Краткая история Бразилии

6.1. Консервативная модернизация

Движение 31 марта 1964 г. со всей очевидностью было направлено на избавление страны от коррупции и от «коммунистической угрозы», на восстановление демократии.

Новый режим начал демонтаж институтов, запустив так называемые Институционные акты, которые обосновывались как прямое следствие «осуществления учредительной власти, присущей любой революции»[162]. 1 апреля 1964 г. командующие сухопутными силами, военно-морским флотом и военно-воздушными силами издали Институционный акт № 1. По нему, формально продолжали функционировать и Конституция 1946 г. в несколько видоизмененном виде, и Конгресс.

Именно данный аспект явится одной из характерных черт военного режима. Хотя реальная власть переместилась в другие сферы, а базовые принципы демократии оказались попраны, режим практически никогда открыто не демонстрировал свою авторитарную сущность. За исключением кратких периодов Конгресс продолжал функционировать, а юридические нормы, которые затрагивали гражданские права, были представлены обществу как всего лишь временные. Да и действие самого Институционного акта № 1 было ограничено датой 31 января 1966 г.

На деле же меры, предусмотренные Институционным актом № 1, были направлены на укрепление исполнительной власти и сужение поля деятельности Конгресса. Были сохранены президентские полномочия по внесению в Конгресс законопроектов, которые следовало рассмотреть в течение 30 дней в нижней палате и в течение такого же срока — в верхней; в противном случае они считались принятыми. Поскольку было совсем несложно воспрепятствовать голосованию в Конгрессе, а его деятельность, как правило, превращалась в волокиту, то утверждение законопроектов, поступавших от исполнительной власти, именно в связи с «истечением срока» их рассмотрения стало обычным явлением. Также в компетенцию президента перешло внесение законопроектов о создании или увеличении новых статей госрасходов.

Было приостановлено действие парламентского иммунитета, при этом «высшее командование революции» получило право аннулировать депутатские мандаты и лишать граждан политических прав сроком на десять лет. Для облегчения процедуры чистки государственных органов были приостановлены на шесть месяцев гарантии права на пожизненную службу и на защиту от увольнения, предоставлявшиеся другим категориям государственных служащих.

Также Институционный акт № 1 создал основу для учреждения военно-полицейских органов дознания, в сферу действия которых подпадали лица, ответственные за «преступления против государства или его собственности, против политического и социального строя или за ведение революционной войны».

На основании этих чрезвычайных полномочий были развязаны преследования противников режима; начались аресты и пытки. Но система еще не стала полностью закрытой. Еще имелась возможность апеллировать в судах к принципу habeas corpus[163], а пресса пока еще не утеряла относительную свободу.

Именно благодаря разоблачениям выходившей в Рио-де-Жанейро газеты «Коррейю да Манья» («Correio da Manhã») президент Кастелу Бранку распорядился начать расследование о применении пыток и поручил это тогдашнему главе военной канцелярии президента генералу Эрнесту Гейзелу. Расследование было закрыто за «недостаточностью доказательств», но все же на некоторое время пытки перестали носить систематический характер.

Особую мишень для репрессий представляли собой студенты, которые сыграли видную роль в период правления Гуларта. Вскоре после 1 апреля военные заняли, а затем подожгли помещение Национального союза студентов (НСС — União Nacional dos Estudantes, UNE) в Рио-де-Жанейро. После своего роспуска НСС перешел на нелегальное положение. Гонения обрушились и на университеты. Университет Бразилиа, созданный на основе идей обновления, был объявлен военными «подрывным», и они заняли его помещение уже на следующий день после переворота.

Самые жестокие репрессии обрушились на сельские регионы, особенно на Северо-Восток; они затронули прежде всего тех, кто был связан с крестьянскими лигами. В городах военные захватывали помещения многих профсоюзов и федераций трудящихся и арестовывали их руководителей. Как правило, эти вторжения были направлены против наиболее крупных профсоюзов, охватив 70 % организаций, насчитывавших более 5 тыс. членов.

В 1964 г. жертвами чисток стали 49 судей. В Конгрессе были аннулированы мандаты 50 парламентариев. Список из 40 депутатов, лишенных мандатов в первую очередь, возглавляли 18 членов БТП; вместе с тем у депутатов от НДС не был аннулирован ни один мандат.

По самым скромным подсчетам, более 1400 человек были уволены с государственной службы и около 1200 — из армии. Эта мера была в первую очередь направлена против тех, кто ярко проявил себя в националистическом и левом движении.

Своих мандатов лишились и некоторые губернаторы. Среди наиболее известных политиков, у которых были аннулированы мандаты или которые были лишены политических прав, помимо таких известных деятелей, как Гуларт и Бризола, фигурировали также Жаниу Куадрус и сенатор от штата Гойас Жуселину Кубичек. В случае с Кубичеком просматривалось явное намерение не допустить до очередных президентских выборов гражданского кандидата, снискавшего уважение в обществе.

Все вышеописанное не может в полной мере обрисовать постепенно установившуюся в стране атмосферу страха и доносительства. В июне 1964 г. военный режим создал Национальную службу информации (НСИ)[164], что стало еще одним важным шагом в деле установления контроля над гражданами. Главным разработчиком принципов этой организации и ее первым руководителем стал генерал Голбери ду Коуту-э-Силва. Основной заявленной целью НСИ был «сбор и анализ информации по проблемам внутренней подрывной деятельности». В действительности она почти сравнялась по значимости с исполнительной властью, по собственной инициативе ведя «борьбу с внутренним врагом». Годы спустя генерал Голбери даже пытался оправдаться, заявив, что создал, сам не желая того, настоящего монстра.

Институционный акт № 1 устанавливал порядок избрания президента путем непрямого голосования, а именно голосования в Конгрессе. 15 апреля 1964 г. президентом был избран генерал Умберту ди Аленкар Кастелу Бранку, срок полномочий которого истекал 31 января 1966 г.

Политической целью команды Кастелу Бранку было внедрение в общество «ограниченной демократии» после проведения «хирургических мер», предусмотренных Институционным актом № 1. Целью ее экономической программы было реформирование экономической системы бразильского капитализма путем ее модернизации; данная модернизация рассматривалась и как самоцель, и как средство сдерживания «коммунистической угрозы». Для решения этих задач было необходимо противостоять финансово-экономическому хаосу, который достался «в наследство» от последних месяцев правления Гуларта, поставить под контроль массы сельских и городских трудящихся, продвигать реформу государственного аппарата.

В рамках первой из упомянутых задач была запущена Правительственная программа экономических действий (ППЭД — Programa de Ação Económica do Governo, PAEG), за которую отвечали министр планирования Роберту Кампус и министр финансов Отавиу Гоувейа ди Бульоэнс.

Посредством ППЭД была предпринята попытка сократить дефицит госбюджета, привлечь частные кредиты и сдержать рост зарплат. Разработчики программы попытались поставить под контроль расходы штатов, предложив закон, который запретил бы им влезать в долги без разрешения федерального центра. Восстановление баланса финансовой системы было достигнуто на основе улучшения положения предприятий госсектора, урезания государственных субсидий для производства таких базовых продуктов, как зерно или нефть, и увеличения собираемости налогов. Две первые меры повлияли прежде всего на рост стоимости жизни, поскольку пришлось увеличить тарифы на электроэнергию, телефонную связь и т. д., а также поднять цены на бензин и на хлеб.

Увеличение собираемости налогов было достигнуто путем улучшения работы явно несовершенного госаппарата. Введение системы финансовых взысканий для налоговых должников способствовало и тому, что задолженность государству, по крайней мере отчасти, перестала представлять собой выгодный бизнес.

Урезание зарплат началось с установления их индексации к уровню ниже инфляции и сопровождалось мерами, направленными на запрет забастовок и на облегчение ротации рабочей силы в интересах предприятия. Закон о забастовках, принятый Конгрессом в июне 1964 г., создал бюрократические рогатки, которые сделали практически невозможным прекращение работы предприятия на законных основаниях. Однако же следует напомнить, что и в течение почти 20 лет демократического правления Конгресс не принял ни одного закона, который оперировал бы закрепленным в конституции правом на забастовку, хотя на практике в последние годы этого периода данное право свободно применялось на практике.

Правительство ликвидировало и одно из наиболее важных для городских наемных работников право — гарантию занятости после 10 лет работы на одном предприятии, закрепленную в трудовом кодексе. Взамен этого в сентябре 1966 г. был создан Фонд гарантий занятости за выслугу лет, выплачивавший компенсацию в случае увольнения.

В сельской местности кабинет Кастелу Бранку проводил репрессии против так называемых агитаторов, а одновременно шли поиски путей решения земельной проблемы. В ноябре 1964 г. Конгресс принял Земельный устав для разработки аграрной реформы и проведения аграрной политики. Но данный закон, как и сопровождавшие его подзаконные акты, в целом так и остался на бумаге.

Одно из важных изменений, связанное с именами министров Кампуса и Бульоэнса, имело место в области внешней торговли.

Оба министра отбросили бывшую тогда в ходу концепцию «сокращения импорта», согласно которой конкуренция на мировом уровне накладывала на ввозимую продукцию жесткие структурные ограничения. Считая, что потенциал Бразилии недооценен, министры начали вести кампанию по наращиванию экспорта не только для того, чтобы ввести в оборот громадные природные ресурсы страны и продавать аграрную продукцию, но и для продвижения промышленных товаров.

Они рассчитывали также на приток иностранного капитала, особенно в сфере экспорта. Для стимулирования этого процесса в августе 1964 г. был одобрен новый закон (принятый в связи с «истечением срока» его рассмотрения), который регулировал иностранные инвестиции и вывоз прибылей. Закон 1962 г., ограничивавший вывоз прибылей и повлекший за собой в связи с этим протесты американских и других иностранных инвесторов, был отменен.

ППЭД достиг своих целей. Сочетание урезания расходов, с одной стороны, и увеличения собираемости налогов — с другой, сократило годовой дефицит госбюджета с 4,2 % ВВП в 1963 г. до 3,2 % в 1964 г. и до 1,6 % в 1965 г. Сильная инфляция 1964 г. стала постепенно ослабевать, а начиная с 1966 г., вновь стал расти ВВП.

Почему же ППЭД оказался успешным в отличие от предыдущих экономических планов? Прежде всего потому, что Кампус и Бульоэнс адекватно оценили тогдашнюю ситуацию, но главное не в этом. Установление в стране авторитарного режима облегчило деятельность правительства. Для того чтобы привести любой стабилизационный план в действие, необходимы жертвы со стороны общества. Но в условиях бразильского общества и в контексте того, как эта проблема понималась различными политическими акторами, в период демократического правления данная задача оказалась трудновыполнимой.

Авторитарный режим позволил Кампусу и Бульоэнсу принять такие меры, которые принуждали к жертвам именно трудящихся, при этом последние были лишены возможностей к сопротивлению. Достигшая критического уровня долговая проблема была временно решена благодаря «зеленому свету» со стороны МВФ и массированной помощи правительства США в рамках программы «Союз ради прогресса».

В международном плане правительство Кастелу Бранку самым недвусмысленным образом действовало в русле политики США. Один из примеров этого — гражданская война в Доминиканской Республике в начале 1965 г. США вмешались в конфликт, направив на остров 42 тыс. морских пехотинцев. Бразилия наряду с Гондурасом и Парагваем дала согласие на отправку своих войск под флагом так называемого корпуса «межамериканских миротворческих сил».

В октябре 1965 г. в одиннадцати штатах прошли прямые выборы (губернаторов. — Примеч. пер.). В тот момент энтузиазм в отношении революции[165] по большей части пошел на убыль. Было сложно и дальше верить пропаганде о «конце коррупции». Кошельки среднего класса были пусты.

Несмотря на запреты, которые накладывала так называемая «жесткая линия» военных по отношению к определенным кандидатам, оппозиция одержала победу в таких важных штатах, как Гуанабара и Минас-Жерайс. Результаты выборов встревожили военных: в них адепты «жесткой линии», будучи противниками команды Кастелу Бранку, увидели доказательство снисходительности правительства по отношению к своим врагам. Они призывали к введению авторитарного режима с жестким контролем со стороны военных над системой принятия решений — режима, целью которого стало бы продолжение борьбы против «коммунизма» и коррупции.

Под давлением этих сил Кастелу Бранку в октябре 1965 г., всего через 24 дня после выборов в штатах, издал Институционный акт № 2. Этот акт окончательно устанавливал, что президент и вице-президент будут избираться абсолютным большинством Конгресса открытым и поименным голосованием. Данный Институционный акт еще более усилил полномочия президента, дав последнему право издавать декрет-законы и расширять по своему усмотрению трактовку концепции национальной безопасности.

Другой важной мерой Институционного акта № 2 стала ликвидация политических партий. Военные рассматривали многопартийную систему как одну из причин политических кризисов. В силу этого существованию партий, созданных на излете «Нового государства» и отражавших — в большей или меньшей степени — различные оттенки общественного мнения, был положен конец.

Однако само наличие партийного законодательства заставило создать хотя бы две партии: Национальный союз обновления (НСО — Aliança Renovadora Nacional, ARENA) — партию сторонников правительства, и Бразильское демократическое движение (БДД — Movimento Democrático Brasileiro, MDB), в рядах которого объединилась оппозиция. НСО состояло из бывших членов НДС и СДП, количество которых было почти равным; что же касается БДД, то в него в основном вошли члены БТП и в меньшем количестве — члены СДП.

Процесс институциональных изменений, реализованных правительством Кастелу Бранку, завершился принятием Конгрессом в январе 1967 г. новой Конституции. В связи с началом нового витка аннулирования депутатских мандатов работа Конгресса в октябре 1966 г. была на месяц прервана, но затем для утверждения новой конституции была созвана его чрезвычайная сессия.

Конституция 1967 г. включила в себя законодательство, которое расширяло полномочия исполнительной власти, особенно в сфере национальной безопасности. Но в ней не содержалось специальных статей, которые допускали бы очередное аннулирование депутатских мандатов, лишение политических прав и т. д.

Окружению Кастелу Бранку не удалось подобрать ему преемника. Президентом и вице-президентом были избраны генерал Артур да Коста-э-Силва и гражданский политик, член партии НДС Педру Алейшу, которые вступили в соответствующие должности в марте 1967 г.

Хотя Коста-э-Силва был военным министром в правительстве Кастелу Бранку, он был чужаком в окружении Кастелу. Коста-э-Силва — «дядюшка», как его прозвали заговорщики 1964 г., — сделал внушительную военную карьеру: от нескольких месяцев пребывания в тренировочных лагерях в США до командования IV-й армией в драматический период 1961–1962 гг. Однако стиль его деятельности отличался от манеры работы «интеллектуала» Кастелу. Он не проявлял интереса к штудированию сложных текстов по военной стратегии, предпочитая им легкое чтение и скачки. Но гораздо важнее личностных различий было то, что на Коста-э-Силву возлагали свои надежды сторонники «жесткой линии» и авторитарно настроенные военные-националисты, недовольные проводившейся Кастелу политикой сближения с США и предоставления привилегий иностранному капиталу.

