Кровные оковы

Глава 2. Гордость

– Да, мы вас ждали, – патрульный поклонился и хмуро оглядел прибывших. – Сколько людей? Нужна кому помощь?

– Сотня рядовых, два пятидесятника, – Лоренц ступил на землю и похлопал лошадь по шее. Устала ведь, бедняга. – Мне нужно видеть князя.

– Князя всем нужно видеть, – ухмыльнулся патрульный, – эй, Руф, отведи новоприбывшего к Его Светлости! – крикнул он в сторону, и тут же повернулся обратно. – Телеги разгружаем здесь, лошадей и пожитки берём с собой, а повозки встанут в круг к нашим. Знаменосец, за мной – покажу вам ваш угол.

Вокруг сразу все зашевелились, хоть и без дворовой суеты. Олаф отправился за встретившим их патрульным, командиры снарядили людей разгружать телеги с едой и вещами, а возничие распрягали лошадей. Тот самый Руф, бодрый темноволосый парнишка лет двадцати с какой-то травинкой в зубах, махнул Лоренцу рукой и повёл его вглубь лагеря.

Расставленные на траве шатры складывались в целые кварталы. У самых больших развевались знамёна знатных соседей Мерфоса: чёрные на зелёном полосы, вздыбленный лев на пурпурном поле, перекрещенные мечи на белом… по левую руку стояли столы с натянутым над ними тряпичным навесом, а рядом тлели угли в огромном кострище: похоже, здесь готовили на всех еду. Далеко слева раздавалось громкое ржание и резко пахнуло навозом. Из шатра позади раздался звонкий девичий смех; Лоренц вздрогнул от неожиданного звука.

– Что здесь делают женщины? – осмелился-таки он спросить у своего провожатого. Тот развёл руками.

– Вы, господин, точно не захотите видеть две тысячи мужиков, запертых в одиночестве. Да ладно вам, успокойтесь, – хохотнул Руф, – в первую очередь они прачки и посудомойки.

– А во вторую? – нахмурился Лоренц. Тот только снова чуть ухмыльнулся и ускорил шаг. Женский смех затих, кони были всё громче. Из-под навеса поодаль послышались хриплые крики, ругань и удары. Сиятельство покосился на шатёр.

– Вы ничего с этим не сделаете? – уточнил он. Чем ближе они подходили, тем яснее была слышна драка. Руф махнул рукой.

– Это обычное дело. Небось не поделили выигрыш или поспорили, кто сегодня пойдёт в караул. Пока не втягивают остальных, всё хорошо. Вы что, в первый раз?

Лоренц вздохнул. В деревне над ним насмехались из-за слишком уж развитого чувства долга, здесь – за то, что он привык к порядку и законопослушным подданным. То ли ещё будет… этот Руф его старше всего на пару лет, по одежде – простой человек, а позволяет себе язвить, будто Лоренц – его конюший, не выше.

– Доложи Светлости, – велел военный, остановившись у огороженного высокого шатра и чуть поклонившись постовому, – к нему гости пожаловали.

Постовой, кивнув, зашёл внутрь. Через мгновение он вернулся и, поклонившись Лоренцу, жестом пригласил его зайти.

За забором был широкий свободный двор, в центре которого стоял шатёр с тем самым червлёно-белым полосатым знаменем. У костра на табурете сидел сам князь – рослый воин с медно-каштановой бородой, серьёзный и хмурый. Чуть поодаль, расположившись прямо на траве, молодой мужчина с посеребрённой сединой косой неспешно правил заточку на мече. С другой стороны шатра черноволосый юноша в одной одежде, без кольчуги, собирал бумаги в небольшой ларь.

– Ваша Светлость, – Лоренц низко поклонился. – Мы прибыли так быстро, как только смогли.

Бородач поднял голову и чуть кивнул в знак приветствия.

– Альмонт? – он махнул рукой на повязку с гербом.

– Лоренц, сын Его Сиятельства Филиппа. Батюшка мой просил передать вам это, – юноша вынул из-за ремня письмо и протянул его фельдмаршалу. Тот, не вставая, забрал лист, разорвал печать и развернул бумагу.

– Я думал, что не вы его первый сын, – чуть хмуро отозвался фельдмаршал. Лоренц насупился.

– Мой старший брат – незаконнорожденный. Он подведён ко двору совсем недавно и не обучен держать оружие. Остальные дети – девочки, и потому поехать мог только я.

– Вот как… – пробормотал Фернетт, не отрываясь от чтения письма, – значит, вас отправили, как единственного наследника и преемника…

– Именно так, – юноша улыбнулся.

– Или просто захотели избавиться от соперника за место в управе, – пробормотал седой, не отвлекаясь от своего дела. Лоренц побледнел.

– Не дерзи, Айскальт, он дворянин! – вспылил князь. – Или ты хочешь, чтоб тебя высек этот юнец?!

– Извините меня, господин, – мужчина тихо вздохнул и, повернувшись к Лоренцу, низко поклонился. Не дожидаясь хоть какой-то реакции, он снова вернулся к своему мечу. Орне Фернетт устало потёр виски и, вернувшись к чтению, надолго замолчал. Юноша, собиравший бумаги, наконец закончил свою работу и захлопнул свой сундук. Князь выдохнул и сложил письмо.

– Что ж. Батюшка ваш искренне просит о том, чтоб мы назначили вам учителя и не отправляли в путь ближайшую дюжину дней. За людей ваших, впрочем, он подобного не писал… так что за вами присмотрят, а вот ваших… сколько их?

– Сотня… – пробормотал Лоренц. Не скрывая любопытства, он рассматривал юношу с бумагами: высокий, черноволосый и очень уставший. Кажется, для него военный лагерь ещё менее привычен.

– Вашу сотню солдат, как оклемаются от перехода, включим во Флоссфуртский приказ. Вы с ними пойдёте сразу, как только приставленный мечник решит, что вы умеете всё, что должно. Думаю, у вас было хорошее образование… – тихо добавил князь Орне в сторону, – ваш отец должен был постараться.

