Критика и обоснование справедливости. Очерки социологии градов - 2013

Суждение в ситуации

В предыдущей главе среди множества возможных суждений мы сосредоточили свое внимание на тех, что предполагают оценку людей. Императив обоснования справедливости (imperatif de justification) требует, действительно, легитимной квалификации людей. Наше исследование привело нас, таким образом, к рассмотрению классического вопроса политической философии. Как установить классы эквивалентности между людьми и каким образом упорядочить членов общества? Мы проанализировали ряд политических теорий, направленных на построение легитимных порядков, с которыми люди могут соотнести себя и друг друга и тем самым соизмерить свои качества и свое значение в ходе повседневных взаимодействий. Поскольку люди могут апеллировать к множественным формам эквивалентности, возникает вопрос о том, как различные формы эквивалентности соотносятся друг с другом и как проблема их многообразия решается в конкретных взаимодействиях людей. Этот вопрос будет непосредственно рассмотрен в следующих главах книги. Заметим только, что ранее мы уже обратили внимание на то, как проблема разнообразия решается в рамках каждого града: формы обобщения {formes de generalite), отличные от той, которая положена в основу того или иного града, объявляются имеющими не общее, но частное значение.

Рассмотрев в первую очередь вопрос об «измерении» (mesure) людей и о возможности установления порядка, распределяющего их положения по классам эквивалентности, мы следовали определенной традиции. Эта традиция — начиная от политической философии и заканчивая социальными науками — характеризуется разрывом с более ранними космологическими учениями, которые включали в себя не только представления о мире людей, но и физику, представления о мире упорядоченных вещей.

Вместе с тем анализ метафизических построений не позволяет рассмотреть проблему неопределенности порядка, к которой мы бы хотели обратиться в этой главе. Действительно, метафизические построения основаны на идее о высшем общем порядке (теологического либо более или менее светского характера), который довлеет над всеми людьми и управляет их действиями, способствуя тем самым их гармоничной координации. В третьей части книги фокус нашего исследования существенно изменится. Нас будут интересовать практические ситуации, в которых суждения о справедливости и несправедливости испытываются на обоснованность и релевантность относительно людей и вещей, вовлеченных в данную ситуацию.

Политическая философия — это наука о высших началах и принципах. В метафизических концепциях ничего не говорится о реальных условиях достижения согласия. Соответственно и рассмотренная нами «модель града» предполагает различение положений людей в зависимости от их величия и обосновывает легитимность их упорядочения, но при этом ничего не говорит о способах присвоения этих положений отдельным людям. Именно поэтому мы перейдем теперь к рассмотрению вопроса об измерении (mesure) положений величия. Нас будут интересовать уже не требования к установлению принципов справедливости, а практические условия применения этих принципов. Как перейти от легитимных аргументаций к действиям и их реальной координации, то есть к тому, что является предметом исследования в социальных науках? Как показать реализацию общих высших принципов на практике, в конкретных обстоятельствах? Осуществление подобного перехода предполагает расширение поля нашего исследования. Наряду с анализом практического применения принципов, которые принято называть «моральными», следует также изучить применение технических и эстетических принципов. Но возможен ли такой подход? Ведь существует традиция мысли, согласно которой оправдание (justification), понимаемое как формальная аргументация, отвлеченная от конкретных условий действия и часто осуществляемая апостериори, противопоставляется уникальности этих условий.

Так, Э. Дюркгейм противопоставляет «метафизическую и идеалистическую абстракцию» экономической теории обстоятельствам, действительности, природе, на основе которых следует установить социологические законы: «Этот человек вообще, этот теоретический эгоист, о котором она [политическая экономия] говорит нам, — это лишь абстрактное понятие. Реальный человек, которого мы знаем и которым каждый из нас является, гораздо сложнее: он принадлежит определенному времени и определенной стране» (Durkheim, 1950, р. 29) \ В этом примере хорошо видно, что обращение к «обстоятельствам» (circonstances) необходимо Дюркгейму для выявления реальных законов общественной жизни и для критики отвлеченного характера экономики. Подобная методологическая позиция была рассмотрена нами в первой главе. Напомним, что аналогичную позицию можно найти и в трудах экономистов.

Вместе с тем понятие практики, введенное в понятийный аппарат социальных наук, лишь частично совпадает с предшествующим ему понятием prudentia - благоразумие, рассудительность. Распространение понятия практики способствовало тому, что в социальных науках предпочтение стало часто отдаваться рассмотрению обстоятельств в ущерб анализу принципов действия. В нашем подходе мы постараемся преодолеть традиционное противопоставление «аргументации» и «обстоятельств». Разрабатываемая нами теория согласия и разногласия — это не просто теория аргументационных суждений, соотносимых с принципами, а теория, способная представить столкновение принципов с обстоятельствами, с реальностью, теория, способная показать вовлеченность (engagement) людей и вещей в действие.

Однако мы не будем рассматривать ситуации, в которых накопление разногласий граничит с хаосом, а также ситуации, в которых достигаются личные договоренности (arrangement). Ведь уступки, часто необходимые для достижения договоренности, предполагают отказ от возведения ситуации к высшему принципу справедливости. Спорящие стороны решают договориться между собой в данной конкретной ситуации, чтобы приостановить развитие конфликта. Однако сам спор при этом не является полностью исчерпанным. Нас же будут интересовать ситуации, в которых поиск согласия приводит людей не только к учету обстоятельств, но и к возвышению над второстепенными обстоятельствами (contingences) и к определению релевантности вещей и лиц, вовлеченных в ситуацию, относительно одного общего принципа эквивалентности. В таком случае можно говорить об обосновании ситуации с точки зрения справедливости. При этом одни сближения могут рассматриваться как обоснованные и оправданные (justifies), а другие — как неоправдываемые (injustifiables).

Представим себе такую ситуацию. Ребята дурачатся в кафе, бросаясь кусочками хлеба. Обстоятельства располагают к несерьезности и шуткам. Но вот к ним обращается пожилой мужчина, напоминая, что хлеб — не игрушка и что в этом городе во время войны люди страдали от голода. Этот пожилой мужчина, сидевший до этого неподалеку, погруженный в чтение газеты и никак себя не проявлявший, вдруг решает вмешаться в ситуацию, подлежащую, как ему представляется, рассмотрению с точки зрения справедливости. Он высказывает то, что является важным.

Процесс восхождения к общему принципу, когда люди возвышаются над обстоятельствами, признавая то, что является важным и что должно быть вовлечено в действие, может быть проиллюстрирован на примере работы Карла фон Клаузевица. Отправляясь в своих рассуждениях от противоречия между «абсолютной войной» и «реальной войной», между философским принципом войны и хаосом поля битвы, которое находится во власти случая и неопределенности, К. фон Клаузевиц предлагает методически рассмотреть испытание оружием, в чем, собственно, и состоит настоящая война (Clausewitz, De la guerre, p. 672).

Он хочет раскрыть «внутреннюю логику» «искусства» быстро «принимать правильные решения» в суматохе боя, «то есть умение интуитивно выделить среди бесконечного множества вещей и обстоятельств лишь то, что является наиболее важным и определяющим» (id., р. 44, 678—679). Чтобы понять, в чем состоит благоразумное поведение (prudence) на поле битвы, необходим учет конкретных обстоятельств, чему в значительной степени и посвящен труд Клаузевица. Однако принцип «победа или поражение» позволяет соизмерить конкретные обстоятельства различных сражений между собой и смягчить «неопределенность по поводу того, какие меры являются правильными» (id., р. 679). Анализ заключается не в рассмотрении всех возможных обстоятельств в их единичности (это было бы неосуществимой задачей), а в точном учете их значения (или их нерелевантности) для испытания действием. Так, например, релевантность скалы в ситуации боя определяется возможностью использовать ее в качестве укрытия или опорного пункта, подобно тому, как у Сартра скала предстает прежде всего «как скала, по которой можно взбираться» (VEtre et le Neant, p. 545)². Заметим, однако, что Сартр, в отличие от Клаузевица, не ссылается ни на какой принцип обоснования, который позволил бы квалифицировать людей и вещи. Естественность ситуации полностью зависит у Сартра от восприятия, взгляда. И она может быть легко опровергнута другой точкой зрения на природу предмета. Сартр определяет ситуацию, исходя из отношения между своим намерением взобраться на скалу и возможностью этой «сырой вещи» стать предметом восхождения. Между тем для другого человека, имеющего другие намерения, скала могла бы рассматриваться исключительно с точки зрения ее красоты.

Расширение града до общего мира

В разрабатываемом нами подходе проблема обращения к реальности логически вытекает из изложенных ранее соображений. Вынесение квалификационного суждения о людях на основе того или иного принципа величия не является само по себе очевидным, поскольку большее или меньшее с точки зрения значимости положение не может быть достаточно обоснованно приписано людям исходя из их личных свойств. Это противоречило бы принципу общего для всех людей достоинства (аксиома 3), налагающему запрет на окончательное закрепление за отдельным человеком того или иного положения. Одно из главных условий модели града — эта равная возможность доступа всех членов града ко всем положениям, относящимся к определенному порядку величия. Это свойство модели вносит неопределенность в сам процесс измерения значимости людей, который становится предметом тяжб (litige)³ в случае разногласий внутри града. Приписывание людям того или иного положения может быть всегда оспорено, так что возможность реального построения соответствующего града основывается на испытаниях значимости (epreuve de grandeur), позволяющих приписывать эти положения.

Присвоение людям тех или иных положений предполагает установление эквивалентностей на основе того или иного общего принципа величия. Эта операция тесно связана с парадоксом кодирования. Действительно, если коды и категории представляют собой формы эквивалентности и по определению превосходят частные свойства людей, то каким образом можно соотнести общую форму и эти частные свойства, иными словами, как можно осуществить саму операцию кодирования? Если в ответ на этот вопрос мы сошлемся на то, что кодирование осуществляется на основе одного или нескольких критериев, как учит формальная теория классификации, то поставленная проблема не будет решена. Она лишь перенесется на другой уровень. Возникнет вопрос о том, как было осуществлено предварительное кодирование, в результате которого были получены эти критерии. Доказательство величия человека не может основываться только на присущем человеку свойстве, поскольку это означало бы, что само это свойство является результатом предварительно установленной формы эквивалентности. Доказательство должно опираться на предметы внешнего мира, которые служат в некотором роде инструментами поддержания величия. Как и в судебном разбирательстве, именно от степени связности (coherence) людей и вещей, объединенных в общий диспозитив, зависит степень убедительности доказательств. В испытании спора вещи, служащие в качестве опоры суждениям, должны соответствовать ситуации и быть квалифицированными таким образом, чтобы их можно было привести в качестве вещественных доказательств. Отсылка к квалифицируемым вещам предполагает расширение модели «градов» до «общих миров». Для реального установления согласия между людьми, которое, как мы показали ранее, предполагает квалификацию людей в зависимости от их положения в том или ином порядке величия, необходимо, чтобы определение качеств вещей также соответствовало принципам величия. Таким образом, от рассмотрения метафизик величия мы переходим к изучению условий связности ансамблей, включающих в себя как людей, так и вещи. Вопрос о согласии переводит нас из области справедливости в область установления соответствий (ajustement).

Связность суждения определяется не только языком. Релевантность не сводится к стилистическим оборотам, как то принято считать при упрощенном понимании риторики. Так, например, два человека могут спорить, выдвигая с равной убежденностью противоположные аргументы: «Это так, поскольку я в этом глубоко убежден» и «Мне кажется, что так не поступают». Ни анализ аргументов, ни непосредственный контекст спора не позволяют понять противоположные суждения столь абсолютного характера. Обмен подобными высказываниями может и вовсе привести к заключению о произвольности и абсолютной субъективности обеих точек зрения.

