Тоцкий встречался с капитаном Шрымзой на выезде из Москвы за кольцевой дорогой в маленьком кафе. Обычно переговорами с продажным ментом занимался непосредственно Серый, а Тоцкий вовсе не ездил на «стрелку». Но теперь пришла и его очередь вступить в игру по полной. Выхода у него не было, потому что в этой игре ставкой была его жизнь.
Шрымза был осторожен, место встречи выбрал сам, зная из своих источников где их могут «накрыть», а где нет. Тоцкий вез в пухлом конверте кругленькую сумму для передачи Шрымзе. Он готовился к разговору и решил не упоминать в их беседе, что капитан выпустил на свободу Краба, за которого ему было заплачено, чтобы тот снова сел в тюрьму.
Сейчас Краб отошел на второй план, ведь когда сыщики начнут давить на Серого, он обязательно расколется, потому что, как волк, окружен красными флажками и знает, что ему все равно подыхать. Если не люди Петровского до него доберутся, то тогда от Сквозняка «расписные» блатари воткнут ему в сердце заточку. Но все равно нужно было спешить, потому что Серый мог начать говорить из-за своей гнусной натуры — сам тону и вас за собой утяну.
Тоцкий приехал, расположился в маленьком кафе, переоборудованном из старого вагончика, где обычно перекусывали шофера-дальнобойщики, заказал себе крепкий чай без сахара и бутерброд и стал ждать. Шрымза запаздывал, Тоцкого это злило — ведь как-никак это он был «великим» продюсером, а Шрымза всего-навсего продажным ментом, которому, как говорится «сколько веревочке не виться, а кончику быть». Рано или поздно Шрымзу накроют и посадят, а Тоцкий будет всегда.
Так думая продюсер выпил весь чай и схрумкал бутерброд. Одет он был неброско — джинсы, свитерок дешевый, китайские кроссовки, приехал сюда на «Жигулях», чтобы не привлекать излишнего внимания. Шрымзы все не было и продюсер стал нервно теребить на коленях шуршащий пакет, в котором лежали плотно перевязанные в пачки долларовые банкноты.
Три громкоголосых дальнобойщика поели борща, пельменей, выпили компот и ушли, а Шрымза все не появлялся. Тоцкий не знал что ему делать, привстал, чтобы заказать еще чаю и тут дверь отворилась и вошел тип в синем спортивном костюме «Nike», белоснежных кроссовках и темных, как южная летняя ночь, очках. На обнаженной шее его сверкала толстенная золотая цепь с огромным, как у церковного батюшки крестом. Тоцкий не сразу узнал капитана, ведь он видал его только один раз и то в форме. Зато Шрымза сразу же узнал продюсера, который нервно стирал с потного подбородка остатки трапезы.
Капитан небрежно прошел и присел к продюсеру за столик. Чтобы не привлекать внимания заказал себе у белокурой буфетчицы, которые покинувшие кафе дальнобойщики называли Люськой, порцию жареного цыпленка с картошкой и бутылку пива.
— А разве вы не за рулем? — удивился Тоцкий.
— А разве я не мент? — вопросом на вопрос с усмешкой ответил Шрымза.
Тоцкий заметил, что ему — «великому продюсеру» пришлось самому идти за своим чаем и бутербродом к стойке, а Шрымзе Люся все принесла на подносике.
— Вас здесь знают? — испугался Тоцкий. — Нас могут вычислить!
— Успокойтесь, никто меня не знает, — ответил милиционер, — я сам тут в первый раз. Просто вы выглядите сегодня как задрот, а я как обеспеченный человек.
Тоцкий пропустил даже мимо ушей замечание, что он выглядит как «задрот», настолько он волновался и боялся, что в кафе сейчас ворвется спецназ. Он, конечно, и раньше давал взятки и сам их получал, но всегда неприятное чувство страха крутило его живот. Вроде как давно пора уже было привыкнуть, а никак не мог.
— Ну что там у вас? — деловито спросил Шрымза, вгрызаясь в аппетитную жареную курицу желтыми зубами.
Тоцкий перешел на шепот:
— В милицию попал Серый, он захватил…
— Не надо подробностей, — перебил его Шрымза, — про Серого я все знаю. Что ты конкретно хочешь?
— Мне нужно, чтобы Серый умер, — выпалил свистящим шепотом Тоцкий.