Что ж, хотя бы не отправят на передовую без подготовки. Это, увы, не только радовало Лоренца, но и оскорбляло немного – неужели даже батюшка не считает, что он годен к службе? У них же было столько лет на подготовку!

– Проводи господина Мариана к конюшим, и моей гвардии тоже передай о сборах, – велел князь, пряча письмо за ремни, – мы выедем сегодня же ночью, как только покончим со всеми делами.

– Не думал, что голове приказа впору быть посыльным, – седой отложил оселок и хмуро взглянул на Фернетта. – Почему не отправить постового?

– Потому что голова приказа ты только на поле боя, – отрезал тот, – а здесь, будь добр, исполни волю великого князя и своего прямого командира!

Чернявый попытался было поднять ларь, но сделал с ним несколько шагов и поставил его обратно на землю дрожащими пальцами. Седой покачал головой, подхватил сундучок одной рукой и кивком пригласил паренька проследовать за ним. Когда оба вышли, а постовой встал на своё место, Фернетт сложил руки на груди и окинул Лоренца изучающим взглядом.

– Введу вас пока в курс дела. Фратейские войска стоят по нашу сторону Левсан, последняя разведка доложила о рассредоточении четырёх тысяч людей вдоль всего берега от моста и почти до гор на востоке. Мы ожидаем от них не прямой битвы, а мелких стычек по всем направлениям от реки. В идеальных условиях мы это предупреждаем и идём с востока к мосту, разбивая их на пути. Со стороны переправы нам навстречу будет двигаться первый Ивкальгский приказ – людей в нём сейчас больше, чем в столичном. В неидеальных… разведка была шесть дней назад, мы ждали несколько знамён и не могли выйти. В ближайшие два дня отряд отправится снова для изучения ситуации. Вопросы? – князь наклонил голову к правому плечу, с любопытством глядя на юношу.

– Был один, – признал тот, – вы связываете убийства в городах с переправой?

Мужчина, нахмурившись, прикрыл глаза.

– В городах не видели чужаков. Если нападения прекратятся, когда мы вытесним Фратанию обратно на свои земли, тем лучше. Если нет – то это не тот вопрос, который мне предстоит решать.

– Да… спасибо, – пробормотал Лоренц. Из головы не выходили слова князя. Пойдём вдоль всей реки! Лишь бы названный учитель признал его мастерство. Отсиживаться в лагере, пока его люди уйдут в поход, было бы не то что невыносимо – это было бы позором.

Постовой снова отошёл и скрипнул калиткой, а мужчина с косой вновь вернулся на лужайку. Бережно вытерев меч от земли, он вернул его в ножны и принялся чистить оселок, на который налипла мокрая осенняя трава.

– Походите сегодня ночью по лагерю, поговорите с командирами, – велел Фернетт. – Вы ведь впервые здесь? Убедитесь, что знаете всех людей, которые привели сюда свои войска. Поверьте, знакомство избавит вас от проблем. К тому же, вам нужно выбрать себе учителя.

– Из кого я могу его выбрать? – недоверчиво спросил Лоренц, разглядывая чужой шатёр. С ним снарядили такие же, только размером меньше – для него, и совсем небольшие, на десять человек вповалку – для солдат. Князь махнул рукой.

– Из рядовых не советую, не все достаточно обучены. Если человек хоть до десятника дошёл, то от него будет толк.

– Понял, – отозвался тот. – Тогда вы, – он кивнул в сторону седого. Тот поднял в удивлении брови. Фельдмаршал окинул Лоренца не менее изумлённым взглядом.

– Но почему? Вы же ещё никого не видели в деле?

– Потому что это первый человек, который с моего выхода из дома не пытался передо мной юлить, – отрезал юноша. – Я не был оскорблён вашей дерзостью при знакомстве. Но буду благодарен, если вы преподадите мне несколько уроков военного дела. Кажется, голова приказа для этого достаточно опытен?

Мужчина, помедлив, склонил голову.

– Если вы того желаете, господин.

– Сиятельство, – нетерпеливо перебил его Лоренц.

– Если вы того желаете, Ваше Сиятельство, – повторил он и выпрямился. – Если вы будете не против, можно начать завтра после завтрака. Днём у меня намечено много дел.

– Что ж, дело улажено, – пробормотал Фернетт, – могу лишь надеяться, что этот союз приведёт к толковым результатам.

Седой бросил в шатёр точильный камень и вернулся на своё место. Теперь настал его черёд с любопытством разглядывать Лоренца: тот, как и ушедший уже чернявый юноша, был в обычной парадной одежде, и потому смотрелся ещё чуждым этому месту. «Могу лишь надеяться», сказал князь. В кого из нас он не верит?..

– И ещё кое-что перед тем, как я отбуду в Ивкальг, – фельдмаршал чуть улыбнулся. Встав со своего места, он взял с табурета плащ в гербовых цветах с белой меховой оторочкой по вороту и накинул его на плечи. Затем медленно достал свой меч и вонзил его в землю перед Лоренцем.

– Сядьте, – велел Фернетт. Юноша, подняв на него недоверчивый взгляд, медленно опустился на колени. Холодный металл перед лицом внушал ему восторг и трепет; закрыв глаза, Лоренц почувствовал, как клинок плашмя лёг на его голову.

– Лоренц из семьи Альмонтов, – голос князя был строг и торжественен, – клянётесь ли вы в покорности и верности святейшему князю-императору Альфонсу Лассалю, его семье, детям и потомкам до самой своей смерти?

– ...клянусь, – чуть дрожащим голосом прошептал парень, не смея открыть глаза.

– Клянётесь ли, – с нажимом продолжил тот, – верно служить на благо Флоосской Империи, беречь её свободу и свободу сыновей и дочерей её?

– Клянусь!..

– Клянётесь ли исполнять без колебаний приказы офицеров, не идти против службы ради корысти и сохранять честь свою, своих людей, командиров и святейшего князя-императора?

