Критика и обоснование справедливости. Очерки социологии градов - 2013

Разоблачение

Рассматривая реализацию объектов в связном, упорядоченном мире, который в формальных построениях политической философии соответствует граду, мы смогли показать, как суждения могут сближаться, сходиться в испытаниях и воздействовать, таким образом, на реальность. Однако в испытания, которые мы рассматривали до настоящего момента, были вовлечены только люди и вещи, относящиеся к одному миру. Как обстоит дело, когда люди и вещи, относящиеся к разным мирам, встречаются в одном испытании? И как, в более общем плане, выстраиваются отношения между различными мирами? Чтобы ответить на эти вопросы, мы перейдем от рассмотрения естественного согласия в рамках одного мира к анализу других возможных форм. Сначала мы исследуем ситуации разногласия (desaccord) и соответствующие им формы критики, а затем, в следующей части книги, обратимся к анализу особой формы достижения согласия, которую мы обозначили как компромисс (compromis).

Проблема отношения между различными мирами не может быть решена при закреплении миров и соответствующих им порядков величия за различными индивидами, культурами и средами, подобно тому, как в классической социологии рассматривается отношение между ценностями и социальными группами. Прикрепление людей к тому или иному миру означало бы закрепление за ними постоянной формы величия, что противоречит принципам справедливости, на которых основана модель града.

В нашем же подходе мы стараемся показать, напротив, что люди, в отличие от вещей, могут реализовывать себя в различных мирах. Следовательно, необходимо исследовать возможность достижения справедливых согласий при существовании множественных принципов согласия, а не избегать поставленной проблемы, отстаивая относительность ценностей и закрепляя за людьми или группой людей те или иные ценности и принципы как составляющие их сущность. Если бы различные люди принадлежали к различным мирам или если бы различным мирам соответствовали различные группы людей, то люди были бы безразличны друг к другу (как в естественном состоянии у Руссо). Они не смогли бы тогда создать град или же не смогли бы никогда достичь согласия по поводу высшего общего принципа, релевантного для данной ситуации. Каждое испытание в таком случае быстро оборачивалось бы безысходным спором (dispute sans issue).

Следовательно, нужно отказаться от закрепления миров за теми или иными социальными группами и, напротив, связывать миры исключительно с диспозитивами объектов, квалифицирующими различные ситуации, в которых реализуется деятельность людей, придающих ценность этим объектам. В дифференцированном обществе каждый человек ежедневно сталкивается с ситуациями, которые относятся к различным мирам. Он должен уметь распознавать различные ситуации и уметь к ним приспосабливаться. Такое общество можно обозначить как «сложное» (complexe) в том смысле, что его члены должны обладать необходимой компетенцией для определения природы ситуации и для прохождения испытаний, относящихся к различным мирам. Поскольку различные принципы справедливости нельзя совместить прямо и сразу, их присутствие в одном пространстве влечет за собой конфликтное напряжение (tensions), которое должно быть разрешено, с тем чтобы ход действия мог продолжаться нормальным образом. Даже самый вдохновенный из артистов не может действовать во всех ситуациях по зову вдохновения. Так, например, на почте, чтобы его не приняли за сумасшедшего, он должен вести себя как обычный посетитель. Люди, чья профессиональная деятельность тесно связана с научно-техническим миром (с его цехами, мастерскими, конструкторскими бюро и строительными объектами), также не закреплены раз и навсегда за природой производства. Даже на работе они должны уметь переключаться от одной ситуации к другой, в которой реализуются объекты и формы величия других миров, например мира вдохновения, который на первый взгляд вовсе несовместим с научно-техническим миром.

Также некоторые формы сопротивления рабочих (Sabel, 1982; Lutdke, 1984), которые принимают форму народного подъема или выливаются в насилие, трудно свести исключительно к требованиям восстановления справедливости по принципу научно-технического мира. Они соответствуют скорее способу возвеличивания согласно вдохновенному принципу и в этом смысле подобны практикам умерщвления плоти в классическом аскетизме.

Наш аналитический подход расходится, таким образом, с научными парадигмами, которые исходят из гипотезы о некоторой внутренней направляющей, своего рода программы действий, предварительно заложенной в людях. Согласно этим парадигмам, какой бы ни была природа этой программы и способ ее закрепления за человеком или группой людей, ее функция заключается в поддержании идентичности субъекта. Программа призвана обеспечивать повторяемость действий субъекта вплоть до некоторого автоматизма и их гармоничность вне зависимости от ситуации. Отличие нашего подхода — в том, что мы исходим из тезиса о неопределенности в поступках и взаимодействиях людей. По нашему мнению, неопределенность должна обязательно учитываться в модели, отражающей человеческое поведение. Хотя свобода действий и ограничена диспозитивом ситуации, модель множественных миров всегда оставляет за акторами возможность выйти из испытания. Опираясь на внешний по отношению к данной ситуации принцип, они могут оспорить приемлемость испытания или даже изменить ситуацию, дав импульс новому испытанию, приемлемому с точки зрения другого мира. Таким образом, в нашей модели учитывается возможность критики, которая не принимается во внимание в подходах, основанных на принципе детерминизма.

Чтобы дать первое представление о том, что такое анализ компетенции акторов в сложном обществе, основанном на множественных принципах согласия, мы начнем с рассмотрения ситуаций, в которых ценность придается людям и вещам, принадлежащим к различным мирам. Среди этих композитных ситуаций мы рассмотрим сначала споры (disputes), в которых, в отличие от ситуаций оспаривания внутри одного мира (litiges), проанализированных в предыдущей главе, люди, не признающие исход испытания, не ограничиваются указанием на неблагоприятные обстоятельства, чтобы потребовать отмены испытания или его возобновления. В ситуациях, к анализу которых мы приступим далее, люди, чтобы подкрепить обоснованность своих заявлений и претензий, стараются выделить в той ситуации, которую они рассматривают как предосудительную, те элементы, которые не относятся к миру, в котором испытание должно было бы проходить, чтобы считаться приемлемым (■valable). Они стараются придать значение людям и вещам другой природы, вмешательство которых в ситуацию предполагает внедрение форм величия, чуждых испытанию. В результате испытание обесценивается, обращается в ничто.

Такая операция разоблачения (devoilement) позволяет расширить сферу выражения несогласия (disaccord). Действительно, если в модели, основанной только на одном мире, потенциал выражения несогласия ограничен невозможностью представить доводы, относящиеся к иному принципу справедливости, чем тот, что регулирует данную конкретную ситуацию, модель из множественных миров предполагает возможность обращения в одной и той же ситуации к принципам справедливости разных миров.

Чтобы осуществить операцию разоблачения, нужно извлечь из обстоятельств, сопутствующих данному испытанию, людей и вещи другой природы. До тех пор, пока приемлемость, обоснованность испытания (validite) не оспаривается, все элементы, чуждые ситуации, погружены во второстепенные обстоятельства. Они присутствуют в ситуации, но не имеют четкого определения и ничем не обращают на себя внимания. Они подобны мелочам,, пустякам (machins), не имеющим значения: их наличие абсолютно второстепенно. Соответственно они никак не влияют на распределение положений величия между людьми и вещами, вовлеченными в ситуацию. Так, например, семейная фотография в рамочке на письменном столе начальника не имеет релевантного значения в ситуации, когда он проводит личную беседу с работником, которого намеревается уволить. Фотография так и может остаться во власти второстепенных обстоятельств, не будучи никак задействованной в ходе разговора, касающегося, например, профессиональной ошибки. Но этот личный предмет может быть также и выделен в этой ситуации, с тем чтобы задействовать совершенно другой мир и соответствующий ему принцип справедливости (патриархальный принцип), принятие которого во внимание могло бы смягчить суровость принятого решения об увольнении: «У меня тоже, как и у вас, есть дети». Подобное обращение к справедливости, учитывающее обстоятельства (equite), было бы менее уместным и было бы менее адекватно воспринято работником, если бы под рукой у начальника не было бы никакого предмета, на который он мог бы опереться для оправдания своих действий. Разоблачение заключается в поиске несущественных для ситуации элементов, мелочей, пустяков и в выделении их на фоне второстепенных обстоятельств («не случайно то, что»). Тем самым подчеркивается их реальное участие в испытании. Они обретают значение как элементы другой природы и представляют в своем лице другой мир. Так ситуация утрачивает свою природу, свою естественность и искажается.