Вместе с тем, находясь у власти, Коста-э-Силва не стал простым инструментом в руках адептов «жесткой линии». Ощущая накопившееся в обществе напряжение, он установил контакты с оппозицией и сделал попытку услышать несогласных. В то же время он предпринял активные шаги в сфере регулирования трудовых отношений, способствуя организации профсоюзов и взращиванию лояльных режиму синдикалистских лидеров. Дальнейшие события, однако, положили конец этой политике ограниченной либерализации.

6.2. Переход к «закрытости режима» и вооруженная борьба

После 1966 г., когда схлынула первая волна репрессий, оппозиция начала перегруппировку сил. От правительства дистанцировались многие церковные иерархи; на Северо-Востоке особое значение приобрела деятельность архиепископа Олинды и Ресифе Элдера Камары. Начались выступления объединившихся вокруг НСС студентов.

В политической области события развивались следующим образом. Ласерда, находясь на крайнем политическом фланге, сблизился со своими традиционными противниками — Гулартом и Кубичеком — с целью формирования Широкого фронта (A Frente Ampla). Встретившись в Монтевидео, лидеры Фронта провозгласили своей целью борьбу за восстановление демократии и за утверждение прав трудящихся.

Стремительный рост антидиктаторских движений пришелся на 1968 год — особенный год для всего мира. В Бразилии катализатором уличных выступлений стало убийство военной полицией студента в ходе небольшой по масштабу протестной акции в Рио-де-Жанейро в марте 1968 г. На похороны студента вышли тысячи людей. Возмущение нарастало и в связи с новыми акциями насилия. Все эти события создали условия для организации более широкого движения, в которое вошли не только студенты, но и влиятельные крути церкви и среднего класса. Наивысшим выражением объединения этих сил, включившихся в борьбу за демократизацию, стала так называемая «прогулка ста тысяч» в июне 1968 г.

Одновременно прошли две забастовки рабочих, носившие наступательный характер, — в муниципиях Контажем около г. Белу-Оризонти (штат Минас-Жерайс) и Озаску в черте Большого Сан-Паулу. Если забастовка в Контажем была в известной степени спонтанной, то стачка в Озаску, начавшаяся с «оккупации» забастовщиками помещения крупного завода, явилась плодом совместных усилий трудящихся и студентов. Однако эффект от подобной «демонстрации силы» оказался негативным. По распоряжению министерства труда было устроено вторжение в помещение профсоюза металлистов; многочисленные подразделения военных, применив насилие, очистили предприятие от занявших его рабочих.

Забастовка в Озаску была осуществлена под влиянием левых группировок, которые взяли на вооружение тезис о том, что только вооруженная борьба может положить конец военному режиму. Эти группировки находились под сильным воздействием примера Кубинской революции и возникновения партизанского движения в ряде стран Латинской Америки, таких как Гватемала, Колумбия, Венесуэла и Перу.

Что же касается Бразилии, то Бразильская коммунистическая партия (БКП) — традиционная политическая организация левого направления — выступила против вооруженной борьбы. В 1967 г. группа под руководством ветерана компартии Карлуса Маригелы порвала с партией и образовала Союз национального освобождения (СНО — Aliança de Libertação Nacional, ALN). К тому моменту за вооруженную борьбу уже выступила организация «Народное действие» (Ação Popular (esquerda cristã)[166], возникали и новые группы, например, «Народный революционный авангард» (НРА — Vanguarda Popular Revolucionária, VPR), в рядах которого было немало военных, придерживавшихся левых взглядов.

Первые акции группировок, исповедовавших принципы вооруженной борьбы, начались в 1968 г. Была заложена бомба в помещении американского консульства в Сан-Паулу, стали проводиться и так называемые «экспроприации», т. е. нападения с целью завладения финансовыми средствами. Этого оказалось достаточным для того, чтобы укрепить сторонников «жесткой линии» в их уверенности, что революция[167] гибнет и необходимо создать новые инструменты, чтобы покончить с «подрывными элементами». Предлогом для того, чтобы положить конец ограниченной либерализации стало внешне непримечательное событие — выступление в Конгрессе депутата Марсиу Морейры Алвиса, которое было расценено как оскорбительное для вооруженных сил.

Не известный широкой публике текст выступления был распространен в армейских подразделениях. Когда же была создана обстановка всеобщего возмущения, военные министры потребовали от Верховного суда начать уголовное преследование в отношении Марсиу Морейры Алвиса по обвинению последнего в оскорблении достоинства вооруженных сил. Разбирательство зависело от разрешения Конгресса. Однако он принял неожиданное решение, отказавшись аннулировать парламентский иммунитет депутата. Тогда менее чем через сутки, 13 декабря 1968 г., Коста-э-Силва утвердил Институционный акт № 5, на основании которого работа Конгресса была прекращена.

Институционный акт № 5 стал инструментом «революции внутри революции», или, иначе говоря, «контрреволюции внутри контрреволюции». В отличие от предшествовавших Институционных актов он не имел срока действия. Президент вновь обрел полномочия для временного прекращения работы Конгресса, чего не допускала Конституция 1967 г. Президент снова получил возможность аннулировать депутатские мандаты и лишать политических прав, а также увольнять или отправлять на пенсию госслужащих.

Начиная с Институционного акта № 5, ядро власти военных сконцентрировалось в так называемых центрах по сбору информации, т. е. в руках тех лиц, которые находились у руля управления репрессивными и надзорными органами. Начался новый виток аннулирования депутатских мандатов, лишения политических прав и чисток в среде чиновников и госслужащих, включая многих представителей университетской профессуры. В СМИ была введена цензура, в политическую практику правительства вошли пытки.

Одним из многих трагических аспектов действия Институционного акта № 5 стало укрепление идеологических позиций тех группировок, которые вели вооруженную борьбу и которые после 1969 г. умножили число своих акций. Режим демонстрировал свою неспособность перестроиться и пойти на уступки обществу; напротив, он все более решительно следовал курсом жестокой диктатуры.

В августе 1969 г. у Коста-э-Силвы случился инсульт, в результате которого его парализовало. Военные министры решили найти ему замену, нарушив статью конституции, согласно которой сменить президента должен был вице-президент Педру Алейшу.

Левые радикалы перешли к тактике похищения членов иностранного дипломатического корпуса с целью их последующего обмена на политзаключенных. Наиболее резонансной акцией стало осуществленное в Рио-де-Жанейро похищение посла США. В обмен на предоставление свободы послу Элбрику похитители добились освобождения 15 политзаключенных, которые были высланы в Мексику.

Военная хунта ввела такой вид наказания, как высылка с территории страны; это наказание могло быть применено к любому бразильцу «в случае если он будет создавать препятствия, представлять вред или угрозу национальной безопасности». Первыми выслали тех заключенных, которых обменяли на американского посла. Также была введена смертная казнь за «подрывную деятельность». Смертная казнь никогда не проводилась в соответствии с установленными правилами; предпочтение отдавалось скорым казням или казням, осуществлявшимся в ходе пыток, когда они затем выставлялись либо как результат столкновений «подрывных элементов» с силами правопорядка, либо как «таинственные исчезновения».

До 1969 г. органом, наиболее очевидным образом ответственным за применение пыток, был Информационный центр ВМФ. Начиная с упомянутого года в Сан-Паулу при II армии, сферой действия которой являлась ось Сан-Паулу— Рио-де-Жанейро, была создана организация под названием «Операция "Бандейранты"» (Operação Bandeirantes, OBAN)[168]. Данная организация, в свою очередь, породила «Отряд по проведению оперативных действий и сбору информации» (DOI — Destacamento de Operações е Informações, DOI) и «Оперативный центр по защите внутренней безопасности» (CODI–Centro de Operações de Defesa Interna, CODI), объединенные в единый орган DOI/CODI, Подобные же органы DOI/CODI были созданы во многих штатах; они стали главными центрами пыток военного режима.

Несмотря на то, что страна переживала один из наиболее мрачных периодов своей политической истории, в экономической сфере правительству удалось добиться успехов. После относительно короткой рецессии Кампус и Бульоэнс сумели сбалансировать финансовую систему, после чего министр финансов Делфим Нетту предпринял попытку стимулировать экономический рост путем расширения системы кредитов. Одновременно он установил контроль над ценами с целью затормозить инфляцию, которая, достигнув в 1968 г. пика в 25,4 %, начала снижаться.

В 1968 г. значительно воспряло промышленное производство; в авангарде этого процесса шли такие отрасли, как автомобилестроение, химическая промышленность, производство электрооборудования. Получило значительное развитие гражданское строительство, в основном благодаря тем финансовым ресурсам, которые предоставил Национальный банк жилищного строительства. В 1968–1969 гг. темпы экономического роста достигли впечатляющих размеров, рост ВВП достигал 11,2 % в 1968 г. и 10 % в 1969 г„т. е. 8,1 % и 6,1 % на душу населения. соответственно. Это знаменовало собой начало так называемого «экономического чуда».

В середине октября 1969 г. Коста-э-Силва еще был жив, но надежд на его выздоровление не оставалось. В связи с этим военная хунта объявила посты президента и вице-президента вакантными и назначила на 25 октября президентские выборы, которые должны были состояться путем голосования в Конгрессе. Высшее командование вооруженных сил остановило свой выбор на генерале Эмилиу Гаррастазу Медиси в качестве президента, а на пост вице-президента наметило кандидатуру министра военно-морских сил Аугусту Радемакера.

Как и Коста-э-Силва, Медиси был военным из штата Риу-Гранди-ду-Сул. По отцовской линии в его роду были итальянцы, а по материнской — баски. В 1950-е гг. он был главой штаба Коста-э-Силвы, который в тот период был командующим III-м военным округом; тогда же они стали близкими друзьями. Медиси поддержал «движение 1964 г.» и после падения Гуларта был назначен военным атташе Бразилии в Вашингтоне. Когда Коста-э-Силва стал президентом, Медиси возглавил Национальную службу информации.

Имя Медиси не было известно в широких общественных кругах. Кроме того, он не стремился к власти и делегировал процесс управления своим министрам. Отсюда проистекала парадоксальная ситуация, когда в один из самых — если не в самый — репрессивный период бразильской истории президентская власть не была сосредоточена в одних руках.

Вооруженные отряды городской герильи, деятельность которых поначалу, как казалось, дестабилизировала режим при помощи громких акций, ослабли и почти исчезли. Такой исход стал, в первую очередь, результатом действенности репрессий, которые обрушились на активистов вооруженной борьбы и на всех тех, кто им симпатизировал, а это были в основном молодые профессионалы. Другим фактором стала изоляция этих групп от широких масс, интерес которых к вооруженным акциям был минимальным, если не вообще нулевым. Левые радикалы допускали фундаментальную ошибку, считая возможным создать в Бразилии «новый Вьетнам»[169].

Оставался лишь очаг сельской герильи, который создавался руками Компартии Бразилии (КПБ) в районе реки Арагуайя, недалеко от муниципии Мараба на востоке штата Пара. В 1970–1971 гг. партизаны численностью около 60 человек установили связи с крестьянами, обучив их приемам возделывания земли и навыкам охраны здоровья. Обнаружив этот очаг в 1972 г., военные не показали себя столь скорыми на расправу, как это было в случае с городской герильей. И только в 1975 г., после того как данный регион был превращен в «зону национальной безопасности», военным удалось частично уничтожить, а частично арестовать членов созданной КПБ группы. Широкая общественность оставалась в неведении относительно этих событий, так как распространение информации о них было запрещено. Самое большее, что имело место, — это разрозненные слухи о герилье в Арагуайя.

Что же касается легальной оппозиции, то она в период правления Медиси оказалась на самой низкой точке своего развития; свою роль в этом сыграли и благоприятная экономическая ситуация, и репрессии, и — в меньшей степени — кампания за порчу бюллетеней (на выборах. — Примеч. пер.). На парламентских выборах 1970 г., когда должны были обновиться 2/3 Сената, крупной победы добилась партия НСО.

Правительство Медиси не ограничивалось в своей деятельности только репрессиями. Оно проводило четкую грань между важной, но представлявшей меньшинство общества группой противников режима, и массой населения, уровень повседневной жизни которого в эти годы экономического процветания стал достаточно приемлемым. Против первой группы проводились репрессии, в то время как для нейтрализации второй предназначались пропагандистские методы.

После 1964 г. большого прогресса достигло развитие телекоммуникаций. Облегчение условий личного кредитования способствовало росту количества семей, имевших телевизор. Если в 1960 г. телевизор был Только у 9,5 % городских семей, то в 1970 г. их число приблизилось к 40 %. Именно в этот период телеканал «Глобу», став рупором правительства, расширил при его поддержке свое вещание до общенациональных масштабов и почти монополизировал данный сектор. Правительство получило невиданный в истории страны канал для распространения своей пропаганды. Продвижение имиджа Бразилии как «великой державы» изменило восприятие населением собственной страны. Это было время, когда многие пожилые бразильцы — представители среднего класса сожалели о том, что по биологическим причинам они не доживут до начала нового тысячелетия, когда Бразилия сравняется с Японией.

Так называемое «чудо» продлилось с 1969 по 1973 г.; в этот период необычайно высокие темпы роста сочетались с относительно низким уровнем инфляции. Показатели роста ВВП составляли в среднем 11,2 % в год, наивысший уровень в 13 % был зафиксирован в 1973 г. Среднегодовая инфляция не превышала 18 %.

«Бразильское экономическое чудо» имело вполне «земное» объяснение. Его разработчики во главе с Делфимом Нетту воспользовались прежде всего сложившейся к тому моменту ситуацией в мировой экономике, когда стали широко доступны природные ресурсы. Наиболее продвинутые развивающиеся страны воспользовались открывшимися новыми возможностями для получения внешних займов. Суммарно внешний долг этих стран, не являвшихся производителями нефти, возрос по меньшей мере с 40 млрд долл, в 1967 г. до 97 млрд долл, в 1972 г. и до 375 млрд долл, в 1980 г.

Что касается Бразилии, то наряду с ростом внешних заимствований возрос приток в страну иностранного капитала. В 1973 г. годовой уровень поступлений иностранного капитала насчитывал 4,3 млрд долл., что почти вдвое превысило уровень 1971 г. и более чем в 3 раза превышало уровень 1970 г.

Одной из важнейших сфер приложения иностранного капитала стало автомобилестроение — отрасль, которая, демонстрируя годовые темпы роста в 30 %, шла в авангарде индустриального развития. Расширение потребительского кредита и пересмотр производственных норм, давший возможность выпускать автомобили средних размеров, привлекли мощные инвестиции компаний «Дженерал Моторе», «Форд» и «Крайслер».