– Клянусь! – Лоренц открыл наконец глаза и почувствовал, как по щеке побежала слеза. Меч стал таким тяжёлым. Медленно подняв клинок и вонзив его в землю, фельдмаршал протянул ладонь. Новоиспечённый воин коснулся губами его перстня и поднял взгляд. Князь улыбался по-отечески заботливо, чуть прищурив тёмные глаза.

– Поднимитесь, – велел он. – Добро пожаловать на службу в императорский легион, – Фернетт похлопал его по плечу, – я всегда рад новой крови. А теперь ступайте проверить, как устроились ваши люди, и можете быть свободны до самого подъёма. И… прощайте. Мы не cвидимся с вами ещё очень долго.

Лоренц глубоко вздохнул, не в силах справиться с восторженной дрожью, глубоко поклонился фельдмаршалу, кивнул седому и направился прочь из их дворика. Не о том ли говорил когда-то батюшка, сказав, что дни после первого призыва навечно врезались в его сердце? Юноша во всех помыслах был верен родному государству, но только сейчас, после клятвы великому князю, он понял, что никогда в своей жизни не подумает больше ничего худого о Флоосе. Сохранять честь свою и командиров… надо будет напомнить тому вояке-бунтарю о клятве. Он снова прошёл мимо того самого шатра, откуда ранее доносилась драка; двое мужчин сидели перед костром, у одного разливался синяк на скуле, у второго на повязках ладони проступала кровь. Они сидели молча, с недовольным и угрюмым видом, и пили что-то прямо из бутылок. Неужели смогли разрешить ссору и помирились?

Лоренц еле нашёл своё знамя среди десятков других. Вокруг его шатра солдаты уже расставили свои навесы, развели костры и, расположившись вокруг, отдыхали от долгого перехода. Какой-то умелец достал ребек – как только пронёс в казармы? – и принялся наигрывать бодрые мелодии. Несколько человек вокруг принялись подпевать, но на танцы уже никого не хватило. Слишком уж долго шли. Слишком хотели спать.

Внутри шатра не было теплей или уютней, чем на улице. Олаф заботливо постелил какое-то подобие ковра, чтоб господин его не спал на мокрой траве, и достал ему тонкое одеяло. Сам оруженосец лежал на спине у подпорки и задумчиво глядел наверх. Кольчуга его лежала рядом на плаще.

– Не раздевайтесь, – отозвался Олаф, увидав, что Лоренц пытается стянуть с себя сапоги, – ночью будет холодно. Можно развести огонь, но тогда придётся пустить кого, чтоб он не спал и следил за костром.

– Нет… нет, – пробормотал юноша, – пока не надо. Попробуем так... – ветер к ночи усилился, и по ткани, заменяющей крышу, забил мерзкий моросящий дождь. Вечера в степи даже летом холодные. Но Лоренц рассудил, что правильней будет хоть в первые сутки держаться с достоинством; а после можно уже и разводить ночные костры, и зазывать сюда рядовых для помощи.

Ночь была тяжёлой. По траве стелился ночной влажный ветер, дождь так и не прекратился к рассвету, и его шум, такой уютный дома, мешал уснуть. Снаружи то и дело раздавались пьяные разговоры, хохот, ругань и песни. Перекрикивались патрульные, обходившие лагерь, подавали голос недовольные кони. После крики стали и вовсе невыносимы – послышался шум из центра, стук копыт, скрип телеги и громкий голос фельдмаршала. После недолгой возни всё затихло, но вояка с ребеком никак не мог угомониться, и к нему для развлечения приходили уже, кажется, и с других дворов. Олаф при этом спал как младенец.

Ещё до восхода солнца, как только на горизонте показались первые робкие лучи света, горнисты затрубили подъём. Лоренц потёр глаза – он то и дело проваливался в дремоту, но уснуть так и не вышло. Вместо долгожданного отдыха ночью было испытание похуже дороги. Шум, не стихавший всю ночь, после побудкистал ещё громче. Похоже, вечером всё-таки было сравнительно тихо… порадовавшись тому, что сейчас не надо натягивать на себя многочисленные жилеты и рубахи, сиятельство осторожно откинул полог и вышел наружу. Люди собирались к выходу из их двора, а возле тех самых навесов с кострищем, откуда теперь валил дым от костра, уже была настоящая толпа. Лоренц огляделся по сторонам – такая же картина была и в других сторонах. Кухонь, похоже, было несколько. Неудивительно – Руф что-то говорил про две тысячи мужиков… за общим столом пришлось бы завтракать до самого обеда.

– Господин, вы что, собираетесь на раздачу? – Олаф тоже наконец встал, и выглядел при том куда свежее своего сюзерена. – Для вас же взяли нормальную еду, можно позвать рядовых, чтоб…

– Нет! – резко ответил Лоренц. – Я хочу взглянуть, в каких условиях будут жить вверенные мне люди. Что значит «взяли нормальную еду»? Неужто здесь она ненормальна? Как, по-вашему, должны жить простые солдаты?!

Оруженосец только усмехнулся негромко. Вдруг вспомнились слова того бунтаря. Вы не увидите в лагере много чести, сказал он. Лоренц подумал о женском смехе, сбитых костяшках и криках ночью. В первую очередь они прачки… неужели все эти клятвы, перстень, плащ с горностаем – это лишь видимость для командиров, которые предпочитают не думать о том, что происходит на самом деле? Взяли нормальную еду… и он ещё предлагал позвать рядового, чтобы тот ему сготовил завтрак! Неужто никто не видит в этом ничего странного?.. нет, Лоренц, конечно, не пытался никогда стереть разрыв между ним и дворовыми; да и тонкая душа не мешала ему наказывать слуг за проступки. Но здесь, внутри кольца телег и тропинок патрульных, чести и правда было куда меньше, чем в родном поместье.