Люди могут высвободиться из-под власти ситуации и оспорить приемлемость (validite) испытания, поскольку они могут существовать потенциально во всех мирах и обладают способностью выхода за пределы ситуации (se laisser distraire). Если бы люди были закреплены за одним определенным миром, как это свойственно вещам, они не смогли бы дать другое определение второстепенным элементам ситуации и извлечь их из окружающей суматохи (tohu-bohu). Чуждые элементы могут быть более или менее отвлекающими. Тем легче завладеть ими и вовлечь их в испытание, чем больше они тревожат своим шумом сложившуюся ситуацию.

Даже если поблизости нет объекта другой природы, на который можно было бы опереться для разоблачения ситуации, нарушить ход испытания могут сами люди, предприняв определенные действия для самоопределения согласно требованиям другого мира.

Так, например, мэр города с трехцветной перевязью на груди (гражданский мир), предприниматель, ведущий деловые переговоры с промоутерами (рыночный мир) или старший сын из хорошей семьи, укорененной в местной среде, который обедает с друзьями или родителями (патриархальный мир), может быть одним и тем же человеком, обладающим одним телом и признаками, при помощи которых другие люди могут его распознать. При разоблачении можно, например, отстраниться (prendre ses distances) от ситуации, организованной по принципу гражданского мира, где главным действующим лицом является мэр как официальное лицо, и обличить (devoiler) незаконность его избрания на должность, подчеркнув, что все было «устроено в частных интересах» «по договоренности с друзьями», и показав, что под обличьем должностного лица скрывается на самом деле влиятельная особа, именитый житель города (notable). Для подобной проницательности нужно, чтобы сам обличитель перешел из одного состояния в другое. Если бы он был вовлечен в ситуацию только в качестве гражданского лица (например, как член муниципального совета), то он не смог бы обнаружить признаки соучастия между мэром и именитыми жителями города. Чтобы выявить релевантность этих признаков и придать им значение, он должен отстраниться (se detacher) от гражданского испытания, в которое он вовлечен, и обнаружить в своем собственном положении причастность патриархальной природе. Например, признать, что как подчиненный он связан с мэром города отношениями личной зависимости и что именно в этом качестве ему удалось проведать о некоторых личных историях и частных подробностях его жизни (которые с позиции гражданского мира рассматривались бы как мелочные, незначительные или же как незаконные и возмутительные). Именно опираясь на свое собственное тело и оценивая его по принципу другой природы, в соответствии с миром, который не участвует в данном испытании, можно выйти из текущего испытания без чьей-либо помощи и без помощи чего бы то ни было и вынести суждение об испытании со стороны.

Мы рассмотрим несколько примеров, когда признание других миров позволяет перейти от ситуации несогласия к испытанию. Сначала мы проанализируем ситуации, в которых отсылка к другим мирам направлена не на оспаривание релевантности испытания и соответствующего ему принципа, а, напротив, предполагает приведение более весомых доказательств для обоснования его приемлемости в данном случае. В таких ситуациях под сомнение ставится не принцип справедливости, а лишь условия реализации испытания и соответственно подчеркивается необходимость их усовершенствования.

Затем мы рассмотрим более серьезные ситуации разногласия, когда обращение акторов к людям и вещам другой природы используется с тем, чтобы оспорить сам принцип испытания и постараться перевернуть данную ситуацию, иными словами, заменить текущее испытание на испытание, являющееся релевантным для другого мира. Только в этом втором случае операция разоблачения доводится до конца.

Разоблачение действительно проходит в два этапа. Первый этап заключается в том, чтобы выделить в ситуации людей и вещи другой природы, присутствие которых искажает природу испытания. При этом общее благо, служившее до этого акторам ориентиром в испытании, обесценивается и обличается как частное благо (разоблачение в данном случае предполагает срывание масок, обнажение истинной природы). Второй этап операции разоблачения заключается в том, чтобы придать значение общему благу другого града (разоблачение в данном случае предполагает придание ценности истинному величию). При обращении ситуации (в значении перевертывания, метаморфозы, превращения) используются речевые обороты, которые указывают на разоблачение реальности и подчеркивают выявление некоторого определяющего принципа значимости, являвшегося до этого скрытым: «на самом деле», «в действительности», «честно говоря», «так называемый», «то, что представляется как» («то, что выдается за действительность»), «является всего лишь», «в основе всего этого лежит...», «все это скрывает под собой...»

Причины разногласий и перенос порядков величия

Имея опыт разных миров, люди могут оспорить приемлемость (validite) испытаний, в которые они вовлечены, не ограничиваясь пересмотром распределения положений в рамках одного порядка величия. Опыт нескольких миров позволяет им оспорить приемлемость испытания, показав, что оно отмечено влиянием людей и вещей другой природы или что в нем отсутствуют объекты, соответствующие природе данного испытания. Для осуществления приемлемого испытания необходимо создать условия для более совершенной, или «чистой», ситуации. Люди и вещи, чуждые ситуации, отстраняются, с тем чтобы испытание могло реализоваться без преград. Усовершенствование ситуации предполагает вовлечение в нее людей и вещей, наиболее релевантных миру, который определяет испытание, и обладающих наибольшим величием. Так, например, в случае гражданского испытания обращаются к судье (magistrat). Представим, что два пассажира спорят из-за места в вагоне поезда. Каждый из них утверждает, что это место было им забронировано. Ситуация полностью оснащена соответствующими объектами: все места в вагоне поезда пронумерованы, билеты пассажиров в наличии, правила проезда пассажиров в поезде вывешены в соответствующем месте. Чтобы избежать драки и применения силы и постараться пойти по пути справедливого решения проблемы согласно гражданскому принципу, пассажиры обращаются к контролеру и предъявляют ему в качестве доказательств своей правоты проездные билеты, бронь, льготные удостоверения и так далее.

Оспаривание приемлемости испытания всегда предполагает выявление несоответствия между состоянием людей, вовлеченных в ситуацию, и природой объектов, которым они должны придать ценность. Это оспаривание выражается в двух формах.

Можно показать, что испытание является несправедливым, поскольку объекты, необходимые для его реализации, отсутствуют. Испытание считается приемлемым по своему принципу, но способ его реализации рассматривается как фиктивный. В таком случае говорят о мнимом испытании. Испытание является недействительным за отсутствием объекта. Можно также показать, что испытание является несправедливым, поскольку в него вовлечены объекты другой природы. В данном случае испытание также рассматривается как приемлемое по своему принципу. Однако условия его реализации должны четко контролироваться, с тем чтобы устранить любые чуждые элементы, нарушающие ход испытания. В этом втором случае существует два варианта развития ситуации. Во-первых, можно подвергнуть критике способ оценки величия людей. Можно показать, что при данной оценке была учтена способность людей придавать ценность объектам, которые являются чуждыми миру, в котором проходит испытание. Это может быть связано либо с тем, что люди перенесли с собой эти чуждые вещи из других испытаний, либо с тем, что они извлекли их из второстепенных обстоятельств, сопутствующих ситуации (в таком случае обвинение касается переноса величия, transport de grandeur, из одного испытания в другое). О людях, чье величие было несправедливо преувеличено, говорят, что им были предоставлены «привилегии», «преимущества». Второй вариант развития ситуации обратный. Можно, напротив, показать, что жалкое положение человека в одном мире преследовало его (вопреки его собственной воле) при переходе из одного испытания в другое и печально сказалось на его успехе. Человек не смог пройти испытание в подобающих справедливых условиях, поскольку его способности оказались «ограниченными». В таком случае обвинение касается переноса простого ничтожного состояния (transport de misere) из одного испытания в другое.