Значительное развитие получила внешняя торговля. Расширенный импорт определенной продукции был необходим для поддержки экономического роста. Шел процесс диверсификации экспорта, поощрялся вывоз промышленной продукции путем предоставления кредитов на благоприятных условиях, а также через освобождение от налогов или их сокращение и с помощью других мер субсидирования экспорта. Эти усилия по диверсификации экспорта, имевшие своей целью сделать Бразилию менее зависимой от монокультуры, принесли свои плоды. В период между 1947 и 1964 гг. продажа кофе давала 57 % поступлений от всего бразильского экспорта. В период между 1965 и 1971 гг. эта цифра снизилась до 37 % и едва достигала 15 % в 1972–1975 гг. В свою очередь, возросла собираемость налогов в государственную казну, что способствовало сокращению бюджетного дефицита и снижению инфляции.

Но «чудо» содержало в себе и уязвимые пункты, и негативные моменты. Главным уязвимым пунктом была чрезмерная зависимость от международных финансов и мировой торговли, которые создавали благоприятные условия для внешних заимствований, притока иностранного капитала, роста экспорта и т. д. Кроме того, экономический рост привел ко все возрастающей зависимости от импорта определенной продукции, важнейшей из которой была нефть.

Негативные аспекты «чуда» сводились по преимуществу к социальным проблемам. Экономическая политика Делфима Нетту ставила во главу угла накопление капитала, чему способствовали указанные выше благоприятные факторы, а также введение предварительного индексирования зарплат с тем, чтобы они превышали уровень инфляции. С точки зрения личного потребления, индустриальный рост, в частности развитие автомобилестроения, был выгоден социальным слоям с высоким и средним уровнем доходов, в отличие от работников с низкой квалификацией, чьи зарплаты оказались весьма урезаны.

Все это проявилось в начавшемся еще в предыдущие годы достаточно зримом процессе концентрации доходов. Если принять за 100 % индекс минимальной зарплаты в январе 1959 г., то к январю 1973 г. он упал до отметки в 39 пунктов. Эти данные весьма показательны, если иметь в виду, что в 1972 г. 52 % экономически активного населения получали менее одной минимальной зарплаты, а 22,8 % получали 1–2 минимальные зарплаты. Между тем, влияние процесса концентрации доходов на социальную обстановку было смягчено ростом занятости, который позволил значительно увеличить число работающих, особенно в городских семьях.

Другим негативным аспектом «чуда», который получил свое продолжение уже после его окончания, стало несоответствие между продвижением в экономической сфере, с одной стороны, и запаздыванием или даже полным отсутствием государственных социальных программ — с другой. Бразилия заявила о себе на мировой арене достаточно сильными позициями в деле развития индустриального потенциала и одновременно имела очень низкие показатели в сфере здравоохранения, образования, жилищного строительства, т. е. в тех областях, по которым измеряется качество жизни населения.

Для тех лет и последовавшего за ними периода был характерен «дикий капитализм» с его амбициозными проектами, которые совершенно не принимали в расчет как природу, так и коренное население. В словарях едва ли можно было найти слово «экология», а загрязнение, проистекавшее от промышленного производства и от эксплуатации автомобилей, отнюдь не казалось неприемлемым. Хорошим примером подобного мировоззрения явился разработанный в годы правления Медиси проект Трансамазонской магистрали. Она была проложена для обеспечения контроля Бразилии над этим регионом, что было постоянным наваждением для военных, и с целью создания аграрных поселений для сельских трудящихся Северо-Востока. Разорив природу и обогатив подрядчиков, строительство дороги в итоге потерпело крах.

Как и Кастелу Бранку, Медиси не сумел подготовить себе преемника. В середине 1973 г. военные отобрали ему на смену генерала Эрнесту Гейзела.

Гейзел родился в штате Риу-Гранди-ду-Сул в семье немецкого лютеранина, эмигрировавшего в Бразилию в 1890 г. Одновременно с продвижением по военной службе генерал занимал и административные посты, наиболее важным из которых была должность президента компании «Петробраз». Он не был чужд и политики, сотрудничая с правительством Дутры, а также оказав содействие в достижении компромисса, обеспечившего в 1961 г. Гуларту вступление в должность президента страны. Его связи с командой Кастелу Бранку были весьма тесными: он был постоянным членом кадрового состава Высшей военной школы (ВВШ)[170] и возглавлял военную канцелярию президента Кастелу Бранку. Находясь на этой должности, он способствовал проведению «жесткой линии», сам при этом оставаясь в стороне. Вместе с тем армейская корпорация остановила свой выбор на фигуре Гейзела не потому, что он сочувствовал либерализации режима, а по причине его таланта администратора. Свою роль в том, что выбор пал именно на него, сыграл и тот факт, что он был братом министра сухопутных сил Орланду Гейзела. В качестве противовеса Гейзелу партия БДД решила выставить кандидатуру своего лидера Улисеса Гимараэнса, символизировавшего собой борьбу за демократию, с целью обличить непрямые выборы, ликвидацию политических свобод и ту экономическую модель, которая привела к концентрации доходов.

Одна из поправок к Конституции 1967 г. изменила форму избрания президента. Согласно ей, предполагалось создание коллегии выборщиков, в которую вошли бы члены Конгресса и делегаты от законодательных ассамблей штатов. Гейзел стал первым президентом, избранным данным органом. Выборы прошли в январе 1974 г., а 15 марта того же года он вступил в должность президента.

6.3. Процесс политической открытости

Правление Гейзела ассоциируется с началом политической открытости, характер которой сам генерал-президент определил как медленный, постепенный и устойчивый. На практике же либерализация режима, вначале названная его «смягчением», прошла трудный путь, на котором были как известные успехи, так и некоторые отступления. Причиной тому стал целый ряд факторов. С одной стороны, на Гейзела оказывали давление сторонники «жесткой линии», которая еще во многом сохраняла свою силу. С другой стороны, он и сам хотел держать под контролем процесс открытости, направив его по пути весьма размытой консервативной демократии с целью избежать слишком скорого прихода к власти оппозиции. Таким образом, процесс открытости оказался медленным, постепенным и неустойчивым, поскольку политика «жесткой линии» вплоть до конца правления президента Ж. Фигейреду продолжала быть постоянной угрозой отката к прошлому.

Стратегия «смягчения режима» была сформулирована самим президентом Гейзелом и главой его администрации генералом Голбери. Почему же Гейзел и Голбери решили проводить политику либерализации режима? Не было ли это решение результатом давления оппозиции? Несомненно, что в 1973 г. оппозиция начала выказывать явные признаки самостоятельности. Кроме того, противостояние между католической церковью и государством изматывало правительство. Переходная команда Гейзела пыталась наладить отношения с церковью на базе общей платформы, которая их объединяла, — борьбы против применения пыток.

Но оппозиция и церковь не стали тем чувствительным индикатором, который указал бы на необходимость смягчения режима. Этот индикатор находился в сфере отношений между армией и властными структурами. Власть была захвачена репрессивными органами, что негативно воспринималось армейской иерархией. Ведь тем самым искажались ее функции и базовые принципы, а это угрожало ее целостности. Для восстановления военной иерархии следовало нейтрализовать сторонников «жесткой линии», смягчить репрессии и буквально «в приказном порядке» осуществить операцию по «возвращению военных в казармы».

Правительство начало негласно противодействовать «жесткой линии». Одновременно с этим оно дало свое согласие на проведение в ноябре 1974 г. парламентских выборов в обстановке относительной свободы, с обеспечением доступа партий на радио и телевидение. Ожидалась легкая победа НСО, но результаты выборов, на которых значительного успеха — особенно в крупных городах и в наиболее развитых штатах — добилась БДД, стали для правительства полной неожиданностью. В течение 1975 г. Гейзел проводил политику, в которой сочетались либеральные и репрессивные меры. Он запретил цензуру в газетах, но санкционировал проведение жестоких репрессий в отношении БКП, обвинив ее в том, что она якобы способствовала электоральному успеху БДД.

С наибольшей силой серьезное противоборство между правительством и приверженцами «жесткой линии» проявилось в Сан-Паулу. Хотя герилья уже была устранена с политической арены, адептам «жесткой линии» из числа военных повсюду продолжали мерещиться «подрывные элементы». Продолжались и пытки, в результате которых многие люди «исчезали», а на деле — погибали в результате репрессий.

В октябре 1975 г., в разгар очередной волны репрессий, глава журналистского корпуса паулистского телеканала «Культура» Владимир Эрцог получил предписание явиться в ПОЬССЮ! по подозрению в связях с БКП. Эрцог выполнил это предписание и больше не вышел оттуда живым. О его смерти было сказано, что он повесился; это была грубая попытка скрыть реальные факты, а именно то, что его смерть наступила в результате пыток.

Это событие вызвало в Сан-Паулу большую волну возмущения, особенно в кругах профессионалов — представителей среднего класса — и католической церкви. Церковь и Орден адвокатов Бразилии (ОАБ — Ordem dos Advogados do Brasil, OAB) выступили с разоблачением практики систематического применения пыток и скрытых убийств.

Через несколько месяцев, в январе 1976 г., рабочий-металлист Маноэл Фьел Фильу умер при обстоятельствах, схожих с теми, которые сопровождали гибель Эрцога. И снова официальной версией стало «самоубийство через повешение». Тогда президент Гейзел решил действовать. Ведь получалось так, что с благословения или, по меньшей мере, при молчаливом согласии командующего II-й армией в Сан-Паулу была установлена «параллельная власть». Гейзел заменил его на своего доверенного человека, генерала, который начал налаживать контакты с обществом и использовать иной дискурс. Пыткам в застенках DOI–CODI был положен конец, хотя насилие в Сан-Паулу не прекратилось.

После состоявшихся в ноябре 1974 г. парламентских выборов серьезной проблемой для правительства стало противостояние на электоральном поле. На предстоявших в ноябре 1976 г. муниципальных выборах замаячила реальная возможность поражения НСО.

За несколько месяцев до этих выборов, в июле 1976 г., был издан закон, модифицировавший избирательное законодательство таким образом, чтобы лишить кандидатов доступа на радио и телевидение. Хотя этот закон, разработанный министром юстиции и названный по его имени «законом Фалкау», касался в равной степени как НСО, так и БДД, именно оппозиционная партия понесла наибольший ущерб, так как она теряла единственную возможность распространять свои идеи. Но даже и в этой ситуации БДД выиграла выборы мэров городов и завоевала большинство в муниципальных собраниях в 59 из 100 крупнейших городов.

Гейзел сжимал кольцо: в апреле 1977 г., после того, как он приостановил деятельность Конгресса, он запустил серию инициатив, известных как «апрельский пакет законов». В соответствии с некоторыми из них предусматривалось учреждение должности пожизненного сенатора с целью воспрепятствовать возможному завоеванию большинства в Сенате партией БДД. Пожизненные сенаторы были избраны, а точнее, были «изготовлены» на основе непрямого голосования коллегии выборщиков.

Одновременно с этим в 1978 г. правительство, стремясь продвинуть процесс восстановления демократических свобод, инициировало серию встреч с лидерами оппозиции и церкви. С 1979 г. прекратилось действие Институционного акта № 5, тем самым были восстановлены права личности и независимость Конгресса.

На выборах в Конгресс в 1978 г. партия БДД добилась хороших результатов. Объединив в своих рядах широкие круги политиков — от либералов до социалистов, она превратилась в канал политического самовыражения всех недовольных слоев населения. При проведении в 1978 г. своей избирательной кампании БДД опиралась на активистов, представлявших различные слои гражданского общества: это были студенты, синдикалисты, адвокаты, члены базовых христианских общин. С помощью этих групп были установлены контакты между БДД и широкими массами; тем самым были практически сведены до минимума негативные последствия такого политического барьера, как отсутствие свободного доступа БДД на радио и телевидение.

На выборах в Сенат БДД получила 57 % голосов, но при этом большинства в этой палате она не получила. Это было связано с тем, что представительство в Сенате зиждется не на пропорциональной системе, а базируется на результатах выборов от каждого штата. Свою роль сыграло и наличие в палате пожизненных сенаторов. В нижней палате большинство по-прежнему было у НСО — 231-е место против 189 у БДД. В самых развитых штатах и в крупных городах БДД продолжала собирать наибольшее количество голосов. На выборах в Сенат эта партия получила почти 83 % голосов в Сан-Паулу, 63 % в штате Рио-де-Жанейро и 62 % в штате Риу-Гранди-ду-Сул. Тем не менее большинство в Конгрессе по-прежнему принадлежало правительству.

В октябре 1973 г., еще при Медиси, в результате так называемой «войны судного дня», которую арабские страны вели против Израиля, произошел первый мировой нефтяной кризис. Он глубоко затронул Бразилию, которая импортировала более 80 % потреблявшейся ею нефти.

Но в марте 1974 г., когда Гейзел стал президентом, в стране еще сохранялся климат всеобщей эйфории времен «экономического чуда». Ответственными за проведение экономической политики были назначены экономист Мариу Энрики Симонсен, сменивший Делфима Нетту на посту министра финансов, и министр планирования Жуан Паулу дус Рейс Велозу, занимавший этот пост еще в правительстве Медиси.

Новое правительство ввело в действие Второй план национального развития (ПНР). Первый план подобного рода был разработан в 1967 г. Роберту Кампусом с целью сбалансирования финансовой системы и борьбы с инфляцией. Второй план был призван довершить проводившуюся в Бразилии в течение десятилетий политику импортзамещения, изменив ее содержание. Теперь речь должна была идти не о замене импорта предметов потребления, а о продвижении по пути собственного производства базовой продукции (нефть, сталь, алюминий, удобрения и т. д.) и производства средств производства.

Была очевидной нацеленность Второго плана на решение проблем энергетики, так как предлагались меры по продвижению исследований в области нефтехимии, по развитию ядерной физики, по частичной замене бензина этанолом, по сооружению гидроэлектростанций; в последнем случае самым ярким примером стала ГЭС Итайпу на реке Паранá, сооруженная на бразильско-парагвайской границе в соответствии с двусторонним соглашением. Комплекс Итайпу начал функционировать в 1984 г., став крупнейшей ГЭС в мире.

Второй план был ориентирован на стимулирование крупных частных инвестиций в производство средств производства. На это была нацелена вся система стимулирования и кредитования Национального банка развития. Вместе с тем во главу угла бразильской индустриализации новая политика ставила крупные предприятия госсектора. Ядром программы были гигантские инвестиции, которые должны были быть реализованы такими компаниями, как «Электробраз», «Петробраз», телекоммуникационной «Эмбрател» и другими предприятиями госсектора.

Сделанный в 1974 г. выбор в пользу экономического роста не затормозил движение локомотива экономики, а явился решением, основанным как на экономическом анализе, так и на политических оценках. Упор, сделанный на экономический рост, показал, насколько сильна была в правящих кругах вера в предназначение Бразилии идти по этому пути. Эта вера держалась даже не с периода «экономического чуда», а уходила своими корнями в более отдаленные времена — в 1950-е гг.

С другой стороны, стратегия «смягчения режима» отнюдь не вынуждала правительство делать выбор в пользу экономической рецессии, которая легла бы тяжким бременем на плечи армии наемных работников. Если даже относительно благоприятные экономические условия не помешали взрасти оппозиции, то что бы произошло в случае экономического спада?

