Кровавая ротация

Глава 4

Отец все больше и больше удивлял её. Однако верно люди говорят, что первое впечатление обманчиво. Ей стало настолько любопытно кто же такой на самом деле её отец, что она просто сгорала от нетерпения. Но он не спешил о себе рассказывать.

— Ты еще и телепат, однако, — восторженно покачала головой Татьяна, когда милиционеры ушли.

— Что ты, я не телепат, просто у меня большой жизненный опыт в таких делах, — ответил отец, — я на кухню пойду, все эти яйца поджарю и пельмени сварю. Салат сварганю из помидоров и огурцов. Объедимся.

— Я тебе помогу, — вскочила с дивана Таня, — вообще-то я тебя должна угощать, ты же мой гость.

— Да ладно, — махнул рукой отец.

Когда сели ужинать Татьяна сказала:

— А я тебя помню, когда была маленькой. Помню, что ты тогда был в форме. Точно помню, что ты был в военной форме и меня высоко-высоко вверх подбрасывал, когда мне пять лет было.

— Я тебя подбрасывал и в три года, и в четыре, — ответил отец, — и даже в один годик. А ты хохотала и визжала от радости.

— Я не помню когда это было точно в пять или в три, но точно знаю, что ты раньше был военным, — продолжила Таня, — но не помню в каких войсках ты служил. Ты десантник?

— А тебе мама что совсем ничего обо мне не рассказывала? — спросил отец.

— Абсолютно ничего не рассказывала, как будто тебя и не было вовсе, — ответила Татьяна, — а если я спрашивала о тебе, она злилась и говорила, что у меня только один отец — мой отчим, а тебя в нашей жизни больше нет и никогда не будет. Знаешь, со временем я и сама о тебе забыла.

Повисла пауза и чтобы нарушить ее, Татьяна спросила:

— Так ты, значит, точно был военным. Я угадала?

— Да, я был военным, — согласился отец, — но не десантником, а морским пехотинцем. Я командовал десантно-штурмовой ротой, но это было очень давно.

— Расскажи о себе, мне интересно, — попросила Таня.

— А ты сама совсем ничего не помнишь? — спросил отец. — Не помнишь как мы жили в поселке Спутник в Мурманской области все вместе — ты, я и мама. Заполярье не помнишь?

— Не-а, я маленькая была, откуда я могу все это помнить? — помотала головой Татьяна. — Единственное, что помню — это какие-то сопки белые вокруг, а над ними черное-черное небо и холодно-холодно. И еще мы с мамой уезжаем в Киев, а ты на перроне нам машешь рукой. Вот это помню. Помню, потому что ты мне подарил тогда зайца большого игрушечного. Маленькая была тогда, а запомнила. Из-за зайца, наверное.

— Да, было дело, я дарил тебе зайца, — сказал отец с грустной улыбкой отец, — я вас в отпуск провожал. А вы больше назад не вернулись…

— Не вернулись, потому что мама в Киеве полюбила другого — моего отчима?

— Нет, Татьяна, скорее всего вы не вернулись, не из-за этого, а оттого, что мы с твоей мамой были совершенно разными людьми, — ответил отец, — наша любовь заранее была обречена на провал, но мы были слишком молоды, чтобы задумываться над этим. Я твою маму совсем не виню в том, что она не вернулась ко мне. Хотя тогда, когда я получил это письмо, мне было очень тяжело.

— Какое письмо? — не поняла Татьяна и сразу же попросила. — Ты расскажи мне лучше все с самого начала, а-то я ничего не понимаю! Где вы с мамой познакомились?

Отец посмотрел на Татьяну и спросил:

— Тебе правда все это интересно?

— Конечно мне интересно!!!

— Мы познакомились с твоей мамой на дискотеке. Она тогда была певицей. Пела в ансамбле, который играл на танцах. А я был курсантом Киевского военно-морского училища, любил во всем быть первым и поэтому, само собой, хотел чтобы рядом со мной была такая красивая и знаменитая девушка, как твоя мама.

