Крис и Шанелька [СИ]

Глава 19

Вечером в корпусе было ожидаемо шумно и истерически весело. Гремела музыка из актового зала, Шанелька отметила, пробираясь со штативом и фотокамерой мимо гитаристов, бандуристов и всяких дудочников, очень неплохая, какой-то неформальный заводной рок-н-ролл. В холлах на диванчиках витийствовали мужчины, то лысые, то бородатые, крепко в возрасте и крепко навеселе, окруженные девами и юношами, опять же с инструментами. Двери в сторону парка без перерыва крутились, сверкая стеклянными плоскостями.

И там, в почти уже черной бархатной темноте, просвеченной огнями фонарей и яркими окнами, орали и шумели гости.

Где-то я такое же точно… слышала и видела…

Так думала Шанелька, идя вместе с Крис в темноту, на дальние пятна цветного света за ветками.

Да, литературная тусовка — ничем не отличалась, разве что вместо гитар и дудок посетители таскали с собой самоизданные книжки и выхватывали из карманов молескины — увековечить гениальное, пока не исчезло из памяти.

— Ой! Я еще вспомнила!

Они шли совсем одни, по узкой витой дорожке, звук шагов улетал под черные, резко пахнущие хвоей сосны — парк оказался слишком большим для народного веселья, оно осталось там, у входа в освещенный корпус.

— Когда я приезжала. Вечером, вот точно так же, и мы стояли на балконе, в номере своем. А внизу какой-то издатель устроил нам цирк. Он сначала кричал. Стоя. Потом бегал по клумбам. Потом ходил на четвереньках и пытался так двери преодолеть. Головой бился. Не вышло, и он остался снаружи. Стал кидать телефон, в нас. Не докинул и тот улетел в опунции. А издатель вытащил бумажник и стал оббрасываться купюрами. Обсыпаться, в общем. Я не сразу поняла, мы смотрели сверху, а девочки стали смеяться, мол, да кивни ты ему. Крис, это он мне, оказывается, деньги кидал. Манил. Я там самая была лохматая, он с косых глаз только башку блондинистую и разглядел. Пытался меня закадрить.

— Вишь, какая востребованная, товарищ библиотэкарь. Умчалась бы с богатым издателем на авто, вся обсыпанная деньгами. А ты — книжки, книжки.

— Тьфу на него, еще с четверенек поднимать. Утром сказали, он из номера телевизор выкинул, с балкона.

— Хороший поступок. Все телевизоры всегда нужно выкидывать. С балконов. А что же телефон?

— Так и лежал до утра. Никто за ним в колючки не полез, так что товарищ издатель утром, похмельный, лазил там, кололся и угнетался. Потом винился перед администрацией. За поведение.

— Какая насыщенная культурная жизнь.

— Угу. У библиотекарей. Мы пришли.

Сверху, с дорожки, поляна розария казалась чистым волшебством. Кусты мягко сияли от спрятанных в траве фонариков, сверкали на лепестках капли, отражая свет других, тех, что гирляндами висели в ветках деревьев. Издалека невнятно шумела музыка, слышались крики. А за листвой, где белела балюстрада с пузатыми столбиками, мерно накатывало море, гремело галькой. И стоя перед кустом, усыпанным черными, в золотой патине, крупными цветками, Шанелька думала, нажимая кнопочку уже послушной ей фотокамеры, когда-то вместо фонариков тут чадили факелы, рвали пламя вечерним бризом. А еще раньше — просто костры на берегу. Еще раньше — только звезды. Нас не было, а море было. Мы умрем, оно останется. Такие несложные, такие истинные мысли, они приобретают вес там, где вечность просто существует. Вот всегда так. Стоит морю мерно заговорить, и Шанелька думает о таком. О высоком. И это успокаивает. Бандана Костика уволакивается в далекую даль, становится крошечной, на маленькой голове, посаженной на маленькую фигурку. Да, больно. И грустно. И всяко плохо. Но море мерно говорит о других размерах, других шкалах и единицах, ставя этим все на свои места. Здорово, что они тут с Крис, и молчат, а не слушают ухаживаний, во время которых все вокруг, все вечное — небо в звездах, мерное море, молчаливые горы — все лишь инструмент для завлечения. Ходить, помахивая рукой, указывать на созвездия, декламировать стихи. Пока барышня внимает, раскрывши рот.