Он встал в конец очереди к столам, с каким-то обречённым любопытством заглядывая вперёд. Воины перед ним стояли молча и огрызались на любой зов – кто-то попытался поздороваться, кого-то похлопали по плечу, кто-то случайно толкнул впереди стоящего… позади Лоренца встал тот самый мужик со сбитыми вчера костяшками правой руки. Мимо очереди прошёл староста Бедренки, соседней с Мерфосом деревушки. Оглянувшись и увидав своего сюзерена, стоящего среди рядовых, он не смог сдержать добродушного удивления.

– Вы пошто здесь встали, ВашСиятельство? До самого обеда ж прождёте! – он схватил Лоренца за руку и потащил вперёд. – Вы же на днях приехали, ничего не видали пока? Как ваш батюшка? Поздновато он народ-то выслал, а?

– Стойте… да стойте же! Неужели все командиры идут без очереди? – возмутился Лоренц, выхватывая и потирая многострадальную ладонь. – Я собирался проверить, в какие условия привёз людей, и есть буду с ними за одним столом!

– Вас никто не неволит! – замахал руками староста, – извините дерзость мою! Сядете, конечно, сядете с ними! Но дворянам и правда нет нужды стоять вместе с простыми, нас пропускают без ругани – вот, посмотрите. Так как батюшка-то?

Рядом со столами и правда стояло несколько человек в одежде побогаче. Неужели хоть у кого-то здесь хватило достоинства не тащить с собой разносолы, а делить хлеб с рядовыми?.. ан нет, один ушёл просто с горячим травяным чаем, не притронувшись к еде, а другой велел достать из-под стола бутылку, явно не доступную простому люду… какой-то парнишка победнее велел подать ему то же самое, что и остальным, и ушёл с порцией куда больше, чем стоявший перед ним исполинского роста мужик с заткнутым за пояс топором.

– Балаган… – пробормотал Лоренц. – Батюшка плох, но встаёт с тростью. Держится, как может, да пошлёт ему Всесветный доброе здравие, – он коснулся переносицы рукою. – А отправил меня сразу, как только смог собрать и снарядить отряд. Надо было постараться, чтоб в городе тоже остались люди, нужные в случае бед. Мне то же, что и им, – подойдя к столу, он кивнул на смиренно пропустивших его солдат. Пухлая уставшая женщина за столом шлёпнула какую-то жижу в миску, налила мятного чаю и сунула ему в руки. Лоренц понюхал тарелку недоверчиво – пахло вроде бы едой, но какой-то тошнотворной, с привкусом то ли почек, то ли просто несвежего мяса. А Олаф-то сюда не пришёл, сообразил он. Неужто решил, что может в одиночку есть господские припасы? Староста из Бедренки куда-то отошёл, не дождавшись окончания бесед, и Лоренц, абсолютно потерянный, стоял, оглядываясь в попытке встретить хоть какие-то знакомые лица.

Когда в толпе он увидал того самого вояку-бунтаря, от сердца отлегло. Протолкнувшись через разделявших их людей, юноша ненавязчиво встал рядом. Тот хмуро всматривался в окружающих и тоже уже держал свою порцию. Увидав рядом сюзерена, он осторожно, чтоб не расплескать еду, поклонился.

– Как спалось, Ваше Сиятельство? – с лёгкой издёвкой спросил он. Лоренц только головой покачал. – Ещё пара ночей без отдыха, и вы сможете уснуть. Привыкнуть надо к шуму.

– Иржи, видал наших? – крикнул чей-то голос поодаль. – Они где-то мёд откопали и квасят там одни без нас! Хорош языком чесать!

Лоренц повернулся в сторону звука. На руке внезапного собеседника была знакомая повязка с вепрем, а в руках было две полных тарелки. Парнишка, который звал собутыльника, увидав лицо своего господина, побледнел и вспотел за одно мгновенье.

– Вы, полагаю, проводите за наш стол нас обоих? – пропел юноша, делая шаг навстречу. Иржи, тот самый бунтарь, только хохотнул.

– У вас, Ваше Сиятельство, слишком хорошее мнение об этой дыре. Стол… эк придумали. Давай, провожай, – это он уже тому парню, – вишь, мы сегодня не одни будем-то.

Идти пришлось долго – почти на самое место их стоянки. Люди сидели прямо на траве вокруг потухающих, но всё ещё тёплых углей от ночных костров. Парень не врал – многие были уже навеселе. Или это они с ночи продолжают?.. тот самый солдат снова достал ребек, но сосед дал ему смачную затрещину. Похоже, ночная музыка надоела не только Лоренцу.

– Вы ещё не передумали насчёт своих запасов? – мягко спросил Олаф, присев рядом. Ему порцию принёс тот самый перепугавшийся пехотинец.

– Н-нет, пока нет, – пробормотал Лоренц, зачерпнув первую ложку. Каша была безвкусной, что в сравнении с её запахом было даже неплохо. Но, к её чести, сытной и горячей. После ночи на траве – не так уж и плохо. Конечно, хотелось её сдобрить колбасками, маслом и свежими булками, но где тут такое достать? Окружающие вояки весело и чуть пьяно переговаривались, уже закончив свои порции и приступив к пронесённым внутрь лагеря напиткам. «Должен ли я что-то с этим делать?..» – Лоренц рассеяно и чуть недовольно смотрел на мужчин, – «что-то сомневаюсь, что рядовым позволят бездельничать до самого выхода. А куда они в таком виде?..».

– Вы говорили вчера с Его Светлостью? – Олаф снова попытался вывести господина на беседу. – Он рассказал о планах на ваших людей?

– О, да, – юноша отставил опустевшую тарелку. – Вы не знаете, кстати, что делать с посудой? Мне сказали, что наши отряды отправят во Флоссфуртский приказ под общее командование. Вероятно, к делу придётся приступить уже очень скоро…

– Странно, что в столичный, а не Эльперский… – задумчиво пробормотал Олаф, – это что же, они с самого центра маршировали? А вы?

– А я, – недовольно бросил Лоренц и нахмурился, – сначала пройду обучение, а потом встану к вам. Батюшка чего-то наплёл в своём письме, и потому Его Светлость отнёсся ко мне, как к младенцу.