Колебания и сомнения многих предпринимателей, особенно из Сан-Паулу, в отношении избранного направления экономического развития породили кампанию против излишнего вмешательства государства в экономику. Правящие слои пытались таким образом вступить на политическую арену, которая до того была монополизирована военными и технократами.

Среди экономистов существуют различные точки зрения на последствия Второго плана. На одном фланге находятся те, кто видят в нем совершенно несвоевременную в тех условиях попытку ускоренного экономического роста, который просто отложил на какое-то время секвестр госбюджета и еще более усугубил проблему внешней задолженности. На другом же фланге группируются те, кто считает, что Второй план реально изменил вектор развития бразильской индустриализации, благодаря чему удалось совершить качественный скачок в процессе импортзамещения.

Ретроспективный анализ позволяет яснее понять тот факт, что план пострадал от рецессии мировой экономики и от повышения процентных ставок. Имелась и фундаментальная проблема, а именно — негативные последствия той схемы индустриализации, которую постепенно преодолевали страны «первого мира»: ведь такие отрасли промышленности, как сталелитейная, алюминиевая, производство каустической соды, потребляют большое количество электроэнергии и сильно загрязняют окружающую среду. Со всеми этими оговорками важно подчеркнуть, что, начиная со Второго плана, в политике замены импорта — особенно в замене импорта нефти — был достигнут ряд значительных успехов.

Одна из проблем, существовавшая еще со времен «экономического чуда», состояла в том, что ускоренный экономический рост содержал в себе такой важный резерв, как неиспользуемые мощности предприятий. Для продолжения роста было необходимо расширять инвестиционную базу, включать в нее — ввиду недостаточности внутренних накоплений — новые и все более крупные источники внешнего финансирования. А недостатка в этом финансировании не было. Оно попадало в страну в основном в форме займов. Отсюда и рост внешней задолженности как в государственном, так и в частном секторе. К концу 1978 г. внешний долг составлял 43,5 млрд долл., что более чем вдвое превышало уровень трехлетней давности.

Помимо этого, оплата процентов по внешнему долгу легла тяжким бременем на общий баланс выплат, поскольку большинство займов предоставлялось под гибкие процентные ставки. Поскольку в тот период процентные ставки росли по всему миру (что было связано с политикой США, стремившихся покрыть дефицит своего платежного баланса путем привлечения иностранных инвестиций), Бразилии пришлось выполнять все более обременительные обязательства, связанные с обслуживанием внешнего долга.

Нельзя сказать, что финансовые ресурсы, полученные путем заимствования, оказались выброшены на ветер или послужили лишь для обогащения посредников. Все это, конечно, имело место, но главная проблема коренилась в том, что финансовые средства вкладывались в затратные, плохо управляемые проекты, с длительной или вообще сомнительной отдачей.

В целом можно сказать, что результаты правления Гейзела оказались удовлетворительными. В 1974–1978 гг. ежегодный рост ВВП в среднем составлял 6,7 %, а в расчете на душу населения достигал 4,2 %. Инфляция в тот же период возросла в среднем до 37,9 %. Одновременно с этим сохранялись и многие риски. Относительное сдерживание инфляции достигалось за счет таких ухищрений, как выставление на продажу продукции госпредприятий по цене ниже себестоимости, что делало эти предприятия все более убыточными. Внешний долг неуклонно рос, и для его обслуживания не было иного пути, кроме как получение все новых займов. А на горизонте маячила еще одна проблема: внутренний долг давал о себе знать через механизмы индексации и оплаты высоких процентных ставок, что ставило под удар федеральный бюджет.

Ежегодная индексация зарплат, т. е. их коррекция в соответствии с ростом инфляции, проводившаяся отрывочно в отдельные годы, способствовала росту недовольства наемных работников.

Военный режим проводил репрессии в отношении связанных с популизмом прежнего периода синдикалистских лидеров, но не разгонял сами профсоюзы. Национальная конфедерация сельских трудящихся (Confederação Nacional dos Trabalhadores agrícolas, CONTAG) еще в 1968 г. начала действовать независимо от правительства, инициируя по всей стране создание сельских синдикалистских федераций. Если в 1968 г. в сельской местности насчитывалось 625 профсоюзов, то в 1972 г. это число возросло до 1154, в 1976 г. — до 1745, а в 1980 г. — до 2144. Причиной отмечавшегося с 1973 г. серьезного роста синдикализации сельских трудящихся (от цифры, слегка превышавшей 2,9 млн человек в 1973 г., до показателя в более чем 5,1 млн человек в 1979 г.) стало то, что профсоюзы взяли на себя программы социального страхования.

Под влиянием церкви, а также в рамках Пасторской земельной комиссии (Comissão Pastoral da Terra, CPT) формировались боевые профсоюзные лидеры (прокламировавшие борьбу за передел земельной собственности. — Примеч. пер.). Тем самым в сельских районах возникла курьезная ситуация, когда программы социального вспомоществования, артикулируемые правительством, создавали благоприятные условия для возникновения реально действовавших социальных движений.

Что считать приоритетом: борьбу за землю или за распространение на сельские регионы трудового законодательства? Эти вопросы, которые до 1964 г. вносили раскол в ряды лидеров движений сельских трудящихся, ныне приобрели более определенное содержание. Профсоюзы ставили на повестку дня ту или иную из этих задач в зависимости от того региона, в котором они действовали. Борьба за землю продолжалась и даже ширилась; одновременно с этим и начавшиеся в 1979 г. забастовки, как это было в случае со стачкой рубщиков сахарного тростника в штате Пернамбуку, также привлекали общественное внимание к новым реалиям сельского мира.

С другой стороны, возникали профсоюзы «белых воротничков», включавшие в себя не только традиционные группы банковских служащих и преподавателей, но и медиков, младший медперсонал и др. Данные профсоюзы отвечали изменениям в самом характере этих профессий, когда частнопрактикующие специалисты все более уступали место дипломированным наемным работникам.

С новыми устремлениями и в новых формах вышло на авансцену при Гейзеле и рабочее движение. Вновь возродился синдикализм, который стал действовать независимо от государства; в большинстве случаев он возникал в недрах самих предприятий, где трудящиеся организовывали и расширяли фабричные комиссии. Наиболее боевые профсоюзы переместились с предприятий госсектора в автомобилестроительную отрасль. Высокая степень концентрации трудящихся на небольшом количестве предприятий и географически обусловленная плотность «треугольника АВС паулиста»[171] стали важными объективными факторами, необходимыми для формирования нового рабочего движения. Так, например, в 1978 г. на станкостроительных и металлургических предприятиях Сан-Бернарду были заняты около 125 тыс. рабочих, большая часть которых работала на заводах по производству автомобилей; из этого числа 67,2 % работали на предприятиях с более чем 1 тыс. рабочих. В 1976 г. в г. Сан-Паулу в той же отрасли работали 421 тыс. рабочих, но на предприятиях с более чем 1 тыс. рабочих были сконцентрированы всего лишь 20,8 % из них.

Однако понимания всех этих необходимых условий еще недостаточно для того, чтобы объяснить причины возникновения «нового синдикализма». Важную роль в его появлении сыграли те организаторы и особенно лидеры рабочего движения, которые зачастую были связаны с церковью. Весьма значимой была и деятельность адвокатов, работавших в синдикалистских организациях. Рождение нового рабочего движения было связано и с общественной атмосферой, возникшей в результате политики открытости; долго вызревая поначалу, эта политика в конечном счете нашла свое проявление в коллективных манифестациях трудящихся.

В августе 1977 г. правительство признало, что официальные показатели инфляции за 1973 и 1974 гг. были сфальсифицированы. Поскольку на их основе рассчитывалась индексация зарплат, оказалось, что наемные работники потеряли в те годы 31,4 % реальной зарплаты. Профсоюз рабочих-металлистов Сан-Бернарду инициировал кампанию за индексацию зарплат, и эта борьба стала провозвестником крупнейших забастовок 1978 и 1979 гг., в которых участвовали миллионы трудящихся. В ходе многотысячных митингов в Сан-Бернарду день за днем выкристаллизовывались лидерские позиции председателя профсоюза Луиса Инасиу Лулы да Силвы.

Металлисты шли в авангарде социальных движений, в которых участвовали представители и других секторов. В 1979 г. по всей стране бастовало около 3,2 млн трудящихся. Металлисты организовали 27 стачек, в которых приняли участие 958 тыс. рабочих. Тогда же и преподаватели провели 20 забастовок с участием 766 тыс. человек. В ходе стачек выдвигался широкий спектр требований: увеличение зарплаты, гарантия занятости, признание фабричных комиссий, демократические свободы.

Расширение забастовочного движения в 1979 г. показало, что взгляд представителей консервативных кругов на Сан-Бернарду как на «особую», не характерную для остальной Бразилии зону, по большому счету не соответствовал действительности. На деле же то, что там происходило, находило отклики по всей стране. Вместе с тем несомненно то, что синдикализм в «треугольнике АВС» зародился и стал развиваться, обладая свойственными только ему чертами, самыми важными из которых стали большая независимость от государства, высокая степень организованности (к 1978 г. 43 % рабочих входили в профсоюзы) и формирование собственных лидеров вне рамок и влияния традиционных левых сил (т. е. БКП).

Генерал Гейзел сумел выдвинуть своего преемника. Им стал избранный коллегией выборщиков 14 октября 1978 г. генерал Жуан Батиста Фигейреду, который выиграл у кандидата от БДД. Его избрание стало результатом серьезной пробы сил, поскольку министр сухопутных сил Силвиу Фрота выдвинул свою собственную кандидатуру, которая и в армейских кругах, и депутатами Конгресса (судя по их опросам) расценивалась как рупор сторонников «жесткой линии». Фрота предпринял настоящее наступление против правительства, обвинив его в снисходительном отношении к «подрывным элементам». Президент уволил его с поста министра и тем самым поставил крест на его дальнейшей карьере.

В годы правления Медиси генерал Фигейреду возглавлял военную канцелярию президента, при Гейзеле — руководил Национальной службой информации. Его кандидатура казалась вполне подходящей для продвижения медленного процесса открытости и одновременной нейтрализации апологетов «жесткой линии». Тем не менее одним из парадоксов процесса открытости стал тот факт, что человек, выдвинутый для продолжения и продвижения этого процесса, нес ответственность за деятельность на посту руководителя репрессивного органа.

В период правления Фигейреду взаимопереплетались две черты, которые многие считали несовместимыми: расширение процесса политической открытости и углубление экономического кризиса. Вступив в должность в марте 1979 г., новый генерал-президент сохранил в экономическом блоке правительства Мариу Энрики Симонсена в качестве министра планирования. Завершив свою деятельность на посту посла Бразилии во Франции, вернулся в правительство и Делфим Нетту; он был назначен на должность министра сельского хозяйства, где он оставался на периферии большой политики.

Попытка Симонсена проводить политику урезания бюджета натолкнулась на значительное противодействие. Против нее возражали прежде всего национальные предприниматели, получавшие выгоды от экономического роста в условиях инфляции, а также многие члены самого правительства, заинтересованные в сохранении таких условий, при которых они могли бы тратить бюджетные средства и на этой базе отчитываться за достижения. В августе 1979 г. Симонсен покинул свой пост. На его место был назначен Делфим Нетту, завоевавший авторитет как «творец экономического чуда». Однако же теперь ситуация изменилась — как внутри страны, так и в международном масштабе. Второй нефтяной кризис, повлекший за собой повышение цен, усугубил состояние платежного баланса. Положение осложняли дальнейший рост мировых процентных ставок. С каждым разом становилось все труднее получать новые займы; при этом сроки их погашения постоянно сокращались.

Видевшийся в мечтах опыт развития, в рамках которого экономический рост сочетался с контролем над инфляцией, продлился совсем недолго. В конце 1980 г. Делфим Нетту под давлением внешних кредиторов сделал выбор в пользу экономической рецессии. Была строго ограничена денежная масса и сокращены инвестиции в госсектор; в результате повышения внутренних процентных ставок уменьшились объемы частного инвестирования.

Экономический спад 1981–1983 гг. имел тяжелые последствия. Впервые после 1947 г., когда начали фиксироваться показатели ВВП, итоги 1981 г. оказались негативными — ВВП сократился на 3,1 %. В течение трех следующих лет ВВП в среднем сокращался на 1,6 %. В наибольшей степени рецессия ударила по отраслям, связанным с производством предметов длительного потребления и средств производства и сконцентрированным в наиболее урбанизированных регионах страны, что породило безработицу.

Несмотря на все эти жертвы (принесенные в виде сознательной ориентации на замедление темпов роста и спад производства. — Примеч. пер.), снижение инфляции не было значительным. Достигнув в 1980 г. годового уровня в 110,2 %, она упала до отметки 95,2 % в 1981 г. и вновь поднялась в 1982 г., дойдя до уровня 99,7 %. В эти годы начала вырисовываться модель «стагфляции»: сочетания экономической стагнации и инфляции.

Государство уже было технически неплатежеспособным, но раскаяние пришло к правительству только в августе 1982 г., когда Мексика объявила мораторий на выплату внешнего долга и обратилась за помощью в МВФ. Но Бразилия, заявляли с чувством превосходства представители правительства, — это не Мексика. На деле же мексиканский мораторий поставил последнюю точку в и без того уже скудных возможностях получения внешних займов. Дело закончилось тем, что Бразилия, исчерпав свои валютные запасы в долларах США, в феврале 1983 г. оказалась вынуждена прибегнуть к помощи МВФ.

В обмен на весьма скромную финансовую помощь и на предоставление возможности восстановить свою кредитоспособность на международной арене Бразилия получила от МВФ рекомендации предпринять усилия по сбалансированию своих долговых платежей и продолжать обслуживать внешний долг. Внутри же страны предусматривались меры по сокращению расходов и дальнейшему урезанию зарплат.

Тогда в отношениях между Бразилией и МВФ наступила полоса расхождений. В стране появились силы, выступавшие против сокращения бюджета и выплаты процентов по внешнему долгу; в свою очередь, МВФ был недоволен тем, что Бразилия не соблюдала условия соглашения с ним. В этой обстановке международные кредиторы не пошли на предоставление Бразилии новых сроков оплаты внешнего долга и более выгодных процентных ставок, как это было сделано в случае с Мексикой.

Несмотря на все это, усилия Бразилии по сбалансированию долговых платежей все-таки дали свои результаты. Начиная с 1984 г., экономика заработала с новой силой; стимулом к этому стал рост экспорта, в структуре которого особо выделялась промышленная продукция. Падение цен на нефть способствовало тому, что ее закупки перестали «давить» на структуру импорта. Помимо этого, благодаря осуществленным на основе II Плана инвестициям, был сокращен импорт нефти и другой продукции; однако инфляция продолжала расти.

В начале 1985 г., когда правление Фигейреду закончилось, финансовая ситуация на время несколько улучшилась, и в стране возобновился экономический рост. Уровень инфляции возрос с 40,8 % в 1978 г. до 223,8 % в 1984 г. Внешний долг за тот же период увеличился с 43,5 до 91 млрд долл.