Рассмотрим подробнее первую форму обвинения. Приемлемость испытания ставится в данном случае под сомнение, поскольку объекты, которым необходимо придать значение для испытания положений величия (grandeurs), являются неисправными или вовсе отсутствуют. В силу того, что мир, регулирующий испытание, не смог полностью раскрыться в данной ситуации, у людей не оказалось средств, чтобы проявить себя, чтобы показать то, на что они способны на самом деле. Это мнимое, фиктивное испытание ставит их в неравные условия, принижает их по сравнению с другими людьми, которые могут пройти испытание в подобающих условиях. За отсутствием необходимых диспозитивов несправедливо винить людей в слабости. Чтобы испытание было убедительным, оно должно быть возобновлено в приемлемых условиях, то есть при наличии соответствующих объектов.

Именно этот аргумент приводится тогда, когда подчеркивается, что высокий процент неявки избирателей на выборы объясняется не отсутствием демократического духа у граждан, а недостаточными условиями и возможностями для реализации гражданского мира, препятствующими демократическому выражению воли народа. Например, в случае, когда доступ к избирательным участкам ограничен или представляет угрозу для жизни, когда не соблюдается принцип анонимности голосования и так далее. Этот же аргумент приводится тогда, когда подчеркивается, что плохие результаты, полученные руководящими работниками (cadres) или инженерами в стране третьего мира, объясняются не тем, что они не способны действовать рационально (в чем их часто обвиняют), а тем, что они поставлены в условия научно-технического испытания, где за неимением объектов (оборудование плохого качества, отсутствие информации и так далее) они лишены, по сути, возможности полноценно реализовать потенциал научно-технического мира.

Рассмотрим теперь вторую форму обвинения. Для этого остановимся более подробно на способностях, которыми люди обладают в модели множественных миров. Напомним, что люди могут попеременно действовать во всех мирах. Они могут также, находясь в одном мире, ссылаться на опыт других миров (чем и объясняется возможность разоблачения). Последнее свойство не является прямым следствием первого. Можно представить себе мироустройство (univers), в котором люди участвовали бы попеременно в ситуациях, относящихся к разным мирам, не имея при этом никакой возможности познать одновременно несколько миров и не осознавая, соответственно, эту множественность (так ведет себя, например, истерик). Однако мироустройство подобного типа, кроме того, что оно не соответствует обычному опыту нормальных людей, не дает также никакой точки опоры для его описания. В рассматриваемом нами втором типе обвинения приемлемость испытания ставится под сомнение, когда людям вменяют то, что они начали участвовать в данном испытании, не выйдя предварительно из испытания другой природы. Испытание рассматривается как несправедливое, поскольку не все люди вступили в него в соответствующем состоянии. Некоторые из них по-прежнему находятся под влиянием формы величия, обретенной в другом мире. На этом основании делается вывод, что распределение положений величия между людьми не соответствует степени жертвы (sacrifice), которую они принесли. В таком случае говорят, что отдельным людям были отданы преимущества, что к ним отнеслись с пристрастием. Разоблачение предполагает, таким образом, выявление элементов чуждого мира, но не с тем, чтобы оспорить релевантность испытания, а с тем, чтобы обратить внимание на нарушения. При этом требуют прояснения ситуации, чтобы обеспечить обновление испытания в приемлемых, подобающих условиях.

Описывая эту форму обвинения, мы будем говорить об обеспокоенности озабоченности (preoccupation). Людям вменяется беспокойство об объектах другого мира, тогда как они должны заботиться о том, что они делают в этом мире. Проявляя беспокойство о других формах величия (grandeurs), они не находятся в состоянии, подобающем для испытания: они переносят с собой вещи, которые их беспокоят, тревожат и которые могут быть использованы другими людьми, движимыми тем же беспокойством. Обеспокоенность является, таким образом, наиболее общей формой выражения переноса (transport) элементов из одного мира в другой. Перенос величия (transport de grandeur) и перенос ничтожности (transport de misere) из одного испытания в другое рассматриваются как несправедливые, поскольку они предполагают возможность закрепления определенной формы величия за человеком, как будто бы она составляла его сущность.

Заметим, что эта форма обвинения всегда является полемичной. Она основана на определенной интерпретации положения людей, которая всегда может быть оспорена, поставлена под сомнение. В ходе спора (dispute) человек, которого обвиняют в том, что он занят не тем, чем надо, в том, что он обеспокоен посторонними вещами, может отвергнуть это обвинение как лишенное всякого основания. Так, например, можно признать, что студент, сдавший экзамен на отлично, является богатым, состоятельным, но утверждать при этом, что он никак не проявил свое состоятельное положение в ходе испытания и что экзаменатор вовсе не учитывал это обстоятельство при его оценке. Оценивались только его знания. Чтобы обвинение имело под собой основания, необходимо обнаружить присутствие объектов рыночной природы, признаков богатства (не имеющих значения в ситуации экзамена), и показать, что студент выделил, подчеркнул их, придал им значение, чтобы его оценили, исходя из этого критерия. Нужно также показать, что экзаменатор обратил внимание на перенос величия (иначе бы перенос не повлиял на его суждение) и дал себя отвлечь признаками богатства. Это означает, что он в не меньшей степени, чем сам экзаменуемый, был озабочен присутствием объектов, не имеющих прямого отношения к испытанию и придающих значение человеку в рыночном мире. Если бы экзаменатор был целиком занят своим делом, проведением экзамена, он остался бы равнодушным к дорогой одежде экзаменуемого (рыночный порядок величия), к его элегантным манерам (патриархальный порядок величия). Он оставил бы их в стороне как мелочи, пустяки, не имеющие значения. Экзаменатор оценил бы студента правильно, по достоинству (avec justesse), приняв во внимание только те его качества, что соответствуют испытанию в научно-техническом мире: его работоспособность, точность ответов, навыки и так далее. Возможность оспорить приемлемость испытания придает обоснованию справедливости {justification) более требовательный характер и способствует прояснению приносимой жертвы (sacrifice). Без стимула критики эта жертва воспринималась бы как сама собой разумеющаяся.

Благодаря критике великие люди имеют более основательное представление о своем собственном величии. Они должны уметь оправдывать свое величие, чтобы отразить обвинения, направленные на дисквалификацию испытаний, в которых они себя проявили.