– Это что же, – сосед по другое плечо обернулся недовольно, – вы нас сюда привели, но командовать нами будет кто-то другой?

Толпа затихла. Солдаты все, как один, обернулись к Лоренцу, который готов был от стыда под землю сейчас провалиться. Надо же было болвану Олафу устроить этот разговор именно здесь и сейчас!

– Я буду тренироваться по пожеланию Его Светлости Орне Фернетта, – не терпящим возражения тоном отрезал Лоренц, – и, как только его подчинённые, оставшиеся этой ночью в лагере, решат, что от меня на поле боя будет хоть какая-то польза, я выеду к вам. Помните, что я обучался только дома, и ещё не знаю, чего ждать от противника посерьёзней преподавателей.

– Что может быть хуже ребёнка в командовании… – пробормотал порядком потрёпанный верзила на другой стороне круга. Лоренц вспыхнул.

– Да как ты…

– Тебе рот кто велел открывать?! – рявкнул Иржи с другой стороны, вставая на ноги. Рука его легла на рукоять меча. – Об измене на тебя доложить?!

– А сам когда начал господам сапоги лизать?! – здоровяк тоже поднялся. В руках его была опустевшая бутылка. Чуть качнувшись, он сделал шаг навстречу бунтарю. – Хошь похвалы, так чуть повыше надо сместиться!

– Да помоги нам Всесветный, – пробормотал Олаф. Остальные чуть отступили назад, чтоб не быть невольными участниками намечавшейся драки.

– Отставить! – гаркнул Лоренц, тоже вскочив на ноги. Ну почему он оставил оружие в шатре! Иржи обернулся на него. Верзила в два шага подошёл к защитнику и замахнулся бутылкой. Тот поднял меч и ударил гардой по чужим пальцам. Бугай взревел, бросил бутылку и сжал от боли окровавленный кулак. Здоровой ладонью он перехватил руку Иржи, а кулаком ударил его в живот. Тот захрипел, достал левой рукой нож из-за ремня и всадил его верзиле в плечо. Бугай завыл.

– Быстро встали и бросили оружие! – прогрохотал голос над шатрами. – Тащите их к южным столам! Двадцать плетей каждому и три смены ночных караулов!

Лоренц обернулся. Сердце его забилось быстро-быстро. У входа к их двору стоял тот самый седой мужчина, которого он выпросил себе в учителя.

– Ты кем бушь, а? – раненый верзила не отпускал руку Иржи – только ещё сильней сжал, чтоб тот не прекращал хрипеть при вдохах.

– Голова Флоссфуртского приказа, болван, в который вас определил фельдмаршал вчерашней грамотой, – прорычал седой. – Этому борзому – тридцать ударов и четыре смены, – бросил он патрульным около него. – Вяжите их, да поскорее. У кого ещё есть вопросы? – он обвёл тяжёлым взглядом отряд, порядком отодвинувшийся уже от костров. Те промолчали.

– Хорошо… – прошептал он. Голос его, однако, ничего хорошего не предвещал. – Ваше Сиятельство, жду вас у входа сразу после наказания этих двоих. И да… – он быстрым шагом прошёл к их кругу. Солдаты не шевельнулись. Дойдя до ночного музыканта, седой забрал из его сумки ребек. Тот попытался было его удержать, но получил короткий удар по затылку.

– Получишь при сворачивании лагеря, – отрезал он, вешая инструмент на плечо, – попытаешься выкрасть – будешь в патруле стоять до самого новолуния.

Патрульные подошли к замершим в центре круга драчунам и заломили им руки за спины. Бугай захрипел от боли – из плеча ручьём текла кровь. Нож, которым его ранил Иржи, остался валяться прямо на траве. Олаф проводил взглядом караульных, которые отправились за командиром со своими пленными, и покачал головой.

– Учитель ваш зашёл, значит… помните, я говорил, что этот солдафон перестанет быть вашей проблемой? Думаю, в следующий раз он хорошо подумает, прежде чем снова схватится за оружие.

– Он встал на мою защиту, – покачал головой Лоренц, – надо бы заступиться за него. Вот что, отправляйтесь-ка к этим южным столам и передайте патрульным, что я велел облегчить наказание, – он тяжело вздохнул и пошёл к своему шатру, – а я пока займусь более срочными делами.

Завязывая на ходу портупею с ножнами, он вышел из двора и направился к выходу из лагеря. Пришлось поплутать – вчера его от выхода вёл старожил, была ночь, и сейчас путь казался незнакомым. Проходя мимо тех самых костров и столов, где раздавали еду, он услышал удар и последовавшие за ним сдавленные стоны боли. А потом ещё раз, и ещё. От столов быстрым шагом вышел Олаф, кивнул Лоренцу и, не снижая скорости, отправился к их стоянке.

Названный учитель пришёл довольно скоро – юноша, прохаживаясь взад-вперёд, успел всего несколько раз поменять направление. В руках у него были небольшая бутыль и два деревянных меча.

– Давайте отойдём, – мужчина показал в сторону чуть пожелтевшего от холодов холма, – чтоб не отвлекаться на патрули.

– Вы уменьшили наказание для моего солдата? – Лоренц еле за ним поспевал. – Я отправлял своего оруженосца, и он…

– Что? Нет, меня там не было, много чести им, – отмахнулся тот. – Патрульные должны были послушаться.

Юноша замолчал. Было неприятно – от того, что его люди в первый же день опозорились на весь лагерь; от того, что он не заступился за Иржи, оказавшегося куда более благородным, чем ему показалось вначале; от того, что не сумел сам навести порядок в строю.

– Что ж, здесь, кажется, неплохо, – мужчина остановился, – ровно, свободно, караул слышно, но не мешает, – он глубоко вздохнул, словно собираясь с мыслями.

– Лоренц Альмонт, – парень чуть улыбнулся, – сын Его Сиятельства Филиппа, наследник Мерфоса, – он чуть кивнул в знак приветствия.