Фигейреду продолжил начатую Гейзелом политику открытости. Инициативы в этой области оставались в ведении генерала Голбери и министра юстиции Петрониу Портеллы. В августе 1979 г. Фигейреду удалось вырвать из рук оппозиции один из главных ее лозунгов — борьбу за амнистию политзаключенных. Между тем, утвержденный Конгрессом закон об амнистии политзаключенных содержал ряд оговорок и делал значительную уступку сторонникам «жесткой линии», включив в сферу своего применения тех, на ком лежала ответственность за применение пыток. И все-таки закон все же способствовал возвращению в страну политэмигрантов и знаменовал собой важный шаг на пути расширения политических свобод.

Деятельность же апологетов «жесткой линии» продолжала препятствовать разворачиванию политической открытости. Так, имел место ряд криминальных акций, кульминацией которых в апреле 1981 г. стала попытка взорвать бомбу в Конгресс-центре Рио-де-Жанейро, где тысячи молодых людей присутствовали на музыкальном фестивале. Одна из бомб так и не была установлена; она взорвалась в машине с двумя военными, один из которых скончался на месте, а другой был тяжело ранен. Правительство провело расследование, которое трактовало факты абсурдным образом с целью снять ответственность с виновных. Поданное Голбери в августе 1981 г. прошение об отставке с поста руководителя президентской администрации очевидным образом было связано с подтасовками в ходе этого расследования.

Принятое в 1965 г. избирательное законодательство стало для власть предержащих настоящей западней. С каждым разом выборы все более превращались в плебисциты «за» или «против» правительства. Пытаясь сбить силу оппозиции, правительство в декабре 1979 г. вынудило Конгресс принять новый закон о политических партиях, который упразднял БДД и НСО и обязывал будущие новые партии ввести слово «партия» в свои названия. НСО, название которой было непопулярным, попыталась изменить свой внешний облик, преобразовавшись в Социально-демократическую партию (Partido Democrático Social, PDS)[172]. Руководство БДД сумело выйти из положения, всего лишь добавив к аббревиатуре своего названия слово «партия»; таким образом, Бразильское демократическое движение (БДД) превратилось в Партию бразильского демократического движения (ПБДД — Partido do Movimento Democrático Brasileiro, PMDB).

Времена, когда оппозиция была единой, остались в прошлом. Различные течения выступали единым фронтом в ее рядах тогда, когда им противостоял общий и всемогущий противник. По мере того, как авторитарный режим становился все более открытым, в среде оппозиции стали появляться идеологические и личные противоречия. На базе городского и сельского синдикализма, при опоре на некоторые течения внутри церкви и на профессионалов из среднего класса возникает Партия трудящихся (ПТ — Partido dos Trabalhadores, РТ). Эта партия поставила своей целью представлять интересы широких слоев наемных трудящихся на основе программы базовых прав и социальных преобразований, которые открыли бы в будущем путь к социализму. В отличие от БКП и горячих поклонников СССР, ПТ стремилась избежать каких-либо четких определений природы социализма. Причиной этого было наличие внутри партии двух противоположных течений: на одном фланге находились те, кто симпатизировал социал-демократии, а на другом — сторонники диктатуры пролетариата. Что касается синдикалистской сферы, то между ПТ и профсоюзами «треугольника АВС» были установлены тесные связи. Синдикализм «треугольника АВС» стал одной из важнейших составляющих ПТ, все большую роль в которой играл Лула.

Бризола не нашел себе места в ПБДД и предпочел действовать самостоятельно, стремясь «капитализировать» авторитет, накопленный левым трабальизмом. Однако по решению суда у его партии была отозвана аббревиатура БТП; тогда он основал Демократическую трабальистскую партию (ДТП — Partido Democrático Trabalhista, PDT).

Дифференциация позиций произошла и в лагере синдикализма. В августе 1981 г. состоялась первая Национальная конференция трудящихся (НКТ — Conferência Nacional da Classe Trabalhadora, CONCLAT), в которой приняли участие представители различных направлений бразильского синдикализма. В ходе конференции сформировались два главных течения. Одно, близкое к ПТ, делало упор на проведение наступательной политики в борьбе за права трудящихся; приоритет отдавался мобилизации трудящихся, рассматривавшейся как более важной, чем извилистый процесс открытости. Инициативным ядром этого течения стал синдикализм «треугольника АВС».

Другое течение отстаивало тезис о необходимости ограничить деятельность профсоюзов такой борьбой, которая не ставила бы под вопрос процесс открытости и не создавала бы рисков на его пути. Это течение, не имевшее четких идеологических очертаний, выдвигало в качестве наиболее важной задачи достижение конкретных и немедленных выгод для трудящихся. Оно включало в себя такие значимые профсоюзы, как профсоюз рабочих-металлистов Сан-Паулу; их активисты были менее политизированы, среди них были и члены обеих компартий[173].

Те течения в синдикализме, которые идентифицировали себя с ПТ, основали в 1983 г. — без участия так называемых «умеренных» — Единый профцентр трудящихся (ЕПТ — Central Única dos Trabalhadores, CUT). «Умеренные» же создали в марте 1986 г. Всеобщий профцентр трудящихся (ВПТ — Central Geral dos Trabalhadores, CGT). Тем самым в стране сформировались два профцентра с противоположными установками, которые в дальнейшем, на протяжении многих лет, вступали друг с другом во фронтальные столкновения.

Фигейреду соблюдал избирательный график, согласно которому ближайшие выборы были назначены на ноябрь 1982 г. Несмотря на существовавшие ограничения — например, еще продолжавший действовать «закон Фалкау», в рамках избирательной кампании стали возможными дебаты по широкому кругу проблем. В ноябре 1982 г. более 48 млн бразильцев приняли участие в выборах; это были выборы широкой номенклатуры политиков — от депутатов муниципальных собраний (vereadores) до губернаторов штатов. На этих выборах губернаторы впервые с 1965 г. избирались прямым голосованием.

По результатам выборов в Конгресс (как в палату депутатов, так и в Сенат) победила Социально-демократическая партия. В ходе губернаторских выборов знаковых успехов добилась оппозиция, несмотря на то, что в большинстве штатов победу одержала Социально-демократическая партия. Оппозиция же победила в штатах Сан-Паулу, Минас-Жерайс и Рио-де-Жанейро, где Бризола, невзирая на попытки фальсификаций, все же сумел завоевать кресло губернатора, что укрепило его авторитет, истоки которого восходили еще к 1960-м гг.

Одной из приоритетных задач ПТ на протяжении всего 1983 г. стало проведение кампании за прямые президентские выборы. Для достижения этой цели руководство партии впервые решило войти в единый фронт с другими партиями. После многочисленных манифестаций был проведен крупный митинг в Сан-Паулу (январь 1984 г.), в котором участвовали более 200 тыс. человек.

Начиная с этого момента, движение за прямые президентские выборы преодолевает партийные рамки и получает практически единодушную поддержку по все стране. Миллионы людей заполняли улицы Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро; подобное воодушевление редко встречалось до этого. Кампания за прямые президентские выборы, получившая название «Прямые президентские выборы — немедленно!» («Diretas — jà!»), отражала как большую жизненную силу народных выступлений, так и то, что партиям стало сложно отражать требования населения. Все свои надежды оно возлагало на прямые президентские выборы: это было ожидание реального представительства интересов, но, кроме того, люди надеялись на решение многих проблем (низкие зарплаты, безопасность, инфляция), которые одни лишь прямые выборы президента не могли решить.

Конечно, между уличными манифестациями и Конгрессом, где большинство имела Социально-демократическая партия, пролегала немалая дистанция. Проведение прямых выборов зависело от принятия конституционной поправки двумя третями голосов депутатов нижней палаты. Голосование по этой поправке проходило в обстановке больших народных ожиданий. Опасаясь манифестаций, Фигейреду ввел в Бразилиа чрезвычайное положение. Но хотя поправка в конечном счете была принята, она не набрала достаточного для процедуры изменения конституции количества голосов.

Отказ от прямых президентских выборов вызвал большое разочарование в народе. «Сражение» за определение кандидатуры нового президента должно было состояться в коллегии выборщиков. От Социально-демократической партии были выдвинуты три возможные кандидатуры: вице-президент Аурелиану Шавис; министр внутренних дел, полковник сухопутных войск Мариу Андреацца и Паулу Малуф. Последний ранее избирался непрямым голосованием мэром г. Сан-Паулу и губернатором штата Сан-Паулу, а затем большим количеством голосов прошел в палату депутатов Конгресса.

В 1984 г. отбор правительственного кандидата уже не осуществлялся с одобрения военных, хотя они и могли еще оказать некоторое влияние на этот процесс. Малуф провел энергичную кампанию среди делегатов съезда Социально-демократической партии и, обойдя Мариу Андреацца, добился в августе 1984 г. выдвижения своей кандидатуры. Победа Малуфа спровоцировала окончательный раскол среди тех течений в партии, которые поддерживали других кандидатов. Еще в июле свою кандидатуру отозвал Аурелиану Шавис, перешедший в отколовшуюся группировку, которая впоследствии станет колыбелью новой партии — Партии либерального фронта (ПЛФ — Partido da Frente Liberal, PFL). ПЛФ сблизилась с ПБДЛ, выдвинувшей на пост президента кандидатуру Танкреду Невиса. Обе партии пришли к соглашению и создали в противовес Малуфу Демократический союз (Aliança Democrática). На пост президента был выдвинут Танкреду Невис, а на пост вице-президента — Жозе Сарней.

Кандидатура Сарнея воспринималась в ПБДД со многими оговорками, так как еще до недавнего времени он был одной из главных политических фигур Социально-демократической партии: он был ее председателем и от нее же избирался сенатором. Имя Сарнея было мало связано или вообще не имело ничего общего с лозунгом демократизации, взятым на вооружение ПБДД. Но ПЛФ поставила точку в вопросе о кандидатуре Сарнея, и ПБДД уступила. Тогда, в 1984 г., никто не мог представить масштабов и значимости этого решения для будущего развития.

Танкреду Невис, несмотря на свое выдвижение кандидатом для участия в непрямых выборах, появлялся и в телепрограммах, и на митингах, чем укреплял свой авторитет и привлекал народ на свою сторону. Малуф же, стремясь склонить в свою пользу каждого из членов коллегии выборщиков поодиночке, пытался использовать старые приемы «личного обольщения», но эта его стратегия потерпела неудачу.

15 января 1985 г. Танкреду и Сарней «вчистую» победили на коллегии выборщиков. Вот так, непростым путем, поставив себе на службу электоральную систему авторитарного режима, оппозиция пришла к власти.

Каковы же были основные черты того режима, который был установлен в стране после 31 марта 1964 г.?

Впервые верхушка армии напрямую завладела рычагами власти и взяла на себя многие функции правительства. Военные редко выступали на политической арене как единая сила; в их среде существовали различные течения, которые, впрочем, имели между собой и точки соприкосновения: сторонники Кастелу Бранку («кастелисты»), приверженцы «жесткой линии», националистически настроенные военные («националисты»). Влияние и вес каждой из этих групп варьировались так же, как видоизменялась и апелляция к мнению более широкого круга армии, включая средний офицерский состав, чтобы попытаться навязать определенные кандидатуры или придать легитимность определенным политическим направлениям.

Установленный в 1964 г. режим не был единоличной диктатурой. Его можно было бы сравнить с кондоминиумом, в котором один из высших офицеров — четырехзвездный генерал — отбирался для управления страной в течение определенного срока. Тем самым смена президентов осуществлялась внутри армейской корпорации, при большем или меньшем участии военнослужащих, в зависимости от конкретной отобранной персоны и от окончательного решения высшего военного командования. Внешне президента, кандидатура которого уже была намечена партией НСО, в соответствии с законодательством избирал Конгресс. На деле же, если не принимать во внимание голоса оппозиции, Конгресс просто освящал своим авторитетом спущенный сверху приказ.

Военные правили не в одиночку и во многих случаях не подвергали строгому контролю тех гражданских лиц, с которыми они делили власть. Установленный в 1964 г. режим выдвинул на первые роли и предоставил широкие возможности для деятельности архитекторам экономической политики — таким как Делфим Нетту и Мариу Энрики Симонсен. Были созданы привилегированные условия для госбюрократии, особенно для руководителей госпредприятий, — до такой степени, что можно было говорить о «властном кондоминиуме» военных (как наиболее важной группе среди тех, кто принимал окончательные решения) и технократов из числа госбюрократии.

Режим имел авторитарные черты, хотя и отличался от фашизма. Не предпринимались действия по организации широкой массовой поддержки правительства; военные не пытались создать ни единственную «надгосударственную» партию, ни идеологию, способную привлечь на свою сторону образованные слои населения. Напротив, в университетах и в культурных кругах в целом продолжала доминировать левая идеология.

Весьма очевидны различия между режимом «представительной демократии» 1945–1964 гг. и военным режимом. При военных правили не профессиональные политики, да и Конгресс не был важным органом принятия решений. Управляли страной армейская верхушка в лице высшего военного командования, репрессивные органы и центры «информации», технократическая госбюрократия.

Популизм перестал использоваться в качестве властного ресурса. Потеряли силу те социальные слои, которые обрели голос в предшествующий период, — организованный рабочий класс, студенты и крестьяне. Но профсоюзы, несмотря на репрессии против многих своих лидеров, не были физически разгромлены. Продолжал взиматься профсоюзный налог, что гарантировало выживаемость, а с течением времени и дальнейшее развитие синдикалистских организаций.

Режим не был простым орудием правящего класса. Данный класс, хотя это и не относилось ко всем его группам в равной степени, в целом получал выгоды от политики правительства. Но вместе с тем в течение многих лет правящие слои не принимали участия в проведении экономической политики, которое было сосредоточено в руках всесильных министров финансов и планирования.

После 1964 г. в экономической политике изменилось далеко не все. Так, продолжал действовать принцип сильного присутствия государства в экономической деятельности и в самом регулировании экономики. Это присутствие не всегда было одинаковым, оно менялось вместе со сменой кабинетов; так, оно было более характерным для периода правления Гейзела, чем для эпохи Кастелу Бранку. Но вместе с тем если не все, то многое изменилось. Приобрела широкие масштабы та модель, черты которой во времена Жуселину Кубичека только начинали вырисовываться. Внешние займы и стимулирование притока иностранного капитала превратились в главные элементы финансирования экономического развития и его дальнейшего продвижения; при этом преимущества предоставлялись крупным предприятиям, будь они мультинациональными или национальными, государственными или частными. Тем самым военный режим явно порвал с популистской политикой правительства Гуларта, частью которой была безуспешная попытка обеспечить самостоятельное развитие страны при опоре на национальную буржуазию.