— Мама была знаменитой? — спросила с удивлением Татьяна.

— В нашем районе, — ответил отец.

— А-а, — рассмеялась Татьяна, — мама была «звездой районного масштаба». А мне мама никогда не говорила, что пела на танцах. Наверное она стесняется, что нынешний директор музыкальной школы начинала с того, что пела на танцах? Или потому что тот период ее жизни связан с тобой.

— Не знаю почему она тебе ничего не рассказывала, — пожал плечами отец, — а вообще часто ты с мамой говорила по душам?

Татьяна задумалась и ответила:

— А ты знаешь, ведь не часто. Она была всегда занята делами, а у меня тоже было мало свободного времени — обычная школа, музыкальная, хореографический кружок.

— Ты танцевала? — удивился отец.

— Как таракан на блюдце, — рассмеялась Татьяна, — двигаться в такт музыке научили и то ладно. Но ты не отвлекайся. Мама пела на танцах, а ты был в нее влюблен. И что дальше?

— Сначала я как-то не решался подойти и с ней познакомиться, — продолжил отец, — но вот как-то после одного из вечеров мы вышли с ребятами с танцев и я вижу, что к твоей маме клеится какой-то хлыщ здоровый. Хватает ее за руки и тянет. Я подошел, заступился, возникла драка…

— И конечно, ты всех побил.

— Нет, как раз наоборот, — улыбнулся отец, — нас, курсантов, было только трое, а местных человек двадцать. Я оказался в больнице, меня еще и исключить хотели из училища за драку в общественном месте. Но твоя мама пришла ко мне в училище, рассказала моему начальству как на самом деле все было и меня простили. Потом мы с твоей мамой начали встречаться, затем расписались, родилась ты, я закончил училище и меня направили в бригаду морской пехоты в «Спутник» в Заполярье. Вот мы всей семьей и поехали. Нам комнату дали в общежитии. Для меня это был самый счастливый период моей жизни, когда мы были все вместе — ты, я и мама.

Отец замолчал.

— И что было дальше? — спросила Татьяна.

— Сейчас, когда прошло столько лет, — сказал отец, встав со стула, — я понимаю, что иначе, чем получилось у нас с твоей мамой и быть не могло. Сначала мы очень любили друг друга. Мы радовались редким встречам в мои увольнительные, когда еще я учился в военно-морском, а она в музыкальном училище. Мы гуляли по Крещатику, целовались, покупали вишни, а жили в просторной трехкомнатной квартире ее родителей, твоих бабушки и дедушки… кстати, как они себя чувствуют?

— Ничего, живы здоровы, — ответила Татьяна, — постарели только сильно, а так ничего.

— Они были против нашего брака, — сказал отец, — они всегда готовили для своей дочери иную судьбу, чем участь жены военного. И вот так случилось, что когда из теплого большого Киева мы приехали в маленький холодный поселок в Заполярье, то твоя мама заскучала. У меня в то время были частые и длительные опасные командировки по нашей стране и за рубеж. Везде, где была война, туда и я ездил. А когда я уезжал в очередную длительную командировку, твоя мама вместе с тобой отправлялась в Киев к своим родителям, чтобы не скучать в одиночестве в холодном Заполярье. Она на своей родине в Киеве пела, занималась преподаванием вокала, она там жила. А возвращаясь в Спутник, когда и я туда приезжал, начинала скучать, не знала куда себя деть. Она любила свою работу, свою жизнь, которая была у нее в Киеве, а я любил свою работу и свою жизнь, которую я не мыслил без морской пехоты. И конечно, в отношениях между нами произошел разлом. Мы просто не понимали друг друга. Мы были слишком разными, чтобы быть рядом. Но была еще ты, маленькая Татьяна, ради которой мы сотни раз снова и снова пытались строить свои отношения с нуля.

— И ничего не получилось? — спросила Татьяна.

— Нет, к сожалению, не получилось, — ответил отец, — когда тебе исполнилось пять лет, твоя мама уехала в Киев и прислала мне последнее письмо, в котором написала, что между нами все кончено и она любит другого. На этом все и закончилось.