– Деймос Айскальт, голова второго столичного приказа, – мужчина низко поклонился. – Прошу простить мою вчерашнюю дерзость.

Лоренц непонимающе покачал головой.

– Вы же мой командир. Почему вы кланяетесь? Почему фельдмаршал вчера так вас отчитывал?

Голова чуть помедлил и вздохнул.

– Я неблагороден. До звания дошёл за семнадцать лет боевыми заслугам. Мне дали титул служилого, но мы все прекрасно знаем, на какой ступени он находится в дворянской иерархии. Я для вас командир только на поле боя, в лагере и казармах. В остальное время я ниже вас.

– Дурацкая путаница, – пробормотал Лоренц, нетерпеливо сложив руки на груди, – куда правильней было б, если бы полковым головам давали нормальное дворянское звание…

– Не беспокойтесь, – кротко улыбнулся Деймос, – поверьте, о субординации я знаю поболее многих в этом лагере. А теперь, если позволите, примемся за дело, – он поставил бутыль подальше на траву. Лоренц достал было меч, но голова вдруг его остановил.

– Не стоит сейчас портить оружие. Снимите ножны, чтоб не мешались, – он кинул деревянный меч, который принёс с собой. Юноша поймал его за рукоять – тот был чуть больше размером, чем он привык, совсем лёгкий и чуть шершавый от царапин. Айскальт перехватил свой – такого же размера, такой же затасканный, – и встал от него в трёх шагах.

– Для начала нужно оценить ваши умения, – негромко сказал он, – быть может, нам и вовсе не стоит тратить ваше время. Приступим?

Лоренц неуверенно поднял на него взгляд и увидел чуть самодовольную ухмылку. Выдохнул, перехватил правой рукой свой меч – жалкую детскую поделку, которая плохо лежала в руке и перевешивала слабым концом, – поклонился, закрыл глаза на мгновение, и ринулся вперёд. Привычный выпад к горлу был отбит резким коротким ударом, чужое лезвие скользнуло по его мечу, дойдя до пальцев. Сбросив с клинка оружие противника, Лоренц поднял руку, чтоб обрушить удар на чужую незащищённую голову. Но учитель всего за мгновенье ударил его сначала по ноге, затем по правой руке. Нападение сверху тоже оказалось отбито – не классическим дуэльным парированием, а резким рубящим ударом, едва не выбившим меч из руки. Попытавшись атаковать врага в живот, Лоренц направил меч снизу из того положения, куда его отправил удар Айскальта; но тот скрестил лезвия и заблокировал его жест. Перехватив его руку, учитель схватил свой меч за клинок и размахнулся крестовиной к виску юноши. В глазах его мелькнуло что-то жадное и звериное; Лоренц подставил свободную руку на пути гарды и получил болезненный удар в локоть. Деймос медленно выдохнул, отпустил его ладонь и отошёл.

– ...очень красивый танец, – наконец отозвался он, – жаль только, бесполезный. Я убил вас четыре раза. Вы учились дуэльному фехтованию?

Лоренц тяжело дышал, опершись на колени. Услышав вопрос, он рассеянно кивнул.

– Мне не показалось, что это было настолько плохо, – осмелился-таки возразить он, – учителя в родном поместье меня хвалили.

– О, разумеется, разумеется, – отмахнулся Айскальт. – Поверьте, против такого же благородного дуэлянта вы выстоите. Но вот в чём штука, бой редко бывает честным. И это мы ещё на деревянных мечах и с остановкой по команде. Фратейцы используют другое оружие, – он провёл пальцами по деревянному клинку, – при попытке парировать удар их клинки из-за формы скользят вниз и ранят ладонь.

Юноша встал ровно, внимательно слушая учителя. Он знал, на чём фехтуют южане; отец как-то принёс домой трофейную саблю. Но он не думал, что техника, которую ему показывали, оказалась бесполезной.

– Вы целились в горло, живот, макушку, – продолжил Деймос, чуть поигрывая рукоятью своего деревянного меча. – Не стоит. Это самые защищённые места, вам не пробить их с одного удара. Всё, что нужно сделать – вывести человека из строя, ударив его по ногам или руке, в которой он держит оружие. Сюда, – он легко коснулся кончиком лезвия голени, – сюда, – правой ладони, – или сюда, – он указал на правую подмышку. – Если вы это сделаете, противник больше не будет опасен. Если очень хочется – после можно добить в голову. Но тратить много времени на одного нельзя – вас могут окружить. Всё ясно?

Лоренц задумался, вспоминая закончившийся только что бой. Сначала пальцы, держащие меч; затем нога, правая рука и, наконец, гарда в висок. Четыре раза…

– А что же, крестовиной тоже пользуются, как оружием? – недоверчиво спросил он, потирая больной локоть. Айскальт пожал плечами.

– Используйте всё, что видите. Крестовина, щит, снятый с трупа шлем, камень на земле… если будете в перчатках, то не повредите себе руку о свой клинок. Нет разницы, чем вы раните своего противника. Попробуем снова?

Юноша уверенно кивнул и сделал пару шагов назад. Нога, правая рука, добить в голову… он опасался, что тело само собой, вспомнив старые тренировки, встанет в дуэльные позиции, а руки не будут слушаться. Но, когда учитель пошёл на него, ему удалось отбить его первый удар, а после повести меч к голени. Противник поставил блок на пути оружия, и Лоренц, резко развернувшись, изящным пируэтом направил лезвие к его руке. За это, правда, пришлось поплатиться – следующий удар Деймоса выбил меч из его рук, и вражеский клинок застыл около его глаз.

– Куда лучше, – одобрительно отозвался учитель. – Следующий совет – вкладывайте в удар больше сил. Мы не колем, а рубим. Если бы вы собирались перебить мне плечо, то моё парирование не выбило бы меч из вашей руки. Держите, – он подал упавший меч. – Ещё раз?