Однако исход испытания можно оспорить, не только показав преимущества (привилегии), которые великие люди получили при переносе величия из одного испытания в другое. Можно также показать и несправедливость ситуации, от которой страдают простые люди. В таком случае устанавливается, что испытание не является правильным (чистым), поскольку оно искажено влиянием ничтожного положения, которым обладают простые люди в другом мире, и что перепое ничтожности из одного испытания в другое приводит к принижению значения этих людей в данном мире (ограничение возможностей). Именно эта форма суждения используется, когда люди ссылаются на смягчающие обстоятельства и когда справедливой (equitable) считается та оценка ситуации, которая учитывает ограниченные возможности. Представим, например, что работница приходит на завод с опозданием. Дисциплинарное взыскание, однако, не накладывается, поскольку ее начальник узнает, что она одна растит больного ребенка. В таком случае можно сказать, что начальник поступает по справедливости, «по-человечески», принимая во внимание смягчающие обстоятельства. Но в ситуации спора эта оценка ситуации может быть также подвергнута сомнению. Поступок справедливого начальника, отнесшегося к сотруднице со снисхождением, может быть расценен другими людьми как «непростительное попустительство», «слабость», «малодушие», «фаворитизм». Иными словами, предложенная начальником оценка ситуации может быть, в свою очередь, разоблачена (denonce) как несправедливая (поскольку она влияет на исход испытания) и расценена как проявление частного интереса начальника к работнице. В данном случае решение начальника осуждается, поскольку он придал значение объектам патриархальной природы, не имеющим прямого отношения к испытанию (родственные и семейные отношения). При переносе ничтожного положения человека из одного мира в другой вещи чуждой природы, мешающие адекватной оценке объектов данного мира, рассматриваются как тяжкий груз, ноша, давящая на людей. Справедливое суждение, учитывающее обстоятельства (jugement equitable), старается учитывать эту ношу, оценивая жертву, принесенную человеком. При таком суждении последствия ноши смягчаются и компенсируются, принимая во внимание ограниченность возможностей. Чтобы восстановить справедливость и «дать второй шанс» людям, оказавшимся в неблагоприятных условиях, стараются облегчить груз вещей посредством диспозитива, позволяющего исправить ситуацию (например, перераспределение, компенсирующее обучение и так далее). В этом случае, как и в случае переноса величия, спор может быть приостановлен, а согласие восстановлено благодаря созданию более чистого испытания, которое будет рассматриваться тогда как более справедливое. Строгость в отношении к великим и снисходительность в отношении к простым ломают установленную шкалу положений величия, сокращая до минимума разрыв между великими и простыми. Подобное сближение суждений о великих и о простых, рассматриваемое как естественное, относится к области справедливости, учитывающей обстоятельства (equite).

Конфликт и изобличение

В рассмотренных ранее случаях стороны, вовлеченные в прения, спорили о том, является ли испытание чистым по своей природе и нужно ли его прояснить. При этом сам мир, реализуемый в той или иной ситуации, не оспаривался. Но спор может развиваться и по другой схеме. При невозможности достичь согласия по поводу способа устроения приемлемого испытания возникает столкновение двух миров, благодаря чему становится возможным прояснить испытание в одном или в другом мире. Поскольку для восстановления согласия необходимо провести новое испытание, признаваемое приемлемым, все, что препятствует обновлению испытания или его прояснению (как, например, в случае, когда оценка испытания закрепляется за отдельным человеком), содействует развитию разногласия. Выражение несогласия стороной, которая считает, что она была поставлена в неблагоприятные условия, будет рассмотрено как легитимное, если ей удастся показать, что при помощи нового испытания в том же мире восстановить справедливость невозможно. Развитие разногласия приводит тогда к новому этапу, когда оспаривается действительность самого общего блага, определяющего легитимность испытания. Несогласие касается теперь не только результата испытания и распределения положений величия, но и самого принципа, который должен регулировать реализацию испытания, и мира, в котором должно быть устроено испытание, чтобы быть доказательным.

При конфликте, столкновении (differend!), возникающем в подобном случае, спор (dispute) уже касается не только отношения между значимостью принесенной жертвы и распределением положений величия. Оспаривание соотношения между жертвой, принесенной человеком, и положением величия, которого он достиг (так, утверждается, что великие не заслуживают занимаемого ими положения, поскольку им были оказаны привилегии и на самом деле они не принесли жертву, на которую они ссылаются для оправдания своего положения), сопровождается оспариванием самого общего блага. Общее благо изобличается как простое самоудовлетворение (autosatisfaction) и противопоставляется другим принципам справедливости. Утверждается, что великие заботятся не об общем благе, а о личном благополучии; их личное благополучие не обеспечивает благополучия всех, а служит только личным интересам; их действия бесполезны, так как не содействуют общему благу, они направлены на удовлетворение тщеславия и личных амбиций и так далее.

Таким образом, в случае конфликта (different!) разногласие будет касаться не только степени величия людей и вещей, вовлеченных в ситуацию, но и самого определения, идентификации людей и вещей, являющихся значимыми или незначимыми для данной ситуации. Оно будет касаться истинной природы ситуации, реальности и общего блага, к которым люди могут апеллировать для достижения согласия.

Подобное обращение спора в конфликт по поводу самой природы общего блага возможно при опоре на операции, направленные на оспаривание чистоты испытания. Действительно, как было показано ранее, чтобы оспорить приемлемость испытания и показать, что оно было искажено под влиянием людей и вещей, чуждых его истинной природе, необходимо выявить в нем присутствие посторонних и, казалось бы, несущественных элементов и придать им значение, идентифицировать, выделить, с тем чтобы затем разоблачить их природу и потребовать их отстранения. Но как только одна из сторон, вовлеченных в спор, выявила эти компоненты и осуществила их сближение с другой формой общего блага, эти пустяковые «штучки» не могут более оставаться без внимания. Необходимо тогда либо включить их в данный мир, где они будут рассматриваться как простые, и квалифицировать их при помощи определений, используемых для обозначения наиболее ничтожных людей и вещей, либо признать их величие, что приведет к коренному изменению ситуации. Именно эту вторую операцию (так называемые великие являются всего лишь простыми в данном мире), соответствующую первому этапу разоблачения (за мнимым величием скрывается ничтожность), мы назовем критикой. При критике задействуются такие речевые обороты, как «на самом деле», «в действительности», «это всего лишь...» и так далее. Конфликт, при котором несколько несовместимых принципов справедливости соперничают друг с другом, предполагает, таким образом, возможность нескольких испытаний. Так, например, спор по поводу «конкурентоспособности общественных служб» (services publics) может тяготеть к двум испытаниям, одно из которых будет соответствовать гражданской природе, а другое — рыночной. Стороны несогласны по поводу мира, в котором должно быть реализовано легитимное испытание. Конфликт как определенный момент развития спора всегда характеризуется неустойчивостью.

Если в супермаркете кто-то станет апеллировать к праву всех граждан на равный доступ ко всем благам, чтобы оправдать воровство товара, то это неизбежно приведет к искажению рыночного испытания. Если на почте ктскго начнет ссылаться на покупательскую способность клиентов, то это поставит под сомнение значение почтовой службы как общественной услуги, предоставляемой населению. Разрешить подобный конфликт можно только в рамках одного общего испытания. Сделать это можно двумя способами: либо изменить ситуацию коренным образом, обратив ее в другую природу при помощи критики (так называемое «население», так называемые «граждане» являются на самом деле лишь отдельными заинтересованными клиентами; или так называемые «клиенты» являются на самом деле гражданами, имеющими равное право на общественные услуги); либо устранить несущественные элементы, на которые опиралось разоблачение, и укрепить испытание в исходном мире. Разоблачение может, действительно, использоваться для того, чтобы устранить беспокоящие объекты чуждой природы и восстановить исходное испытание на условиях, обеспечивающих согласие в суждениях.

Более или менее эксплицитный характер критики зависит от степени развития спора. Если спор является ограниченным, разоблачения могут не проясняться до конца и не проявляться как таковые. В таком случае люди, вовлеченные в спор, стараются не апеллировать к принципам справедливости. Например, испытания можно избежать при помощи иронии, гиперболы или литоты. Подобные приемы, основанные на перевороте, преувеличении или преуменьшении положений величия людей и вещей, дискредитируют принцип оценки, определяющий данную ситуацию, и открывают возможность для обращения к альтернативным формам величия. Схожим образом дело обстоит и в случае самоунижения и «проявлений скромности» (противоестественный компромисс между величием в мире вдохновения и величием в мире репутации, выявить который можно только через критику «показного смирения»). Такие формы поведения намечают критику. В самом деле, обесценивание, принижение самого себя заключается в приписывании себе признаков, которые с точки зрения тех или иных принципов величия являются простыми. Эта операция предполагает критику признаков величия, которых ты лишен, например известности и богатства¹. Действительно, при естественном положении дел никто не будет хвалиться тем, что он прост. Никто не может без риска для собственного достоинства ссылаться на недостатки, которые принижают его в данном мире. Восхваление недостатков обязательно предполагает, таким образом, опору на другой, альтернативный принцип величия. Когда «переоценка ценностей» (Nietzche, 1971, р. 234) остается имплицитной, мы имеем дело с тем, что Ницше изобличал как «ressentiment», или озлобленность, злопамятность, воображаемая месть.