Убежденность спорящих сторон непоколебима, поскольку каждое из высказываний может опереться на определенный мир, привлекаемый в качестве доказательств. Так, первое суждение относится к миру вдохновения, где убежденность исходит из глубины души. А второе суждение — к патриархальному миру, где важно не личное мнение, а «хорошие манеры» (les bonnes manieres), умение правильно вести себя.

Чтобы разрешить спор, снять неопределенность по поводу положения того или иного человека и обосновать приписываемое ему величие, модель градов должна включать не только людей, но и вещи. В такой модели люди и вещи как бы поддерживают друг друга. Связность людей и вещей свидетельствует о наличии справедливого согласия между людьми и об их правильно устроенных отношениях с вещами. При помощи вещей, квалифицируемых с точки зрения их принадлежности к той или иной природе, люди могут устанавливать положения величия. Таким образом, испытание величия не сводится к идейному спору, дебатам. Оно вовлекает людей с присущей им телесностью в мир вещей, которые используются в качестве опоры для суждений. Без них спор был бы нескончаемым и его нельзя было бы разрешить в испытании.

Общие принципы не прост.о направляют аргументацию или действие, подобно «системам ценностей» (в том смысле, в каком, например, Реймон Арон, комментируя Макса Вебера, говорит об ориентации «по отношению к ценностям»; Aron, 1967, р. 567). По сути, принципы опираются на различные общие миры (mondes communs). То, что свойственно одному миру, неизвестно в другом. Так, например, в мире вдохновения есть демоны и чудовища, а в патриархальном мире — домашние животные. В свою очередь, гражданский мир не знает домашних животных, так же как он не знает и разделения на детей и взрослых и так далее. Если в одном мире определенные вещи выступают в качестве средств, позволяющих судить о величии людей, то в другом мире они не принимаются во внимание.

Использование вещей обязывает людей быть на высоте, объективировать самих себя, вовлекая в свои действия предметы и придавая им значение (mettre еп valeur). С помощью отсылки к предметам можно сблизить частную, единичную ситуацию, в которой пребывают люди, с другими ситуациями. Таким образом, апеллирование к высшему общему принципу может быть осуществлено с опорой на материальные инструменты соотнесения. Предмет поддерживает величие людей, и вместе с тем он укрепляет и само испытание, делая необходимым его оценку. Ведь в случае неуспеха о человеке скажут: «У него эта вещь есть, но он не умеет ей пользоваться».

Испытание при этом понимается отнюдь не как красивый ритуал или церемония, в которой вещи выступают не более чем в качестве символов, поскольку их настоящие функции не принимаются в расчет. Именно взаимная поддержка вовлеченных в ситуацию спора людей и вещей показывает реальность проблемы и придает доказательность предлагаемым решениям. Полнота подобного объединения особенно ярко проявляется в ситуациях, где природа того или иного мира выступает в наиболее чистой форме в силу отсутствия людей и вещей, на которых можно было бы опереться для отсылки к другим мирам. Так создаются очевидные ситуации, цельность и однозначность которых определяется тем, что каждый человек и каждая вещь занимают в них свое место.

Объективность предполагает определение достоверных связей и приемлемых форм очевидности, соответствующих определенному миру и принятым в нем формам величия. Различным способам установления величия соответствуют различные формы «испытаний реальностью» (epreuves de realite). В зависимости от мира, о котором идет речь, можно приводить доказательства, апеллируя к свидетельству великой личности, мнение которой не подлежит сомнению, или подчеркивая доверие, которое вам оказывает большинство людей; можно ссылаться на общую волю, обращать внимание на то, что вы заплатили адекватную цену, или же приводить данные серьезной экспертизы. Различным способам оценивать величие соответствуют и определенные формы знания. В научно-техническом мире величие подтверждается измерением. Для патриархального мира, напротив, характерны рассуждения, основанные на жизненных историях, в которых общее воплощается в конкретном, подобно тому, как персона короля присутствует в конкретном теле человека и одновременно превосходит его в силу своего более общего характера (Turner, 1967). При оценке величия в патриархальном мире ссылаются не на коды и категории, как это характерно для научно-технического мира, а на славные деяния великих и на жизнь замечательных людей. Тождества устанавливаются постепенно, сближения основываются на личных отношениях и реализуются в приватном пространстве, состоящем из домов, владений, соседних территорий. Подобные формы тождества создают ассоциации без границ, организованные вокруг одного ядра. Они напоминают формы определения, основанные на архетипах, которые выявлены психологическими исследованиями процесса категоризации (Rosch, 1978).

Величие — это способность выражать, воплощать, включать в себя других или же представлять их в своем лице. Идет ли речь о выражении, воплощении или представительстве — зависит от мира. Следовательно, от конкретной формы общего, на которой основан тот или иной мир.

В каждом мире величие людей соотносится с их умением владеть общими формами. Это умение проявляется, в частности, в способности людей высказывать общие, достоверные, истинные суждения. Как говорил Ж. Боссюэ, «великим людям свойственны великие мысли». И только «великие» обладают в полной мере когнитивной способностью к обобщению. Нарушение этих правил расценивается как анормальное поведение, как, например, в случае, когда простой мельник пускается в теологические дискуссии (Ginzburg, 1980).

Подчеркнем, что вопрос о существовании вещей в мире нас интересует только с точки зрения проблемы обоснования справедливости. Онтологическая проблема существования людей и вещей, а также форм их присутствия в мире будет интересовать нас только в связи с вопросом об их вовлеченности в акты обоснования. Именно в этом ракурсе мы будем рассматривать взаимосвязь людей и вещей в мирах, в рамках которых воспринимаются как естественные определенные типы людей и вещей, так и отношений между ними. Именно на них люди ссылаются в своих суждениях о величии. Представление общих миров невозможно без анализа того, как сами люди описывают эти миры. Эти описания (rapports) отнюдь не являются неуловимыми и не образуют какофонии в силу разнообразия субъективных точек зрения. Мы выявим требования, которые препятствуют подобному релятивизму, ограничивая описания рамками одного мира, а также свяжем их с требованиями, которые определяют вынесение квалификационных суждений о людях в рамках одного града.

Испытание

Незакрепленность за людьми определенных состояний величия создает условия, благоприятные для оспаривания (litige), то есть для разногласий по поводу положений людей в том или ином порядке величия, а также по поводу более или менее справедливого характера распределения положений в конкретной ситуации. При оспаривании этого распределения сомнение высказывается по поводу фактической обоснованности элементов, которые были вовлечены в ситуацию для установления положений. Если ситуация является согласованной, то есть характеризуется упорядоченностью людей и вещей в соответствии с принципами одного и того же мира — естественно, при условии, что эти люди и вещи пребывают между собой в отношениях, признаваемых естественными для их положений, — то такая ситуация уже сама по себе демонстрирует свою правильность (justesse). Относительное величие людей и вещей, вовлеченных в подобную ситуацию, предстает очевидным и не подлежит сомнению.

Поэтому мы бы предпочли — если бы язык позволял это — говорить о «предъявлении» согласованной ситуации, чтобы подчеркнуть ее активный характер, и о «разъявлении» как реакции, влекущей за собой спор и предполагающей ориентацию на собеседника, которого необходимо убедить. При оспаривании (litige) ставится под сомнение сам характер упорядочения ситуации. А в качестве требования выдвигается необходимость перераспределения положений величия. Так, ситуация не является гармоничной, если, например, навыки квалифицированного оператора не соответствуют техническим характеристикам станка. Возникает необходимость заново обеспечить слаженность элементов ситуации.

Заметим, что «оспаривание» (litige) положений величия отличается по своей сути от более основательного разногласия, касающегося уже самой природы значимых лиц и вещей. Это разногласие, к анализу которого мы перейдем в следующей части книги, мы обозначим как «конфликт», «столкновение» (differend)⁴. Понятие «значимости» (importance) людей и вещей не следует смешивать с понятием «величия» (grandeur). Порядок величия, согласно которому положения людей четко распределены в зависимости от степени их значимости, подразумевает как раз то, что можно иметь значение, не будучи при этом великим.

Так, в патриархальном мире «малые люди» (слуги) являются не менее значимыми, чем великие (хозяева) (Tocqueville, 1981), в то время как общественное объединением, коллектив (гражданский мир) или техники (научно-технический мир) не имеют для патриархального мира никакого значения и просто не распознаются в нем. Однако нельзя и полностью разграничивать величие существ и их значимость, релевантность (importance). В дальнейшем мы увидим, что вовлечь людей и вещи в ситуацию тем сложнее, чем ниже положение их величия. «Малые» люди и вещи в большей степени удалены от общего блага и в меньшей степени, чем великие, соответствуют природе ситуации. Поэтому им проще дается переход в ситуации другой природы. Действительно, как было показано ранее, именно значимость жертвы за достижение величия определяет принадлежность людей к определенной природе. Существа тем сильнее привязаны к той или иной природе, чем очевиднее доказательство жертвы, принесенной ради общего блага.

Но вернемся непосредственно к анализу процесса оспаривания. Первый шаг в оспаривании — это указание на дисгармонию в положениях величия людей и вещей, вовлеченных в ситуацию. В таком случае говорят о неисправности, если речь идет о предметах, или о неспособности, если речь идет о людях⁵. Спор завязывается по поводу недостатка величия и, соответственно, по поводу несправедливости (injustice) или же по поводу недостаточной слаженности ситуации. Недостаток проявляется во взаимном несоответствии элементов. Например, в научно-техническом мире это несоответствие принимает форму аварии или брака, в патриархальном мире — форму личной ссоры, перебранки, а в гражданском мире — форму социального конфликта.

При оспаривании подчеркивается, что важные предметы либо вовсе отсутствуют, либо занимают не полагающееся им место в ситуации. О неспособности людей говорят тогда, когда они оказываются «не на высоте», когда они не в состоянии по достоинству оценить значение предметов, то есть когда они не смогли принести достойную жертву за достижение своего положения. Представим себе, например, мать, которая ударяется в слезы во время семейного ужина, не устояв перед просьбами детей; рабочего, который сбавляет темп работы; преподавателя, который во время урока не находит вдруг слов. Когда говорят о неспособности рабочего, под сомнение ставится его положение величия, в частности его производственная квалификация. Соответственно, рабочий должен будет пройти переподготовку, повысить свою квалификацию. Или же его заменит другой, более компетентный оператор.

Однако недостаток слаженности можно также отнести на счет станка, указав на то, что он не отвечает необходимым техническим характеристикам, предусмотренным планом работ или технической инструкцией. В таком случае станок необходимо модернизировать или заменить. Действительно, констатация беспорядка, недостаточной согласованности во взаимо-положении людей и вещей, вовлеченных в ситуацию, обычно приводит к пересмотру ситуации и к сомнению по поводу самих людей и вещей. При разбирательстве (proces) может быть оспорено не только положение величия людей и вещей, но и их объективные качества. На этом втором этапе процесс оспаривания напоминает научную дискуссию (controverse scientifique). Причем такая дискуссия может возникнуть в любом из рассматриваемых нами миров, принимая при этом различные формы.

В центре подобных дискуссий оказываются вопросы о том, какие факты можно принять в качестве легитимных доказательств, и о том, что следует отнести к случайным второстепенным обстоятельствам, не являющимся релевантными для разрешения спора. Вернемся к примеру с рабочим и станком. Спор может завязаться по поводу случайных обстоятельств, которые могли в данной ситуации нарушить порядок испытания и повлиять на эффективность труда рабочего (болезнь) или же на работу станка (непогода). В споре можно выяснить, утратили ли свое величие люди и вещи, которые в ходе испытания проявили неспособность или неисправность, или же им можно дать еще один шанс показать свои свойства и способности.