Они попробовали ещё раз, и ещё, и ещё. С каждой новой попыткой Лоренц выдерживал всё дольше. В конце концов у него вышло отбить все вражеские удары, но обольщаться было рано – юноша понимал, что с ним дерутся далеко не в полную силу. Слишком медленно, слишком слабо, слишком аккуратно. Когда поднятый меч затрясся в его дрожащих от усталости руках, Деймос усмехнулся чуть заметно.

– Похоже, нам стоит сделать перерыв. Присядем? – он положил свой деревянный клинок на траву и сел во влажной прохладной траве. Откупорил бутылку, стоящую рядом, сделал глоток и поставил её обратно. Лоренц сел чуть поодаль и, прищурившись, глянул на лагерь вдали. Кое-что всё ещё не давало ему покоя.

– У нас не так много времени, – его собеседник, казалось, не заметил взволнованных глаз, – мне нужно успеть на утреннее построение. Так что можно будет попробовать ещё пару раз, а после придётся разойтись до завтра. Днём вам придётся тренироваться самостоятельно. У вас есть...

– Почему вы сказали вчера про соперника в управе? – выпалил Лоренц, обернувшись к нему. – Я всё думал… как вы смогли подумать то же, что и я сам?

Голова вздохнул.

– Потому что таких молодых дворянских сыновей редко отправляют в одиночестве. К чести вашего батюшки могу сказать, что он написал нам с просьбой о вашем обучении, а значит, всё ж беспокоится о вашей жизни. А вы? Почему этого боитесь?

Юноша сел поудобней и взял в руки свой деревянный меч. Провёл пальцами по лезвию, и ощутил новые зазубрины и вмятины, оставшиеся после сегодняшнего утра.

– Его Сиятельство вначале признал нагулянного сынка, как своего бастарда, а после женился на его матери. Мои младшие сёстры – от неё, но законны по рождению. Эберт теперь живёт в нашем поместье, ходит хвостом за моей мачехой и заглядывает отцу в рот, – горько произнёс он. – А моя матушка, первая его жена, умерла вскоре после родов. И я действительно опасаюсь, что я здесь не по призванию крови и титула, а по интригам мачехи, которая желает продвинуть своего сыночка.

– ...знаете, что нужно сделать, чтоб точно вернуться домой? Чтоб интриги были зазря? – Айскальт серьёзно посмотрел в его глаза. – Забыть. Забыть обо всём этом. Не думайте о том, что вас ждёт в семье. Только о том, что видите вокруг.

– Хорошее дома тоже ждёт, – грустно улыбнулся Лоренц, – сестрёнки меня любят, и супруга ждёт первенца. Даже об этом нельзя тосковать?

И Аннет. Её надо будет навестить, показать, что с ним всё хорошо! Он силился вспомнить заплаканные щёки и белую сорочку, но в мысли упорно встревало свадебное платье в гербовых сине-зелёных цветах. Растрёпанные русые косы… лишь бы родился мальчик.

– Ни о чём, – покачал головой Деймос, – пока вы тоскуете по дому и злитесь на своего ублюдка-братца, вы слабы и отчаянны.

– Я думал, что отчаяние – друг солдата, – тихо ответил Лоренц. – Что оно позволит биться, не жалея себя. Что воин, не боящийся потерять свою жизнь, куда ценнее, и что...

– Нам не нужно, чтоб вы потеряли свою жизнь, – резко перебил его учитель. – Нам нужно, чтоб вы отнимали чужие. А это, поверьте, куда проще делать с холодной головой. Забудьте о брате. Молитесь о супруге перед сном. Но вам нужно научиться жить в новых условиях. Не ждать возвращения, а именно жить. А сейчас пора продолжать занятие, – он встал на ноги, – мне скоро уходить на построение.

То ли Лоренц отдохнул за это короткое время, то ли на Деймосе сказалась та начатая бутылка, но на этот раз парню удалось не только отбить удары, но и удачно наступать самому – первое движение к бедру было парировано, но второе, по пальцам, уверенным размахом настигло свою цель. Тот тихо выдохнул от боли и ободряюще улыбнулся.

– Отлично. На сегодня уже хватит. Завтра продолжим. Когда будете двигаться уверенней, можно будет взять нормальное оружие, а не эти палки. Пойдёмте обратно.

Лоренц протянул ему свой меч и наклонился за портупеей. Надо будет сегодня обойти лагерь и узнать, кто вообще сюда пришёл. Его Светлость велел познакомиться со всеми командирами. Станьте верным другом, сказал ему Иржи…

– А о ком вы молитесь перед сном? – вдруг тихо спросил юноша на обратном пути. Айскальт покачал головой.

– О себе. О своих солдатах. О святейшем князе-императоре.

– У вас нет семьи?.. – оторопело пробормотал Лоренц. – Неужели вам не бывает одиноко от этого?

Мужчина остановился и хмуро посмотрел в его глаза.

– Я голова второго столичного приказа. В моём подчинении три тысячи человек. Я не бываю в одиночестве ни мгновения своей жизни. Здесь – моя семья и мой дом. А сейчас, прошу вас, хватит допросов. Мы проведём вместе ещё достаточно времени, чтоб узнать друг друга.

Он легко поклонился и ускорил шаг к телегам. Патрульный, вышагивающий около дороги, открыл вход, и они оба прошли внутрь. Лоренц вдруг понял, что у него нет категорически никакого понимания о том, что ему делать и что его ждёт. Утреннее построение… а должен ли он сам на нём присутствовать? Ещё надо своих бедовых утренних бунтарей проведать. Три смены ночных караулов… подумав о том, что ещё три ночи он будет просыпаться под крики своих же людей, Альмонт снова недовольно поджал губы.

– Вынужден на этом с вами попрощаться, – учитель глубоко поклонился, – завтра после утренней еды буду ждать вас на том же месте. Если, конечно, не будет снова неожиданных событий, – пробормотал он в сторону.

– Не будет, – хмуро ответил Лоренц, – уж не с нашей стороны, это точно. Спасибо вам. Попробую сегодня позаниматься самостоятельно или со своими людьми, ежели кто-то будет свободен.