За их диалогом поглядывала белокурая буфетчица, поглядывала незаметно, занимаясь своими делами. Она была хорошим психологом и сразу определила, что в ее кафе происходит «стрелка» и этот с золотой цепью или бандит, или мент, а второй — толстяк или «кролик», или «бобер». То есть, говоря простым языком или с которого «снимают» бабки или который дает какую-то сумму для выполнения какого-то дела. Рассудив по запуганному и потному лицу толстячка, буфетчица Люська определила его к разряду «кроликов». Она четко помнила, что где-то видела этого толстяка, но не могла вспомнить где.
Шрымза, когда Тоцкий ему сказал о цели их встречи, перестал жевать и нахмурился. Он даже сделал попытку как бы уйти, привстал со своего стула, но продюсер вцепился ему в рукав и тогда милиционер снова присел за столик.
— Ну что, неужели это так невозможно сделать? — взмолился Тоцкий.
— Ты знаешь где находится сейчас Серый и как его охраняют? — перешел на зловещий шепот Шрымза, одновременно перейдя и на «ты» в отношении Тоцкого.
— Я не знаю, — признался продюсер, — но зато я знаю, что у меня на коленях лежит…
Тут он нагнулся к самому уху мента и произнес некую цифру, заканчивающуюся четырьмя нолями. Лицо Шрымзы, надо отдать ему должное, никак не среагировало на такую большую сумму, хотя внутри приятный холодок скрутил его внутренности. Чтобы скрыть охватившее его волнение, капитан откусил пол ляжки у курицы и стал медленно жевать, ничего не отвечая.
— Ну? — спросил Тоцкий. — Что вы на это скажете?
— Что я скажу? Что в камере для ментов, которая находится в Бутырке, мне эти деньги будут ни к чему!
Тоцкий не стал бы «великим продюсером», если бы был этаким простачком. Он постучал холеными, пухленькими, как сосиски пальчиками по краю блюдца выпитого им чая и сказал уже спокойно:
— Ну что ж, мне придется поискать другие каналы…
Настала очередь Шрымзы испугаться. Из его липких рук уплывали хорошие деньги. Да, конечно, он очень сильно рисковал в этом мероприятии. Могло случиться даже так, что его могли «накрыть» и отправить в ту самую камеру, о которой он упомянул. Но если все по умному сделать, то никто не узнает, что капитан Шрымза причастен к этому делу. Ведь он не сам будет душить Серого в его одиночной камере тюремной больнички, а подкупит людей, которые это сделают без шума и пыли.
— Ладно-ладно, — остановил продюсера капитан, — не спешите, я же еще окончательно не отказался. Мне же нужно продумать степень риска и возможность стопроцентно гарантированного успешного исхода.
Тоцкий остолбенел, не ожидая услышать из уст Шрымзы такую вычурную тираду изысканной словесности. В это время капитан закатил глаза за веки как бы высчитывая ту самую «возможность стопроцентно гарантированного успешного исхода» и видимо дебит с кредитом в его голове свелся к положительному балансу, потому что он выдал следующее:
— Та сумма, которую вы мне назвали, будет первым взносом. После выполнения работы еще столько же заплатите.
— Ну знаете! — искренне возмутился Тоцкий. — Я за такие деньги найду себе людей, которые все сделают и по своим каналам!
— Да погодите вы со своими «каналами», — грубо прервал его Шрымза. — Это же вам не воробья кастрировать, тут дело тонкое! Знаете каких людей мне придется подключить, чтобы достать человека в тюремной больничке!
— Доставать его не надо! — прошипел Тоцкий. — Его наоборот нужно «закопать»! И я не собираюсь переплачивать! Мне кажется, что той суммы, что я вам предлагаю, достаточно!
— А я считаю, что не достаточно!!! — громким шепотом ответил Шрымза.
— А я считаю достаточно! — не мудрствовал лукавыми аргументами Тоцкий.
Кроме них в кафе никого не было, а буфетчица за стойкой была на первый взгляд погружена в разгадывание сканвордов, а на самом деле она, навострив ушки, прислушивалась к разговору двух необычных посетителей своего кафе. Патологическая жадность Тоцкого боролась со страхом смерти.
— Тогда я по своим каналам… — начал уже повторяться продюсер.
— Засуньте себе в жопу свои каналы, — перебил его Шрымза, — надоел уже со своими каналами! Какие у вас на хер каналы? Пока вы будете искать свои каналы, Серого прижмут и он начнет говорить. Вот тогда точно тебя вместе с твоим хозяином запрут за решетку!