— И чего ты хихикаешь? — вполголоса спросила Крис, касаясь пальцами темных лепестков.

— Гром. Вспомнила что-то. Костя Гром.

— Фу на него. Гони отсюда.

— Уже. А давай еще утром придем? Без фонарей посмотреть.

— Да.

Укладываясь, под нескончаемый шум и шаги в коридорах, Шанелька подняла голову, проверяя орла, он смирно сидел в углу, под окном, так же, как в бывшем родном отельчике с фламинго и цаплями.

— Привязывать завтра снова.

— Сирожи помогут, — зевнула Крис, — и Жорики, сказали, всей толпой придут, провожаться. Спи, нам рано вставать.

Шанельке стало сонно и весело. Мальчишки не дали им скучать, валялись рядом на пляже, бегали с ними купаться, от пуза нафотались с орлом, надавав своих адресов в контакте, а после пришли девочки, пловчихи. И тут Шанелька немного поняла повышенный интерес юных аполлонов к постороннему женскому полу, девочки походили на мальчиков, как близнецы, по случайности натянувшие на мускулистую грудь купальные лифчики. С такими же плечами вразворот и с мощными крепкими бедрами. Но оказались девчонки милыми и веселыми, так что остаток дня, как и предрекала Крис, помог Шанельке успешно восстановить подорванный Костиком энергетический баланс. Это даже лучше, думала усталая Шанелька, проваливаясь в сон, чем крутить флирт с Димочкой Фуриозо, переживая — посмотрит или нет, позвонит или погулялся-забыл. Но все равно, устала. Уже хочется туда, на западное побережье, где мало людей, где скалы. И можно бродить, лежать, смотреть на брызги, молчать. Потом медленно возвращаться обратно. Спать.

Сон плавно входил в голову, будто ее голова — море. И он заходит, медленно, постепенно, чтоб окунуться в нее. С головой. В голову — с головой.

Еще там, на скалах, есть тайные тропинки, неровные каменные ступени, к лазурной воде. Каждый следующий шаг превращает тебя в нечто другое, и к прозрачной лазури спускается уже не Шанель, загорелая, с белыми от солнца прядями по плечам. И не нога трогает воду. А — опустилась, вильнула хвостом, уплывая. Чтоб после вернуться, тронуть мокрый камень, выбираясь. И пойти наверх, с каждым осторожным шагом превращаясь обратно в себя.

Это пришла еще одна сказка. Моя. Ее надо написать.

Где же мой молескин, пошутила во сне Шанелька, и, улыбаясь, заснула совсем.

Утром шумная деловитая Лерочка лично проводила столичных журналисток, толкаясь в небольшой толпе Эдиков и Сирожей, по складам продиктовала свой телефон, заглядывая через плечо Крис — удостовериться, что записан правильно. И дамы, с головами, полными криков и смеха, помахали пловцам и рванули дальше, неся на крыше машинки синего орла с простертыми крыльями. Лерочка же и раскрыла загадку гаишников, ведающих о маршруте синей птицы. Это все Ирина, оказывается, она включила их в списки автомобилей большого квеста, как аккредитованных журналистов, и каждый власть исполняющий от Феодосии до Черноморского был в курсе о негабаритном грузе на крыше машины.

— Крым — большая деревня, — констатировала Шанелька, по своей привычке стараясь усесться с подобранными на сиденье ногами, — вроде бы столько места, а кругом знакомые рожи. Пардон, лица. Не удивлюсь, если по пути еще всех по пять раз повстречаем. И на яйле будем раскланиваться, как на бульваре во время вечернего променада. Здрасс, дорогой Н, как ваше здоровье? А как ваша Н-сса поживает. А Н-сята и Н-севичи?

— Все же на яйлу? — уточнила Крис, — неймется тебе.