Отец её негромко вздохнул, словно всё о чем он рассказывал произошло вчера, а не много лет назад и Татьяна поняла — нету у него никакой семьи, а рана от расставания с мамой и до сей поры кровоточит.

— Я знаю, она полюбила моего отчима, — догадалась Татьяна, — и ушла от тебя к нему вместе со мной.

— Да, так все и было, — кивнул отец.

— Ясно, — медленно произнесла Татьяна.

Ее так и подмывало спросить: «Ладно, я понимаю, вы с мамой поссорились, она уехала и стала жить с другим. Но почему ты не приехал ко мне ни разу и ни разу за тринадцать лет мне ничего не написал?».

Она уже даже приоткрыла рот, чтобы спросить это, но так и не решилась, решила отложить этот щекотливый вопрос на потом.

— А сейчас ты где служишь? — спросила Татьяна.

Отец отошел к открытому настежь окну, помолчал и ответил:

— Сейчас я пока нигде не служу…

— В отставку вышел? — поинтересовалась Татьяна.

— Вроде того, — неохотно ответил отец.

По тону ответа Татьяна поняла, что отец не очень хочет говорить на эту тему. В биографии его явно было много моментов, которые он не хотел открывать Татьяне. Она и не настаивала.

— А семья у тебя есть? — решила всё-таки спросить его самого Татьяна. — Жена, дети?

— Никого нет, — ответил отец, — кроме тебя у меня нет никого. И родители мои уже умерли оба. Отец пять лет назад умер, а мама три года назад. Это твои бабушка и дедушка были.

«Которых я ни разу в жизни не видела, — добавила про себя Татьяна, — и даже не знаю как их звали».

— Я это… — неуверенно начал отец. — Подарок я тебе привез…

— А чего же сразу не отдал?

— Я хотел отдать еще на вокзале, но когда к тебе за автографами подошли, я растерялся, подумал, что тебе не понравится.

— А что ты мне привез?

— Бабушки твоей, моей мамы покойной серебряные серьги тебе в подарок, — ответил отец, — они моей матери от ее матери достались. А вот теперь я тебе их привез.

Отец полез в карман пиджака и достал завернутые в обрывок газеты две маленькие серебряные сережки. Они были простыми, не вычурными, да и недорогими, почерневшими от времени.

— Это, конечно, не чудо ювелирного искусства, они наверное не модные сейчас, — словно оправдываясь, сказал отец, — но все же их носили все женщины в твоей родне по моей линии. Это память. Можешь их не носить, пусть просто у тебя лежат.

— Почему ты думаешь, что я не буду их носить? — спросила Татьяна, разглядывая украшение. — Мне они очень нравятся.

Татьяна подошла к зеркалу, сняла из ушей свои золотые и воткнула отцовский подарок.

— Стильно, — сказала она, — таких сейчас ни у кого нет.

Отец облегченно вздохнул. Он-то думал, что дочь раскритикует его подарок, посмеется над ним.

— И что, ты хочешь мне сказать, что у тебя после того как ты с мамой расстался никаких женщин больше не было? — спросила Татьяна, разглядывая свое отражение в зеркале.

— Почему же, женщины у меня были, — ответил отец, — но я больше ни на ком не женился и детей не заводил. После твоей мамы у меня не было семьи.

«Наверное, врет, — подумала Татьяна, — отец мужчина симпатичный, сильный. Никогда не поверю, чтобы он вот так и жил эти тринадцать лет бобылем и никакая тетка за него не уцепилась. Паспорт что ли его попросить показать?».

Но паспорт она у отца, конечно, просить не стала. Решила как-нибудь незаметно подглядеть сама и все узнать.

— Слушай, папа, а ты помнишь тех двух парней на вокзале, которые меня и тебя обозвали нехорошими словами? — спросила Татьяна.

— Ну? — ответил отец, не поворачиваясь.

— Ведь ты мог бы их запросто узлом завязать, почему же ты их не проучил, а прошел мимо?