Однако само нежелание человека полностью отдаваться ситуации, действовать в ней со всей естественностью и участвовать в ней вместе с другими людьми, само стремление рассматривать ее со стороны, с позиции чужака, уже свидетельствует о критике в действии (к этой категории относятся, в частности, поступки в мире вдохновения). Вскрывая фальшь ситуации, подобное поведение смущает, беспокоит. Например, вечеринка среди коллег, прощальный фуршет при уходе с работы требуют от участников изменения своего состояния и перехода от научно-технического порядка величия к патриархальному. Это переключение не всегда дается легко, особенно если оно осуществляется непосредственно на рабочем месте. Некоторые отказываются пить спиртное, шутить или танцевать и отходят в сторону, чтобы поговорить о работе, или следят со стороны за всем происходящим с отсутствующим видом вдохновенного безумца.

Противоестественность сложного устройства

Поскольку критика опирается на присутствие людей и вещей другого мира, возможность обращения к ней зависит от того, как была устроена ситуация. Особенно расположены к критике так называемые неясные, нечеткие ситуации, имеющие сложное устройство. В таких ситуациях в распоряжении людей оказываются вещи, относящиеся к различным мирам. Чтобы вовлечь их в испытание, люди должны выбрать среди всего множества ресурсов, данных ситуацией, определенные объекты и попытаться связать их между собой так, чтобы достичь связности ситуации и воспрепятствовать ее расколу. Но при наличии объектов различной природы в равной степени возможно создание нескольких различных композиций (assemblages), что вносит неуверенность по поводу природы данного испытания и, в частности, по поводу состояния, в котором пребывают люди. Каждый из участников выглядит подозрительно: в нем есть что-то неясное, неопределенное, и его вовлеченность в несколько миров различной природы может быть в любой момент разоблачена. Допустим, что создается официальная комиссия по оценке проектов и что лишь небольшое число из них будет отобрано. Диспозитив содержит элементы гражданской природы (действие происходит в министерстве), инструменты измерения, соответствующие научно-технической природе (осуществимость и практическое значение планируемой работы) и рыночной природе (стоимость проекта). Вместе с тем принципы репутации (являются ли кандидаты известными людьми?) и вдохновения (являются ли они талантливыми, изобретательными?) постоянно привлекаются в ходе дискуссий комиссии, члены которой знакомы лично, общаются, обращаясь к друг другу на «ты», болтают о том и сем, в силу чего ситуация начинает тяготеть к патриархальному испытанию.

Выявить подобные нескладные соединения, состоящие из вещей и людей различных миров, можно либо путем непосредственного наблюдения, либо путем их извлечения из рассказов людей о неприятных ситуациях, в которых они участвовали и в которых они испытывали чувство неловкости. В форме типичных историй неловкие ситуации легко запоминаются, рассказываются и становятся доступными. Сильное воздействие подобных историй на людей и вызываемый ими живой интерес объясняются не только их эмоциональностью, но и их способностью передать в некой стилизованной форме противоречия и конфликты между различными мирами, которые могут быть по-разному сближены различными людьми в рамках общего опыта. Но можно также попробовать и искусственно воссоздать подобные ситуации, объединяя людей, объекты и отношения, соответствующие различным мирам. При помощи подобных искусственных сочетаний можно даже лучше, чем при помощи запоминающихся историй из повседневной жизни, пробудить и раскрыть то, что можно назвать обыденным чувством справедливости. Так, достаточно просто переставить между собой формы отношений и объекты, соответствующие различным мирам, чтобы противоестественность подобных сочетаний стала очевидной: дарить (патриархальный мир) листовки (гражданский мир) работникам; распространять (гражданский мир) букеты (патриархальный мир) среди бабушек и дедушек (патриархальный мир). Перестановка элементов вносит разногласие в отношения между формами величия: активист, который дарит листовки, как будто бы речь идет о личных предметах, не может уже рассматриваться как выразитель общего интереса; ребенок, который распространяет букеты цветов, подобно безличным предметам, оказывает тем самым невнимание к старшим. При создании подобных искусственных сочетаний, или химер (так биологи называют искусственно созданные в лаборатории организмы, состоящие из разнородных тканей), мы будем использовать перечни людей и вещей, составленные при описании каждого мира. Мы сможем, таким образом, восстановить протоколы сложных, композитных ситуаций и оценить, насколько эти странные, смущающие высказывания удаляют нас от ощущения очевидной полноты, возникающего при чтении однородных таблиц каждого из миров.

Приведем в качестве примера следующие ситуации, в которых по ощущению есть что-то нескладное и беспокоящее.

— Чтобы привлечь внимание своих детей, отец семейства старается произвести хорошее впечатление и продемонстрировать в кругу родных и домашних свое умение реализовать поставленные задачи.

— На съезде секретарь профсоюзного отдела прорывается к трибуне и произносит страстную речь, давая волю своему воображению и выстраивая самые экстравагантные каламбуры. И столь же внезапно он ставит, наконец, под сомнение все сказанное им.

— Оператор цеха дарит подарок эксперту, пришедшему оценить производительность станка, за который он отвечает, и просит у него рекомендацию для своего сына-компьютерщика, добавляя при этом, что сын хорошо воспитан и ищет работу.

Эти три сценки, созданные нами путем сочетания элементов различных миров, дают представление о стеснительной для акторов ситуации, в которой они чувствуют себя неловко, в которой им не по себе. В первом случае сочетаются элементы патриархального мира (отец и дети), мира репутации (привлекать внимание, произвести хорошее впечатление) и научно-технического мира (умение реализовывать поставленные задачи). Почему эта ситуация вызывает беспокойство? Привлечение к себе внимания и создание яркого образа — это не тот тип отношений, который должен существовать между отцом и детьми. Отец должен быть скорее авторитетом для детей и проявлять о них заботу (патриархальный мир), а не вести себя с ними как актер перед публикой. В патриархальном мире попытки привлечь к себе внимание характерны для поведения простых людей: дети, когда они невоспитанны, стараются привлечь к себе внимание. Кроме того, отцу семейства не подобает говорить дома о работе и своих профессиональных качествах, используя термины научно-технического мира, с тем чтобы придать себе значение в глазах близких. Обратное означало бы, что он обладает слишком небольшим весом в патриархальном порядке, поскольку старается возвыситься при помощи столь неуместного переноса в ситуацию других форм величия. Особенность подобного неоднозначного испытания — в том, что оно не исчерпывается ни одним из миров, элементы которых присутствуют в данной ситуации.

Во втором случае ситуация является не менее неловкой, но она больше соответствует стилю романов. В ней объединены элементы, относящиеся к гражданскому миру (секретарь, профсоюзный отдел, трибуна, съезд, выступление) и миру вдохновения (прорыв, страсть, воображение, каламбуры, экстравагантный, ставить под сомнение, колебаться). Представитель коллектива предстает перед публикой в самом что ни есть личном состоянии. Подобное поведение, которое в патриархальном мире было бы расценено как неприличное, здесь выглядит просто как возмутительное. Как это часто бывает, когда сложное сочетание включает в себе многочисленные элементы вдохновенной природы, эту сцену можно охарактеризовать как «мгновение безумия».

