«Ясень бури мечей
Сеял страх меж врагов
Нет ему равных
На пашнях войны.
Слава иль смерть,
Вот выбор его.»
— Песнь об Аргайле.
Шаг за шагом наша стена щитов продвигалась по узкой долине, медленно, но неумолимо. Впереди ждали гаэлы, сжимая в руках копья и грохоча древками по щитам. Их вымазанные углём лица должны были вселять страх в наши сердца, но я видел лишь горстку дикарей.
— Ублюдки! — раздался голос из нашего строя.
— Кейлиогас! — донеслось в ответ.
Мы осыпали друг друга оскорблениями, которых не понимали, чтоб подбодрить себя. Это всегда работает. Идти в атаку молча слишком страшно для обычных людей.
Я шёл в первом ряду, на правом фланге, укрываясь щитом из тополиных досок, плечом к плечу с проверенными соратниками. Это напоминало одну из многих наших тренировок, и я рассмеялся. Этвальд справа от меня хохотнул в ответ.
— Залп! — крикнул Чеслав, и над нашими головами просвистели стрелы.
Наши стрелки расположились на возвышенности чуть позади, и теперь расстреливали гаэлов сверху. Я рыскал взглядом по склонам близлежащих холмов, но лучников не видел. Это было подозрительно, их попросту не могло не быть.
— Бей! — закричал Чеслав, и мы побежали в атаку.
Этот момент я помню до сих пор. Первое сражение в настоящей стене щитов невозможно забыть, так же, как невозможно забыть первый поцелуй или рождение первого ребёнка. С того времени я прошёл через сотни битв и заработал десятки шрамов, но эту стычку с кланом ап Мона я буду помнить до самой смерти.
Наши стрелки сделали ещё залп, и гаэльские щиты оказались утыканы стрелами, но я не видел ни убитых, ни раненых. Пока.
Мы бежали по лужам, собравшимся в ложбине, потрясая оружием и выкрикивая проклятия и угрозы. Один короткий рывок — и две армии столкнулись с оглушительным грохотом, словно раскаты грома спустились из-за туч. Воздух наполнился железным запахом крови, воплями умирающих и звоном металла. То была музыка битвы.
В мой щит ударилось вражеское копьё, застряло в досках, я ударил в ответ не глядя, краем глаза увидел, как соседу в глаз врезается наконечник копья, и тот падает замертво, тут же отомстил за него, выпустив его убийце потроха. Гаэлы сдерживали наш натиск, но я чувствовал — это ненадолго.
— Держать строй! — заревел Чеслав. Поразительно, его голос перекрывал любой шум.
Лучники били прицельно, и то тут, то там из крашеных углём лиц вырастало белое оперение.
Я орудовал копьём как бешеный, наконечник мелькал в воздухе словно стрекоза. Взмах — седобородый гаэл пытается ладонью зажать дыру в горле, ещё взмах — враг вскидывает щит, попадаю в верхнюю окантовку, но моему соседу удаётся довершить начатое уколом в грудь, ещё взмах, отскок, сам закрываюсь от удара, парирую, бью, копьё распарывает врагу щёку, рисуя на чёрном лице кривую ухмылку.
Древко становится скользким от чужой крови, строй дикарей почти прорвали, так и хочется выхватить меч и начать смертельную пляску, но сзади раздаётся приказ Чеслава держать строй, и я лишь крепче перехватываю копьё.
— Не высовываться! — кричит полководец. — Скоро они побегут!
Гаэлы побежали. Мы кинулись их преследовать, охваченные азартом, ведь нет ничего приятнее в битве, чем прикончить улепётывающего врага, потерявшего храбрость.
И тут затрубил рог.
Фивелл ап Мона не был таким дураком, каким казался на первый взгляд. На холме справа показались всадники. Замысел был прост, связать нас боем в ложбине, притворно отступить, а потом покончить с нами внезапным ударом во фланг. Конницу, спускающуюся с холма, так просто не остановить.
Чеслав Чёрный Ветер увидел опасность вовремя.
— Правый фланг, назад! Разворачиваемся! — заорал он.
Наша стена щитов отточенным движением отошла и повернулась лицом к новому противнику. Всадники набирали скорость, спускаясь к нам с копьями наперевес.
— Садись! — прогремел новый приказ.
Строй ощетинился копьями, которые уже вкусили сегодня вражеской крови. Лучники переключились на новую цель, но это не могло остановить конную лавину. Я присел за щитом, сжимая древко копья изо всех сил, но даже это не придавало храбрости. Когда на тебя на полной скорости несётся конный отряд — зрелище жуткое.
— Держать строй! — рявкнул я, скорее чтоб подбодрить себя, а не в качестве настоящего приказа. — Убьём дикарей!