— А зачем мне это? — пожал плечами отец.

— Ну как же, они же на нас обзывались!

— Что из того? — повернулся отец. — Ты вот, например, когда по улице идешь и на тебя бродячая собака лает, ты за ней бегаешь с палкой, чтобы ее ударить?

— Не бегаю, — подтвердила Татьяна, — просто иду себе дальше.

— Вот ты сама на свой вопрос и ответила, — подвел отец, — на всяких дураков внимания обращать не стоит. Их слова ничего не значат. Их нужно уметь пропускать мимо себя и тогда будет легче жить.

Татьяна подумала, что хотя она и сыпала вопросы отцу, как горох из стручка, но так и не получила на них исчерпывающих ответов. Отец явно не хотел с ней откровенничать. Таня встала, убрала со стола грязную посуду и стала ее мыть в раковине. Отец снова повернулся к окну и стал смотреть на неподвижные листья деревьев за окном.

— Ветра вообще нет, — сказал он, — даже листья не колышутся.

— Папа, — спросила Татьяна, намыливая тарелки, — а ты зачем у бандитов спрашивал кто их послал меня попугать и заставить из Москвы уехать?

— Я хочу твои фонограммы вернуть, — ответил отец, не поворачиваясь, — и сегодняшняя драка возле твоего дома и тот пожар в вашей студии, мне кажется, это звенья одной цепи.

— Это Петровский все затеял, — уверенно сказала Татьяна, завернув кран и вытирая руки, — он свою Султану толкает на первое место.

— Доказательств у нас с тобой никаких нет. Не поймать нам Петровского за руку.

— Как ты его «поймаешь»? У него охрана, как у президента, да и где его искать? В адресном бюро его адреса не дадут.

— Попробуем сначала отыскать того самого «бригадира» бандитов Серого, о котором нам рассказал горбоносый и через него выйти на самую верхушку.

— Папа, а ты не боишься? — осторожно спросила Татьяна. — Ведь они уже убили Игоря! Может быть, да ну их, эти фонограммы! После сегодняшней драки мне самой стало страшно. Эти хулиганы были без оружия, а у бандитов Серого наверняка и пистолеты есть.

— Ладно, разберемся, — сказал отец, — положись на меня. Ну, что давай спать ложиться. Утро вечера мудренее, да и вставать завтра рано. Мы же с тобой обещали Светлане помочь с похоронами Игоря. Завтра она позвонит и поедем.

Татьяна кивнула и пошла стелить отцу на диване. Сама легла на раскладное кресло.

Назавтра утром Светлана из Жуковского Татьяне не позвонила. Прождав у телефона до десяти часов, Татьяна отыскала в записной книжке телефон ее родителей в Жуковском и позвонила сама. Ответила мама Светланы — Виктория Петровна. Невеселый тембр ее голоса сразу насторожил Татьяну и она поняла, что опять случилось что-то нехорошее. Татьяна поздоровалась и спросила:

— Виктория Петровна, а где Светлана? Она должна была мне с утра позвонить.

— Танюша, Светочка в больнице, — ответила ее мама.

— А что случилось? — испугалась Таня.

— Вчера вечером Света так переживала, плакала и мы с отцом едва ее успокоили, — ответила Виктория Петровна, — потом вроде успокоилась, пошла принимать ванну и там закрылась. Мы с отцом ждем ее, а она не выходит. Я позвала ее, она не отвечает. Мы забеспокоились, отец дверь выломал, а Светочка возле ванны лежит, таблеток наелась, умирает. Мы, конечно, скорую вызвали, ее увезли, сделали промывание желудка. Слава богу, жива осталась, отравиться не успела. Доктор сказал, что уже завтра отпустит ее домой.

— Мы сегодня собирались ехать заниматься похоронами Игоря, — сказала Татьяна.

— Света не может ехать, она лежит, не встает, — ответила Виктория Петровна.

— Ничего страшного, тогда мы с отцом справимся.