Третьим шагом в процессе оспаривания может стать выражение сомнения по поводу случайного характера второстепенных обстоятельств. Могут быть предприняты попытки приуменьшить роль случайных обстоятельств и показать вовлеченность в ситуацию бьлыиего количества предметов. Это приводит к новому испытанию, в котором случайные обстоятельства либо элиминируются, либо приобретают значение важных с точки зрения природы данной ситуации фактов.

Характерное для ситуации разлаженности беспорядочное смешение обстоятельств сменяется более чистым испытанием. Случайность (accident) представляется при этом как недостаток (defaillance). В зависимости от природы града распределение людей и вещей по ступеням величия может быть различным. Но в каждом граде оно всегда осуществляется в соответствии с одним и тем же принципом величия. Признаки же других природ объявляются при этом случайными или второстепенными обстоятельствами.

Подчеркнем, что ни при одной ситуации, какой бы чистой она ни была, невозможно полностью устранить все многообразие второстепенных обстоятельств, легкий шум которых всегда напоминает о них даже в самых упорядоченных ситуациях. Именно в силу второстепенных обстоятельств может возникнуть сомнение по поводу правильности распределения положений величия. Ситуация в любой момент может выйти из привычного русла и привести к возобновлению испытания, подобно тому, как в игре новая сдача карт или бросок костей могут изменить ход партии. Если бы не было этого постороннего шума, то, как в судный день, возобладало бы одно-единственное суждение, определяющее раз и навсегда справедливость определенного гармоничного распределения положений величия, которое не может быть поколеблено никаким новым обстоятельством. Таким образом, шум внешнего мира, который на время затихает в испытании, выступает движущей силой мира. Каждый из миров, в котором реализована та или иная модель града и который характеризуется сам по себе полнотой и самодостаточностью, содержит в себе в виде беспорядочного шума свидетельство о возможности других миров. Мироустройство, в котором существовала бы только одна форма общего, было бы мироустройством очевидного распределения положений величия. Тогда испытание приводило бы всегда к одному окончательному и неопровержимому результату (что означало бы бесполезность самого испытания), а в ходе самого испытания устранялись бы все беспорядочные шумы. Примером поддержания подобного идиллического мироустройства, где «ничто не происходит случайно», может служить колдовская практика, которая стремится подчинить себе все второстепенные обстоятельства. К созданию подобного мира во что бы то ни стало стремится параноик, бесконечно множа и сближая элементы самых различных природ. Если идти от противного, то можно сказать, что попытки сохранения незыблемости одного общего мира как раз свидетельствуют о взаимосвязи между второстепенными обстоятельствами и множеством общих миров. Брешь в идиллии, через которую просачивается посторонний шум, есть не что иное, как искушение частным и грехопадение, распад совершенства. Так открывается возможность для существования мироустройства, состоящего из множества общих миров. В следующей части книги мы рассмотрим, как операция разоблачения в одном мире, опирающаяся на второстепенные обстоятельства, позволяет создавать величие в другом мире.

Таким образом, переход от анализа града к анализу соответствующего ему общего мира не является следствием конвенции, требующей определенного порядка изложения. Этапы нашего анализа повторяют этапы сотворения и развития мира, когда по мере новых испытаний расширяется набор относящихся к данному миру предметов.

Это непрерывное творение не является только следствием субъективности нашего восприятия. Даже в мире вдохновения, где предметы не отличаются особой объективностью в обычном смысле этого слова, сотворение мира продолжается в ходе испытаний благодатью, когда, например, та или иная форма камня рассматривается как результат вмешательства свыше, как творение божественной руки. В научно-техническом мире сотворение — это производственный процесс в обычном смысле слова. Наш ракурс анализа диаметрально противоположен подходу политических философов, которые возводят принципы градов к природе. Он также отличается и от критического подхода, при котором исследователь «разоблачает» один мир (объект критики) с позиций другого, показывает его искусственный характер и рассматривает его как продукт иллюзии, «натурализации». Наш подход, предполагающий описание каждого мира изнутри, требует от читателя умения воздержаться на время от критики. Критика, как мы покажем далее, обусловлена знанием нескольких миров. Мы же предлагаем читателю погрузиться в каждый из миров в отдельности, подобно тому, как человек ведет себя в ситуации, когда искреннее принятие принципов является необходимым условием для обоснования справедливости его действий.

Оспаривание, принимающее форму разбирательства, приводит к испытанию, ожидаемым итогом которого является разрешение разногласия. Согласие достигается путем установления нового справедливого расположения, или диспозиции, значимых людей и предметов. Испытание (epreuve), исход которого по определению является неопределенным, отличается тем самым от предъявления доказательств (demonstration), при котором положения величия людей и вещей упорядочены и согласованы друг с другом на прочной основе (situation qui se tient). Подобные слаженные ситуации предстают как справедливые, благоприятные, и в их рамках удобно жить. О них порой даже нечего рассказать, как если бы в них никогда ничего не происходило и как если бы между людьми и вещами в них всегда царило полное согласие. Но не следует смешивать такие полностью слаженные ситуации (situation qui se tient) с молчаливым принятием действительности как само собой разумеющейся данности (le cela-va-de-soi tacite), что часто происходит в жизни.

Действительно, слаженная ситуация подготовлена суждением, в то время как само собой разумеющаяся данность, напротив, поддерживается только в силу уклонения от обоснования справедливости. Согласованная ситуация выстраивается так, чтобы быть готовой пройти испытание. Во избежание оспаривания и в преддверии возможного испытания, даже если к нему пока никто еще не призывал (но и против него никто не возражал), чужие существа — люди и вещи, попавшие в соответствующий мир из других миров и нарушающие его чистоту, — изолируются или просто выключаются из жизни. Именно ситуации, упорядоченные для предъявления доказательств, дают материал для рассмотрения проблемы несвязности или несправедливости.

Так, преподаватель, дающий урок, демонстрирует, предъявляет свои знания. Это предъявление может быть более или менее удачным. И в этом смысле каждый урок для преподавателя — это испытание. Однако основная задача урока — не проверить, испытать знания преподавателя, а передать знания ученикам.

Иначе дело обстоит с конкурсным экзаменом на ученое звание «агреже»⁶. В отличие от обычного урока, конкурсный экзамен как раз направлен на проверку знаний будущего преподавателя и на оценку его «величия» в сравнении с другими конкурсантами. При этом контроль качества (или «чистоты») испытания является крайне строгим. Строгими являются и процедуры апелляции и обжалования решений. В испытании, которое основано на принципах гражданского миропорядка (например, административные процедуры или университетский экзамен), предметы рыночного мира или внешние признаки материальной состоятельности не принимаются во внимание. Они не адекватны ситуации. Если же в силу своего количества они будут настойчиво о себе напоминать, то вся ситуация может перевернуться. Ситуации гражданского мира и, в частности, экзамены требуют строгости с^иля для соблюдения справедливости. Недопустимо вводить в них элементы других порядков величия, так как они могут нарушить естественный ход испытания, как, например, в случае, когда абитуриентка приходит на экзамен в дорогой одежде и украшениях или же когда абитуриент очень бедно одет. Подобные обстоятельства вносят беспорядок в ситуацию, которая направлена на достижение согласия на основе принципов справедливости, «невзирая на лица», как сказал бы Фома Аквинский (Thomas d’Aquin, 1947). В противном случае экзаменатор может поддаться искушению оценить экзаменуемого и сравнить самого себя с ним с точки зрения принципов величия, которые чужды данному испытанию гражданского мира.

Именно ситуации, в которые был внесен беспорядок, часто приводят к сомнению по поводу величия. Для прояснения таких ситуаций и необходимо испытание. В испытании ситуация «очищается» через обращение только к средствам одного мира. Так, свидетельство верного слуги может прояснить путаницу, возникшую в результате кораблекрушения, и разоблачить узурпатора — младшего сына, который присвоил себе власть и занял место законного старшего наследника (патриархальный мир). При помощи строгой экспертизы можно проверить эффективность метода (научно-технический мир), который был внедрен без эксперимента лишь в силу общего доверия к известному изобретателю (мир репутации). Созыв конгресса или ассамблеи позволяет положить конец слухам и предотвратить угрозу разобщения, исходящую от политических блоков (гражданский мир). В настоящем испытании обман становится явным. Так, горошина под перинами позволяет обнаружить настоящую принцессу. Маски падают, и каждый вновь занимает свое место. В великий момент, когда порядок восстанавливается, люди и вещи, находящиеся внутри этой ситуации, перераспределяются между собой, и каждое из существ являет в испытании свое истинное величие.

Благополучие «великих» приходит, таким образом, в соответ-ствие с общим благом. В такие моменты великие люди как никогда находятся при своем деле, их величие подтверждается.

Когда оспаривание приводит к испытанию, ситуация выстраивается заново таким образом, чтобы снять сомнение и разрешить разногласие через апеллирование к высшему общему принципу, позволяющему установить положения людей в порядке величия. В такие моменты истины проясняются любые двусмысленности, которые могли бы привести к включению в ситуацию других возможных форм величия. Ситуация проясняется и очищается только в том случае, если взаимное расположение людей и вещей оказывается согласованным и если создаются такие их диспозитивы, которые позволяют поместить всю ситуацию в рамки одного общего мира. Согласованные вещи направляются в нужном направлении, активизируются и размещаются должным образом. Люди готовятся к тому, чтобы занять соответствующее положение величия. Чтобы выделить людей и вещи, имеющие значение для ситуации, и отстранить несущественные элементы, необходимо возвыситься над частными обстоятельствами и устремиться к общему принципу. Именно при помощи общего принципа можно обосновать устанавливаемые сближения и отбросить незначащие вещи в область случайного. Так поступают, например, когда нужно прояснить ситуацию во избежание недоразумений и разногласий. Обобщенный характер принципа сближения дает уверенность в том, что согласие достижимо. Испытание требует умения оставаться в рамках определенной природы, быть естественным, избегать во что бы то ни стало всего того, что может отвлечь внимание от природы того или иного мира. Риск отвлечения тем меньше, чем ограниченней пространство и время, определяющие рамки испытания.

Протокол испытания - rapport sur la situation

Для реализации высшего принципа необходимо, чтобы он распространялся не только на людей с их положениями величия, но и на предметы. Проиллюстрируем этот тезис на примере сравнения испытания (в том смысле, в каком мы его определили) со спортивным состязанием и судебным разбирательством.

Спорт представляет собой в некотором роде упрощенную форму града, отличаясь от него лишь рамками, в которых он существует. *

Спорт мог бы получить полное выражение в модели града только при снятии ограничений на условия, в которых он практикуется. Черты такого града напоминали бы в таком случае гигиенический град, к попыткам построения которого люди неоднократно, но безуспешно возвращались на протяжении истории человечества. Тем не менее на основе спорта в том виде, в каком он существует в реальности, а именно как практика, относящаяся к определенной сфере занятий и к определенным людям, можно выстроить и определенный порядок ценностей. Этот порядок можно проверить на соответствие аксиомам модели града. Принцип общности человеческой природы (аксиома i): в спортивном состязании люди равны между собой, они не соревнуются, например, с собаками. Принцип различения положений (аксиома 2), упорядоченных в зависимости от степени величия (аксиома 4) и потенциально доступных для всех (аксиома 3), также соблюдается. Заметим, однако, что в случае спорта аксиома 3 не является столь очевидной, если учесть тот факт, что существует определенное неравенство в телосложении и физических способностях различных людей, что ставит под сомнение возможность равного доступа всех людей к спортивному величию. Независимо от этого исход спортивного состязания напоминает мир, упорядоченный согласно одному высшему общему принципу, в котором предварительно были устранены все второстепенные случайные элементы. Пример спорта наглядно показывает, что ситуация подготавливается для испытания таким образом, чтобы ее исход был доказательным. Отстранение так называемых «внешних» обстоятельств, не относящихся к данному принципу слаженности людей и вещей, позволяет обеспечить справедливое подтверждение результатов испытания. Так, например, то обстоятельство, что порыв ветра мог поставить одного из соперников в более выгодное положение, не принимается во внимание. Если соревнование проходит по правилам, такого рода обстоятельства и вовсе не упоминаются: либо их последствия рассматриваются как несущественные, либо они уже являются неотъемлемой частью самого испытания. Создание нового вида спорта как раз подразумевает кодирование испытания и определение соответствующих инструментов, предметов, позволяющих свести обстоятельства к минимуму, включив их в само испытание или же отнеся их к области второстепенного, случайного.