С избранием Танкреду Невиса переход к демократическому правлению не завершился; на этом пути еще должны были произойти непредвиденные повороты. Намеченное на 15 марта 1985 г. вступление нового президента в должность не состоялось. После зарубежной поездки Танкреду Невис был срочно госпитализирован в одну из больниц Бразилиа, где ему была сделана первая операция, ставшая предметом обсуждений; при этом некоторые политики и его друзья присутствовали в операционной. Тем временем Сарней поднялся по пандусу дворца Планалту[174], вступив в должность действующего президента вместо президента избранного в ситуации, которая считалась переходной.

Умирающий Танкреду Невис был перевезен в Сан-Паулу, где он перенес ряд операций. Страна застыла в ожидании бюллетеней о состоянии его здоровья, некоторые из которых внушали необоснованный оптимизм. 21 апреля Танкреду Невис скончался; это был символический день — дата гибели Тирадентиса. Огромное количество людей вышло на улицы, чтобы сопровождать гроб с телом Танкреду, начиная от выезда из Сан-Паулу, затем по пути в Бразилиа и в Белу-Оризонти вплоть до его захоронения в его родном городе. Некоторые манифестации были вызваны потрясением от смертью президента, происшедшей к тому же при таких печальных обстоятельствах. Но присутствовало и ощущение того, что в столь сложный момент страна потеряла выдающегося политического деятеля. Это ощущение имело под собой все основания. Танкреду Невис обладал некоторыми весьма редкими в мире политики качествами, такими как честность, уравновешенность, последовательность в собственных позициях. Эти его достоинства стояли над любыми идеологическими пристрастиями, будь они правого или левого толка.

Тот, кто заменил Танкреду, вскочил на подножку поезда оппозиции в последний момент; в Демократическом союзе ему не хватало авторитета, и это обстоятельство делало еще более ощутимой потерю Танкреду Невиса. Сарней начал свое правление под знаком сильного присутствия личности Танкреду: назначенные Сарнеем министры были отобраны еще Танкреду Невисом. В политическом плане внимание было привлечено к двум моментам: к отмене законов, которые были приняты при военных и ограничивали демократические свободы — так называемых «отбросов авторитаризма», и к выборам Учредительного собрания, которое должно было разработать новую конституцию. Сарней соблюдал политические свободы, но не порвал некоторые нити, соединявшие настоящее с прошлым. Так, например, продолжала функционировать и получать значительные финансовые средства Национальная служба информации.

В мае 1985 г. в законодательстве были восстановлены прямые президентские выборы, предоставлено право голоса неграмотным, а также были легализованы все политические партии. Вышли из подполья БКП и КПБ. Кризис сталинизма и авторитет ПТ, набиравший силу в левых кругах, превратили их в партии-миноритарии.

На ноябрь 1986 г. был назначен созыв Национального Учредительного собрания. В это время должны были состояться выборы в Конгресс и выборы губернаторов, и именно избранным депутатам и сенаторам будет в дальнейшем поручено разработать новую конституцию.

Когда в 1985 г. Сарней вступил в должность президента, экономическая ситуация была менее тяжелой, чем в предыдущие годы. Экспортная политика дала сильный импульс возобновлению экономического роста. Результатом падения импорта и роста экспорта стало положительное торговое сальдо в 13,1 млрд долл., позволившее выплачивать проценты по внешнему долгу. Кроме того, Бразилия накопила валютные резервы, которые к концу 1984 г. составили 9 млрд долл. Таким образом, возникла передышка для ведения переговоров с внешними кредиторами, и правительство смогло позволить себе рассеять недовольство, накопившееся в результате постоянных обращений к МВФ, и сосредоточиться на подготовке прямых двусторонних соглашений с иностранными частными банками-кредиторами. Но проблема внешнего и внутреннего долга оставалась долгосрочной, как и инфляция, которая достигла драматических отметок в 223,8 % в 1984 г. и 235,5 % в 1985 г.

Для борьбы с инфляцией министр финансов Франсиску Дорнелис, племянник Танкреду Невиса, взял на вооружение неолиберальные рецепты. Однако противодействие политике сокращения госрасходов и борьба за получение стратегических постов в правительстве привели в конце августа 1985 г. к отставке Дорнелиса.

На смену ему пришел президент Национального банка развития Дилсон Фунару. Ранее он был министром финансов в правительстве штата Сан-Паулу, занимался предпринимательством. Фунару, связанный с университетскими экономистами; не был склонен следовать рекомендациям, согласно которым покончить с инфляцией следовало посредством экономической рецессии. Когда Дилсон и министр планирования Жуан Сайяд встали у руля управления экономикой, правительство Сарнея находилось в очень сложном положении. Нарастали межпартийные споры, рос поток обвинений в покровительстве друзьям и определенным экономическим группам, в представлениях населения укреплялся образ инертного президента, способного лишь на продвижение интересов частных групп.

Группа экономистов из Католического университета Рио-де-Жанейро выступила против тезиса о том, что сдерживание экономической активности и сокращение дефицита госбюджета обязательно должны привести к падению инфляции. Они ссылались например экономического спада 1981–1983 гг., который стоил стране значительных социальных издержек, а существенно сбить инфляцию так и не удалось. Данный пример, однако, противоречил опыту развитых стран, где рецессия, несмотря на свои негативные черты, была эффективным инструментом борьбы с инфляцией.

Почему же этого не происходило в Бразилии? Главный аргумент в этом споре сводился к тому, что в экономике, подверженной, как в Бразилии, постоянной индексации, прошлая инфляция поглощалась будущей, превращаясь в «инерционную инфляцию». Тем самым формировался порочный круг, выйти из которого можно было, лишь прекратив использование механизма индексации. В свою очередь, прекращение практики индексации могло принести свои плоды только посредством «шоковой терапии», которая покончила бы с коррекцией цен и ввела бы — взамен обесценившегося крузейру — новую сильную денежную единицу. Та форма, в которой должно было воплотиться данное предложение, — запущенная с большой помпой политика «шоковой терапии» — отвечала политическим интересам правительства, стремившегося восстановить свой авторитет.

Выступая 28 февраля 1986 г. по общенациональным каналам радио и телевидения, Сарней объявил о введении «плана Крузаду». Согласно плану, крузейру должен был быть заменен новой, сильной денежной единицей «крузаду» в пропорции 1000:1; индексация отменялась; цены и комиссионные сборы при обменных операциях были заморожены на неопределенный срок, а плата за арендованное жилье — на год. Власти были озабочены тем, сумеют ли они не ухудшить положение трудящихся, а возможно, даже и улучшить его. Ставка минимальной зарплаты была пересмотрена на основе ее среднего показателя за последние шесть месяцев и увеличена еще на 8 % от этого показателя. Впоследствии корректировка зарплат стала автоматической, производимой сразу же по достижении инфляцией отметки в 20 %.

Сарней призвал народ к сотрудничеству в исполнении данного плана и к борьбе с инфляцией не на жизнь, а на смерть. С каждым днем его авторитет стремительно рос. Меры по замораживанию цен нашли живой отклик среди населения, которое не могло следовать извилистыми поворотами экономического развития и предпочитало верить в акты доброй воли со стороны лидера страны. Меры в области оплаты труда дали известную передышку бедноте. В стране воцарилась атмосфера безграничного оптимизма. Резко возросло дорожное движение, и многие впервые в жизни стали потреблять большое количество пива[175].

Но когда первый всплеск энтузиазма прошел, «план Крузаду» начал «давать течь». Он был запущен в момент роста экономической активности, и во многих случаях его следствием было реальное повышение зарплаты. В условиях замороженных цен возник настоящий потребительский бум — начиная с мяса и молока и кончая автомобилями и поездками за границу. В результате принцип замораживания цен стал нарушаться. Другой серьезной проблемой стал дисбаланс долговых платежей в результате увеличения импорта, ставшего возможным вследствие искусственного укрепления бразильской национальной валюты.

К моменту ноябрьских выборов 1986 г.[176] «план Крузаду» уже потерпел неудачу, но широкие слои населения еще не осознали этого. Кандидаты от ПБДД еще могли искать виновных в проблемах с осуществлением плана. Когда же выборы прошли, ранее отсроченное (в связи с замораживанием цен и тарифов. — Примеч. пер.) повышение государственных тарифов и косвенных налогов способствовало взрыву инфляции. Долговой кризис вынудил правительство объявить в феврале 1987 г. мораторий на выплату внешнего долга, что было достаточно индифферентно воспринято как внутри страны, так и за ее пределами. Эйфория, порожденная «планом Крузаду», сменилась настроениями разочарования и недоверия со стороны части общества в отношении избранного пути экономического развития.

Ноябрьские выборы 1986 г. продемонстрировали, что в тот момент ПБДД и правительство еще имели большой авторитет. Во всех штатах, за исключением штата Сержипи, ПБДД сумела завоевать губернаторские посты; также эта партия получила абсолютное большинство в палате депутатов и в Сенате. В тот момент стали даже говорить, что Бразилия подвергала себя риску пойти по пути «мексиканизации», а ПБДД уподобляли некоей вариации Институционно-революционной партии, которая в течение долгих лет удерживала монополию на политическую власть в Мексике[177].

1 февраля 1987 г. состоялось первое заседание Учредительного собрания. Внимание и надежды всей страны были обращены на разработку новой конституции. Имелось огромное желание, чтобы в ней были не только прописаны гражданские права и определены базовые политические институты, но и решены многие проблемы вне ее непосредственного действия.

Работа Учредительного собрания была весьма длительной. Она официально завершилась в день провозглашения новой конституции — 5 октября 1988 г. В тексте этого документа, попавшего под огонь критики с самого момента его вступления в действие в связи с тем, что в нем затрагивались вопросы, формально не относившиеся к конституционной сфере, отразились интересы различных социальных слоев. В стране, где законы не имеют большого значения, различные социальные группы пытались внести в текст конституции максимальное количество правил и установлений, чтобы таким образом добиться гарантии их исполнения в будущем.

Конституция 1988 г. отразила успехи Бразилии в сфере расширения социальных и политических прав не только граждан в целом, но и так называемых меньшинств, в том числе индейцев. Конституция включила в себя и другие новации, например, habeas data (которое обеспечивает право гражданина на получение касающейся его информации из государственных архивов), а также было предусмотрено законодательство по защите прав потребителя.

Одновременно с этим специальный раздел был посвящен проблематике, которую новые реалии глобализированного мира уже оставили в прошлом, особенно в экономической сфере. Госмонополия в нефтяной отрасти, в сфере телекоммуникаций, энергетики, строительства и эксплуатации портов, автотранспорта весьма скоро превратилась в препятствие для поставок товаров и производства услуг и легла бременем на само государство, которое, находясь к тому же в кризисном состоянии, не могло его преодолеть. Подтверждением тому стало принятие всего за несколько лет целого ряда конституционных поправок.

Несмотря на все эти оговорки, Конституция 1988 г. может рассматриваться как рубеж, покончивший с последними рудиментами авторитарного режима. Потребовалось более 13 лет, чтобы начатая генералом Гейзелом в 1974 г. политика открытости переросла в демократический режим.

Переход от военного режима к демократии вписывается в более широкий контекст, который включает в себя почти все страны Южной Америки[178]. По сравнению с наиболее крупными соседними странами Бразилия вышла вперед. Аргентинская диктатура неожиданно пала в 1983 г. вследствие катастрофической для нее Мальвинской войны[179]. Режим Пиночета закончится в 1987–1988 гг.[180] Однако эти страны продемонстрировали примеры перехода к демократии — транзита, чреватые возможностью острых социальных конфликтов, поэтому Бразилии казалось предпочтительным избежать их повторения. Как те деятели, которые, действуя изнутри военного режима, продвигали политику открытости, так и многие политики из числа оппозиции искали модель перехода, основанную на согласии, и эти поиски вели их не в страны Латинской Америки, а в Испанию.

Однако между бразильской и испанской ситуацией имелось больше различий, чем сходств. В Испании выше, чем в Бразилии, уровень взаимодействия между социальными объединениями, что наделяет их лидеров весьма высокой степенью представительства. Это обстоятельство способствовало достижению существенного согласия в рамках пактов Монклоа[181], которые безуспешно попытались воспроизвести в Бразилии. Что же касается политических деятелей, то в Бразилии не нашлось политика уровня короля Хуана Карлоса, который, помимо того, что он был королем, сделал еще и военную карьеру и обладал авторитетом, позволившим ему сблизить разнородные политические силы и проложить дорогу демократическому транзиту.

Почему же бразильский транзит оказался столь длительным и каковы были последствия того, в каких формах он реализовывался? Стратегия «медленного, постепенного и устойчивого» транзита исходила от самого правительства. Амплитуда и скорость ее действия могли быть изменены только в двух случаях: если оппозиция имела бы для этих перемен достаточно сил; либо если эрозия самого авторитарного режима предопределила его коллапс. Но не произошло ни того, ни другого.

Преимуществом бразильского транзита стало то, что он не спровоцировал крупных социальных потрясений. Но его слабым местом явилась неспособность поставить на повестку дня те проблемы, которые простирались намного дальше обеспечения политических прав граждан. Было бы неверным считать, что эти проблемы появились вместе с возникновением авторитарного режима. Неравенство возможностей, отсутствие внушающих доверие и открытых обществу государственных институтов, коррупция, клиентелизм — все это застарелые беды Бразилии. Излечиться от них в мгновение ока было бы невозможно, но в переломный момент транзита можно было бы по меньшей мере начать с ними борьбу.

С другой же стороны, ситуация, когда практически все политические акторы демонстрировали явное согласие на переход к демократии, способствовала и продолжению политики, противоположной достижению подлинной демократии. Тем самым окончание авторитарного режима в большей степени подвело страну к демократии, чем это смог бы сделать консолидированный демократический режим. После 1988 г. как раз консолидация демократии стала одной из главных задач правительства и общества.

Первые после 1960 г. прямые президентские выборы состоялись в 1989 г. Согласно новой конституции, избранным уже в первом туре должен был считаться кандидат, получивший более 50 % голосов. В случае, если никто из кандидатов не получил бы абсолютного большинства голосов, во второй тур вышли бы два кандидата с наибольшим количеством голосов.

Противостояние на выборах Фернанду Коллора ди Меллу и Луиса Инасиу Лулы да Силвы означало развитие событий как раз по второму сценарию. Лула делал упор на проблеме социального неравенства и обращался к организованным социальным движениям. Коллор ставил во главу утла необходимость борьбы с коррупцией, модернизацию и сокращение госрасходов; огонь критики он направил на чрезвычайно высокие зарплаты ряда государственных чиновников, прозванных «marajás»[182].

Вступив в предвыборную борьбу практически без всякой поддержки политических партий, но опираясь на СМИ и особенно на всемогущий телеканал «Глобу», Коллор нанес поражение Луле, получив 36 млн голосов против 31 млн у своего соперника.

Выборы выявили два важных момента. Бразилия постепенно превращалась в общество массовой демократии: в стране имелось 100 млн избирателей, из которых примерно 85 %, как это повторилось и в ходе последующих выборов, приходили на избирательные участки. Такой высокий процент явки объясняется не только обязательным характером участия в выборах лиц от 18 до 70 лет, но и тем, что граждане Бразилии придавали голосованию большой символический смысл. Другой значимой чертой выборов 1989 г. были весьма выразительные результаты голосования за Лулу, который утвердился в качестве народного лидера.