Из-под конских копыт летели комья грязи, и я вспомнил сегодняшний сон. По щеке сползала тягучая капля, то ли дождя, то ли вражеской крови, и я смахнул её рукавом.
— За короля! — воскликнул я, ударом копья встречая несущегося на меня всадника.
Конница врезалась в наш строй на полном скаку, пытаясь сломать линию щитов, прорвать её, посеять хаос и по одному убивать разрозненных противников. Но их встретила добрая теурийская сталь, и мы насаживали гаэлов на копья, как жуков на булавку. Мы не дрогнули.
Я увидел среди всадников Фивелла ап Мона, он гарцевал на своём вороном жеребце в десятке шагов от меня, отбиваясь от троих сразу.
— Убейте его! — рявкнул я, остриём указывая на него.
На мгновение мы встретились взглядом. Я увернулся от очередного выпада, уколол вражескую лошадь в грудь, та встала на дыбы и сбросила седока. Во мне кипело неистовое желание лично прикончить гаэльского вождя, но к нему нужно было пробираться сквозь гущу сражения.
Стена щитов всё-таки распалась, битва неизбежно превратилась в резню. Гаэльские пехотинцы вернулись на поле боя, начали теснить наш левый фланг, но Чеслав отправил туда подкрепление из гвардейцев, которые тяжёлыми длинными топорами разбивали их щиты.
— Фивелл! — заорал я.
Гаэльский полководец повернулся на крик, и я метнул в него копьё. Тот поймал его на щит, из-за чего ему пришлось его отбросить.
Я выхватил из ножен Призрачного Жнеца, и мне на мгновение показалось, что клинок задрожал от рвущейся наружу неистовой силы. Я закричал что-то нечленораздельное и крутанул мечом, приглашая врагов отведать моего клинка.
На меня обрушились сразу трое противников, но я чудом увернулся от их ударов, взмахом меча отрубил длинноволосому гаэлу правую руку, в которой он держал топорик, пируэтом ушёл влево и отрубил другую. Парень на один удар сердца застыл неподвижно, неверящим взглядом смотря на культи, и я избавил его от страданий точным уколом в шею.
Мимо просвистел топор, я вовремя пригнулся, пнул врага в колено и снизу вверх полоснул мечом. Острейшая сталь скрежетнула по рёбрам, я вытащил окровавленный клинок, ногой подтолкнул падающего противника, и закрылся щитом от нового удара. Гаэльский меч ударил по окантовке сверху, доска расщепилась.
Против меня остался опытный воин. Он пнул меня по щиту, я едва не лишился зубов, взмахом головы уклоняясь от своего же щита, отскочил, опасаясь удара по ногам, и не зря, его меч прожужжал совсем рядом с моими коленями. Гаэл наседал и наседал, не давая мне перейти в контратаку, но тут ему в висок с чавкающим звуком вонзилась стрела, и он упал замертво. Я отсалютовал мечом неизвестному стрелку и побежал вперёд, к Фивеллу ап Мона.
— Сразись со мной! — закричал я ему на гаэльском.
Вождь развернул коня, полоснул мечом по голове одному из наших воинов, ударил жеребца пятками в бока и помчался прямо на меня.
Я крепче сжал рукоять меча и посмотрел на рубин. Тот горел ярко-красным, кровавым цветом. И я понял, что сегодня победа будет за нами.
Я побежал ему навстречу, смеясь как безумец, играючи увернулся от удара, резанул вороного жеребца по ногам, тот споткнулся и упал. Фивелл ап Мона спрыгнул на землю, зло сплюнул в траву, пробормотал какое-то проклятье и пошёл на меня. Он держал меч двумя руками, как дровосек. Я снова засмеялся. Призрачный Жнец взметнулся вверх, молнией устремился назад, гардой отбил удар, навершием разбил вождю нос. Хлынула кровь, но то была кровь унижения, а не кровь смертельной раны.
Фивелл взмахнул мечом, но я видел каждое его движение ещё до того, как он его сделает. Я видел тысячи вариантов развития этого боя, и в каждом из них гаэльский вождь в конце концов оказывался повержен. Он и сам это понимал, судя по всему.
Я полоснул его по руке, отскочил назад, коротким уколом в бедро обездвижил его, и, наконец, широким взмахом клинка отрубил ему голову. Призрачный Жнец дрожал в моих руках, и я знал, что он дрожит от восторга после доброй драки, что он рад вернуться в мир после сотен лет беспробудного сна. Я и сам был в восторге, я никогда ещё не чувствовал себя настолько живым. Все цвета сделались яркими, все мои чувства обострились до предела.
Я окинул взглядом поле битвы. Теурийские воины добивали последние очаги сопротивления. Мы победили. Я рассмеялся снова.