В третьем случае элементы патриархального мира (дарить, подарок, просьба о рекомендации, сын, хорошо воспитанный) оказываются встроены в ситуацию научно-технического мира (оператор, цех, эксперт, производительность, станок, безработный). Ответственность здесь также может рассматриваться с точки зрения двух миров.

Каждая из этих сцен открывает возможность для нескольких испытаний. И в каждом случае можно представить себе различные развязки, позволяющие прояснить неоднозначность ситуации в том или ином мире. В первой ситуации дети могут также постараться привлечь внимание отца, говоря громче, чем он, и хвалясь перед ним своим знанием звезд эстрады (прояснение ситуации в мире репутации). Или, напротив, смутившись из-за неприличного поведения отца, дети могут почтительно хранить молчание, подчеркивая тем самым свое неодобрение и огорчение (прояснение ситуации в патриархальном мире). Во второй ситуации странного секретаря профсоюзного отдела могут попросить покинуть трибуну, снять с должности или же исключить из организации за неподобающее поведение. Так восстановится нормальный ход съезда (прояснение ситуации в гражданском мире). Однако секретарь может также вызвать симпатию и получить поддержку собрания, увлекая своим энтузиазмом и непосредственностью всех присутствующих. И тогда каждый в зале начнет делиться своим лично пережитым опытом (прояснение ситуации в мире вдохновения). Наконец, в третьем случае эксперт может отказаться принять подарок от оператора цеха и заняться исключительно проверкой производительности станка (прояснение ситуации в науч-но-техническом мире). Но он может также отвлечься от своей непосредственной задачи и выслушать друга, уделив внимание проблемам его сына, зная не понаслышке, что тот получил хорошее воспитание. Разговор в таком случае закончится в кафе или дома (прояснение ситуации в патриархальном мире).

Устроение согласованных ситуаций

Конфликты между элементами различных миров могут быть предотвращены путем устроения согласованных, устойчивых ситуаций. Ситуация, подготовленная для испытания, должна быть связной в рамках одного мира. Чтобы обеспечить хорошую согласованность ситуаций, нельзя полагаться полностью на людей, поскольку они могут менять свою природу и действовать в различных мирах. Следовательно, нужно сформировать диспозитив, некий ансамбль естественных объектов, позволяющий стабилизировать людей, связав их с миром, реализующимся в данной ситуации.

Подобная работа по предварительной подготовке ситуации (цель которой заключается в контроле второстепенных обстоятельств путем отстранения посторонних людей и вещей, способных потревожить естественный ход вещей) особенно заметна в ситуациях, четко ориентированных на вынесение суждения: экзамены, конкурсы, судебные процессы, собеседования и так далее. Но она также сопровождает в большей или меньшей степени любые действия, чьи последствия считаются особенно важными и чья легитимность должна быть безупречной.

Тем не менее даже в самых подготовленных ситуациях невозможно полностью устранить всех посторонних людей и вещи. Именно поэтому для обеспечения согласованности ситуации всегда требуется активное участие людей, пребывающих в надлежащем состоянии духа. Связность испытания действительно зависит также от правильного расположения людей, их должного настроя, активируемого ресурсами ситуации. Ресурсы необходимы для правильной идентификации людей и вещей, которые потенциально могут относиться к разным мирам, с тем чтобы затем погрузить их в тот мир, что наиболее соответствует данной ситуации (так, например, понятие репутации в различных своих значениях может лечь в основу диспозитивов патриархального мира или же диспозитивов мира репутации). Одним из способов поглощения посторонних людей и вещей, которые не могут быть отстранены и на основе которых может быть осуществлено разоблачение, является отнесение их к миру, соответствующему ситуации, путем их перевода в разряд простых (преподавателей, организующих акцию протеста в день инспекторской проверки, можно представить как некомпетентных лентяев). Таким образом, устроение согласованной ситуации в том или ином мире часто сопровождается критикой людей и вещей, которые могли бы быть великими и значимыми в другом мире. Например, задача практических пособий по предпринимательской деятельности, рассмотренных нами в предыдущей главе, — не только научить, как вести себя в каждом из миров, но и наглядно показать, как следует поддерживать их природу и защищать ее от внешнего воздействия.

Критика, присутствующая в этих пособиях, предполагает установление эквивалентности между людьми и вещами, являющимися великими в других мирах, и людьми и вещами, являющимися простыми в мире, который имеет значение в данной ситуации: вдохновенная личность, кипящая новыми идеями, может быть представлена как бестолковая, беспорядочная личность в патриархальном мире².

Даже самые чистые и ясные ситуации никогда полностью не застрахованы от разоблачения. В них часто сохраняется суматоха посторонних элементов, неуместный шум, которые могут быть использованы людьми для отстранения от данной ситуации.

При отсутствии элементов другой природы люди всегда могут отстраниться от настоящего положения дел при помощи собственных усилий. Поскольку люди обладают способностью существовать и действовать в различных мирах, они могут исказить природу данной ситуации, не опираясь на внешние предметы, при условии, что они вовлечены в данную ситуацию как люди, относящиеся к другой природе. За отсутствием внешних ресурсов подобные личные разоблачения часто осуществляются путем перехода людей в состояние вдохновенной природы. Эти разоблачения являются тем более яркими, чем более они нескладны, иными словами, чем применяемые ими приемы являются более чуждыми природе текущего испытания. Например, когда кто-то прерывает работу комиссии, с тем чтобы высказать невероятные предложения по спасению нации от кризиса, или когда кто-то адресует обращение к президенту Французской Республики, с тем чтобы пожаловаться на соседа, использующего служебное положение для хищения денежных средств. Такие разоблачения представляют, однако, определенную опасность для тех, кто их осуществляет. Предаваясь обличениям без возможности возврата в предыдущее состояние, люди идут на риск: их могут принять за сумасшедших, и они могут потерять самих себя в то самое время, когда рушится ситуация, оспоренная их действиями. Действительно, за отсутствием объектов, на которые можно было бы опереться, необходимо, чтобы тот, кто намеревается перевернуть ситуацию своими собственными усилиями, сосредоточил в своем лице природу, в которую он хочет погрузить испытание, и своими собственными действиями сделал явным ее высший общий принцип. Он самозабвенно бросается в изобличения, опасность которых для его собственного тела способствует укреплению истинности разоблачения, как в рассмотренном нами случае мученичества. Эталонный порядок величия сливается с величием человека, выступающего мерилом всех вещей. И эта «мания величия» («folie des grandeurs») представляет собой, наверное, последнюю возможность поколебать согласованность ситуации.

Так, например, зритель, присутствующий в Париже на концерте дирижера, прибывшего из страны, где нарушаются права человека, вдруг прерывает исполнение музыкального произведения и бросается к сцене с требованиями освободить политического заключенного. Как гражданин, отстаивающий общее дело, он лично пускается в операцию прояснения («на самом деле»), направленную на выявление того, что действительно имеет значение и является важным (страдания заключенного), и отбрасывает музыку как несущественное обстоятельство: этот концерт не имеет отношения к художественному суждению, под видом музыкального представления зрители покрывают «на самом деле» политическую пропаганду.