Несмотря на то, что победитель на тех выборах был поддержан элитами, которые видели в нем альтернативу левому кандидату, фигура Коллора воспринималась как далеко не безоговорочная. Будучи губернатором небольшого штата Алагоас, где он владел медиахолдингом, он был слабо связан с финансовыми кругами и крупным бизнесом Центро-Юга.

Когда в марте 1990 г. Коллор вступил в должность президента, инфляция достигала 80 %, и была велика угроза ее дальнейшего роста. Коллор объявил о введении в действие радикального экономического плана («план Коллора». — Примеч. пер.), согласно которому все имевшиеся банковские депозиты были заблокированы на 18 месяцев; разрешалось снять сумму, не превышавшую 50 тыс. крузейру[183]. Также в соответствии с планом были заморожены цены, урезаны госрасходы и увеличены некоторые налоги. Одновременно с этим Коллор начал предпринимать меры по модернизации страны, инициировав приватизацию государственных предприятий, большую открытость к внешним рынкам, сокращение числа государственных чиновников, в основе которого, впрочем, не было никакого качественного критерия.

Очень скоро обвинения в захлестнувшей все и вся коррупции в рядах правительства, которые появились в результате разоблачений, исходивших от самого брата президента Педру Коллора, заставили палату депутатов проголосовать в сентябре 1992 г. за отстранение Коллора от власти до того момента, когда Сенат рассмотрит запрос (нижней палаты. — Примеч. пер.) об импичменте. Ход расследования, транслировавшийся телевидением на всю страну, манифестации молодежи из среднего класса, которая выходила на улицы с требованием импичмента, — все это предвещало, что Коллор никогда больше не вернется к власти. Будучи уверен в своем поражении, в декабре 1992 г. Коллор подал в отставку. Но даже и при таком повороте дела Сенат признал его виновным в действиях, несовместимых с должностью президента, и он был лишен политических прав сроком на 8 лет.

Отставку президента по обвинению в коррупции в стране, для которой совсем не характерно честное ведение дел как в государственном, так и в частном бизнесе, можно объяснить рядом основополагающих причин. С одной стороны, Коллор, стремясь свести к минимуму вполне реальный риск отстранения от власти, весьма неуклюже вел себя в ходе расследования. Это привело к тому, что он потерял поддержку в Конгрессе, где он так и не имел большинства. В то же самое время от него отстранились и экономические элиты, с которыми у него никогда не было хороших отношений. С другой стороны, неожиданно энергичные действия молодежи из среднего класса, продемонстрировавшие неприятие коррумпированности властных структур, произвели впечатление на Конгресс и превратились в важный фактор, обусловивший падение президента.

На президентский пост вступил вице-президент Итамар Франку, бывший сенатор от штата Минас-Жерайс, который в годы военного режима придерживался умеренно-оппозиционных взглядов. Главной проблемой, с которой он вынужден был столкнуться, стал возврат инфляции в условиях провала тех мер, которые были предприняты Коллором. В течение первого месяца функционирования нового правительства, в январе 1993 г., инфляция уже достигла отметки в 29 %, превысив к декабрю того же года 36 %.

В первые месяцы 1994 г. министр экономики Фернанду Энрики Кардозу приступил к проведению подготовительного этапа еще одного экономического стабилизационного плана. Реализовав первые меры этого плана, он покинул свой пост для участия в президентских выборах. Интеллектуал, снискавший огромное уважение, успешно перешедший из академической среды в политическую сферу, он тем не менее был не слишком известен широкой публике, когда принял решение вступить в предвыборную борьбу в качестве кандидата от альянса ПБСД[184] и ПАФ. В июле 1994 г, был запущен «план Реал», который стал явной противоположностью предыдущим экономическим схемам. Население не было захвачено врасплох, как это произошло совсем недавно. Согласно плану, была создана новая национальная денежная единица, названная реал. Она была переоценена по отношению к доллару, что стало возможным как в связи с реструктуризацией внешнего долга, так и в силу того, что Бразилия накопила валютные резервы в размере около 40 млрд долл. Фиксированный курс реала к доллару установлен не был, допускался плавающий курс реала в определенном «коридоре». Пример Аргентины, где валютный паритет создал серьезные проблемы с ликвидностью, послужил для того, чтобы предостеречь Бразилию от повторения той же модели.

Стабилизационный план не предусматривал замораживания цен и был направлен на поэтапную деиндексацию экономики. Обмен старых денег на новые — крузейру на реалы — был не более чем символическим. В течение всего лишь нескольких месяцев все деньги, имевшие хождение в стране, были обменяны на реалы; эта операция стала весьма знаменательной как с организационной точки зрения, так и по тому, как она была воспринята населением.

На выборах октября 1994 г. Фернанду Энрики Кардозу был избран президентом в первом туре, получив около 54 % голосов. Лула, снова участвовавший в президентской кампании, остался вторым[185]. Подобный результат стал итогом действия многих факторов, но решающую роль сыграл «план Реал». Оппозиция, особенно ПТ, допустила серьезную ошибку в его оценке, настаивая на том, что «план Реал» был всего лишь «предвыборной приманкой», которая вскоре вызовет тяжелый экономический спад. Однако план, запущенный в стратегически продуманный момент и способствовавший победе Фернанду Энрики Кардозу на президентских выборах, отнюдь не сводился к обеспечению этой победы. Наделе никакой рецессии не последовало; напротив, благодаря ощутимому падению инфляции покупательная способность населения в последующие годы повысилась.

6.4. Структурные изменения после 1950 г.

По самым общим подсчетам, население Бразилии увеличилось с 51,9 млн человек в 1950 г. до почти 164 млн в 1999 г. Таким образом, в течение 40 лет оно выросло более чем вдвое. По данным переписи населения 1980 г., распределение населения по половому признаку было почти равным: 59,8 млн женщин и 59,1 млн мужчин. В составе населения большинство составляли белые (54,2 %), за ними следовали потомки смешанных браков — особенно мулаты (38,8 %), затем негры (6,0 %), индейцы (0,6 %) и лица, не указавшие своей расовой принадлежности (0,4 %). Не исключено, что количество белых оказалось преувеличено из-за укорененности расовых предрассудков среди части населения, предпочитавшей позиционировать себя «белыми», а не полукровками.

Население было преимущественно молодым, почти половина его (49,6 %) была моложе 20 лет. Однако, как уже происходило с 1960 г., рос индекс старения населения — количество пожилых людей (65 лет и старше), которое приходится на 100 молодых (15 лет и моложе). Этот индекс, составлявший 6,4 % в 1960 г., возрос до 7,5 % в 1970 г. и до 10,5 % в 1980 г.

Наиболее значительным демографическим феноменом стало снижение уровня рождаемости, особенно начиная с 1970-х гг. В 1940-е гг. уровень рождаемости составлял 6,3 ребенка на одну женщину детородного возраста. Начиная с 1960-х гг., этот уровень сильно снизился, дойдя в 2000 г. до 2 % (см. рис. 1).

По всей видимости, падение уровня рождаемости в первую очередь явилось следствием кампаний по пропаганде контрацептивов и стерилизации женщин. Невозможно сказать, выросло ли также количество абортов, поскольку они, за исключением особых случаев, считаются преступлением. Как бы то ни было, применение контрацептивов отражает не только политику правительства, вызвавшую резкую критику со стороны католической церкви, но и стремление самих женщин и супружеских пар иметь меньше детей. Среди причин подобного стремления можно выделить осознание невозможности хотя бы на минимальном уровне содержать большое количество детей и дать всем им образование.

Несмотря на снижение рождаемости, уровень роста населения продолжал быть высоким, поскольку ощутимую роль сыграло снижение уровня смертности. Ежегодный уровень прироста населения в начале 1980-х гг. (2,3 %) примерно соответствовал средним показателям развивающихся стран (2,4 %) и почти в 4 раза превосходил показатели развитых стран (0,6 %). Но поскольку новое значительное снижение уровня смертности маловероятно, в будущем сокращение рождаемости выльется в большее сокращение роста населения. Данные за 1996 г. свидетельствуют, что этот рост сократился на 1,2 %.

Рис. 1. Общий уровень рождаемости (1940–2000)

Источник: IBGE. Brasil em Números. Vol. 7, 1999. P. 78

На распределение населения по регионам большое влияние оказали крупные перемещения людских потоков с Северо-Востока и из штата Минас-Жерайс в направлении Центра и Юга, а также заселение сельскохозяйственной границы, которая брала свое начало у истоков р. Паранá и пролегала через Центро-Запад (штаты Гойас и Мату-Гроссу) и Северо-Запад (штат Рондония). Крупные миграции жителей Северо-Востока в регионы Центро-Юга были результатом, с одной стороны, импульсов индустриализации, а с другой — тяжелой засухи, которая — особенно в 1950-е гг. — неоднократно поражала северо-восточные регионы.

Вторым крупным миграционным феноменом этого периода стало перемещение населения на Центро-Запад и Северо-Запад. Начальный импульс этому процессу дало — прямо или косвенно — само федеральное правительство, предоставив для этого большие возможности. В этом плане строительство столицы — Бразилиа — может рассматриваться как веха на пути так называемого «продвижения на Запад» — давнего устремления, провозглашенного еще Варгасом в период «Нового государства». Миграционные потоки переросли национальные границы и устремились в Парагвай, где осели многочисленные независимые земледельцы, занятые преимущественно в производстве сои и кофе, — так называемые «бразигвайцы»[186].

Необходимо напомнить, что миграции населения в направлении безлюдных пространств имели серьезные последствия в социально-политическом плане. Создав новые возможности, «сельскохозяйственная граница» способствовала снижению напряженности вокруг земельного вопроса в тех регионах, которые были заселены и освоены намного раньше. Без существования этой границы новые конфликты из-за земли были бы гораздо острее существующих.

Значительно выросло городское население. Если взять за основу определение, согласно которому городами считаются населенные пункты с количеством жителей от 20 тыс. человек и выше, то можно констатировать, что в 1980 г. большинство населения (51,5 %) превратилось в городское — в отличие от 16 % жителей, проживавших в городах в 1940 г. В 1996 г. этот уровень достиг 76 %.

Начиная с 1950-х гг., темп урбанизации невероятно ускорился. Для сравнения можно привести пример США, где потребовалось 80 лет (с 1870 до 1950 г.), чтобы доля городского населения возросла с 25 до 64 %. К 1980 г. процент американцев, проживавших в городах, составлял 61 %, что не слишком превышало бразильские показатели того же года. На этом сравнение заканчивается. По уровню распределения расходов и качества жизни в городах США и Бразилия демонстрируют глубокие качественные различия, которые не выявляются одними лишь количественными показателями.

Рост урбанизации был порожден рядом факторов. С одной стороны, начиная с 1950-х гг., расширялась занятость в промышленности и особенно в многопрофильном секторе услуг. С другой стороны, несмотря на существование «сельскохозяйственной границы», такие явления, как сгон сельских жителей с земли, развитие механизации, изменение видов деятельности в сельской местности, ставших менее трудозатратными, выталкивали население из деревни в город.

В 1980 г. в столицах 9 штатов проживало уже более 1 млн человек; это число возросло до 11 млн в 1990 г., причем в авангарде этого процесса шел г. Сан-Паулу, за которым следовали Рио-де-Жанейро, Белу-Оризонти, Порту-Алегри и далее все остальные.

Несмотря на продвижение индустриализации на протяжении нескольких десятилетий, в 1950 г. Бразилия все еще могла считаться преимущественно аграрной страной. За 30 лет картина сильно изменилась — до такой степени, что данное определение перестало соответствовать действительности. Если в 1950 г. 59,9 % экономически активного населения (ЭАН) было занято в основном в добывающих отраслях, то в 1980 г. эта цифра упала до 29,2 %. Доля добывающих отраслей в общей структуре ВВП составляла 24,2 % в 1950 г. и едва доходила до 9,8 % в 1980 г. Показатели доли различных отраслей в общей структуре ВВП за 1998 г. свидетельствуют о том, что доля сферы услуг была равна 59,7 %, промышленности — 32,3 %, а сельского хозяйства — 8 %.

Другим индикатором перемен стала структура бразильского экспорта. С годами доля в нем продукции сельского хозяйства и сырья (например, кофе и железной руды), за исключением сои, имела тенденцию к снижению по сравнению с промышленными товарами. Начиная с 1978 г., промышленные изделия превзошли в стоимостном отношении экспортную сырьевую продукцию. Однако же в числе продуктов, производимых индустриальным способом, много таких, уровень промышленной обработки которых невелик, — например, апельсиновый сок.

Факт большего развития промышленности, чем сельского хозяйства, еще не свидетельствует о том, что последнее находится в состоянии стагнации. Напротив, в структуре сельскохозяйственного производства произошел ряд перемен, глубоко затронувших трудовые отношения.

После последнего периода роста производства кофе в начале 1950-х гг. оно начало сдавать позиции перед лицом другой экспортной продукции. Взлет кофейного производства пришелся как раз на 1950 г., когда доля кофе составляла 63,9 % от общей стоимости экспорта. Затем конкуренция на мировых рынках и тенденция к падению цен создали ситуацию, когда экспорт кофе пришел в упадок до такой степени, что в 1980 г. на долю кофе приходилось едва лишь 12,3 % стоимости всего экспорта. Данные за 1996–1998 гг. говорят о том, что в этот период соя вытеснила кофе и превратилась в главную статью сельскохозяйственного экспорта.

Крупные кофейные плантации были выкорчеваны, и на их месте стали выращивать такие культуры, как соя в бассейне р. Паранá и апельсины во внутренних областях штата Сан-Паулу. После начала реализации программы «Proálcool»[187] распространение получили и плантации сахарного тростника в штате Сан-Паулу и на Северо-Востоке.

Хотя выращиванием и сахарного тростника, и апельсинов занимались независимые производители, в обеих отраслях имелась и тенденция к образованию аграрно-индустриальных комплексов, которые являлись одновременно и производителями, и переработчиками. Если исходить из объема капитала, необходимого для организации подобных комплексов, то можно было констатировать наличие устойчивой тенденции к появлению олигополий.

Одним из главных последствий замены кофе другими сельскохозяйственными культурами и распространения пастбищ стало уменьшение необходимого для производства числа работников. Помимо этого, рационализация сельскохозяйственного производства, направленная на достижение большей производительности труда и на получение больших прибылей, привела к кризису старой системы колоната (в регионах Центро-Юга) или поселений (на Северо-Востоке). На место колонов или поселенцев пришли «bóias-frias»[188] — наемные работники, которых нанимали для сезонных работ на фазенде, — например, для рубки сахарного тростника или для сбора апельсинов. Эти люди, в отличие от колонов, только частично интегрируются в сельскую жизнь. Они живут в городах поблизости от крупных фазенд, куда их нанимают на работу либо напрямую сами аграрно-индустриальные комплексы, либо посредники, которых в регионах Центро-Юга прозвали «котами». Именно с формированием данного слоя трудящихся-бедняков и связано по большей части возникновение фавел в городах, расположенных в глубинке штата Сан-Паулу, пусть и не столь крупных, как в столице штата.