— А к тебе папа приехал? — спросила мама Светланы. — Мне дочь ничего не говорила. Хотя ей вчера не до того было. Как твой папа поживает, как его скрипка?

— Ко мне родной отец приехал, — ответила Татьяна, — а он на скрипке не играет. У него другая специализация. Виктория Петровна, мы тогда сами займемся похоронами, а Светлане сообщим обо всем.

— Спасибо тебе, Танюша, — вздохнула мама Светы.

Татьяна попрощалась и положила трубку.

— Теперешний муж твоей мамы на скрипке играет? — спросил отец, который слышал весь разговор.

— И неплохо, — ответила Татьяна, — он меня музыке учил с самого детства. Вот я дура! Как же мы с тобой поедем заниматься похоронами, если я даже не знаю в каком морге Игорь и спросить у Виктории Петровны забыла?

— Я запомнил в каком Игорь морге, — сказал отец, — когда Света мне показала свою запись на журнале.

— Хорошая у тебя память. Только давай решим так — ты будешь в морге насчет похорон без меня договариваться, я покойников сильно боюсь!

— Хорошо, — согласился отец.

Добрались до места уже ближе к обеду. В холодном каменном полутемном морге подвыпивший балагуристый патологоанатом спросил у отца Татьяны, покуривая дешевую вонючую папиросу:

— Как хоронить мужика намерены? Я предлагаю его кремировать, тем более, что он уже процентов на пятьдесят готов к кремации.

— Давай-ка обойдемся без шуточек, — прервал весельчака отец Тани.

— А в нашем деле без шуток никак нельзя, можно и с ума сойти. Если вашего покойничка хоронить в гробу, то в закрытом. Сделать ничего нельзя, он черный, как уголек. Кожа сильно обгорела.

Отец задумался — в этом вопросе следовало бы посоветоваться со Светланой, но она находилась в больнице.

— Кто же его так? — спросил работник морга. — Сначала задушили, а потом еще и подожгли. Небось жена постаралась.

— Погоди, а откуда ты знаешь, что его душили?

— Я, дорогой мой, здесь уже двадцать лет работаю, — ответил патологоанатом, — я чаще мертвых вижу, чем живых. Душили парня чем-то типа лески, след остался, хоть и не явный.

— А в милиции сказали, что он задохнулся от дыма, — сказал отец.

— Значит, менты либо возиться не захотели, либо сверху им такую команду дали, — сделал вывод патологоанатом.

— А ты можешь подтвердить, что его убили?

— Зачем мне это? — неохотно сказал работник морга. — Я итак уже жалею, что тебе сболтнул, что его на самом деле задушили. Я-то думал, что ты в курсе.

— Слушай, тогда оставь пока тело в холодильнике, хоронить потом будем, — сказал отец, — я попробую сделать так, чтобы провели повторную экспертизу.

— Только на мои слова не ссылайся, — сказал патологоанатом, затушивая сигарету о стену, — я тебе ничего не говорил и подтверждать нигде не буду!

Татьяна ждала отца на скамеечке возле больницы. Около нее, узнав телевизионную знаменитость, уже столпились люди и Татьяна с удовольствием раздавала всем свои автографы. Отец подошел и кивнул ей, что пора идти. Таня попрощалась со своими поклонниками и поспешила к отцу.

— Мы будем за вас голосовать! — крикнул ей вслед прыщавый худой подросток в больничном халате.

— Спасибо, — ответила ему Татьяна.

— Игоря задушили перед тем как поджечь студию, — сказал отец, когда они отошли, — мне только что это рассказал патологоанатом.

Татьяна остановилась, как вкопанная.

— Тогда пойдем в милицию скорее! — воскликнула она. — Хотя мне не хочется видеть больше этого Шрымзу, но ради того, чтобы убийц наказали, я готова пойти и все ему рассказать.

— Погоди, — прервал ее отец, — давай лучше съездим с тобой туда, где была студия и попробуем найти людей, которые видели, что бандиты приезжали в день пожара. Может быть, кто-то сможет их описать. И если их описание совпадет с тем, что рассказала нам Светлана, то тогда уж мы и пойдем в милицию.