В случае судебного разбирательства набор релевантных предметов значительно шире. Тем не менее пример процедуры установления фактов также говорит о наличии определенных требований к форме вещей, которые выявляются, квалифицируются и предъявляются в качестве доказательств. Сравнение испытания с судебным разбирательством наглядно показывает, как осуществляется переход от согласия по поводу положений величия людей к согласию по поводу вещей и их взаимному сближению, подобно тому, как идея о справедливости помогает лучше представить идею об обосновании справедливости. Однако подобное сравнение может и ограничить понимание нашего подхода.

Действительно, в нашем анализе высших общих принципов мы выделили различные формы величия, которые отличаются от юридической сферы (даже если они и могут присутствовать в ней частично в виде ссылки на смягчающие обстоятельства). Мы рассмотрели, к примеру, принципы, которые относятся к экономической, технической или же эстетической сфере. Вопрос о согласованности вещей также отдаляет нас от судебной сцены. В зависимости от того или иного мира рассматриваемые нами ситуации могут тяготеть к технической объективности или же к области сверхъестественного. Тем не менее если принять за основу предлагаемую нами широкую трактовку терминов справедливости и суждения⁷, то сравнение испытания с судебным разбирательством не лишено смысла. Оно может оказаться, в частности, полезным при анализе отношений между возможностью вовлечения людей и вещей в справедливое действие и их формой, наделяющей их способностью выступать в качестве доказательств.

В частности, сравнение с судебным разбирательством позволяет подчеркнуть связь между возможностью устанавливать факты, важные для оценки людей, и возможностью их внесения в связный протокол. Как и суждения, высказываемые в ходе судебного разбирательства и заносимые в протокол, испытания величия всегда отражаются в определенном языковом протоколе, где люди и вещи квалифицированы в их взаимосвязи. Решение суда позволяет увидеть двойственный статус вещей и фактов, привлекаемых в качестве доказательств: они являются одновременно объективными и вписанными в аргументированный протокол. Вещи реально влияют на вынесение суждения, они задействуются и используются в ходе судебного разбирательства. А их реальная причастность к ситуации может быть проверена при восстановлении фактов. Но взаиморасположение вещей остается неопределенным до тех пор, пока они не занесены в протокол. Протокол фиксирует их наличие и их связи. Нельзя представить себе ситуации, которые были бы «чистыми» вне всякой связи с описывающим их протоколом. Так, казалось бы, объективность слаженной работы станка не требует никакого обоснования. И тем не менее станок только в том случае работает «сам по себе», даже если его никто не обслуживает и за ним никто не следит, если его действие соответствует технической инструкции. Обоснование справедливости согласно принципу вдохновения также предполагает определенный протокол, отчет. При описании града благодати мы обратили внимание на значение вербальной фиксации вдохновения в форме исповеди.

Категории, используемые при анализе общих миров

Испытание в объективной реальности подчинено, таким образом, определенным требованиям (contraintes), которые дополняют правила и ограничения, связанные с установлением общего блага и определяющие обоснованность аргументации. Из вышеизложенных соображений о протоколе следует, что слаженное и доказательное расположение существ и вещей отвечает правилам, которые можно сравнить с правилами грамматики. Действительно, если рассматривать естественный порядок с точки зрения отчетов, то его можно описать при помощи категорий, определяющих субъектов действия (перечень субъектов), объекты (перечень объектов и диспозитивов), атрибуты (положение величия) и отношения, выраженные предикатами (естественные отношения между людьми и вещами). Квалификация этих отношений позволяет различить, с одной стороны, действия, которые зависят от второстепенных обстоятельств и характеризуются лишь случайным соположением существ и вещей, а не их реальным вовлечением в ситуацию, а с другой — действия, осуществляемые в соответствии с высшим общим принципом. На основе этих категорий мы разработали следующую схему анализа, которая в следующей главе позволит нам представить различные миры испытания.

ВЫСШИЙ ОБЩИЙ ПРИНЦИП - PRINCIPE SUPERIEUR COMMUN

Это принцип координации, характеризующий град. Он представляет собой соглашение, или «конвенцию» (convention), устанавливающее эквивалентность между людьми и вещами. Конвенция стабилизирует некоторую форму сближения и придает ей общее значение. Она обеспечивает вынесение квалификационного суждения (qualification) о людях и вещах, что является необходимым условием для соизмерения (mesure) положений субъектов и объектов и для определения их объективной значимости вне зависимости от случайных обстоятельств. Так, можно сказать, что «а» тождественно «Ь» в отношении к такому-то высшему общему принципу. Например, «в силу своей широкой известности такой-то человек является более значимым, чем другой».

Прояснение высшего общего принципа требуется от людей лишь в крайнем случае. Обычно достаточно сослаться на квалификацию положений величия или на субъектов и объекты, вовлеченные в ситуацию. Высший общий принцип не обязательно может быть выражен одним термином.

НАИВЫСШАЯ СТЕПЕНЬ ВЕЛИЧИЯ - ETAT DE GRAND

В основе определения различных положений в порядке величия лежит главным образом определение наивысшей степени величия, достижимой человеком в том или ином граде.

Низшие степени величия, соответствующие положению «простых» людей, определяются либо негативно, через отсутствующее у них «величие», либо более косвенно, с помощью указания на то, что «простые» довольствуются личным благополучием.

Поскольку различные положения величия расположены согласно иерархическому порядку, соответствующему определенной форме общего блага, то каждый порядок величия, в отличие, например, от обычной порядковой шкалы, представляет собой градацию «от общего к частному». «Великие» люди являются гарантами высшего общего принципа. Самим своим присутствием они свидетельствуют о наличии некоторого эталона измерения значимости. Их общий характер — своего рода ориентир, который способствует координации действий других людей. Именно поэтому попытки «простых» людей уменьшить значимость «великих» (например, обращая внимание на их проступки и слабости) и подвергнуть сомнению их превосходство остаются ограниченными. Даже «простые» люди боятся разрушения принципа, которому они обязаны своей частью величия, какой бы незначительной они ни была. Они опасаются краха всего порядка вещей.

Связность качеств «великих» объектов и «великих» субъектов проявляется в том, что квалификации, используемые для их оценки, часто совпадают.

ДОСТОИНСТВО ЛЮДЕЙ - DIGNITE DES PERSONNES

В модели легитимных порядков всем людям свойственна общность человеческой природы, которая выражается в общей способности возвыситься в устремленности к общему благу. Поскольку общее достоинство людей имеет естественную основу, то в этой связи можно говорить о подлинной или невинной природе (vraie nature, innocente). Подлинность или невинность человеческой природы проявляется в том, что люди предаются существованию в идиллии естественной ситуации, закрывая глаза на проникновение в их мир сомнительных существ.

Определение достоинства в рамках каждого отдельного града должно, с одной стороны, вписываться в определенное понимание человеческой природы, а с другой — связывать порядок величия с определенной способностью людей. Так, в каждом граде подчеркивается определенное свойство человеческого тела (память и привыкание в патриархальном граде, желание в рыночном граде и так далее), а также возможность превращения этого свойства в способность, позволяющую достигать согласия в отношениях с другими людьми.

ПЕРЕЧЕНЬ СУБЪЕКТОВ - REPERTOIRE DES SUJETS

Для каждого мира можно составить некий список, перечень субъектов, как правило, квалифицируемых с точки зрения степени величия: «великие существа» и «простые существа».

Так, например, младшие сыновья (juventi) в среде средневековой аристократии характеризовались не с точки зрения их принадлежности к определенной возрастной группе, а с точки зрения их неспособности представлять род, владеть поместьями, вступать в брак, производить потомство и так далее (Duby, 1964).

ПЕРЕЧЕНЬ ОБЪЕКТОВ И ДИСПОЗИТИВОВ - REPERTOIRE DES OB JETS ET DES DISPOSITIFS

В зависимости от того, к какому миру они относятся, перечни объектов и диспозитивов могут быть более или менее широкими. Если объекты или их ансамбли в виде более сложных диспо-зитивов взаимосвязаны с субъектами и образуют вместе с ними согласованные ситуации, то можно сказать, что они способствуют объективации величия людей. Все объекты могут рассматриваться как средства поддержания величия (equipements ои appareils de la grandeur), например уставы, правила, дипломы, кодексы, инструменты, здания, устройства и так далее. В мире вдохновения достаточно трудно отделить инструменты поддержания величия от самих людей, поскольку именно тело является в этом мире практически единственным средством, имеющимся в распоряжении субъектов для поддержания своего величия. Различие между материальным и нематериальным характером средств и инструментов, которое часто подразумевается в противопоставлении «символического» «несимволическому», не является в данном случае существенным. В нашей модели мы учитываем инструменты самых различных свойств, которые могут быть использованы для установления эквивалентностей и для измерения степеней величия. Заметим, что степень трудности оценки величия людей (как самого себя, так и других) зависит от возможности опереться на соответствующие объекты и диспозитивы.

ФОРМУЛА ИНВЕСТИЦИИ - FORMULE D’INVESTISSEMENT

В модели града формула инвестиции, как было показано ранее, является основополагающим условием равновесия в граде. Объясняется это тем, что в формуле инвестиции доступ к положению великого связывается с определенной жертвой. Она подразумевают своеобразную экономию величия, при которой польза в виде блага «уравновешивается» затратами на ее достижение (мы используем термины Руссо в «Общественном договоре»; Rousseau, 1964, р. 364). Величие приносит выгоду не только «великим», но и «простым», которых «великие» объем-лют. «Простые» люди видят в «великих» возможность для повышения собственного положения сообразно своему достоинству. Однако величие также предполагает жертву, отказ от частных радостей, связанных с «простым» состоянием.

ПРОТОКОЛ О ВЕЛИЧИИ - RAPPORT DE GRANDEUR

В протоколе о величии уточняется характер отношений между различными положениями или степенями величия, то есть способ, согласно которому положение великого, содействующее общему благу, включает в себя положение простого. В классических сочинениях, описывающих грады, четко показано, как великие выражают простых в терминах, отличных от описания их величия (ср.: Sieyes, цит. в: Bastid, 1970).

ЕСТЕСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ЛЮДЬМИ И ВЕЩАМИ - RELATIONS NATURELLES ENTRE LES ETRES

Эти отношения выражаются в протоколах с помощью предикатов и должны соответствовать формам величия субъектов и объектов, объединенных в град на основе отношений эквивалентности и иерархии. Это означает, что не все существа пребывают в равном состоянии: одним существам свойственны положения величия равной значимости, другие же выражают различные градации этого величия.

Хотя иерархические отношения предполагают императив обоснования справедливости, имеющий отношение прежде всего к людям, они также могут связывать между собой группы объектов. Так, научно-технический мир отличается высокой степенью объективности: объекты в нем выстраиваются естественно по отношению друг к другу без участия человека. В свою очередь, реализм рыночного мира связан с тем, что важную роль в нем играют блага — объекты, перечень которых, что совершенно очевидно, не перестает расти.