Оставшись в одиночестве, юноша побрёл по тем тропам, которые, как ему показалось, вели к его шатру. По пути он снова встретил знамёна со знакомыми гербами – похоже, соседей поселили близко друг к другу. Здесь были отряды со всех окрестных городков и деревень: понятно, отчего Ян, староста Кальгинки, так оскорбился. Были и пурпурные с медведем знамёна Альцира – столицы княжества, что было расположено севернее Эльперского. Их огороженный двор был огромен – похоже, полковые командиры повели мелких дворян под гербом своих господ. Лоренц присмотрелся – внутри, у костра, стояло не меньше десятка знамён их вассалов.

В его дворе никого не было. Какой-то чужой тщедушный паренёк озирался около самого высокого шатра, но, увидав хозяина, поспешно ретировался за забор.

– Почему все ушли? Даже извозчиков не оставили на месте… – проворчал юноша, откидывая полог шатра. Он мог бы принять поводом то самое построение, но с ними ехали и мирные люди. Или им тоже дела нашлись? Вот удивительно – недоученных возничих, значит, куда-то определили, а дворянина, командира, между прочим, отряда, отправили погулять!.. стыд, да и только. В нём опять проснулась злость на отца – если б не то злосчастное письмо, он бы не опозорился так перед всем лагерем. Подумать только, две тысячи человек любовались на его занятия на игрушечных мечах, а теперь видят, что он не пригодился даже на простой утренней перекличке!..

– Ваше Сиятельство? – в шатёр заглянул Олаф. – Прошу прощения за отсутствие, мы с соседями поспорили за перенос забора. Извозчиков забрали к северному входу, там пришла фуражная команда с Терновки, хотят сменить людей и отправить на другую сторону за сеном и продовольствием. Как прошло утро? У вас-то оно было поважней нашего.

– Фураж… – с облегчением выдохнул Лоренц, – ну конечно, конечно…

Оруженосец выслушал его рассказ и пообещал помочь днём с отработкой ударов. Иржи и тот верзила, по его словам, присутствовали на построении и вместе с другими нарушителями порядка поклялись перед всеми присутствующими грехи свои отработать и впредь не повторять. На вопрос об обязанностях Олаф только руками развёл.

– Сейчас – просто ждать до тех пор, пока не настанет черёд нашего выхода. Рядовые обязаны помогать по хозяйству, а ваше дело – усердно тренироваться и держать себя в готовности. В караул ходят не по очереди, а за проступки – поверьте, здесь в каждом дворе наберётся с десяток таких же дебоширов, как у нас. Людям скучно, вот и… – он вздохнул.

Лоренц не отпустил своего слугу, пока не расспросил обо всех подробностях жизни в лагере. На построение, действительно, ждали только простых людей; по делам тоже собирали только их. А вот все командиры, начиная с десятников, от тоски и лихого нрава часто вставали в ночные караулы: то устроят драку из-за игр, то ночью напьются и пойдут гулять по дворам, распевая во всё горло, то поссорятся с кем повыше, не поделив с ними самых симпатичных девиц. Кормят обыкновенно по утрам и вечерам, а днём люди обычно заняты делами (а вы, Сиятельство, не забывайте про свои припасы). Олаф настолько просто об этом рассказывал, что Лоренц начал верить, что всё действительно идёт своим чередом. О какой чести можно говорить, лёжа на мокрой траве с тарелкой этой утренней каши под звуки наверняка уже разбитого ребека? Ему опять вспомнился женский смех. Нет, до такого он точно не дойдёт…

Вечер мало отличался от утра – такая же толпа к раздаче, такие же хмурые солдаты в очереди, такой же тошнотворный запах из тарелок. Люди, правда, были куда более усталые и недовольные. Знакомых лиц на этот раз Лоренц не заметил, и со спокойной душой отправился обратно к шатрам с вепрем. Теперь он старался не думать о том, что видит и слышит вокруг. Просто иди на своё место. Просто играй по этим правилам.

Просто вернись домой, когда придёт время.

У наспех сколоченной калитки его встретили Иржи с тем верзилой: пришло время им сменить дневной караул. А у дальнего костра собралась группа парней, которые смеялись и негромко пели, подыгрывая себе на каком-то подобии барабана. Приглядевшись, Лоренц только вздохнул расстроенно – за инструментом сидел тот самый солдат, у которого забрали ребек. Вот неугомонный. Где стащил только? В ближайшем круге толпа захохотала, а двое мужчин поднялись на ноги и, отряхнувшись, направились к калитке.

– Что тут случилось? – Лоренц встал у костра, где продолжали посмеиваться солдаты. – Почему они ушли?

– Проштрафились, ВашСиятельство, – улыбаясь, ответил ближайший парень, – играли на роль постовых на эту ночь. Теперь им стоять у забора до самой побудки.

Как бы хотелось сейчас бросить в него миску с кашей. И назначить очередь, и разогнать всех веселящихся вдали удалых певцов. И навести порядок, чтоб хоть в этом уголке лагеря всё было спокойно… Лоренц глубоко вздохнул и с силой сжал тарелку. Играй по правилам. Научись жить.

– Ваша воля, – махнул он рукой, – пока это работает. Ты-то хоть не проштрафился? Пойдёшь со мной, этой ночью будешь следить за огнём. Олаф! – крикнул Сиятельство, – ступай разбираться с моими вещами!

Оруженосец, чуть кряхтя, поднялся с удобного места, ткнул в плечо сидящего рядом мужчину и направился к самому высокому во дворе шатру.

– И да, – он повернулся обратно к костру, – до отбоя спокойно развлекайтесь, но чтоб ночью я даже писка отсюда не слышал. Всем понятно?

– Как на вас лагерь-то повлиял, – пробормотал негромко парнишка рядом с ним. – Не беспокойсь, будем тихи, как амбарные мыши.

Лоренц безмятежно улыбнулся. Кажется, он начал понимать здешние правила – и теперь они были ему по душе.