— Ну, Криси…

Шанелька тревожно посмотрела на смуглый профиль под глянцевой темной челкой. Просить настойчиво не решалась, Крис и так за рулем, и отдых у них получается какой-то чрезмерно активный. Это ей после отпуска сидеть в тишине библиотеки, попивая чаек, когда захочется. А Крис кинется в свои совещания и рассмотрения, будет там общаться с кучей не всегда приятного народа, с утра и частенько до позднего вечера. И конечно, ей тоже хочется, как мечталось вечером самой Шанельке — на скалы, лениться и молчать.

— Ладно, — Крис посмотрела на часы, соображая, — будешь штурманить. Нам надо к Перевальному, я верно поняла? Это дорога от Ялты на Симферополь. Ну, тогда оттуда через Симф поедем. Или вернемся на побережье, прихватим еще кусок южнобережных красот. Поглядим, как сложится.

— Спасибо-преспасибо!

И, улыбаясь, Шанелька, тут же встревожилась: как они полезут на яйлу с орлом на закорках, где оставят машину, и главное, что она там с орлом станет делать.

А потом они ехали и ехали, коротая время за болтовней и смехом. Успели перемыть кости мальчишкам, которые их провожали, обсудить новые туфли Крис и свежепошитые брючки Шанельки, внезапно поспорили о переводах Вирджинии Вулф, снова болтали о тряпках и краске для волос, смеялись, вспоминая Колю Семейника, Просто-Петю и прочих «самцов». И Крис потребовала от подруги, чтоб та завела таки молескин, и внесла туда всех «перебранных» за время поездки, чтоб после нащелкать этим блокнотом по носу Костика Черепа, ой простити, Грома…

Море осталось за спиной и внизу, машинка тянула вверх по шумной трассе, полной легковушек и ревущих грузовиков, автобусов и мотоциклов. И вот по правую сторону горы отступили, расстилая перед собой зеленую долину. А на обочине возник белый указатель рядом с мрачной жестянкой автобусной остановки. Тут они свернули в долину и, проехав мимо коров с телятами и лошадей с жеребятами, что паслись в высоких травах, остановились перед ярким большим щитом с картой и указателями.

— Вот, — показала пальцем Шанелька, — если прямо, там кемпинг, стоянка, и дальше подъем к пещерам. Орла мы в пещеры, пожалуй, не поведем. Но тут можно оставить машину. Или спросить, насчет как проехать другой дорогой. Чтоб не тащить. Три часа на горбу.

Они вместе оглянулись на птицу, которая от сказанных слов, казалось, увеличилась в объеме и потяжелела.

— Ладно, — покладисто согласилась Крис, усаживаясь в машину, — поехали на стоянку.

Шанелька, подозрительно глядя на подругу, уселась тоже. Ну да, они с Крис мудро никогда не ругались, вовремя отступая в спорах, когда точки зрения расходились кардинально. Но все равно высказывали их. А сейчас… С другой стороны, спасибо Криси, что не ворчит и не вздыхает.

Она снова задумалась, пытаясь сообразить, чего с птицей делать там, наверху. И вдруг подалась вперед, опираясь рукой на панель бардачка.

— Так. Это там еще кто? Ну, что за совпадения, а? Мистика какая-то!

Впереди, у ограды стоянки торчал вишневый жигуль, разрисованный картинками и надписями. А рядом, нагнувшись к распахнутому багажнику, маячила такая уже знакомая мужская фигура. В шортах цвета хаки и в черной майке.

Шанелька вцепилась в локоть Крис, машина дернулась.

— Стой! Не надо туда.

Крис затормозила. Секунду обе сидели молча, Шанелька смотрела через стекло на Диму, а Крис сбоку осторожно смотрела на нее.

— Потрясающе, — начала Шанелька, пожимая плечами и поворачиваясь к подруге, — нет, это реально какая-то уже сказка… Так. А ты чего смотришь? На меня.

— Смотрю вот, — пожала плечами Крис и отвернулась, старательно глядя через стекло на Диму, — уже не смотрю, — доложила.

— Криси. Ну? Говори, давай. Я же вижу. Это ты, да?

— Ну. Ну, я. Да. А что?