Разоблачение направлено на то, чтобы публика осознала «истинное» значение своего участия в спектакле. Нужно перевернуть ситуацию и преобразовать аудиторию так, чтобы она перешла из состояния, соответствующего природе репутации (публика была привлечена на концерт именитостью дирижера), в состояние общественного мнения, соответствующее гражданской природе и способное проявить себя в этом качестве в форме солидарности коллектива. Но тот, кто осуществляет обращение ситуации лично, без опоры на внешние предметы и имея в своем распоряжении только собственные речь, голос, тело и убеждения, никак и ничем не застрахован от провала своей инициативы, которая может быть всегда дисквалифицирована другими людьми как неуместная, нелепая или даже ненормальная. Дело обстояло бы иначе, если бы в ситуации присутствовали элементы гражданской природы, которые можно было бы выявить и на которые можно было бы опереться. Например, если бы на концерте присутствовали официальные лица или если бы в программке концерта упоминалось о том, что музыкальный вечер приурочен к празднованию годовщины, юбилея или к заключению соглашения о сотрудничестве в области культуры и так далее. В случае, когда прояснение ситуации осуществляется лично, одним человеком, нужно, чтобы этот человек был полностью вовлечен в ситуацию со всей своей убежденностью и со всем своим страстным стремлением к правде. В этом смысле можно сказать, что в операции прояснения всегда есть вдохновенная составляющая. Прояснение ситуации обречено на неудачу, если оно не находит сразу поддержки у других людей с теми же намерениями и особенно если оно не может опереться на диспозитив, способный увлечь других людей и вызвать у ошеломленной аудитории изменение состояния. Представим себе, что в рассматриваемой нами ситуации зрители (мир репутации) вдруг превращаются в активистов (гражданский мир) и начинают размахивать транспарантами и выкрикивать с балкона те же лозунги. Возможность отвлечь присутствующих людей и перевернуть ситуацию, подчинив ее требованиям коллективной солидарности, зависит также от состояния, в котором пребывают люди. Вероятность отвлечения тем выше, чем сильнее зависимость людей от предыдущей ситуации, относящейся к другой природе, из-под власти которой они не могут полностью высвободиться и которая их тревожит, беспокоит. Людей, не находящих себе места и дела в настоящей ситуации и по-прежнему обеспокоенных тем, как реализовать другую природу, легко отвлечь, направив ситуацию в сторону предмета их озабоченности³. Так, в рассматриваемом нами примере концерта возмутителям спокойствия будет легче перевернуть ситуацию, если присутствующие люди не испытывают особого восторга от музыки, если они полностью не поглощены тем, чем они заняты, и по-прежнему находятся во власти состояния, соответствующего другой форме вовлеченности, как, например, в случае, когда в период политических волнений улицы города оказываются во власти протестующих.

Человечность справедливого суждения, учитывающего обстоятельства

Отвлечение от ситуации может привести как к несправедливому суждению (в случае переноса форм величия), так и к справедливому суждению, учитывающему обстоятельства (jugement equitable), при котором разоблачается вовлечение в данную ситуацию форм величия, чуждых природе испытания. Суждение рассматривается как справедливое с учетом обстоятельств, если оно принимает во внимание существование миров, являющихся внешними по отношению к природе испытания. Заметим, что только то суждение, что относится к людям, может быть рассмотрено как справедливое с учетом обстоятельств. В этом смысле можно сказать, что «человечные» суждения, которым учит «пруденция» (prudence), или практическая мудрость, противостоят «бесчеловечным» вердиктам, которые основываются на строгом применении правила справедливости. При «человечных» суждениях учитываются свойства, характеризующие людей в модели града, а именно их равный потенциал (до начала испытания) пребывать во всех состояниях величия и их равная возможность участвовать во всех мирах. Именно реализуя эту возможность, люди могут проявить свое достоинство. Это хорошо видно на примере простых людей. В случае, если исход испытания всегда остается для них неблагоприятным (такая ситуация соответствует модели, в которой положения величия закрепляются за людьми), они могут уберечься от отчаяния путем разоблачения, поставив под сомнение релевантность испытания, и высвободиться из-под влияния ситуации при помощи отвлечения, иронии, шума, гама. Внесение в ситуацию неразберихи позволяет представить великих людей в нелепом свете, релятивизировать их значимость. Тем не менее такая возможность не является само собой разумеющейся. Даже если вовлеченность простых людей в ситуацию является менее определенной, чем вовлеченность великих, простые люди не могут без потерь для себя отказаться от тех редких привилегированных моментов, когда они испытывают свою принадлежность к величию града, и от той доли общего благополучия, что распространяется и на них. При вовлеченности в естественную ситуацию они не могут, кроме того, трезво взвесить все за и против и соотнести с точки зрения расчета свое нынешнее состояние ничтожности и те преимущества, которые они могли бы извлечь из переворота ситуации. Действительно, нет такой внешней и высшей точки зрения на каждый из миров, при опоре на которую множественность принципов справедливости могла бы рассматриваться со стороны и свысока как выбор из спектра равных возможностей.

Способность выйти из-под влияния ситуации необходима также и великим людям. Чтобы проявить свою человечность, они должны быть способны раскрыться, сбросить оболочку, сдерживающую их и привязывающую их только к тем испытаниям, в которых подтверждается их величие. Конечно, главное свойство великого человека — быть полностью погруженным в свои дела и не отвлекаться на посторонние обстоятельства. Его усилия всецело направлены на то дело, которым он занят: задачу, речь и так далее. Он позже других позволит себе обратить внимание на усиливающийся внешний шум, поднимет голову и с беспокойством посмотрит в окно, за которым слышатся посторонние звуки. О том человеке, кто при сильном ударе судьбы (например, в случае ухода из жизни близкого ему человека) продолжает по-прежнему и непоколебимо всецело отдаваться своему делу, скажут, конечно, что он прекрасно владеет собой. Но в этой выдержке и самообладании будет что-то нечеловеческое.

Как заводной механизм, он вновь приходит в действие и невозмутимо обустраивается в мире, подходящем для данной ситуации. Таким образом, противовесом вечному стремлению к бегству в другие возможные миры (при котором избегается возможность критики несправедливости пребывания человека в постоянном состоянии ничтожности) служит фиксация человека в заданном положении величия, самоидентификация с вещами одного мира.

Свобода воли: умение закрывать и открывать глаза

Учет способности людей к отстранению от ситуации и к выходу из испытания необходим для дополнения выстраиваемой нами модели компетенции и для разработки того, что в модели из нескольких миров может быть описано как практическая мудрость, благоразумие или «пруденция» (prudence). Принятие во внимание множественности — в этом основное отличие традиции практической мудрости, благоразумия от учений о справедливости, представленных в трудах политической философии, которые были рассмотрены нами ранее и которые послужили нам основой для анализа различных принципов эквивалентности. Действительно, в пределах одного мира, где люди (за отсутствием внешней точки опоры) целиком и полностью погружены в природу ситуации без возможности отстранения, практическая мудрость не имеет смысла и бесполезна. Как пишет Августин, ссылаясь на Цицерона, «на счастливых островах, о которых повествуют легенды, какая была бы нам надобность в... практической мудрости? Сами по себе знания природы и науки делали бы нас счастливыми — то единственное, что делает завидной саму жизнь богов» (la Trinite, XIV, IX, 12. Paris: Desclee de Brouwer, 1955, vol. 16, p. 379, цит. в: Aubenque, 1963, p. 74). Справедливость в мироздании, состоящем из нескольких миров, предполагает, таким образом, свободу воли людей. Люди способны то закрывать глаза (то есть полностью погружаться в дело, которым они заняты в данной ситуации, не отвлекаться и быть вовлеченными в испытания, устроенные этой ситуацией), то открывать глаза (с тем чтобы оспорить приемлемость испытания, высвободиться из-под влияния ситуации, различить людей, относящихся к другим мирам, и вещи, относящиеся к этим мирам).

Люди, которые не способны полностью погрузиться в природу ситуации, не могут ни оставаться на месте, ни быть вовлеченными. Несущественные элементы, пустяки навязчиво бросаются им в глаза. А предметы, которые должны были бы быть значимыми для данного испытания, остаются для них незаметными, неразличимыми. Такие люди не могут абстрагироваться от посторонних вещей. Они всегда сохраняют бдительность и не могут находиться в ситуации, не оспаривая постоянно все, что их окружает. Они не могут реализоваться, отождествляя себя с привилегированными моментами, когда каждый из миров раскрывается в полноте своего величия. Такие моменты могут быть испытаны, пережиты только теми людьми, что способны погружаться в природу ситуации, отстраняя от себя все остальные заботы и целиком отдаваясь тому, чем они заняты. Бдительность проявляется в особенности в тех случаях, когда люди оказываются сильно привязаны к другому миру, в котором они чувствуют себя комфортно. Этот другой мир стремится проявиться в любой ситуации и внести в нее беспокойство.