В социологической проблематике «социального конструирования реальности» акцент, напротив, делается не на объектах, а на взглядах и представлениях людей, что приводит к постепенному разрушению самой объективности объектов. Подобное понимание действительности подходит не для всех миров. При применении такого подхода научно-технический мир ставится под сомнение с позиции мира репутации (мнения). Самые что ни на есть объективные объекты рассматриваются в таком случае лишь как условные и символические знаки. Смещение социологических пристрастий от позитивизма к феноменологии связано, таким образом, с переходом от одного мира к другому.

ФОРМА ГАРМОНИИ ЕСТЕСТВЕННОГО ПОРЯДКА - FIGURE HARMONIEUSE DE L’ORDRE NATUREL

Отношение эквивалентности проявляется в гармоничном распределении положений величия, то есть в соответствии с формулой инвестиции. На гармоничные формы естественного порядка ссылаются как на реальность, соответствующую принципу справедливости. Для каждого мира характерным является следующее высказывание: «Это (тот или иной высший общий принцип) и есть реальность». Так, например, в мире репутации: «разве мнение не является такой же реальностью?» А в рыночном мире «уметь различать факты — это угадывать желания людей» (MacCormack, 1985, р. 61).

ОБРАЗЦОВОЕ ИСПЫТАНИЕ - EPREUVE MODELE

Образцовое испытание, или великий момент, — это хорошо «слаженная» ситуация, подготовленная для испытания, исход которого не известен; для такого испытания необходим «чистый», внутренне когерентный диспозитив.

СПОСОБ ВЫРАЖЕНИЯ СУЖДЕНИЯ - MODE D’EXPRESSION DU JUGEMENT

Суждение, определяющее исход испытания, выражается различными способами в разных мирах. Тот или иной способ выражения характеризует форму проявления высшего общего принципа.

ФОРМА ОЧЕВИДНОСТИ - FORME DE L’EVIDENCE

Форма очевидности представляет собой способ познания, характерный для того или иного мира.

СОСТОЯНИЕ «ПРОСТЫХ» СУЩЕСТВ И УПАДОК ГРАДА - ETAT DE PETIT ЕТ DECHEANCE DE LA CITE

Квалификационные суждения о положении «простых» существ, которым свойственно довольствоваться частными радостями, часто являются менее четкими, чем квалификационные суждения о положении «великих». Нередко квалификация «простого» представляют собой обычное отрицание, указывающее на отсутствие качества «великого». Это объясняется либо тем, что в ситуации, граничащей с хаосом, когда существа начинают терять свои естественные свойства, установление тождества становится невозможным, либо тем, что в определенный момент за суждениями о «простоте» начинают на самом деле проступать принципы величия другой природы, которые были «принижены» в рассматриваемом мире с помощью критических суждений и разоблачений.

Чувство общего: моральное чувство и чувство естественности

Достижение обоснованного согласия зависит не только от возможности выстроить определенную систему ограничений, определяющих условия установления согласия, но и от наличия у людей адекватных способностей для следования этим требованиям. Действительно, при нашем подходе необходимо учитывать как знания людей о своих собственных поступках и действиях, так и их умение обосновывать их справедливость. Таким образом, мы отдаем должное существенному качеству людей: способности быть разумными и выносить суждения. Чтобы судить точно и справедливо {juger juste), необходимо уметь правильно распознать природу данной ситуации и вынести соответствующее ей суждение. Идентификация ситуаций предполагает владение определенной компетенцией, которая не может быть просто сведена к интенциональности и проекции субъекта за пределы самого себя. Идентификация ситуации не зависит от чистой субъективности субъекта: субъект не может придать смысл ситуации, руководствуясь исключительно своим восприятием.

Разве могли бы люди «настраиваться» на определенный лад и рассматривать ситуацию под желаемым углом зрения, разве могли бы они стремиться к установлению порядка среди хаотического множества сближений, если бы они не руководствовались принципами когерентности, которые присутствуют не только в них самих в виде ментальных схем, но и в диспозиции вещей и людей, составляющих их окружение, в расположении разного рода предварительно «слаженных» ансамблей? Множество средств, что оставались скрытыми в потоке обстоятельств и суматохе повседневности, выявляются и вовлекаются в обоснования справедливости в качестве доказательств.

Умение действовать естественно означает способность отдаваться ситуации. Чтобы следовать императиву обоснования справедливости, нельзя пытаться избежать принудительного воздействия внутренней логики ситуации. В этом смысле ситуация подобна долгу: она должна быть полностью реализована и доведена до конца. Таким образом, наряду с умением распознавать и признавать то, что является обоснованным, люди также должны обладать необходимым набором средств, инструментов (equipement), позволяющим приспосабливаться к ситуациям того или иного мира. Поскольку принципы справедливости, а также миры, в которых они реализуются, не закреплены ни за людьми, ни за определенными группами, а привлекаются (saisis) людьми в определенных ситуациях, то каждый человек сталкивается в своей повседневной жизни с множественными ситуациями, основанными на разных принципах справедливости. И чтобы вести себя естественным образом, он должен уметь распознавать эти ситуации и приспосабливаться (s’ajuster) к ним. Люди, у которых эта способность нарушена или вовсе отсутствует, считаются психически ненормальными.

Как и в построениях политической философии, в которых учитывается тип психологии людей или форма человеческого согласия, сообразные тому или иному определению общего блага, в нашей работе мы также исходим из гипотезы о наличии у людей определенного ментального инструмента, необходимого для достижения согласия в граде. Предполагается, что способностью к достижению согласия должны обладать все люди. Это означает, что для реализации этой компетентности не требуется владение концепциями политической философии. Мы ограничимся гипотетическим построением этой способности, соответствующим минимальным требованиям к согласию в граде.

В рамках града эта компетенция — назовем ее моральным чувством - подразумевает соблюдение двух основополагающих требований, поддерживающих порядок в граде. Первое требование — это принцип общности человеческой природы (commune humanite), предполагающий взаимное признание всех людей, с которыми надлежит прийти к согласию, как равных друг другу в их общем качестве людей. Второе требование — это упорядочение (ordre) положений людей в соответствии с общим принципом величия (principe de grandeur), определяющим возможные сближения. Иными словами, для достижения согласия по поводу того, что является справедливым, люди должны обладать знанием об общем благе (bien соттип) и уметь мыслить метафизически. Наличие у людей морального чувства не принимается во внимание в редукционистских (то есть основанных на биологизме или экономизме) и в бихевиористских теориях, в которых человеческое поведение рассматривается лишь как результат воздействия внешних сил или как физиологические реакции на стимулы. Эта способность не учитывается и в теориях культурализма, в которых люди представлены слаженно действующими по определенной программе без какого бы то ни было эксплицитного согласования своих действий. Тем самым укрепляется постулат о несознательности людей, который, как мы показали ранее, лежит в основе большинства интеллектуальных традиций в социологии и антропологии. Согласие не может просто проистекать из постоянных переговоров между людьми, не обладающими способностью возвыситься над своей сущностью и устанавливать обобщающие эквивалентности. Иначе человеческие общества были бы подобны сообществам бабуинов, где порядок величия (ordre de grandeur) без конца перераспределяется. Так, Брюно Латур отмечает, что обезьяньи сообщества реализуют на практике концепцию человеческого общества, созданную этнометодологией.

Вместе с тем расширение «града» до «общего мира», предусмотренное нашим аналитическим подходом, приводит к тому, что требуемая от людей компетенция не ограничивается наличием морального чувства. Как было сказано выше, для того чтобы судить по справедливости, люди должны уметь распознавать природу ситуации и реализовывать соответствующий ей принцип справедливости. Иными словами, чтобы правильно вести себя в естественных ситуациях, распознавать и использовать вещи согласно их природе, люди должны обладать чувством естественности. Таким образом, необходимо также признать за людьми способность осуществлять разумные сближения (rapprochements senses), чтобы они могли отличать то, что является существенным для ситуации, от того, что относится к области случайного и второстепенного, и чтобы они могли заключать между собой соглашения. Разумное сближение подразумевает установление отношения, которое в любой момент может оказаться необходимым обосновать, к чему-то более обобщенному, являющемуся общим для всех сближаемых предметов. В этом смысле разумное сближение отличается от простой ассоциации (например, по принципу пространственной или временной смежности). Следует, однако, отметить, что даже если люди и находятся в ситуации, когда от них требуется объяснить осуществленные ими сближения, они не обязаны тем не менее неукоснительно исполнять это требование и могут уклониться от обоснования. Тем более люди не обязаны основывать каждое из осуществляемых ими сближений и суждений на том или ином принципе. Таким образом, в нашем подходе мы должны также принимать во внимание и возможность необоснованных сближений, таких как, например: «Этот пейзаж полон нежности».

Каждый имеет право ограничиться подобным высказыванием и не более того. В этой работе мы не ставим своей задачей исследовать саму способность людей осуществлять сближения, а постараемся прояснить различие между обоснованными и необоснованными сближениями.

Способность отстраниться, отвлечься от непосредственного пространственного окружения, избежать смешения элементов ситуации, сблизив и упорядочив их соответственно определенному порядку значимости (ordre d ’importance), является минимально необходимой способностью, которой должны обладать люди для того, чтобы включиться в ситуацию, не запутавшись в ней. Эта способность не является прирожденной — ее необходимо приобретать. Она может также оказаться нарушенной, причем весьма сильно, — в частности, у больных шизофренией. Как показали исследования Ж.-П. Барре (J.-P. Barret), детям, больным шизофренией, чрезвычайно трудно научиться подниматься над хаотическими обстоятельствами, запечатле-ние которых в сознании превращает для них каждый день в череду несопоставимых и непредсказуемых мгновений.

Люди, которые ведут себя естественно, более или менее легко вовлекаются в ситуацию, характерную для того или иного мира, и занимают определенное «расположение» (disposition), соответствующее природе этой ситуации. Занять расположение, требуемое ситуацией, значит настроить себя на такое восприятие ситуации, при котором абстрагируешься от случайных лиц и вещей и сосредотачиваешь все свое внимание только на значимых элементах. Принять диспозицию, требуемую ситуацией, означает стать действующим лицом в мире, к которому относится ситуация. Например, на избирательном участке человек должен вести себя как гражданин. В этом смысле в самых «великих» того или иного мира есть что-то нечеловеческое, связанное с их способностью объективировать свое поведение. Поскольку люди могут входить в ситуации различных миров, они должны уметь идентифицировать друг друга в рамках «подходящего» для данной ситуации мира. Так, например, на научном коллоквиуме отец, прослушавший выступление своего сына-исследователя, должен будет, комментируя его выступление, произнести речь, в которой было бы явно видно, что он идентифицирует своего собеседника как «выступающего», а не как сына.

Отдаться естественной ситуации означает постараться сделать все возможное, чтобы не отвлекаться на «существа» других миров. Природа людей, однако, такова, что они склонны отвлекаться по той простой причине, что они всегда существуют в разных мирах, потому, что они переменчивы. Правильная диспозиция и правильный настрой на восприятие ситуации необходимы, чтобы оставить в тени несущественные элементы, которые должны быть выведены из действия, выпасть из поля зрения, сделаться незаметными. В испытании несущественные люди и вещи должны быть отодвинуты на второй план вплоть до их полного игнорирования.

Если же кто-то и обращает внимание на эти незначимые элементы, то это не влечет за собой никаких серьезных последствий. Так, например, можно обратить внимание на то, что стена в аудитории запачкана, но это никак не скажется на слаженности ситуации учебного занятия и не станет предметом обсуждения. Естественные ситуации схожим образом представляются всем людям. В этом смысле им свойственен некий обязательный характер. Никто не может избежать необходимости учитывать природу естественных ситуаций с какой бы то ни было целью — принять ее, «разоблачить» ее или постараться достичь компромисса между ее природой и природой другого мира. Вовлеченность в ситуацию должна быть реализована полностью. Но для этого необходимо также, чтобы ситуация была «подготовлена» (ргёрагёе) надлежащим образом. Если бы вовлеченность человека ограничивалась одним только восприятием, то непонятно, каким образом человек мог бы идентифицировать ситуацию, занять определенное расположение, соответствующее ей, и действовать согласно ситуации.