Было бы опрометчиво утверждать, что «bóia-fria» является сельской «вариацией» городского рабочего и олицетворяет собой проникновение капиталистических отношений в деревню. Характерная форма модернизации крупных земельных владений заключается во внедрении машин и механизмов и в постепенной замене большого количества работников низкой квалификации ограниченным числом работников средней квалификации. Время покажет, может ли этот процесс уменьшить значение фигуры «bóia-fria» или даже привести к ее исчезновению.

Распространение наемного труда в деревне повлекло за собой рост требований, вытекавших из самой его природы. Для «bóias-frias» владение землей стало недосягаемой мечтой. Посредством стачек и переговоров они стремились получить права, присущие именно наемным работникам.

В самый недавний период на политическую арену вступило «Движение безземельных» (Movimento dos Sem Terra, MST) и оттеснило социальные требования «bóias-frias» на второй план. Это движение, лидеры которого стремятся к некоей разновидности «аграрного социализма» и которое обладает поддержкой так называемых прогрессивных кругов католической церкви, добилось невероятных успехов в деле организации тех, кто лишен земли. Особенно на первом этапе своего существования оно стало могущественным инструментом давления на правительство Фернанду Энрики Кардозу, требуя от него ускоренной разработки аграрной реформы.

Между тем, на протяжении лет «Движение безземельных» усилило свои радикальные акции — захваты земли и госучреждений, разрушение пунктов сбора оплаты при въезде и выезде с платных автодорог, проявив тем самым склонность к насильственному осуществлению социальной революции — объекта их устремлений. Тем самым это движение превратилось в фактор постоянной нестабильности, что оправдывает защитные меры со стороны государства, но не ответное насилие со стороны подразделений военной полиции штатов.

Необходимо иметь в виду, что модернизация аграрной сферы и концентрация собственности являются важными факторами аграрных движений. В 1980 г. доля минифундий (так называются сельскохозяйственные владения менее 10 га) составляла 50,4 % от общего числа земельных владений, но они занимали всего 2,5 % от общего количества земель. На другом фланге располагаются латифундии — владения размером более 10 тыс. га, доля которых составляет 0,1 % от всех владений, но которые занимают 16,4 % всей территории страны.

Поэтому знамя борьбы за аграрную реформу не исчезло, просто изменились акценты на начертанных на нем лозунгах. До середины 1960-х гг. лозунг аграрной реформы сочетал в себе и социальные, и экономические цели. Его приверженцы настаивали как на том, что сельские трудящиеся имеют право на землю, так и на необходимости ориентации аграрной реформы на стимулирование производства продуктов питания и на вовлечение маргинализированных масс в рыночные отношения. Расширение потребительского рынка рассматривалось как необходимое условие для продвижения процесса индустриализации.

После установления военного режима процесс индустриализации существенно продвинулся; при этом аграрная реформа осталась в стороне. Данный факт был не случаен, он явился следствием сознательного выбора. Военные правительства отказались от идеи расширения спроса за счет увеличения покупательной способности бедных слоев населения. Вместо этого они сделали выбор в пользу стимулирования производства потребительских товаров длительного пользования (например, автомобилей), предназначенных для лиц с высоким и средним уровнем доходов.

Подобный выбор наряду с трансформациями в деревне создал ситуацию, при которой экономические аспекты аграрной реформы — уже в наши дни — оказались оттеснены на второй план. При этом указывалось на тот факт, что производительность новых сельских поселений зависит от инвестиций и помощи государства, которое само находится в состоянии кризиса. Таким образом, аграрная реформа превратилась прежде всего в вопрос социальной справедливости для масс обездоленных.

Масса бедных или даже нищих производителей по-прежнему огромна. В 1975 г. около 3,64 млн сельскохозяйственных предприятий, составлявших 73 % от их общего количества, обрабатывали землю, не применяя плуга (ни механического, ни с использованием тягловой силы животных). Такое же число сельских семей (73 %) в 1980 г. имело денежные доходы на душу населения размером в половину минимальной зарплаты или даже меньше. С этой картиной контрастируют рентабельные семейные плантации, на которых выращивают пшеницу и сою на Юге и Юго-Востоке и фрукты — на Северо-Востоке.

В 1950— 1980-е гг. Бразилия превратилась в полуиндустриальную страну; объем ее промышленного производства был самым высоким из всех стран так называемого «третьего мира». Помимо этого, промышленность стала гораздо менее зависеть от импорта. По данным 1985 г., 4/5 потребностей в средствах производства (машинах и оборудовании) удовлетворялась за счет внутреннего производства, не прибегая к импортным поставкам. С 1981 г. страна вступила в фазу сильной и достаточно длительной рецессии, несмотря на восстановительный период 1984–1987 гг.

В период с 1950 по 1980 г. усилилась тенденция к упадку традиционных отраслей, что проявилось в падении стоимости производства потребительских товаров недлительного пользования (например, продуктов питания и напитков) в общей массе стоимости промышленного производства. Одновременно выросли другие отрасли — особенно производство товаров длительного пользования и производственного назначения. Наиболее «ударной» отраслью, производившей товары длительного пользования, было автомобилестроение, которое вышло на показатели около 10 % ВВП. Во всех регионах, включая Северо-Восток, произошли изменения в структуре промышленного производства. Две классические составляющие промышленности Северо-Востока — производство продуктов питания и текстильная индустрия — оказались заменены другой «парой»: химической промышленностью и производством продуктов питания, при этом химическая промышленность выдвинулась на первое место. В аграрно-индустриальном комплексе, образованном на базе сахарных заводов, на передовые позиции вышло производство не только сахара, но и этилового спирта, необходимого для автомобильной промышленности. Немногочисленными, но весьма важными в качественном отношении были предприятия с участием иностранного капитала. Если мы посмотрим на принадлежность 15 крупнейших частных предприятий, выставленных на торги в 1991 г., то только два из них были бразильскими.

На протяжении длительного отрезка времени все более разнообразными становились источники поступления иностранных инвестиций: традиционное преобладание американского капитала хотя и сохранялось, но в меньших пропорциях; в то же время значительно расширился объем инвестиций, поступавших из Испании.

Рис. 2. Процент неграмотности в возрастной группе от 15 лет и старше (1900–2020)

Источник: IBGE. Brasil em Números. Vol. 7, 1999. P. 127. Процентные данные по 1910 и 1930 гг. добавлены автором. Данные по периоду 1992–2020 гг. носят прогностический характер.

Что касается сферы образования, то начиная с 1950-х гг. процент неграмотных в возрастной группе от 15 лет и старше имел устойчивую тенденцию к снижению, как это показано на рисунке 2, Несмотря на это, если исходить из региональной значимости ряда территорий, таких как, например, Северо-Восток, Бразилии еще предстоит многое сделать в этой области (см. сравнительные данные по ряду стран на рис. 3).

Рис. 3. Процент неграмотности в возрастной группе от 15 лет и старше в отдельных странах (1995)

Источник: IBGE. Brasil em Números. Vol. 7. 1999. P. 133.(1) Данные согласно статистическим подсчетам Департамента ЮНЕСКО за 1994 г.

Что касается посещающих школу детей и подростков от 7 до 14 лет, то данные недавнего времени носят весьма позитивный ха рактер благодаря большой работе, проделанной в этой области в течение последних лет. Эти успехи очень важны, так как они отражают улучшение показателей охвата молодых людей школьным образованием. Данные таблицы 1 показывают также, что разрыв между городом и деревней еще остается, но он меньше, чем можно было бы ожидать.

Таблица 1

Процент охвата школьным образованием детей и подростков от 7 до 14 лет по месту жительства (1997)

Необходимо учитывать, что в последние годы Бразилия обогнала некоторые страны Европы и Латинской Америки по такому показателю, как общие затраты на образование в процентном отношении к ВВП. Тем самым Бразилия стремится преодолеть свое вековое отставание в этой области (рис. 4).

Все это не означает, что больше никаких проблем нет. Среди нерешенных проблем можно выделить второгодничество и качество преподавания. В сфере базового образования качеством преподавания выделяются некоторые частные школы, что контрастирует с недостатками государственных школ. Диаметрально иная ситуация в государственных университетах, где обучение бесплатно.

Возможность поступления в такие университеты обусловлена успеваемостью в школах, дающих базовое и среднее образование хорошего уровня, и теми знаниями, которые, будучи получены дома и в сфере социальной жизни, представляют собой «неофициальный аттестат зрелости». Тем самым самое престижное образование в государственных университетах становится весьма труднодоступным для выходцев из бедных слоев и для представителей низшего среднего класса. Эти социальные слои представляют собой наиболее предпочтительную среду для частных вузов, где уровень преподавания, за небольшим исключением, сравнительно ниже.

Рис. 4. Общие затраты на образование в процентном отношении к ВВП, по некоторым странам (1996)

Источник: IBGE. Brasil em Números. Vol. 7. 1999. P. 131.(1) Данные 1995 г.(2) Данные 1994 г.

Расширение частных учебных заведений в сфере высшего образования станет понятным, если учесть, что в 1960 г. в них обучались 44 % от числа всех студентов вузов. Это число возросло до 50 % в 1970 г. и дошло до 65 % в 1980 г.

В то же время есть и показатели по другим сферам, которые указывают как на прогресс, так и на недостатки, имевшие место в период между 1950 и 1980 гг. Средняя продолжительность жизни, отражая общее состояние здравоохранения и медицинского обслуживания, резко возросла — с 46 до 60 лет. Подобный рост был зафиксирован во всех регионах. Если принять регион Юга за «позитивный полюс», а Северо-Восток — за «негативный», то мы увидим следующую картину. На Юге ожидаемая средняя продолжительность жизни в 1950 г. составляла 53 года, а в 1980 г. — около 67 лет. На Северо-Востоке тот же показатель равнялся 38 годам в 1950 г. и 51 году в 1980 г. В последние годы эти показатели продолжали расти. По данным 1999 г., ожидаемая средняя продолжительность жизни приближается к 64 годам (см. рис. 5).

Рис. 5. Предполагаемая продолжительность жизни при рождении (1930–2000)

Источник: IBGE. Brasil em Números. Vol. 7. 1999. P. 77. Внимание: для периода 1980–2000 гг. речь идет о прогнозируемых показателях роста населения Бразилии

Также упала детская смертность, измеряемая числом умерших детей до одного года на 1 тыс. младенцев. По Бразилии в целом уровень детской смертности уменьшился со 130 в 1950 г. до 86 в 1980 г. и до 35,6 в 1999 г.

Основные показатели, по которым измеряют качество жизни, также демонстрируют как прогресс, так и недостатки. Они представлены на рисунке 6; многие из них отражаются в улучшении показателей детской смертности и состояния здоровья нации.

Рис. 6. Качество жизни. Инфраструктура. Процент бразильских домохозяйств, охваченных некоторыми коммунальными услугами

Источник: О Estado de S. Paulo. 23.07.2000. P. A-13

Одними из наиболее серьезных в стране являются такие проблемы, как распределение доходов и абсолютная бедность. В области распределения доходов Бразилия занимает одну из наихудших позиций в мире. Этот факт становится еще более красноречивым, если принять во внимание, что по совокупности ВВП Бразилия рассматривается как страна с более высоким средним доходом. Рисунок 7 дает ясное представление о том, насколько тяжела эта проблема.

В 1990-е гг., согласно национальным социологическим критериям, значительно уменьшилось количество бедных и обнищавших слоев населения. Благодаря тому, что в 1993–1998 гг. был положен конец разорительной инфляции, а цены были стабилизированы, это количество сократилось с 59,4 млн человек (41,7 %) до 50,1 млн человек (32,7 %). Данный факт уже и сам по себе весьма позитивен, но необходимо отметить, что неравенство в распределении доходов осталось почти на том же уровне, как, впрочем, это имело место по меньшей мере с 1980 г.

Рис. 7. Концентрация доходов в Бразилии. Доходы наиболее богатых и наиболее бедных по отношению к общему количеству доходов в стране, в %

Источник: Folha de S. Paulo. 29.04.2000. P. 3–1.

Имеются и крупные диспропорции в распределении дохода по половому признаку или расовой принадлежности. После 1970 г. на рынке труда постоянно возрастало количество женщин, что стало результатом действия ряда факторов, среди которых особое значение имел бурный экономический рост, приведший, в свою очередь, к расширению занятости в сочетании со стимулированием потребления. Кроме того, многие женщины, стремясь пополнить семейный бюджет, стали искать работу помимо своих домашних обязанностей. Что же касается социальных отношений, то со временем общество стало рассматривать применение женского труда в подавляющем большинстве профессий как абсолютно нормальное.

При всем этом дискриминация по половому признаку на рынке труда никуда не исчезла. Женский труд оставался ограничен преимущественно рамками так называемых «женских профессий», которые в 1980 г. охватывали 70 % работниц. Женщины с низким уровнем образования — это домработницы, городские рабочие, те, кто заняты на сельскохозяйственных работах; обладательницы среднего образования работают секретаршами, продавщицами и медсестрами.

В профессиях, квалифицируемых как «женские», существует тенденция к меньшей оплате, поскольку они рассматриваются как «женский труд». Более того, данное неравенство оплаты отмечается даже при сопоставлении мужчин и женщин, выполняющих одни и те же функции. Любопытно, что на высших и руководящих должностях, где доходы являются более высокими, разница в оплате труда женщин и мужчин имеет тенденцию к увеличению.

В последние десятилетия знаменательные изменения произошли в области религиозной принадлежности граждан. Бразилия всегда была страной, где подавляющее большинство населения исповедовало католицизм. По данным за 1994 г., католики продолжают составлять большинство, охватывая около 2/3 взрослого населения. Но все более явным становится и продвижение других религий.

Для этих восходящих религий, или, скорее, их ответвлений, характерна апелляция к эмоциональной сфере людей; в своих ритуалах данные религии используют такие приемы, которые, по их мнению, могут способствовать чудесному коллективному излечению и «изгнанию дьявола». Наиболее наглядным примером подобной тенденции являются движения пятидесятников, вдохновленных американским примером проведения многолюдных церемоний под предводительством так называемых телепроповедников. Пятидесятники составляют 10 % взрослого населения, или 10 млн человек; новых членов своего движения они привлекают из бедных слоев, в противоположность так называемым «традиционным протестантам», составляющим 3,3 % населения.

Даже в лоне католической церкви возникло течение «за обновление благодати», вдохновленное аналогичным течением в США. В 1994 г. его сторонники составляли 3,8 % взрослого населения Бразилии. Данное движение является реакцией на деятельность тех секторов в католической церкви, которые связаны с борьбой за социальные реформы; неся на себе сильную печать консерватизма, оно обращено к сфере личных и семейных отношений, а также к чтению религиозных текстов в ходе больших церковных церемоний.