правительства. Среди них был и сам начальник главного штаба сухопутных сил, генерал Умберту ди Аленкар Кастелу Бранку. К организации заговора эту группу толкнуло происшедшее в сентябре 1963 г. восстание сержантов и капралов военно-воздушных сил в знак протеста против решения Федерального Верховного суда, подтверждавшего, что сержантские должности не могли быть выборными. Восставшим удалось занять государственные учреждения и взять под контроль коммуникации, а также захватить ряд офицеров; затем восстание было подавлено.
Трагедию последних месяцев правления Гуларта можно понять, приняв во внимание тот факт, что все политические акторы отвергали возможность разрешения конфликтов демократическим путем, рассматривая ее как невыполнимую или не заслуживающую внимания. Правые сумели привлечь на свою сторону умеренных консерваторов таким утверждением: только революция, положив конец борьбе классов, власти профсоюзов и опасности «коммунизма», способна тем самым очистить демократию.
Гуларт пошел по пути принятия чрезвычайных мер. Находясь под влиянием представителей «военного резерва» и оправдывая свои действия необходимостью прекратить волнения в деревне и восстановить порядок, в октябре 1963 г. он внес в Конгресс предложение объявить чрезвычайное положение сроком на 30 дней. Это предложение, к которому критически отнеслись как правые, так и левые, не прошло и еще более усилило подозрения по поводу намерений правительства.
Левые рассматривали «формальную демократию» просто как инструмент на службе у привилегированных классов. Зачем смиряться с ее сложным сочетанием движения то вперед, то назад, если можно все получить путем введения базовых реформ любой ценой — «силой или законом»?
В октябре 1963 г. в Сан-Паулу произошла крупная стачка рабочих, которая не преследовала чисто политических целей и которая стала последней перед отставкой Гуларта. Так называемая «забастовка 700 тысяч» продлилась несколько дней; в ней участвовали работники, занятые в металлургической, химической и целлюлознобумажной промышленности.
В начале 1964 г., под влиянием советов, исходивших из его ближайшего окружения, Гуларт избрал путь, который оказался гибельным. Сущность этого курса состояла примерно в следующем. Опираясь на «военный и профсоюзный резервы», президент должен был начать вводить базовые реформы путем декретов, в обход Конгресса. Чтобы продемонстрировать силу правительства, он должен был провести ряд акций, где в присутствии огромных масс народа должен был объявить о реформах. Первый крупный митинг состоялся 13 марта 1964 г. в Рио-де-Жанейро. На нем собрались около 150 тыс. человек, желавших услышать выступления Гуларта и Бризолы, которые, впрочем, уже не находили общего языка; митинг охраняли подразделения I армии.
По телевидению можно было видеть тех, кто под красными флагами выступал за легализацию компартии, и тех, на чьих транспарантах были написаны требования аграрной реформы; все они вызывали содрогание в консервативных кругах. Прямо на митинге Гуларт подписал два декрета. Первый носил в большей степени символический характер: в нем говорилось о переходе в руки «Петробраза» тех нефтеперерабатывающих заводов, которые еще не находились в его собственности. Во втором декрете — так называемом «декрете Supra»[160] — говорилось о национализации необрабатываемых земель в зависимости от их местонахождения и размеров.
Президент также объявил, что готовится городская жилищная реформа, которая очень напугала средний класс, опасавшийся потерять свою сдаваемую в аренду недвижимость. Кроме того, было заявлено о готовившихся для направления в Конгресс предложениях по изменению налогов и предоставлении права голоса неграмотным и нижним чинам армии.
На деле первый акт реформ Гуларта означал начало конца его правления. Сигнал, возвещавший бурю, пришел с семейного шествия «за Бога и свободу», которое было организовано в Сан-Паулу женскими католическими ассоциациями, связанными с консервативной церковью. 19 марта около 500 тыс. человек прошли по улицам города, продемонстрировав, что сторонники переворота могут рассчитывать на значительную поддержку.
Еще более благоприятную обстановку для заговорщиков создало одно серьезное событие, происшедшее в армии. Ассоциация военных моряков выступила с требованием гарантии их прав и повышения денежного довольствие. Главным лидером моряков был капрал Анселму, который позже станет (а по некоторым данным, был уже тогда) осведомителем Информационного центра ВМФ[161].
24 марта министр ВМФ в правительстве Гуларта Силвиу Мота приказал арестовать руководителей Ассоциации, обвиненных в подрыве военной иерархии. На следующий день около 2 тыс. военных моряков и морских пехотинцев собрались в профсоюзе металлистов вместе с теми самыми руководителями, которых было предписано арестовать, чтобы отметить вторую годовщину существования Ассоциации и выдвинуть новые требования. По распоряжению министра Силвиу Моты помещение было окружено морскими пехотинцами; также министр запросил помощь I-й армии. В конце концов стороны сумели договориться.