И в ответ на молчание объяснила:

— Я просто позвонила Ирине, сказать спасибо. Когда ты в сортир бегала. На выезде на трассу. Ну и. Спросила, в-общем, про Диму Валеева, где чего. Сказала, что мы к обеду будем у Перевального, где подъем на яйлу.

— Черт и черт! Ты, значит, попросила ее, чтоб она попросила его, чтоб он. Сюда. Еще, небось, сказала, что некая Нелли жаждет узреть великого мачо Диму Фуриозо! Фу ты.

— Ну, я не так сказала, — защитилась Крис, — но в целом, да. Нель, я не понимаю, ты чего завелась? Лето, свобода. Ты не имеешь права передать привет мужчине, с которым уже дважды переспала, за неполную неделю?

— Нет! Потому что он решит, что я навязалась. И вообще у него там олечки всякие. А тут я. Предпенсионного. Не хочу об этом. Есть тут другая дорога?

— Нету, — немного мстительно объявила Крис, — и нефиг в голову к нему залезать, он подумает, видите ли… Откуда ты знаешь, что он подумает! Не нужно самокопаний. Чай, не Кафка.

— О Господи, — Шанелька взялась за виски, раздраженно откинула за спину длинные волосы, — а я еще, ой мистика, ой сказка… со всех сторон я получаюсь дура!

— Нелечкин, ну перестань. Я не хотела, правда. К слову пришлось. По вдохновению. Просто говорила с Ириной, ну не ему же я звонила! Тем более, телефона его мы так и не знаем.

— И отлично, — мрачно пробурчала Шанелька.

Они еще немного посидели, слушая яростный скрежет цикад и нежное пение жаворонков. Но тут Шанелька подумала о том, что сейчас Дима вылезет из своего багажника и конечно, увидит, как они тут орлом маячат и не решаются подъехать ближе. Как две дуры, усмехнулась.

— Ладно, поехали уже.

Синяя машинка встала рядом с вишневой. Дима, разгибаясь и держа в руках пластиковую канистру, улыбнулся, щуря узкие глаза, сверкнули поднятые на лоб очки-капли.

— Здравствуйте! Я уже волноваться начал. Ирина сказала, к обеду должны подъехать.

Крис весело поздоровалась, вылезая из машины и выразительно посмотрев на подругу. А Шанелька сидела, мрачно глядя в сторону. Вдруг проплыла в голове мысль, такая ярким белым днем неудобная. Я с ним спала. С этим вот, в майке. Мы были голые.

Она встряхнула головой и тоже выбралась из машины. Кивнула и стала отвязывать нейлоновую веревку с лапы орла, которая мертво вцепилась в деревянную подставочку.

Дима о чем-то вполголоса говорил с Крис, смеялся. Потом подошел, сказал за спиной:

— Не надо. Наверное. Пока не надо.

— А где же Оля? — внезапно спросила Шанелька и замолчала, тяжело краснея и сильно желая надавать себе по губам.

— Они с Петькой попросились в пещеры. Ни разу не были, а я так расписал. Меня бросили тут, вас ждать. А вы были в Красной пещере?

— Я? — Шанелька поняла, он обратился не на «вы», а сразу к обеим, а ей показалось. Несмотря на то, что дважды уже занимались сексом. Тьфу ты. Как все наперекосяк.

— Не были. Я. Не была. И Крис кажется, тоже.

— Жалко, времени нет. Ребята через час уже вернутся и пора ехать. Птица лучше пусть у вас. А мы следом.

Он посмотрел на большие черные часы.

— Как раз успеваем к общему сбору. Это за Черноморским. Хотели сперва на Атлеше, это рядом с Оленевкой, но там сейчас толпа, машин полно. Ты была на Атлеше?

— Была, — кивнула Шанелька, и наконец, повернулась, осмысливая сказанное, — как это следом? С птицей? Почему?

— Ирина не сказала? — удивился Дима, поправляя на лбу очки, — вот же… Ваш орел теперь талисман квеста. Сегодня раздадут последнее задание. Завтра с утра рванем, потом подведение итогов, торжества всякие. Так что сегодня к вечеру мы его должны доставить. Я как капитан команды победителей прошлого сезона. Там телевизионщики снова. К шести ждут. А нам еще часа три добираться.