Напротив, люди с так называемым «слишком цельным» «характером» игнорируют посторонние обстоятельства. Для них ничто не бывает случайным. В любых ситуациях и при любых обстоятельствах они стараются разоблачить скрытые последствиях одних и тех же скрытых причин. Их забота об одной и той же природе поглощает их целиком и полностью, и они становятся подобны портрету людей, представляемому в теориях личности.

Вместе с тем умение пережить и познать то, что является важным, испытывая аутентичность чистых ситуаций, — это еще не весь человеческий опыт, не все знание. Чтобы иметь возможность оспорить приемлемость испытания и разоблачить его несправедливость, люди должны быть также способны освобождаться от влияния ситуации. Чтобы извлекать опыт из критического суждения, они должны также уметь открывать глаза на другие миры и на те посторонние элементы, что обеспечивают их присутствие в данной ситуации. Открывая глаза и выделяя в ситуации то, что раньше оставалось без внимания, люди, действуя благоразумно, могут выступить в качестве судьи данного испытания и заявить, что действительно имеет значение и в чем состоит реальность вещей. Реализуя свою способность открывать и закрывать глаза, люди осуществляют свободу воли. Этот опыт переживается в великие моменты, когда каждый из миров раскрывается в самом чистом виде, как, например, в ходе церемоний. Для такого опыта характерно головокружение, влечение к падению, которое могло бы разрушить полноту великого момента. Он сопровождается оговорками, оплошностями, безудержным смехом. Заметим при этом, что способность открывать и закрывать глаза, отдаваться природе ситуации или освобождаться от ее влияния проявляется не только в критике.

Она реализуется каждый раз, когда людям нужно перейти от одной ситуации к другой и когда эти ситуации относятся к различным мирам. Такая способность необходима для нормального хода повседневной жизни в сложном обществе, где возможны самые разные формы устроения ситуаций. Переход людей от одного естественного состояния к другому не может рассматриваться как банальное, механическое следствие ситуации. Переключение от одной природы к другой полностью не детерминировано ситуацией, и чтобы его осуществить, людям необходимо изгладить из памяти своего собственного тела, из своих воспоминаний, мыслей, эмоций следы всего того, что было испытано ими в предыдущей ситуации. О том человеке, кому не удается осуществить такой переход, обычно говорят, что он еще не пришел в себя, что он возбужден, что ему нужно время, чтобы успокоиться и прийти в чувство и так далее. Умение налаживать переход от одной ситуации к другой проявляется, в частности, в предвосхищении. Предвосхищение может принимать как форму предчувствия, простой настороженности по отношению к знакам, предвосхищающим скорое изменение ресурсов или предчувствие возможных действий и движений других людей, так и форму конкретных действий, подготавливающих новую ситуацию и направленных на изменение настроя присутствующих людей при помощи постепенного введения новых ресурсов. Так, например, можно задействовать ресурсы патриархального мира на собрании, устроенном по принципу гражданского мира, пожав председателю руку и устанавливая личные отношения с присутствующими (делая многозначительные знаки, улыбаясь, кивая головой и так далее). Если человек оказывает знаки дружеского внимания и симпатии необдуманно, не к месту, то его поведение может быть истолковано другими людьми как странное или даже безумное. В таком случае присутствующие не станут принимать участие в этом действии и не будут никак на него реагировать. Подготовка новой ситуации, необходимая для перехода от одного мира к другому, особенно хорошо видна тогда, когда испытания в различных мирах следуют одно за другим во времени. Люди, находящиеся на новом этапе под влиянием последствий предыдущей ситуации, которую они не смогли стереть из своей памяти, должны отдавать себе отчет, что речь идет об их отношении к двум различным реальностям, в которых они пребывали попеременно и справедливость которых они поддерживали. Они не могут игнорировать того, что эти две реальности являются по своей природе несовместимыми. Связность форм поведения человека в ситуациях различных миров должна налаживаться и поддерживаться им самим. Необходимость в этой связности является, конечно, менее острой, если ситуации четко разделены между собой и удалены во времени.

Человек может сам разоблачить или релятивизировать предыдущее устроение ситуации, представив свои отношения с другими людьми как притворство, театр, спектакль, комедию, роль, игру («нужно было играть по правилам»), противопоставив им подлинный характер настоящего момента. Прошлые действия, в которые человек был когда-то безоговорочно вовлечен, теперь, при переходе в другой мир, начинают рассматриваться как чуждые ему и отстраняются в циничной форме. Это хорошо видно на примере перехода из гражданской ситуации в патриархальную. Напряженность этого перехода отражена в терминах, противопоставляющих искусственность «официального», с одной стороны, и реальность «официозного», с другой, или, как у Паскаля, «учредительное величие», с одной стороны, и «естественное величие», с другой (см. вторую беседу Паскаля, изложенную в трактате Пьера Николя «О воспитании принца», 1670). Перевороты реальности являются особенно затруднительными, если участники должны перемещаться одновременно между ситуациями различных миров, не имея в момент перехода ясного представления о состоянии природы, в котором пребывают другие люди. Так обстоит дело, например, в случае, когда управленцы предприятия (cadres) должны перейти все вместе от собрания управления, на котором они выступали от имени предприятия, к профсоюзному собранию, в котором они должны выступать в качестве эксплуатируемых работников. В таких весьма деликатных ситуациях можно наблюдать особый ритуал, основанный на четких отточенных действиях и направленный на изменение состояния присутствующих. Чтобы этот переход был осуществлен всеми одновременно, требуется крайне сложная координация действий людей, которая не всегда удается сразу. Это хорошо видно на примере собраний, которые никак не могут начаться, поскольку часть присутствующих занята не тем, чем надо, где присутствующие шутят или затягивают предыдущую ситуацию. Действительно, достаточно, чтобы один из присутствующих витал где-то в облаках, сидел с отсутствующим видом или откровенно выражал своим поведением, что он не участвует в происходящем, чтобы ситуация утратила свою согласованность.

Принятие во внимание нескольких миров позволяет подчеркнуть требования к обоснованию справедливости действий.

В обосновании не было бы надобности, если бы люди не сталкивались с критикой. Возможность выйти из настоящей ситуации и разоблачить ее, опираясь на внешний принцип, и, соответственно, само существование множественных миров составляют неотъемлемое условие справедливо обоснованного действия. Однако по тем же причинам требование обоснования справедливости может в неравной мере распространяться на действия людей в зависимости от открытости доступа всех людей ко всем мирам.

В мироустройстве, где рабы удерживались бы в положении, не допускающем или крайне ограничивающем возможность критики, где они были бы силой закреплены за одним миром и уподоблены предметам, господа могли бы взять на себя роль богов и утверждать свою волю, не имея необходимости обосновывать справедливость своих действий. Но разрушив град, сместив границы человечности и установив радикальный разрыв между господствующими и угнетенными, они уничтожили бы и сам порядок, на котором основано их превосходство, и лишили бы свое собственное величие смысла⁴. Построение мироустройства, подчиняющегося требованиям обоснования справедливости, то есть такого мироустройства, в котором рациональность поведения людей может быть испытана критикой, предполагает, таким образом, существование различных миров, предметы которых доступны всем людям. Это делает возможным оценку ситуации с точки зрения ее ценности и, соответственно, открывает возможность для практического владения принципами справедливости.