Сказано это было настолько убедительно, что Тоцкий вздрогнул. А Шрымза продолжил:
— Хозяину твоему вообще надо суетиться, потому что у него под жопой уже не тлеет, а горит. Наворовал в свое время немерено, скоро придет время и ответ держать. И если он сам не отдаст все, что у народа украл, то ему оторвут вместе с руками!
«Кто бы говорил!!! — подумал Тоцкий, — сам оборотень, скотина жадная! И этот взяточник еще смеет мне говорить о том, что кто-то что-то где-то украл! Взяточник первый во всем МВД!».
Шрымза как будто догадался о чем подумал продюсер и сказал:
— Ты на меня глазками не стреляй, потому что я только таких как ты, да хозяин твой «дою», как жирных коров, а народ я защищаю! Да я за народ кого хочешь порву!
Тоцкий не стал спорить за народ. Ему было важно договориться о том, чтобы Серго уже сегодня, а в крайнем случае завтра уже не было в живых. Он устал уже говорить со Шрымзой, вспотел и захотел писать. Но в разговоре необходимо было поставить точку.
— Хорошо, — сказал продюсер, — если я приму ваши условия, то когда работа будет выполнена?
— Через пару дней, — ответил Шрымза.
— Не пойдет, — сказал Тоцкий, — нужно выполнить работу сегодня или в крайнем случае завтра.
— За срочность двойной тариф! — продолжал наглеть жадный мент.
— А в ухо вам не пописать? — начал заводиться уже и Тоцкий, еще больше потея от этого. — Вы итак хотите взять двойной тариф!
— Пописайте себе в ухо, — ответил Шрымза, — если достанете! Я свои условия сказал и прогибаться больше не намерен!
С этими словами он отвернулся от продюсера и стал с остервенением глодать куриную косточку. Тоцкий в это время теребил под столом мешок, где лежали доллары и не знал что же ему предпринять. Соглашаться на грабительские условия Шрымзы или же послать его ко всем чертям?
«В конце концов, — подумал наконец продюсер, — я сейчас отдам ему предоплату, а когда он сделает свою работу, то пусть тогда им займется Рваный. Я сумею убедить Петровского, что этот наглый мент нам больше не нужен». Сразу «ломаться» и соглашаться было бы непрофессионально, поэтому Тоцкий задал побочный вопрос, этакий экскурс в сторону.
— А что вы там говорили про моего шефа? — спросил он как бы безразлично. — Что у него как будто где-то не тлеет, а горит?
— Под жопой уже горит у твоего Петровского! — гаркнул Шрымза. — А скоро начнет полыхать!
— Тс-тс!!! — зашипел продюсер. — Не нужно фамилий, я вас прошу. Здесь же везде уши!
— Какие уши? — усмехнулся милиционер. — Эти что ли?
Он кивнул на Люсенцию, которая копошилась за стойкой. На «уши» буфетчица была совсем не похожа.
— А нельзя ли поконкретнее про «полыхать»? — заинтересованно спросил Тоцкий.
— Копают под него сейчас, — ковыряясь в зубах зубочисткой, ответил Шрымза, — у меня свои люди в определенных кругах. И копают конкретно — связи, источники доходов, знакомства. Поднимают все документы за прошедшие десять лет. Теперь еще и Серый заговорит, представляешь сколько материала на него будет? Почему я и не хочу с вами работать даже за бабки, понял? Это я вам делаю одолжение, а не вы мне.
— Хорошо, — сломался Тоцкий, — я согласен на ваши условия! Сейчас передаю вам первую часть денег и вы начинаете работу. По результатам работы я плачу вам всю оставшуюся часть, о которой мы говорили.
— Смотри, не мечтай даже меня обмануть, — пригрозил Шрымза, — я тебя из-под земли достану!
— Не надо угроз, — устало сказал Тоцкий, — я свое слово держу. Сделаешь все вовремя и чисто, получишь все деньги.
И с этими словами он положил перед капитаном на стол пакет с деньгами. Тот схватил пакет, развернул его, засунул руку внутрь и слюнявыми пальцами приблизительно посчитал денежки. Буфетчица увидела что хотела, поставила на стойку вывеску «Технический перерыв» и скрылась за дверью служебного входа.