Находясь под прессингом и осознавая утрату собственного авторитета, военно-морской министр подал в отставку. На его место Гуларт назначил более умеренного деятеля — адмирала в отставке Паулу Родригиса, выбор на которого пал с подачи ВКТ. Новый министр решил приглушить страсти, объявив, что восставшие не понесут наказания. На деле же он лишь подлил масла в огонь: Военный клуб и группа высших чинов ВМФ изобличили его поступок как направленный, по их мнению, на разрушение военной иерархии.
Когда Гуларт выступал в Рио-де-Жанейро на собрании сержантов — и это была последняя опасная для существования режима акция, — подготовка к перевороту уже шла полным ходом. Переворот был ускорен действиями генерала Олимпиу Моурау Филью, который в прежние времена был замешан в темную историю с «планом Коэна» 1937 г. 31 марта Моурау при поддержке губернатора Магальяэнса Пинту выдвинул расквартированные в штате Минас-Жерайс войска под своим командованием в направлении Рио-де-Жанейро.
Ситуация прояснилась неожиданно быстро. В Рио-де-Жанейро Ласерда, в ожидании так и не последовавшей атаки морских пехотинцев, забаррикадировался во дворце-резиденции губернатора. 1 апреля Гуларт вылетел в Бразилиа, предотвратив тем самым действия, которые могли бы привести к кровопролитию. Войска II-й армии под командованием генерала Амаури Круэла, выступившие из Сан-Паулу в направлении Рио-де-Жанейро, братались с подразделениями I-й армии.
В ночь на 1 апреля, когда Гуларт вылетел из Бразилиа и его самолет взял курс на Порту-Алегри, председатель Сената объявил место президента вакантным. В соответствии с конституцией этот пост занял председатель палаты депутатов Раниери Мазилли. Но власть находилась уже не у гражданских лиц, а у военачальников.
Бризола еще попытался мобилизовать войска и население штата Риу-Гранди-ду-Сул, как бы повторяя подвиг 1961 г. Но это не имело успеха. В результате в конце апреля ему удалось эмигрировать в Уругвай, где уже находился Гуларт.
Таков был конец демократического эксперимента 1945–1964 гг. Впервые в истории страны военные взяли власть с прицелом на долгосрочную перспективу, установив авторитарный режим.
Правительство Гуларта, которое, казалось бы, опиралось на мощные силы, разрушило себя само. Что случилось с «военным и профсоюзным резервами»? Дело в том, что Гуларт и поддерживавшие его верхушка армии и профсоюзов имели ошибочные представления о политической обстановке. То, что происходило во властных структурах, воспринималось ими как выражение того, что происходило в обществе. Также они считали, что большинство военных были сторонниками выдвинутых правительством реформ, так как сама история возникновения этого правительства, социальное происхождение министров отражали народные устремления. Они полагали, что сторонники переворота составляли меньшинство, находившееся под контролем «военного резерва» и нижних чинов армии.
Очевидно, что большинство офицерского корпуса на протяжении всех этих лет предпочло бы не разрушать устои конституционного строя. Но у армии как института были и другие, более важные принципы: поддержание социального порядка, уважение к сложившейся армейской иерархии, контроль над распространением коммунистических взглядов. В тот момент, когда эти принципы оказались нарушены, порядок превратился в беспорядок, а наличие беспорядка уже само по себе оправдывало вмешательство армии.
Утрата Гулартом легитимности, постоянное нарушение армейской дисциплины и сближение нижних чинов армии с организованными в профсоюзы трудящимися — все это в конечном счете привело к тому, что умеренные круги военных пополнили собой ряды заговорщиков, примерно так же, как это произошло среди гражданских лиц (где умеренные слои переходили на сторону антиправительственных сил. — Примеч. пер.). Что же касается так называемого «профсоюзного резерва», то он сумел мобилизовать рабочих, занятых в основном в госсекторе, но не более того.
Большая масса наемных работников, измученных инфляцией, практически игнорировала объявленную ВКТ всеобщую забастовки. В любом случае мобилизация рабочего класса могла бы на практике достичь немногого; единственное, чего могли добиться рабочие, — это нарушить единство армии, но этого не произошло.
Таким образом, хотя развитие социальных движений было весьма красноречиво, в политическом отношении Гуларт находился в подвешенном состоянии. Рядом с ним оставались только военный министр, который уже не командовал войсками, синдикалистские лидеры с горсткой последователей, ставшие мишенью для репрессий, и друзья, создававшие ненужные иллюзии.