Завод является заводом не потому, что люди воспринимают его как завод. Само обустройство вещей, подготовленное в научно-техническом мире, требует от людей определенной диспозиции (disposition) по отношению к ситуации, при которой они увидят в заводе завод и выделят в нем то, что является существенным для ситуации.

Предложенный нами анализ «испытания» (epreuve) позволяет также понять, как люди постепенно приобретают опыт общего мира (monde соттип) и учатся распознавать важные «существа». Именно благодаря прохождению испытаний люди учатся вести себя естественно. В испытании высвечивается принцип эквивалентности, упорядочивающий элементы в зависимости от степени их величия. Испытание воплощает в себе принцип величия в чистом виде. Так, например, говорят о «великих моментах спорта», когда никакие внешние обстоятельства не нарушают чистоту спортивного соревнования, в котором состязающиеся стороны проявляют свое мастерство. В подобных испытаниях люди находятся во власти ситуации. Будучи полностью поглощены ситуацией, беззащитны перед ней, лишены критического мышления, они расположены к тому, чтобы принять принцип величия и проявить способность к его применению. В свете принципа, проявляющегося в чистом виде, величие значимых «существ» становится очевидным, как, например, на церемонии вручения премий знаменитостям, транслируемой средствами массовой информации («мир репутации»). Схожим образом покупатель, приятно взволнованный покупкой нового автомобиля, испытывает чувство полноты жизни, характерное для «рыночного мира». Это же чувство ему доведется испытывать и при коммерческих акциях, и при сногсшибательных распродажах в крупных магазинах. Таким образом, именно в автомобильном салоне или супермаркете, а не в библиотеке, зачитываясь Адамом Смитом в оригинале, человек приобретает способность «вовлечения» в ситуации, основанные на рыночном принципе обоснования.

Искусство жизни в разных мирах

После того как мы выделили различные формы общего блага на основе анализа канонических произведений политической философии, перейдем к рассмотрению реализации этих принципов в конкретных ситуациях. В результате этого анализа мы получим первичный перечень людей и вещей, а также диспозитивов, свойственных каждому из миров. Сбор элементов и объединение их в соответствующие перечни составит первый этап разработки инструментов системного кодирования. Подобные инструменты необходимы для проведения анализа ситуаций и соответствующих им протоколов, а также для идентификации форм «величия». Мы смогли выделить основополагающие формы и принципы общего блага на основе произведений политических философов, поскольку сами авторы этих произведений стремились создать прочную основу для этих принципов. Откуда же тогда можно извлечь «общие миры», если они реализуют себя только в ситуациях через связное вовлечение предметов в действия? Где найти объекты для изучения отношений между принципами действия, с одной стороны, и ситуациями их применения, с другой?

Для первичного сбора материалов мы обратились к текстам, содержащим рекомендации правильного поведения и советы о том, как следует держать себя в тех или иных конкретных ситуациях. Речь идет о современных практических пособиях. Поскольку задача этих текстов — способствовать развитию способности правильно распознавать и согласовывать элементы ситуаций, то можно сказать, что они продолжают традицию «наставлений», «уроков» или «поучений» (в риторике в таком случае говорят о «благоразумии»), таких как, например, трактат «О придворном» Бальдассара Кастильоне или трактат «Остроумие, или Искусство изощренного ума» Бальтасара Грасиана-и-Моралеса⁸. Конечно, ни один из авторов современных практических пособий не ставит перед собой собственно философских задач. Однако во всех этих произведениях можно найти отголоски принципов общего блага, которые мы проанализировали на основе философских трудов. Это и позволяет нам говорить об этих практических пособиях как о продолжении традиции поучений. Здесь мы напомним некоторые черты этой традиции, оказавшие влияние и на наш подход.

Разрабатывая понятие фронезиса (практической мудрости, благоразумия, рассудительности), Аристотель обращается не к платоновскому понятию фронезиса как созерцательного знания, а к доплатоновскому традиционному понятию расчетливой мудрости (sagesse calculatrice) более низкого порядка (Aubenque, 19^3’ Р- 25)* «Фронезис» в понимании Аристотеля — это не искусство, поскольку связанный с ним вид деятельности не является творением. Но он также и не наука (Aristote, Eth. Nic., V, 5, 1140 b).

Как справедливо заметил Жюль Трико, «фронезис подразумевает размышления над второстепенными обстоятельствами и отличается тем самым от доказательной науки» (id., р. 285). «И не только с общим имеет дело рассудительность (prudence), но ей следует быть осведомленной в частных вопросах, потому что она направлена на поступки, а поступок связан с частными обстоятельствами» (id., V, 8, 1141 b)⁹. Если Платон, как отмечает Пьер Обенк, не подвергает сомнению то, что «трансцендентного знания достаточно для исчерпывающего представления обо всех частных случаях, то Аристотель окончательно утрачивает веру в то, что частное можно вывести из общего» (Aubenque, 1963, р. 43). Рассудительность (prudence) имеет дело с конкретными вещами и позволяет восполнить недостаточность знания. В этом смысле ее можно сравнить с аристотелевской распределяющей справедливостью (equite). Она отличается от закона, «имеющего всегда общий характер» (Aristote, Eth. Nic., V, 14, 1137 b), подобно тому, как прямой угол в работе плотника отличается от прямого угла геометра (id., I, 7, 1098 а), или подобно тому, как «неопределенное правило, согласно которому в лесбосском зодчестве лекало из свинца изгибается по очертаниям камня»¹⁰, отличается от неизменного жесткого закона (id., V, 14, 1137 b).

Цицерон, описывая «рассудительность»¹¹, способность приспосабливаться к обстоятельствам и «просчитывать свои обязанности», приводит несколько примеров «рассудительного поведения». Из этих примеров видно, что обстоятельства могут соответствовать различным регистрам: «Степень срочности оказываемых услуг зависит от обстоятельств. Есть услуги, которые следует оказывать одним людям в большей степени, чем другим. Так, если речь идет о сборе урожая, то нужно в первую очередь оказать помощь соседу, а не брату или другу; если речь идет о судебном разбирательстве, то необходимо защищать в первую очередь родственника или друга, а не соседа. Именно так следует подходить к каждой обязанности. Складывая и вычитая должное, мы всегда четко знаем, кому и сколько мы должны» (Ciceron, Тгакё des devoirs, I, XVIII, 59, 1962, p. 515).

Заметим также, что Фома Аквинский, хотя и исходит из аристотелевского понимания «фронезиса», в частности, в его отношении к случайным обстоятельствам и к действию как противоположности производству (Thomas d’Aquin, Somme 2а— 2ае, Q. 47, Art. 5, 1949, p. 35), вместе с тем отдаляется от него, укореняя рассудительность в непоколебимости универсальных правил и вводя понятие высшей совести как угрызений и мук, управляющих рассудительностью. «Добродетели являются целесообразными не потому, что они являются целью сами по себе, а потому, что они стремятся к цели, которую указывает им естественный разум.

В этом им помогает благоразумие. Оно направляет добродетели, располагая на их пути то, что необходимо для достижения цели. Из этого следует, что благоразумие более благородно, чем добродетели: именно оно приводит добродетели в движение. В свою очередь, благоразумие управляется угрызениями совести, подобно тому, как разумность принципов управляется наукой» (Q. 47, Art. 6, 1949, р. 40; см. также: Appendice II de Т.-Н. Denan).

Рассмотрение проблемы отношения между общим и частным, а также вопроса о распределяющей справедливости, учитывающей обстоятельства (equite), как раз и является задачей нашего исследования. Именно с этой целью мы предприняли разработку модели, являющейся наиболее адекватной для рассмотрения конфликтов и противоречий между различными принципами справедливости. В результате этой работы мы получили построение, которое фиксирует различие между общим и частным. Эта структура является общей для всех градов и подобна мироустройству, состоящему из множества миров. Суждение, которое основывается на распределяющей справедливости, как раз направлено на то, чтобы умерить противоречия, вызванные множественностью принципов согласия, через учет ситуации и через обращение к смягчающим обстоятельствам. Обсуждение, являвшееся одним из основных свойств рассудительного человека (Aristote, Eth. Nic., VI, 5, 1140 а), в современное время принимает форму императива обоснования справедливости. Этот императив проявляет себе в ситуациях сосуществования систем аргументации различных миров.

Исходя из вышеизложенного, мы исследовали реализацию высших общих принципов в различных мирах, обратившись к анализу различных пособий, или руководств к действию. Поскольку эти пособия адресованы людям, неопытным в том или ином вопросе, и предназначены для повседневного использования в педагогических целях, то в них можно найти описание целого ряда типичных ситуаций или образцовых сцен. Именно эти ситуации мы и взяли за основу для выделения высказываний, соответствующих различным мирам. В пособиях содержатся советы по разрешению конфликтных щепетильных ситуаций, а также своеобразные наставления, излагающие в сжатой форме правила, которым нужно следовать в повседневной жизни. В отличие от построений политической философии, эти практические руководства к действию не подчиняются необходимости абстрактного и системного изложения. Поучения и уроки искусства благоразумия (arts de prudence), или правила вежливости (civilites), содержат практические советы по поведению в обычных ситуациях. В этом смысле они как нельзя лучше отвечают задаче нашего исследования. В отличие от обычных учебников, обучающих некоторому навыку, технике или искусству владения чем-либо, они направлены на обоснование справедливости тех или иных форм поведения с точки зрения общего блага. Таковы, например, наставления Фердинана Лота (Ferdinand Lhote) о художественном творчестве, духовные упражнения и подражания Христу, сборники советов правильного поведения или учебники гражданского воспитания и так далее.

Однако подробный анализ таких текстов содержит в себе определенную опасность, так как он может содействовать укреплению идеи о существовании обособленных сфер релевантности, с которой мы никак не можем согласиться. Эта идея предполагает, что сами люди отличаются друг от друга в зависимости от той или иной сферы их деятельности. А если и допускается, что речь идет об одних и тех же людях, то вопрос о возможности перехода людей из одной сферы в другую остается нерешенным. Мы постарались избежать упрощенного подхода и решили основательно рассмотреть вопрос об отношениях между мирами в том виде, в каком он предстает перед людьми, переходящими из одной сферы жизни в другую. Именно поэтому мы не могли ограничиться, например, анализом книги по домохозяйству («патриархальный мир»), целиком и полностью посвященной правилам ведения домашнего хозяйства. В подобной книге можно найти лишь описание положения вещей в их естественной слаженности. В ней ничего не говорит-ся о давлении (pression) или угрозе столкновений (differends), связанных с возможностью присутствия «существ» из других миров.

При выборе практических пособий мы руководствовались двумя требованиями. Первое требование состояло в том, что каждое из анализируемых пособий должно было соответствовать одному из градов, описанных в предыдущей главе, и показывать его высший общий принцип в наиболее полном и чистом виде. Второе требование заключалось в том, что все шесть пособий должны были иметь одну и ту же область применения. Мы выдвинули гипотезу, согласно которой одни и те же люди могут обращаться ко всем порядкам величия (grandeurs). Наше исходное положение отличается, таким образом, от гипотезы, согласно которой одна и та же система ценностей или тип культуры соответствует членам одной социальной группы, одного социального института или одного сообщества. В последнем случае этические правила, наставления и ценности рассматриваются как усвоенные предрасположенности, которые определяют поведение человека при любых обстоятельствах. Если наша гипотеза окажется верной, то это будет означать, что для одной и той же области или для одного и того же типа социального института и, соответственно, для одних и тех же людей можно найти различные практические пособия, каждое из которых будет соответствовать тому или иному граду справедливости. Таким образом, мы постарались найти пособия о правильном, или рассудительном, поведении (manuels de prudence), в которых описывались бы ситуации, в которых у людей всегда есть различные естественные средства для отстаивания обоснованности своих действий, согласно различным высшим общим принципам. В таком случае для поддержания связности той или иной ситуации необходимо элиминировать элементы, отвлекающие от ситуации и отсылающие к иным высшим общим принципам. Как мы увидим в следующей части книги, присутствие посторонних людей и вещей может привести к столкновению (differend) общих миров.