Шрымза, довольный собой, положил доллары во внутренний карман куртки, похлопал продюсера по плечу и вышел из здания кафе. Он прошел к своей машине — новенькой «Ауди», сел за руль и посмотрел по сторонам. Ничего подозрительного он не увидел — только два дальнобойщика что-то обсуждали, копаясь в моторе большегруза, да продюсер Тоцкий, тряся толстым задом, пробежал в туалет типа сортир. На крыльце служебного входа курила сложив руки на груди белокурая буфетчица Люська — королева обочины автострады. Шрымзе показалось, что она как будто на него смотрит, но он приписал это исключительно своей мужской привлекательности.
Капитан завел машину и врезал по газам, обдумывая как же ему подобраться к Серому, который был заперт в тюремной больничке. По правде говоря, мыслей на этот счет у Шрымзы не было никаких. «Своих» людей в тюрьме у него не было, а соваться в такое место нахрапом было чревато тем, что Шрымзу за этими стенами и оставили бы. Одна мысль, которая зародилась в его голове маленьким пузырьком, стала вдруг разрастаться, нагло распихивая все другие мысли, превратилась в воздушный шар, размером в дирижабль. А была эта мысль простой — ничего не делать по умерщвлению Серого, а «кинуть» Тоцкого, вместе с его слабеющим на глазах шефом, забрав себе аванс.
— А что? — вслух рассуждал Шрымза под легкий шум мотора и болтовню радиоведущего. — Я же «кинул» их с Крабом! Хотя Серый мне заплатил, чтобы я его засадил в СИЗО, я его выпустил и ничего не случилось же! Тоцкий мне сегодня даже не напомнил об этом случае! Значит, я еще раз могу их кинуть. А мне и аванса хватит для поддержания штанов.
Он ехал по направлению к Москве, но, не проехав и километра, почувствовал, что машину болтает и ведет вправо. Он свернул на обочину, притормозил, вылез из машины и увидел, что переднее правое колесо пробито и стало похоже на разжеванную младенцем баранку.
— … твою мать! — громко выругался Шрымза.
Теперь ему в новом спортивном костюме придется битый час возиться с запаской, мазаться грязью и материться, потому что ставить запаску Шрымза не умел. На счастье его беду заметили два парня на потрепанном «Москвиче», подъехали сзади, остановились и вышли из машины.
— Что, мужик, сел? — спросил один. — Теперь это надолго. Запаска-то есть?
— А вам какое дело? — настороженно спросил Шрымза.
— Просто помочь хотели, — ответил второй подходя поближе к пробитому колесу и присаживаясь на корточки, — не бесплатно, конечно.
Шрымза облегченно вздохнул — бескорыстная помощь его настораживала и пугала. А тут — обычное дело — увидели мужики, что он крутится вокруг, не зная с чего начать демонтаж колеса и решили подзаработать себе на жизнь.
— Ну если не надо… — сказал тот, что сидел у колеса, вставая.
— Сколько денег хотите? — напрямую спросил Шрымза.
— На пару бутылок водки дашь, нам и хватит, — ответил тот, что остался возле своего «Москвича».
— Договорились, — кивнул Шрымза.
Тот, что сидел у колеса подошел к капитану и протянул ему свою руку.
— Вася, — представился он, — автослесарь.
Шрымза не без брезгливости пожал ее, но пролетарий масла и кардана, похоже, не заметил этого. Свое имя говорить случайным знакомым капитан милиции не стал.
— Монтировка-то есть? — спросил Вася.
— Есть, в багажнике, — ответил Шрымза.
Он открыл багажник, достал монтировку и отдал ее Васе. В это время друг Васи, который не представился, громко сказал Шрымзе, нагнувшись над пробитым колесом:
— О, мужик, да у тебя ступица полетела, погляди! Тут ремонту на триста баксов!
Услышав про триста баксов, жадный до посинения Шрымза полез под колесо, поглядеть на неведомую ему «ступицу», которая стоила триста баксов. Как только он нагнулся, Вася со всего маху как даст ему по горбу монтировкой так, что у Шрымзы вылетел из наплечной кобуры его пистолет. Шрымза слишком поздно понял свою ошибку. И зачем он вообще полез под машину, если он свечу от кардана не мог отличить, не говоря уж о ступице? Только получив по горбу, он вспомнил странное чувство, которое возникло у него после пожатия руки автослесаря Васи — у того на ладони не было ни одной мозоли, как у самого Шрымзы. Какой он к черту автослесарь?