— Опа, — проговорила за спиной Димы Крис.

— Нет, — сказала Шанелька и снова принялась дергать веревку, — не дам. Мы его сюда везли. Там скала. На самом верху. Туда. Криси, помоги, тут узел.

В молчании она дергала жесткие петли, а в глазах закипали слезы. Значит, Димочка-мачо примчался даже и не к ней. А за птицей. Победитель, етит твою. Чтоб покрасоваться перед камерами. А ее выставили таки полной дурочкой, а перед тем она себя — полной. Теперь дважды дура, и трижды.

— Ты хочешь его там оставить? — удивился Дима, — там ветры, знаешь какие? Да его сорвет тут же. Кинет вниз, и кранты чучелу. Расшибет о камни.

— Он не чучело! — отвязанный орел качнулся и упал, осеняя Шанельку жесткими крылами.

Дима подскочил, хватая его подмышки.

— Отдай! — Шанелька сжала кулаки.

Крис отступила и вдруг совершенно неприлично расхохоталась, сгибаясь и роняя в траву очки. Нашаривая их рукой, выпрямилась, косо усадила на переносицу и махнула рукой, заикаясь:

— Из-вини. Ой. Простите. Это нервное. Паниковский, бросьте птицу! Нелька, да успокойся ты. Дима, уйди, не видишь, получишь сейчас. Орлом по лицу.

Дима усадил орла в густую траву и подошел к пылающей Шанельке, схватил в ладони сжатые кулаки.

— Так. Ну, если так вот, я понял. Короче. Орел поедет со мной. А мы все вместе — на яйлу. Я там был, знаю автомобильную дорогу. Придется пройтись, поверху. Но там удобно, плоско и тропы хорошие. Так что у скалы будем быстро. Орла я тебе донесу.

У него были теплые, сухие и сильные пальцы. Кулаки Шанельки помещались в согнутых ладонях почти целиком. Она подняла суровое лицо к его лицу, с широкой улыбкой и прищуренными монгольскими глазами.

Наверное, он смеется надо мной, мелькнула мысль. И не доставила огорчения, а даже напротив, от нее стало спокойно. Будто он отец, а она его дочка. И смех этот — от любви.

— Правда? — уточнила она, не отнимая рук, — донесешь?

Была готова к тому, что он пожмет плечами, снова рассмеется, мол, ну что с тобой, глупенькой, сделаешь. Но Дима перестал улыбаться, стал совершенно серьезным, без тайного веселья и без иронии. Кивнул, глядя в глаза.

— Да.

И больше ничего не сказал. Отпустил ее руки и снова подхватил многострадального синего орла, шагнул к своей машине.

— У меня в багажнике рамка, надо навинтить. Поможете? Привяжем покрепче, что ветром не снесло. Ребятам я позвоню, когда выйдут из пещеры, пусть пока гуляют. Василич где-то близко на трассе, он их заберет.

А как же Олечка, хотела снова спросить Шанелька, но не время сейчас было для таких вопросов, и она просто снова кивнула.

— А как же телевидение? — озаботилась Крис, — и задание? Мы ведь не успеем, и тогда что? Вы пролетаете? Мимо игры?

Дима беззаботно кивнул, устанавливая на крыше легкие планки багажника.

— Из-за орла, — упавшим голосом сказала Шанелька, — из-за моих вот глупостей.

Дима наконец засмеялся. Хорошим легким смехом уверенного человека. Поднял птицу и осторожно водрузил ее на багажник.

— Игры — они каждое лето. А такая Шанель — всего один раз. Девушка с птицей.

— Дима, ну какая я девушка! У меня сыну восемнадцать лет, — ответила Шанелька, поспешно, пока не пришел соблазн соврать, легонечко, чуть-чуть, лет на пять. Или семь. А лучше на десять.

— А моей Эльке — двадцать, — похвастался Дима, — я тебя все равно переплюнул, зеленая еще, с дядями соревноваться.

— А мое будет самое маленькое и самое потому всеми любименькое! — вступила Крис, — поехали уже, аксакалы, хватит бородами меряться. Яйла ждет!