Современное предприятие вполне подходит для анализа таких ситуаций. Соприсутствие на предприятии разнородных ресурсов является проблематичным в силу различия способов их согласования и в силу различия принципов справедливости, лежащих в их основе.

Ситуации, сосуществующие там во времени и в пространстве, могут обосновываться согласно различным принципам справедливости, что облегчает нам задачу выявления различных способов объективации общих миров. Кроме того, в сфере предпринимательской деятельности можно найти значительное количество изданий, направленных на обучение правильному поведению и методам организации самых различных ситуаций. Таким образом, мы остановили свой выбор на практических пособиях, которые относятся к одному общему месту действий — предприятию — и предназначены для одних и тех же людей, но которые вместе с тем описывают ситуации различной природы и направлены на обучение благоразумному поведению (prudence) в соответствии с различными принципами справедливости.

Эти современные издания, выполняющие роль своего рода учебников или пособий, предназначены для управленцев (cadres) предприятия. Пособия были отобраны нами таким образом, чтобы каждое из них было ориентировано на определенный мир и содержало предписания по устроению наиболее естественных ситуаций, то есть ситуаций, наименее нагруженных внутренними трениями. Эти издания содержат рекомендации о том, как следует поощрять творческий потенциал сотрудников (мир вдохновения); как устанавливать подобающие «домашние» отношения и быть доброжелательными по отношению к начальнику, подчиненным, коллегам или посетителям и клиентам (патриархальный мир); как обеспечить репутацию предприятия, человека, продукта с помощью пиара (мир репутации); как в рамках предприятия создать ситуации, в которых люди выступали бы в качестве граждан, например избирали и назначали бы своих представителей (гражданский мир); как создавать ситуации, целиком и полностью устроенные по принципу рынка, конкуренции и направленные на достижение коммерческой эффективности (рыночный мир); или ситуации, «слаженные» на основе принципа полезности работы и повышения производительности (научно-технический мир). В отобранных нами пособиях представлены практические советы правильного, благоразумного поведения (prudence), что отличает их от умозрительных построений политической философии, которые были рассмотрены нами ранее и на основе которых мы выделили грады. Следует также заметить, что значительная часть этих философских построений и вовсе неизвестна авторам практических пособий.

Подчеркнем, однако, что в силу своего методического характера все эти пособия так или иначе связаны с научно-техническим миром.

Преобладание на предприятии принципов организации, основанных на полезности, приводит к растворению различных форм обобщения в той, которая имеет отношение к технологии. Все формы правильного поведения (prudence), связанные с тем или иным миром, описываются в пособиях при помощи педагогических приемов, обычно используемых в на-учно-техническом мире для обучения новым технологиям. Не случайно сами приемы обозначаются термином, связанным с техникой: педагогические технологии.

Приведем следующий пример. Исходные положения, определяющие величие во вдохновенном граде, излагаются в канонических философских текстах в виде жизненных историй (anecdotes), рассказов об отдельных случаях. В рассматриваемых же нами пособиях они часто будут принимать форму наставлений, воспроизводимых диспозитивов. Иными словами, пособия, используемые для анализа миров, соответствующих различным градам, часто будут представлять собой менее чистые формы, по крайней мере в сравнении с их каноническими моделями. Как мы увидим в дальнейшем, отдельные высказывания автора пособия, напрямую отсылающие к основополагающему принципу определенного града, могут даже окрашиваться в иронические тона или произноситься с определенной долей отстраненности, не как поучение, а чуть ли не как критика, создавая впечатление, что автор пособия не может полностью избавиться от влияния научно-технического мира, довлеющего над процессом обучения. Мы учтем эту особенность отдельных высказываний, и после первого обзорного представления различных миров, которому будут посвящены следующие страницы этой главы, мы обратимся к составлению перечня форм, свидетельствующих о критических отношениях между общими мирами и компромиссах между ними.

В нашем подходе мы действовали следующим образом. На основе только тех терминов и формулировок, что представлены в каждом из пособий, мы создали шесть репрезентативных моделей миров, которые соответствуют ранее описанным градам и в которых реализуется тот или иной принцип величия. Мы создали эти модели по одному общему образцу, следуя предложенной выше схеме. В этой схеме были определены основные параметры, которым должна соответствовать модель того или иного мира (высший общий принцип, достоинство людей, положение величия и так далее). Использование этой модели позволяет сравнивать миры, легко переходить от одного мира к другому и просматривать таблицы со сравнительными данными.

В каждой рубрике содержание таблицы представлено в той форме, в которой мы нашли его в наших источниках, без всякой критической дистанции. Отстраненность предполагала бы подозрительное отношение, направленное на выявление истины, скрывающейся за мнимой видимостью. Подобный подход, вскрывающий двойное дно явлений, весьма характерен для исследований в социальных науках.

Но, как мы постараемся показать в следующей главе, подобная критическая дистанция и редукция опираются на те же формы критики, которые характерны для политических столкновений, экономических споров или личных конфликтов, когда стороны апеллируют к различным порядкам величия. Претензии на критическую отстраненность не позволяют увидеть реальность проявляющего себя мира. Эта реальность, однако, прекрасно знакома как теоретикам, так и обычным людям, которые в определенный момент оказываются вовлеченными в ситуацию, соответствующую тому или иному общему миру. Человеку, находящемуся в подобных ситуациях, нет необходимости истолковывать свое поведение в терминах «игры» или исполнения «ролей». Подозрение обрекло бы и наше исследование на неуспех, поскольку оно предполагает искусственное внедрение принципа величия, являющегося чуждым по отношению к ситуации. Именно привнесенный «извне» принцип и служит опорой для дистанцирования и критического суждения. Мы предлагаем читателю воздержаться на время от критической позиции и постараться прочитать описание каждого мира в отдельности. Поочередное погружение в тот или иной мир создает ощущение чрезвычайной очевидности, банальности, естественности мира. Эта естественность предстает перед любым человеком, вовлеченным в согласованную ситуацию, которая и является объектом нашего изучения. И как любой человек, вовлеченный в ситуацию, читатель сможет освободиться от «топической» включенности в тот или иной мир только при помощи опоры на принцип другого мира, переходя от одной таблицы к другой.

Модели миров показывают, что общие миры, основанные на соответствующих принципах градов, могут проявляться в рамках одного и того же пространства (предприятия) и с участием одних и тех же людей (управленцы предприятия). Составленные таблицы могут быть использованы читателем в качестве практического средства для быстрого ориентирования в том или ином мире или для распознавания элементов того или иного мира в сложной ситуации, состоящей из элементов нескольких миров. Как показали исследования, основанные на других источниках, в частности на наблюдениях и интервью со служащими банка по поводу правильных форм действия и суждения при предоставлении кредита (Wissler, 1987), выбор других материалов не сказывается на полученном результате — перечне вовлеченных в различные ситуации «существ» (то есть людей и вещей). Все книги и источники, обучающие тому, как правильно согласовывать ситуацию на основе принципов того или иного града, содержат приблизительно одни и те же термины и отсылают к одним и тем же объектам.

ПОСОБИЕ ПО ВДОХНОВЕННОМУ МИРУ

Для представления вдохновенного мира (к monde inspire) мы выбрали книгу Б. Демори «Творчество на практике» (В. Demory. Creativite en pratique. Paris: Chotard et associes editeurs, 1974).

«Творчество на практике» — это пособие по предпринимательской деятельности, написанное консультантом по креативности. По сравнению с другими изданиями, используемыми нами для выявления диспозитивов и их элементов («существ»), присущих тому или иному граду, это пособие может показаться на первый взгляд наименее подходящим. Действительно, поскольку град вдохновения вообще слабо оснащен инструментами (ведь он предполагает непосредственную, прямую связь между человеком и высшим общим принципом), то сама форма «технического» пособия может исказить его природу. Креативные консультанты должны, по сути, обучить тому, чему нельзя обучить, и открыть для всех путь к состоянию вдохновения. Однако согласно каноническим текстам вдохновенного града, состояние вдохновения не может быть достигнуто по заказу. Таким образом, значение анализируемого нами пособия по творчеству, как и любых других пособий подобного рода, не является бесспорным. Поскольку оно относится к миру вдохновения, в нем четко разделяются творческие ситуации и ситуации, основанные на принципах других миров. При этом ситуации других миров подвергаются критике, как, например, в случае, когда творческий процесс противопоставляется рутинному школьному обучению, основанному на подходах, характерных для научно-технического мира. Но в пособии могут даже до известной степени оспариваться канонические устои града. Ведь оно предполагает обучение творчеству и поэтому не может ограничиваться только пределами вдохновенного града. В нем также должна быть изложена методика упражнений — то есть, по сути своей, действий научно-технического характера, — оправдывающих написание пособия и, в общем, само существование профессии его автора. Таким образом, компромиссные сочетания того или иного града с научно-техни-ческим миром присутствуют в каждом из анализируемых нами пособий, но именно в пособии по творчеству они проступают особенно явно.

ПОСОБИЕ ПО ПАТРИАРХАЛЬНОМУ МИРУ

При помощи книги П. Камюза «Умение общаться с людьми и продвижение по службе» (P. Camusat. Savoir vivre et promotion. Paris: Editions d’organisation, 1970) мы представим патриархальный мир (le monde domestique). Во вступлении к этому пособию оговаривается, что оно было специально написано для того, чтобы обучить самоучек, получивших продвижение по службе, искусству поддерживать гармонию личных отношений на предприятии. Таким образом, это пособие как нельзя лучше подходит для анализа того, как патриархальный мир проявляется в служебной обстановке. Значительное число элементов, относящихся скорее к научно-техническому миру (в том числе и то, что в менеджменте называется управлением персоналом, или кадровой политикой — relations humaines), в этом пособии переведено на язык патриархального мира.

Это пособие касается в основном предприятия и служебных отношений. Однако отдельная его часть посвящена также семье и семейным отношениям. Автор объясняет это тем, что профессиональный успех и семейная жизнь связаны между собой: «Некоторые будут удивлены, что наряду с профессиональной или общественной жизнью в нашей книге об умении общаться с людьми рассматривается также и частная жизнь. Некоторые скажут, что частная жизнь — это личное дело каждого. Разумеется, мы не стремимся вмешиваться в личную жизнь кого бы то ни было, но мы изучаем проблему семьи, так как она играет существенную роль в общественном успехе» (Camusat, р. 49).

ПОСОБИЕ ПО МИРУ РЕПУТАЦИИ

Книга Шнайдера «Принципы и технологии связей с общественностью» (С. Schneider. Principes et techniques des relations publiques. Paris: Delmas, 1970) введет нас в мир репутации (monde de Vopinion). Заметим, однако, что PR-деятельность не ограничивается миром репутации. Об этом красноречиво говорит само понятие «связей», которое лежит в основе словосочетания «связи с общественностью». PR-деятельность всегда несколько приближена к патриархальному миру, как хорошо видно на примере отношений между пресс-атташе и журналистами, рассматриваемом в пособии. Однако личные отношения и связи направлены в данном случае на поддержание принципа репутации.