Но было уже поздно. Шрымза упал на дорогу под колеса, едва не потеряв сознание от боли после костоломного удара, но все-таки он был милиционер и имел определенную подготовку, которую, правда, последнее время сильно подутратил. Он попытался схватить свой выпавший пистолет, но тот из бандитов, который был не Вася пинком ноги отправил оружие в кювет и крикнул напарнику:
— Мочи его!!!
Шрымза не стал ждать второго удара, перевернулся и ударил ногой Васю с занесенной над головой монтировкой под колено. От этого Вася промахнулся и попал не по лбу Шрымзы, а ему по ключице. Адская боль пронзила все тело капитана. Особенно ему было обидно, что мимо мчались машины и никто, никто не попытался даже остановиться, чтобы ему помочь.
— Я капитан особого отдела милиции! — прохрипел Шрымза, но, похоже, особой любви к представителям закона нападавшие не испытывали.
Судя по всему, не ведали они и страха перед стражами порядка, особенно валяющимися на грязном асфальте с повреждениями от монтировки.
— Заткнись, мусор, где-то «бабло», что тебе «бобер» дал? — прокричал тот, что был не Вася.
Шрымза сразу и не понял что его спросили, оттого и промолчал. А получилось, как будто он мужественно переносит боль и не желает открыть тайну бандитам. Вася в то время нагло рылся в машине капитана и, открыв бардачок, крикнул:
— Фига, бабки тут в машине, бросай его, поехали!
Но Фига не спешил, потянулся, растопырив корявые пальцы, к гордости Шрымзы к его толстенной золотой цепи.
— Погодь, Ерема, я «перевес» у мусора сдерну! — ответил, нагло ухмыляясь, Фига. — Не по рангу менту такая «веснушка»!
И тут Шрымза вспомнил сводку — конечно же, Фига и Ерема — наглые грабители, залетные откуда-то из Воркуты. Сам Шрымза за ними охотился и встретился в такой вот «неформальной» обстановке. Фига схватился за цепь своей пятерней, чтобы оторвать ее и тогда Шрымза с силой пнул его в пах носком ноги. На большее его не хватило — и из-за этого резкого движения боль сломанной ключицы и поврежденного позвоночника стрельнула по всему телу. Фиге здорово не попало, зато сам Шрымза завыл от боли.
— Ах, ты, мусор, поганец! — возмутился Фига. — Ерема, дай-ка мне железку, я менту рыло подрихтую! Он мне чуть шары не расплющил!
Ерема протянул, вылезая из салона «Ауди» Фиге монтировку, но Шрымза вскочил и сам попытался впрыгнуть мимо Еремы в свою машину, чтобы завести ее и скрыться от преступников. Ничего у него не получилось. Разъяренный Ерема ударил его в челюсть, Шрымза полетел в сторону Фиги, который резко замахнулся монтировкой и коротким тычком опустил железяку на темечко милиционеру.
И тогда капитан Шрымза услышал как затрещала, разрываясь, кожа на голове и хрустнул череп. Это был последний звук, который он вообще слышал в жизни. Шрымза упал, оросив кровью асфальтовое покрытие шоссе и замер без движения. Бандиты спешно закинули безжизненное тело капитана милиции в багажник его же автомобиля, отъехали в лесок и через минут десять как ни в чем ни бывало, вышли назад.
— Шедевральное «кадило» я себе оторвал у мусора? — с гордостью спросил Фига у Еремы, поправляя на шее золотую цепь Шрымзы.
— В натуре, не дешевое, — ответил Ерема и добавил, — жирного «бобра» нам с тобой сегодня Люсенция подкинула. Нужно ей оттопырить пару сотен за такую наводку.
— И сотней обкумарится, шалава, — махнул рукой Фига.
— Надо было хорошенько этого «бобра» облапать, — сказал Ерема, — «коры» ментовские забрать, они бы нам пригодились.
— Охота тебя возиться с «мясом», — брезгливо ответил Фига, — он же весь был в юшке перемазан. Хер с ними с корами, они в метро на каждом углу продаются. Поехали в ресторан, куш обмоем.
Они залезли в свой потрепанный «Москвич», завелись и поехали в сторону Москвы. Еще минут через десять над лесом, из того места откуда вышли бандиты, стал валить черный-черный дым. Это горел «Ауди» покойного Шрымзы, а в нем, горел запертый в багажнике и сам хозяин.