— Хорошо, — согласилась Татьяна, — а ты думаешь что кто-то отважится рассказать нам, что в тот день видел бандитов?

— Не знаю, — ответил отец, — во всяком случае, попробовать стоит.

Через полчаса они приехали к дому, где располагалась сгоревшая студия. Дверь в студии была опечатана, напротив сгоревшей студии в подъезде находилась какая-то контора по продаже промышленных кондиционеров. Татьяна и ее отец зашли внутрь, где за столами сидели два потеющих клерка. Они были облачены в одинаковые строгие серые костюмы и затянуты галстуками по самые подбородки. В конторе по продаже кондиционеров было влажно и душно, как в бане, потому что горячий воздух офиса лениво гонял по помещению допотопный вентилятор.

Один из клерков — толстый и рыжий, узнав в Татьяне певицу, незаметно толкнул второго клерка — тоже толстого, но не рыжего, под столом ногой. Второй продавец оторвал голову от монитора компьютера, на котором он самозабвенно раскладывал пасьянс.

— Здравствуйте, — кивнула им Татьяна.

Клерки по привычке расплылись в искусственной улыбке, хотя с первого взгляда было ясно — Татьяна пришла к ним не за тем, чтобы купить промышленный кондиционер.

— Извините, а вы вчера работали здесь? — спросила Татьяна.

Улыбки с лиц клерков мгновенно спали и выражение их лиц стало сонно-унылым.

— Вы наверное про пожар пришли узнать? — спросил рыжий. — Но мы ничего не видели, у нас милиция уже спрашивала.

— А скажите на белом «BMW» к вам приезжали клиенты перед пожаром?

— К нам никто не приезжал, — хитро прищурившись, ответил рыжий, — мы вообще никакого «BMW» не видели, у нас жалюзи на окне, мы на улицу не смотрим. Дымом стало вонять, мы и вызвали пожарных. Так что мы ничего не видели, ничего не слышали.

— Пожарную сигнализацию нужно ставить, — хмуро буркнул не рыжий, — а то так можно и соседей сжечь.

— Там человек погиб, — сказала Татьяна, — его убили, а потом студию подожгли. Пожалуйста, вспомните…

В это время входная дверь скрипнула и в офис ввалился крупный, рослый мужчина в цветастых шортах и белой футболке с непременной барсеткой подмышкой. Футболка у посетителя была насквозь мокрой, а по лицу струями тек пот. Входя он толкнул Таниного отца, но даже не повернул голову, не то чтобы извиниться.

— Э! — сказал он. — Тута кондиционеры продают?

Оба продавца снова засветились приветливыми улыбками, вскочили со своих мест и радостно закивали головами так, что толстые щеки затряслись, как желе.

— Чего у вас тута дымом так воняет? — спросил посетитель, плюхаясь в кресло.

— А это вчера пожар был напротив, — пояснил рыжий с натянутой улыбкой, — вон у них горело.

С этими словами рыжий тыкнул пальцем в Татьяну. Жирный посетитель осмотрел с ног до головы Татьяну и бесцеремонно спросил:

— Че-то лицо мне твое знакомо, ты на Кипре не отдыхала прошлым летом?

— А что это вы мне тыкаете? — возмутилась Татьяна. — Я с вами на брудершафт не пила!

— Га-га-га, га-га-га, — прогоготал, как гусь наглый тип, похотливо разглядывая стройную Танину фигурку, — а хочешь, выпьем вместе в нумерах, я приглашаю.

— Я со свиньями не пью, — ответила Татьяна.

— Что-о? — круглая морда посетителя салона по продаже кондиционеров вытянулась и стала эллипсом. — Что ты сказала?

— Что слышал! — ответила Татьяна.

— Но-но, вы, погорельцы, уходите отсюда! — вмешался не рыжий продавец. — Сегодня не подаем!

— Уроды! — бросила напоследок Таня, развернулась, толкнула дверь и вышла на лестничную площадку.