Кроме того, PR-деятельность может попасть в зависимость от принципов рыночного мира. Однако, как неоднократно отмечает автор пособия, непосредственная цель связей с общественностью — создавать и продвигать репутацию, а не продавать. Шнайдер приводит несколько примеров, с тем чтобы показать, что можно заниматься PR-ом, содействуя росту популярности того, что нельзя продать (например, известность того или иного города, политического деятеля и так далее). Но в ряде случаев и, в частности, каждый раз, когда речь идет о популярности того или иного товара, упоминание о продаже тем не менее присутствует либо в качестве показателя известности, либо в качестве одной из целей, преследуемой при повышении популярности. О напряжении между принципом репутации и рыночным принципом свидетельствуют, в частности, неоднократные напоминания Шнайдера о необходимости четко разделять «связи с общественностью» и рекламу или маркетинг. Реклама и маркетинг ориентированы на людей, выступающих в роли покупателей. Успешность маркетинга определяется актом покупки. «Связи с общественностью» ориентированы на мнение людей о том или ином продукте, при этом мнение может быть как положительным, так и отрицательным. Именно поэтому «связи с общественностью» содействуют формированию определенной публики, обладающей общественным мнением.

Связи с общественностью на предприятии неминуемо представляют собой компромиссное сочетание мира репутации и рыночного мира.

И наконец, в связях с общественностью также задействуется и научно-технический мир. Статистические опросы — это пример подобного компромиссного сочетания. Автор пособия настойчиво противопоставляет PR-кампании и слухи. В ходе PR-деятельности следует контролировать слухи, которые спонтанно возникают и молниеносно распространяются в случае недостатка информации. PR-деятельность опирается на научно-технический инструментарий. Можно измерить продуктивность PR-деятельности, PR-деятельность может отвечать критериям полезности и так далее.

ПОСОБИЕ ПО ГРАЖДАНСКОМУ МИРУ

Способы организации гражданских ситуаций на предприятиях, а также перечни существ и диспозитивов, характерных для таких ситуаций, будут выделены на основе двух руководств, опубликованных профсоюзом — Французской демократической конфедерацией труда (CFDT). Оба руководства дополняют друг друга и составляют единое целое. Речь идет о брошюрах из серии «CFDT / pratique syndicate» (профсоюзная практика), опубликованных и распространяемых издательством Montholon Services: 1) Pour elire ou designer les delegues («Об избрании и назначении делегатов»), CFDT, 1983; 2) La section syndicate («Профсоюзный отдел»), CFDT, 1981.

Формы кадровой политики и профсоюзной организации предприятия четко определены законом (социальное право). Они опираются на нормы и правила, поддерживающие реализацию высшего общего гражданского принципа, которые были установлены после Великой французской революции и совершенствовались в течение всего XIX века. Как мы показали, рассматривая «Общественный договор» Руссо, гражданский принцип не терпит тяжелого инструментария. В ситуациях гражданского мира даже процедуры делегирования и представительства могут оказаться под огнем критики. Средства и диспозитивы, описанные в профсоюзных руководствах, часто заимствуются из других миров и, в частности, из научно-техни-ческого мира.

В первой брошюре («Об избрании и назначении делегатов») гражданский мир представлен в самой чистой форме. Как известно, выборы — это испытания гражданского мира. Хотя в данном случае речь идет о профессиональных выборах (что предполагает компромисс с научно-техническим миром), используемые инструменты и собственно язык пособия явно относятся к гражданскому миру.

Описание гражданских форм организации и диспозитивов, многочисленные ссылки на закон и право, присутствующие в этом издании, сопровождаются прямой или скрытой критикой тех ситуаций на предприятии, которые упорядочены согласно принципам других миров. В частности, критикуются ситуации, которые отвечают рыночной логике или основываются на патриархальных связях. В руководстве неоднократно подчеркивается, что установление гражданских процедур на предприятии возможно лишь при условии четкого определения общего интереса и обращения к деперсонифицированной верховной власти (souverainete desincamee). Определение общего интереса подразумевает отказ от той формы социальных связей, что основаны на личной зависимости (патриархальный тип связи). С точки зрения гражданского мира, подобные социальные отношения являются самоуправными и несправедливыми.

ПОСОБИЕ ПО РЫНОЧНОМУ МИРУ

Чтобы представить рыночный мир (monde marchand), мы обратились к иностранному изданию: книге Мак-Кормэка «О том, чему вас никогда не научат в Гарварде. Полевые записки» (М.Н. McCormack. Tout се que vous napprendrez jamais a Harvard. Notes dun homme de terrain. Rivages / Les Echos, перевод на французский: M. Lebailly; оригинальный текст: М.Н. McCormack. What they don’t teach you at Harvard Business School, 1984). Мы не смогли найти современного французского пособия, в котором излагались бы принципы преуспевания в делах. Во французских книгах, посвященных коммерческой деятельности или продаже, очень слабо представлены чисто рыночные формы организации работы предприятия (assemblages purement marchands). В основном в них присутствует научно-технический мир: техники продажи, методы (мерчандайзинг), планирование, расчеты, графики. Слабое присутствие рыночных диспозитивов свидетельствует о том, что хотя рыночные принципы и лежат в основе определенной научной дисциплины (экономики) и задействуются людьми в повседневных ситуациях, когда значение придается богатству, тем не менее во Франции рыночный порядок величия не обладает столь важным политическим значением, как в Соединенных Штатах. Этот феномен непосредственно связан с тем, что во Франции сильно развиты гражданский и научно-технический миры, на которых основывается критика рыночных принципов. Автор рассматриваемого пособия ясно подчеркивает несоизмеримость рыночного и научно-технического порядков величия, постоянно разоблачая научно-технические принципы. Так, комментируя название своей книги, он отмечает: «Если бы этот продукт — книга — носил бы название “Практические принципы управления”, то он заинтересовал бы совершенно другую публику и, вероятно, менее многочисленную».

Американское издание, переведенное на французский язык и предназначенное для французской публики, полностью соответствует нашим исследовательским задачам (заметим, что найти издания подобного рода в американской литературе не составляет никакого труда). Работа представляет для нас интерес, так как имеет практическую направленность. В ней излагаются практические советы по преуспеванию в делах, основанные на личном опыте автора (в названии оговаривается, что речь идет о «полевых записках»). При этом рыночные блага представлены как самоценные, вне зависимости от производственной деятельности (научно-технический мир). Поскольку в книге речь идет о коммерциализации имен людей (в частности, спортсменов) и названий известных институтов (Нобелевский фонд, Ватиканский фонд), то производственные требования к продукции не играют здесь существенной роли. Научно-технические требования имели бы значение в том случае, если бы мы имели дело с маркетинговыми установками, касающимися классической промышленной продукции. В данном же случае налицо компромиссы рыночного мира не с на-учно-техническим миром, а с миром репутации.

Мир спорта, хорошо знакомый автору пособия, с его победами (grandeurs), испытаниями и правилами представляет собой, как мы говорили ранее, упрощенную модель града. Образ чемпиона или фаворита («Меня всегда восхищало с профессиональной и психологической точек зрения то, как спортсмен превращается в чемпиона», р. 235) позволяет перейти от ценности спорта к высшему общему принципу репутации или к высшему общему рыночному принципу: «Без предварительной работы по соответствию имиджа Арнольда [Арнольд Палмер: чемпион в гольфе] высшему классу наш клиент [Арнольд] не показался бы им столь желанным» (р. 120). Отсылка к миру спорта усиливается тем, что высший общий принцип рыночного града — конкуренция — подразумевает соперничество, напоминающее спортивное соревнование. Тем не менее автор четко акцентирует различие между рыночной конкуренцией и спортивным состязанием. В рыночном граде не существует непреодолимого первенства чемпиона: «Соперничать в делах — не то же самое, что соперничать в спорте. В обоих случаях основная цель — это выиграть, победить кого-то другого. Но в бизнесе игра, соревнование не имеют конца; здесь не существует “окончательного” первенства. Конкуренция рано или поздно вас всегда настигает» (р. 190).

ПОСОБИЕ ПО НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОМУ МИРУ

Работа М. Пьеро «Производительность и условия труда. Пособие о том, как начать дело» (М. Pierrot. Productivite et conditions de travail Un guide diagnostic pour entrer dans Vaction. Paris: Entreprise moderne d’edition, 1980) послужила нам источником данных о научно-техническом мире (monde industriel). Само название книги уже говорит о том, что пособие не ограничивается рамками научно-технического мира. И в этом его отличие от многочисленных технических пособий, в которых описываются пружины и рутина нормального функционирования предприятия. Задача пособия — совместить императив производительности, прекрасно выражающий высший общий принцип научно-технического мира, с установкой на улучшение условий труда. Эта установка, как любое предписание, направленное на учет социальных аспектов предприятия, предполагает компромиссные сочетания с гражданским миром и, в частности, осознание ценности человеческого достоинства работника. Таким образом, в данном пособии можно найти не только базовые инструменты собственно научно-технического порядка величия (grandeur industrielle), которые составляют лишь малую часть технического инструментария, весьма развитого в данном мире, но и разнообразные компромиссные сочетания с гражданским миром. Эти сочетания мы рассмотрим в следующей главе.

* * *

Каждое из шести пособий рассматривалось нами при помощи одной схемы анализа. Мы постарались выделить, сгруппировать и представить в доступной форме основные элементы, на базе которых можно было бы восстановить исходные тексты наиболее достоверным образом в том случае, если бы они вдруг оказались уничтоженными или утраченными. Кроме того, представленная нами форма изложения позволяет включать в тексты и новые высказывания, не искажая их смысла. Для этого на первом этапе мы составили перечень «существ», людей и вещей, свойственных определенному миру. При введении каждого нового элемента в список мы сопровождали его одним или несколькими примерами. Затем мы проанализировали полученный перечень при помощи схемы анализа, которая была разработана выше путем расширения базовых категорий общего блага. Эта схема позволяет представить естественное положение вещей (ordre nature!), их релевантные соединения (agencements), а также формы отчетов, в которых они могут быть описаны. Каждая новая категория аналитической схемы вводится вместе со списком определенных элементов (субъектов, объектов, отношений и так далее). Список сопровождается текстом, который составлен таким образом, чтобы в нем упоминалось как можно большее количество людей и вещей, соответствующих природе данного мира (etres naturels). Этот текст сразу погружает читателя в соответствующий мир, поскольку он составлен без всяких попыток критической отстраненности по отношению к данному миру. Текст призван создать впечатление очевидности и полноты мира (вплоть до избыточности), близкое к тому ощущению, которое испытываешь в моменты причастности к естественной ситуации (situation naturelle).

Реальность являет себя в обнаженном виде, мир предстает таким, какой он есть, без двойного дна и без учета взгляда извне. Так исключается возможность отстраненной позиции, критического разоблачения того, что присутствует в этом мире.

Модель каждого мира представляет собой стройную композицию, подобную музыкальному сочинению, в котором различные элементы пребывают в гармонии, согласии. Как мы увидим в следующей главе, именно столкновение несовместимых «аккордов» — сочетаний — позволяет раскрыть искусственность противопоставленных миров. Теодор Адорно в «Философии новой музыки» отмечает, что в произведениях Берга «тональность, как правило, отсутствует, но до-мажорные трезвучия появляются всякий раз, когда речь заходит о деньгах». «Трезвучные гармонии» сопоставимы «с окказиональными выражениями в языке, а еще точнее — с деньгами в экономике». Берг использует до мажор для того, чтобы разоблачить «банальность» и искусственность рыночных отношений: «Маленькая монетка до мажор, — пишет Адорно, — изобличается как фальшивая» (Adorno, 1962, р. 68; курсив наш)¹². Таким образом, все то, что позволяет установить величие в том или ином граде, может быть также использовано для того, чтобы разрушить порядок величия при помощи отсылки к другим высшим общим принципам. Иными словами, одни и те же средства могут использоваться поочередно как для составления согласованной топической композиции, так и для критического разоблачения.